Время сказок

Андрей Ланиус

Время сказок

Глава 1 Любитель словесности из станицы

Ингода для Читы то же самое, что Нева для Петербурга. Красавица Ингода… Восточнее Читы она сливается с Ононом, образуя Шилку, а та, в свою очередь, соединяется с Аргунью, рождая Амур. Амур-батюшка…Ингода… Онон… Аргунь… Какая богатая фонетика! Так и чувствуется простор, ширь, тайга.Наш край суров, но в нем есть свои прелести. Вам понравилось бы. Там еще сохранились уголки нетронутой природы. Лоси, кабаны, рыси… А какая рыбалка! А если бы вы видели, как цветет багульник! Сказка! Это непередаваемо!

Станица Кунгаловская с трех сторон окружено высокими, могучими вершинами сопок Едлегчи,Тедкегчи и Наран. Если смотреть сверху, кажется, что видишь перед собой каменную подкову, которая упала с копыт мифического скакуна . А горы возвышаются над этой подковой, будто паруса – особенно в ясную зимнюю пору, когда их белые вершины блестят в лучах неяркого солнца.

Каменную подкову будто пересекает блестящий след гигантского сказочного меча. Это небольшая,бурливая речка, она продолжает водопад, пенящийся по склону восточной вершины. Там, где водопад падает на землю, образовалось озерцо, его питает подземный родник. Именно поэтому озеро, рожденный от маленького водопада, удивляет приезжих своей шириной и плавностью – они ведь ничего не знают о роднике.

Добраться до станицы нелегко. Вначале нужно ехать по огромному лугу, разноцветной скатертью расстилающемуся по долине. Сочная, высокая трава готова скрыть путника с головой – даже если он едет на лошади. Но и подъехав почти вплотную к Кунгаловской, видишь, что нужно еще взбираться по отвесным террасам, одна за другой поднимающимся к самым околицам станицы.

На первом выступе сосновая рощица. Второй выступ начинается бор с редкими деревьями осины , березы ,лиственицы. Здесь можно встретить черного аиста– считают, что именно в этих местах выводят птенцов эти редкие птицы, ведь именно в окрестных пещерах можно найти множество черных перьев, которые оставляют аисты.

Следующий выступ кунгаловцы называют «скатерть».

В самом деле, он весь как бы соткан из разноцветья рододендрон и тюльпанов – словно искусная вышивальщица подобрала оттенки один к одному: красные, багровые, желтые… Даже бабочки, порхающие над цветами, и те каких‑то необыкновенных, фантастических расцветок… Если остановишься здесь и оглянешься вокруг, увидишь: серебристые вершины сопок с этого выступа кажутся еще более величественными и прекрасными, словно ожившими. А дальше, после третьего выступа, виден н мост; только пройдя через него, можно ступить на землю Кунгаловской.

А вот и главный герой нашей повести – он сидит на плоской каменной глыбе недалеко от моста, болтает в воде ногами и разглядывает противоположный склон. Зовут его Нил.

Нил любит три вещи: первое – устав после футбола, читать книгу, лежа на диване. Второе – без устали фантазировать на самые разные темы. Темы он берет в основном из прочитанных книг, иногда пытается выразить свои фантазии в виде стихов. Третье – когда надоест читать, забыть обо всем и до изнеможения снова гонять в футбол. Но исполнение желаний дается нелегко. Это может подтвердить и Нил. Когда, устав до чертиков, весь в пыли, он возвращается домой, бабушка бурчит – черти что ,где был?.Дед Петя, у которого он часто тайком берет книги, тоже воспитывает no‑своему: читай, мол, то, что тебе положено по возрасту. Даже прабабушка, давно перешагнувшая девяностолетний рубеж, не остается в стороне от воспитания Аламазона: «В мое время хорошо знали, в какое место лучше всего входит наука». Единственный, кто по‑настоящему понимает Нила, – это его дядя Вова. Ему мальчик готов доверять все свои летние секреты, включая самые «страшные».Дядя Вова, когда приезжает из столицы, тоже словно превращается в мальчишку – непоседливого, озорного, и иногда вместе с племянником получает от бабушки и прабабушки выговоры… Вчера он снова приехал в станицу, правда, совсем ненадолго, и привез с собой таинственную коробочку из серебра, с полустершимися буквами – как раз о таких, наверно, рассказывается в сказках «Тысячи и одной ночи».

