скачать книгу бесплатно
– Есть дома. В сенях.
– Вот и подольешь.
– Ну, так…
Чернявый достал из-за пазухи увесистый кошель и потянул за тесьму. Кожаный зев, стянутый шнурком, открылся, и прямо на Захара смотрели золотые монеты. Захар даже не встречал нигде такого чистого червонного золота. И в руках никогда не держал, и в глаза-то не видывал.
– Да, здесь же целое состояние, – прошептал он.
– Ну… Этот постоялый двор сможешь выкупить, и еще деньги останутся.
– А не обманешь?
– Слово даю. Как все исполнишь, так найдешь меня тут же и получишь свою награду. На, вот, возьми, – франт достал одну монету, подкинул ее в воздухе так, что монета хищно блеснула чистотой червонного золота, и протянул ее ошалевшему Захару. – Как вернешься, то весь кошелек будет твой, да к нему еще ящик водки или бурбона. Что пожелаешь.
– Ну, коли так, то я быстро. Жди меня тут. Я побегу за керосином. А потом к старой бане, – выпалил раскрасневшийся Захар. – Я знаю к ней и короткий путь. Там есть одна дорожка, в обход рощи.
– Давай-давай. Исполняй.
Когда темное декабрьское небо чуть посветлело перед рассветом, Захар Платонович вернулся в трактир. Выглядел он мокрым и уставшим.
– Уф, аж вспотел весь, – проговорил он, присаживаясь. Толстый нос уткнулся в рукав: – Фу-ты, кажись, я керосином и гарью весь пропах. Нет?
Но его новый знакомый не ответил ему, а лишь скользнул по раскрасневшейся физиономии холодным взглядом угольно-черных глаз.
– Ты все сделал, как я велел?
– Все, господин хороший, – робея, громким шепотом божился Захар.
В душе он очень боялся, что важный господин обманет его и не заплатит за выполненную работу.
– Да, не крестись