Нил читает жадно и с упоением. Но в кишлаке, в школьной библиотеке, не слишком много приключенческих книг. Правда, те, что есть, он прочитал по многу раз – и про Чипполлино, и про Буратино, и про Тома Сойера с Геком Финном. А уж о «Робинзоне Крузо» и «Маугли» – и говорить нечего!

Иногда бывает, когда он делает налеты на книжную полку старшего брата, мы уже говорили. Ровно два года назад, когда после шестого класса он отдыхал на каникулах, тайком прочитав «Минувшие дни», «Мираж» и «Казаки», принялся за «Анну Каренину». Этот шедевр Толстого Нил так и не дочитал: дедушка поймал его за чтением как раз посередине главы о любви. Нагоняй в тот раз был особенно ощутимым: у любознательного шестиклассника долго горели уши!

Но, несмотря на все это, книги делала свое дело: детские учили мальчика тому, что правда и добро обязательно побеждают неправду и зло; книги для взрослых – что настоящим человеком можно назвать только того, кто приносит пользу людям и родной стране, борется за правду и справедливость. И у Нила возникало желание совершить что‑либо такое… такое, чтобы о нем могла говорить вся страна! Он жаждал подвига! Но что именно нужно сделать, с чего начинать?

И он размышлял о героях прочитанных книг. Вот Робинзон Крузо – он же мог в одиночестве опуститься, одичать, превратиться в что‑то страшное, а он, наоборот – трудился, воспитывал Пятницу и сражался с кровожадными дикарями. И, не имея возможности общаться, вел дневник… Нил тоже стал вести дневник, приутих, стал уединяться – совсем как Робинзон Крузо. А уж после того как прочитал «Спартака» Джованьоли – и вовсе разошелся: вообразил себя гладиатором, соорудил деревянный меч и, сражаясь, как гладиатор, нечаянно разбил голову однокласснику, который владел своим мечом несравненно хуже. Ох, и неприятностей же было у него после этого у Нила, разумеется!

И только учитель физкультуры, который вел кружок фехтовальщиков, не стал упрекать мальчика, а пригласил его в свой кружок, говоря, что такого энтузиаста ему как раз и не хватает!

Делать нечего – стал Нил ходить в кружок. Теперь можно было смело орудовать шпагой и соображать себя д'Артаньяном. Он так увлекся, что незаметно для себя стал лучшим фехтовальщиком школы. Ученики младших классов, когда встречали его, почтительно уступали дорогу, шептались вслед: «Нил, Нил!». И все‑таки Нил отдавал предпочтение футболу.

Слов нет, приятно нанести «укол» своему противнику. Но еще приятнее забить гол в чужие ворота под одобрительные крики мальчишек, многие из которых старше его, но держат себя с ним, как равные. Прочитав же «Прощай, оружие!», Нил вообще потихоньку стал увиливать от занятий в кружке, за что учитель физкультуры обещал пожаловаться родителям. Ну а что последует за этой жалобой, известно! Вот почему, сидя на плоском камне у реки, чемпион школы по шпаге предавался унылым размышлениям, не обращая внимания на круглощекого, упитанного мальчишку. Тот, сидя неподалеку, искоса посматривал на нашего героя, с аппетитом уплетая пирожки с повидлом.

Этот второй мальчик тоже заслуживает того, чтобы рассказать о нем поподробнее, ибо он вместе с Нилом переживает удивительные и забавные приключения. Зовут его Фома. Он не из тех мальчиков, которые делают что‑то, не думая о последствиях. Фома знает что к чему. Больше всего он любит вкусно поесть и потому беспрерывно что‑то жует. У него тоже есть свои неприятности. Одна из них зовется «Математика». С первых же объяснений учителя, вводящего своих учеников в сложный мир чисел, строгих законов и постоянных величин, Фома понял, что в мире есть немало вещей, придуманных специально для нервотрепки людям. Потому каждый урок превратился для него в настоящую пытку. Сколько не бился учитель, объясняя ему какое‑либо правило, Фома только тупо смотрел в учебник и с отчаянием кивал головой в такт объяснению. Зато он твердо усвоил, что эта наука – не что иное, как враг всего человечества.

А теперь мы ненадолго покидаем наших друзей возле навесного моста – до тех пор, пока мысли их не приобретут совершенно другое направление.

Глава 2 Фома Френсис Морган

– О чем думаешь, эй, Нил? – спросил Фома, дожевывая очередной пирожок.

– О сокровищах.

– О чем, о чем? – чуть не подавился от неожиданности Фома. – О каких сокровищах?

– О настоящих, о каких же еще? – вытаскивая ноги из воды, ответил невозмутимо Нил. – Ты что, не дочитал книгу?

– Я… я просмотрел ее.

– Просмотрел! – презрительно покачал головой Нил. – Но если даже толком и не прочел, все равно обязан был задуматься: почему им можно было искать сокровища, а нам – нет?

В первые дни летних каникул Нил случайно напал на книгу Джека Лондона «Сердца трех». Залпом прочитал ее. Мужество веселых и упорных кладоискателей, преодолевших страх смерти, ужасы пещер и подземелий, крепко запали ему в душу. Он просто бредил этими героями. Конечно, тут же дал прочитать книгу своему «оруженосцу»‑так звали Фому за то, что он повсюду, как тень, следовал за Нилом, а тот, вот тебе раз, только «просмотрел» ее!

– Ты что же, кроме еды, ни о чем не способен думать? – не давая Фоме возможности оправдаться, накинулся Нил на друга. Но тот и не думал оправдываться.

– Дурак я, что ли, чтобы попусту ломать голову? – ответил он, жуя сладкие пирожки. – Эти твои кладоискатели все время мечутся из пещеры в пещеру, а ради чего ради золота. К тому же они все время вынуждены голодать. Разве это жизнь?

– Эх ты! – махнул рукой Нил. – Все о том же…

И тут же, снова загораясь, громко и возбужденно заговорил:

– Ты подумай, голова твоя садовая: если у индийцев в пещере находят сокровища, у народа майя вон что отыскали, то почему же в пещерах у русских или бурятов не найтись чему‑то похожему? У нас ведь какая древняя история,империя Чингизхана,маньчжуры, русские землепроходцы, даурские казаки,красные партизаны Гражданской войны – чего только в ней не было! Чует мое сердце: если в наших сопках и горах Забайкалья пещеры не кишат кладами, то отрежь мне ухо. Просто никому не пришло в голову поискать их.

На смуглом лице Нила заиграла улыбка.

– Эх, найти бы нам хоть один клад! Мы тогда смогли бы сделать людям столько добра!

И он, как всегда, стал фантазировать.

– Что в первую очередь? Ну, конечно, построили бы рядом с пастбищем … космодром для полетов на Марс и Венеру. Да еще установим огромный памятник Олегу Васильевичу.

Олег Васильевич, всю жизнь проработавший учителем начальных классов, умер два года назад, но и сейчас его частенько вспоминали добрым словом в Кунгаловской. Он был не только учителем, но и воспитателем в самом лучшем значении этого слова, и ученики его всегда с успехом выдерживали экзамены даже в столичных вузах. Двое его учеников носят звание Героя Советского Союза, один стал министром,другой астрономом директор обсерватории, а есть один, который работает самим директоров масложиркомбината! Выпалив все это, Нил задумался. Кажется, все предусмотрел. Но ведь еще неизвестно, какой клад найдешь. Наверно, надо сначала найти сокровища, а потом уже распоряжаться. Ведь, как говорит Назар‑алкаш, «чем больше у тебя денег, тем больше расходов». Помолчав немного, он тронул Фому за плечо:

– Так что, за дело?

– Какое дело? – изумился Нил.

– Надо идти за кладом.

– Еще чего! Ты что, все это всерьез?

– Серьезней не бывает. А для чего ж мы все это говорили?

– Это ты говорил, а не я. Ты что, думаешь, что тебе в пещере сокровище приготовлено? Мол, приходи, дорогой Нил, и бери меня, если хочешь.

– Эх, ты! Трус ты, вот что! Я хотел тебя назвать Френсисом, а ты недостоин этого, как я посмотрю! А как было бы хорошо: я – Генри, ты – Френсис!

Поменять прозвище – это была давняя мечта Фомы.

С самого раннего детства его в минуты гнева называли – пончик. И хотя прозвище «пончик» необычайно подходило кругленькому как футбольный мяч, Фоме, ему казалось, что кличка явно несправедлива. Но если его назовут Френсис, то мальчишки перестанут дразнить «пончик». В самом деле, какое из бранных слов похоже на Френсиса? Нет таких слов! И он задумался.

Нил нетерпеливо наблюдал за ним. Перед этим он долго размышлял. В общем‑то Фома недостоин носить это имя. И имени Генри он тоже недостоин. Но ведь не будешь же носить два имени сразу, хотя и одно, и второе имя словно созданы для Нила. Справедливость требовала, чтобы он уступил одно из них Фоме. А поскольку в поединке двух братьев победителем все‑таки оказался Генри, то Нил решил, что‑что, а это имя он не уступит!

– Ну, что? – не выдержал он.

– Ты не спеши, – примирительно проговорил Фома. – А откуда мы знаем, есть ли вообще золото в горах Нарани-Гереля.

– Есть! Если нет, отрежь мне уши. Говорят, что оно может быть в самом конце пещеры – в Червонокаменной. Там вполне могли зарыть когда‑то клад.

– А что мы возьмем с собой? Из еды, конечно, – начал сдаваться Фома – Ты думаешь, мы сможем так долго голодать, как эти… из книги?

– Не горюй! Я уже позаботился о своей дружине, – торжественно объявил Нил.

Он встал на глыбу камня и выпрямился, высоко подняв голову. Торжественно объявил:

– Раз ты согласен, то двинемся. Готовься, Френсис! Мы отправляемся в священный поход. Впереди – Червонокаменная. И хотя Фома в душе скорее готов был вечно сидеть на берегу спокойного, тихого ручья, жуя что‑нибудь вкусное, чем подвергать себя опасности в пещерах, он молча кивнул головой. Раз Нил сказал, значит так тому и быть.

На следующее утро, еще до восхода солнца, он отправились в путь.

Станица еще спало. На склоне горы влажно поблескивала роса. Молчали птицы. Ежась от предутреннего холода, мальчики выбрались на узкую тропку, прижатую к восточным склонам Едлегчи. Они прошли мимо водопада, потом долго карабкались вверх – туда, где по камням, то пропадая, то возникая в расщелинах, протекал голубой, ослепительной чистоты родник, прозванный – Райским. Именно возле него и находился знаменитый Нарани-Геделя с пещерами. И самой легендарной-Червонокаменной.

Глава 3 Червонокаменная

В пещере было влажно и прохладно. У самого входа и дальше валялись старые и совсем еще свежие кости – наверно, сюда утаскивали хищники свою добычу. Перья горных гусей, рассыпанные повсюду, при каждом шаге щекотали лицо, взметываясь вверх мягким пушистым облаком.

Наши кладоискатели, гордо вступившие в пещеру, подобно землепроходцам 17 века, вскоре замедлили шаги – свод пещеры с каждым шагом становился ниже. Мальчики сгибались все больше и больше, оберегая фонарь, которыми они освещали дорогу.

Вскоре пришлось ползти, держа фонари в вытянутых руках и волоча за собой увесистые сумки с продуктами.

Пыхтя, обливаясь потом, ползли они, натыкаясь то на каменные выступы, то скользя руками по влажной глине и каждую минуту боясь покатиться куда‑то вниз, то обдирая колени и отплевываясь от пыли.

– Когда же это кончится? – ныл Фома, вслед за Нилом нащупывая в темноте путь, слегка задыхаясь, так как верткий, быстрый Нил опережал своего спутника. Тогда Нил задерживался, подбадривал Фому;

– Ничего, это еще только начало! Не бойся, скоро сделаем перерыв. Не все же только ползти!

Спустя некоторое время и впрямь они добрались до места, где можно было поднять голову и даже сесть.

– Вот здесь передохнем и перекусим, а то, что впереди, неизвестно. Может, такого свободного пространства больше не будет, – скомандовал Нил.

Фома, не отвечая, тяжело дыша, растянулся на камне. Нил поставил повыше свой фонарь, развязал мешок с продуктами, разложил возле лежавшего Фому вареные яйца, кусок мяса, ржаной каравай.

– Ешь, и побольше! – заговорил он. – А то ведь нам придется мешок с продуктами оставить здесь.

– Как – здесь?! – взвился Фома.

– Проход узкий, может сузиться еще больше, не пролезем, – спокойно объяснял Нил. – А с собою возьмем только флягу с водой и сухари в карманы.

Нил почувствовал, что ему все меньше хочется зваться Френсисом. Пусть будет вечно сопровождать его кличка «пончик», зато как хорошо валяться на траве под теплым солнцем или следить, как мама готовит пельмени! А то ползи в темноте, как лягушка, да еще и надейся только на сухари!

– Я вижу, что тебе хочется назад, – угадал его мысли Нил. – Не надейся. Кто же тогда будет устанавливать памятник Олегу Васильевичу? А космодром?

– Со временем государство само построит космодром.

– Ты бы, конечно, не прочь все заботы о своей персоне переложить на государство. Пусть оно нас учит, дает образование, пусть строит памятники и космодромы или обсерватории. Так, да? А мы будем сидеть и потирать руки – еще нам давайте, да побольше! Хочешь, скажу тебе, кто ты такой?

– Ну кто?

– Паразит, воткто! Не думаешь, что нужно государству, думаешь, что нужно тебе! Что будет, если все так начнут думать?!

Фома безнадежно махнул рукой. Он знал: если Нил захочет, он может доказать все что угодно. Умудрился же он доказать вину Игната из «А» класса, хотя, если рассудить здраво, то сам же был во всем виноват. Кто пустил камень в кизиловое дерево? Нил. И в том, что камень упал на Игната, который стоял под деревом, виноват опять же он. Но нет – Нил перевернул все наоборот.

– Ты почему не учишь физику? – напустился он на Игната. – Почему ротозейничаешь во время урока?

Ребята, стоявшие вокруг, от удивления открыли рты.

Не меньше удивился и Игнат: какое отношение имела его ушибленная голова к тому, учил он или не учил физику?

– Не твое дело! – взвизгнул он, вытирая слезы. – Что ты этим хочешь сказать!

– То, что ты физику знаешь даже не на единицу – на ноль!

– Врешь! – выпалил Игнат, не предполагая, что эти слова обернутся против него же. – Физику я знаю на «пятерку!»

– Знаешь?

– Знаю.

– Значит, ты знаешь и закон земного притяжения!

– Ну и что? Что из этого? – несчастный Игнат чувствовал, что его увлекают куда‑то в сторону. Чувствовал, но сделать ничего не мог.

– А то, что брошенный вверх камень непременно падает вниз! Ты знал это и преспокойно стоял под деревом, ждал, пока камень упадет на твою голову!

Игнат онемел от такого нахальства. А Нил наступал;

– Отвечай: зачем нарочно встал на пути камня? Или ты хотел, чтобы отец дал мне взбучку? А? Говори: рассчитывал на то, что я получу трепку?

– Отстань! – закричал наконец Игнат. – Отстань от меня! Ничего я не хотел! Просто стоял под деревом!

И получилось так, что Игнат должен был оправдываться, а Нил чувствовал себя обиженным!

Кто же после этого рискнет ввязываться в спор с Нилом?!

Фома тоже промолчал. Он понимал – будет так, как сказал заводила Нил. Придется довольствоваться сухарями.

И это было самое большое неудобство так хорошо начавшегося путешествия. Вздохнув, Фома нежно погладил мешок и сумку. Эх, сколько вкусных вещей оставляли они здесь.

Как и предполагал Нил, пещера сужалась все больше. Они, извиваясь, как ящерицы, ползли и ползли, иногда буквально спиною чувствуя своды. Конечно, с увесистым мешком проползти здесь было бы невозможно. Воздух здесь был спертый, и с мальчиков градом катился пот. Одежда намокла и стала тяжелой. Резко запахло серой.

– Мы задохнемся! – испуганно завопил Фома. – Слышишь, чем пахнет?

– Ну и что? Дальше воздух будет свежее… Я чувствую – где‑то здесь начинается тяга. Жалко, что нет спичек. Я бы проверил.

– Все, хватит! Я возвращаюсь назад!

– Без меня побоишься. Так что лучше тебе ползти вперед со мной.

Фома замолк. В самом деле, назад одному возвращаться страшно. Эх, зачем он поддался уговорам?

– Послушай, – примирительно начал он. – Сколько мы читали, нигде не было, что в такой вот дыре может быть клад. Ну кто поползет его сюда зарывать?

– По‑твоему, клад зароют на развилке дороги?

– Нету здесь клада! – твердо сказал Фома. – Не было и не будет!

– Предатель! – разъярился Нил. – Ты недостоин имени Френсиса, ты всего – на всего ‑«пончик» или «пельмень»..

– Наплевал я на твоего Френсиса!

– Да? Тогда катись отсюда! – закричал Нил. Мальчики не могли повернуться друг к другу, и потому каждый кричал вперед: Нил – в пустоту подземного хода, Фома – туда, где слабо краснел свет фонаря и виден был двигающийся Нил.

Вот он уполз еще дальше, дальше… Фома, лежа на боку, прислушался. Равномерно падали вниз капли, откуда‑то сбоку тянуло удушливым запахом серы, а глина под руками и животом была такая скользкая, вязкая… Фома поежился, представив, что он поползет назад в одиночестве. Нет, что угодно, только вместе с Нилом! И он изо всех сил заработал локтями, снова пополз, тяжело пыхтя и проклиная все на свете! Он не заметил, как дополз до крупного грота , и, только почти вывалившись в проход и нелепо заболтав в воздухе руками, блаженно задохнулся, жадно глотая чистый, упоительно прохладный воздух пещеры.

– Ну, ты и застрял! Как снаряд в пушке! – посмеиваясь, Нил помог Фоме выбраться из прохода. Мальчики почти одновременно повалились на пол, раскинув руки и пытаясь отдышаться после душного, зловонного подземного лаза.

– Что это так гудит? – немного погодя спросил Фома. – Посмотри, пожалуйста. Мой фонарь испортился.

Он умолчал о том, что во время одного из поворотов нечаянно налег на фонарь всем своим плотным телом, Что‑то треснуло внутри, и пришлось Фома ползти до самой пещеры в полной темноте.

– Это гудит вода, – направив луч фонарика в стороны, Нил обнаружил, что с потолка грота, по уступам, словно серебристая лестница, льется водопад. Струи воды, стекающие по стене, казались неподвижными. Возле стены образовалось маленькое озерцо, оно не увеличивалось в объеме, и непонятно было, куда уходила лишняя вода.

Луч фонаря казался совсем слабым в огромном пространстве, которое открылось перед ребятами. Пещера эта, все стены которой обросли мхом или сталактитами, напоминала дворец – с величественными колоннами, бесчисленными выемками, похожими на комнаты. Сходство усиливалось блеском, которое исходило от сталактитов и льющейся воды.

– А где же золото? – нетерпеливо спросил Фома.

– Тебе сразу все подавай! Погоди. Нашли дворец, найдем и клад!

Словно набравшись бодрости от одного упоминания о сокровище, Нил быстро встал и потянул лежащего Фому:

– Вставай! Давай‑ка начнем поиски прямо сейчас!

И кладоискатели с жаром принялись исследовать пещеру. Дело подвигалось медленно. Чем меньше оставалось комнат, тем больше хотелось плакать Фоме – нигде не видно было никаких признаков клада. Когда была обыскана последняя выемка, из глаз его обильно потекли слезы.

– Если бы нашли хоть поломанный котелок, не было бы так обидно! – всхлипывая, приговаривал он. – Что мы за люди после этого?

– Не хнычь! – зло прикрикнул на него Нил. – Что ж тебе – клад так и лежит, не успел пройти полпути.

Сам он, усердно переворачивая камни, успел до крови поломать ногти, но не хотел признавать поражения – исследовав все выемки, стал внимательно осматривать и ощупывать стены Червонокаменной. Долго его поиски не приносили никакого результата. Усталый Фома, усевшись неподалеку, тихонько сосал сухарь, тайком вынутый из кармана, а Нил все искал да искал… Наконец в одном из дальних углов он увидел узкую расщелину, которая словно разрезала стену от потолка до земли. Только в одном месте, возле самого потолка, в нее мог бы протиснуться такой, как он. Дальше же расщелина смыкалась почти вплотную. Точно такая, вспомнил мальчик, была в сказке про Али‑Бабу и сорок разбойников. И он закричал восторженно:

– Сим‑сим, откройся!

И хотя каменные глыбы не раздвинулись, как это было в сказке, мальчик не унывал.

– Я чувствую – сокровище где‑то здесь! – с упоением повторял он. – Эй, Фома, вставай! Давай‑ка мы сначала посмотрим вон то озеро возле водопада. А вдруг золото именно там?

– Что ему там делать? – лениво сопротивлялся Фома, пока Нил тащил его к пруду.

– Бывало, когда враги оказывались близко, владельцы клада бросали его в воду. Золото ведь не ржавеет!

– Что же, мы, как рыбы, поплывем по озеру?

– Зачем? Мы станем нырять!

Делать было нечего. С неохотой Фома вслед за Нилом разделся и нырнул в холодную воду.

Озерцо было неглубокое, и кладоискатели очень скоро обнаружили, что «образцы», добытые со дна, очень похожи на камешки, которые выбрасывает на берег местной речки во время весеннего наводнения.

Закоченевшие, усталые, ребята снова оделись и, прижавшись друг к другу, тщетно пытались согреться. Вскоре пришлось встать и до изнеможения отплясывать танец дикарей, чтобы не замерзнуть в холодном воздухе Червонокаменой. Когда они опять сели близко друг к другу, Нил решительно сказал:

– Теперь остается только последнее средство!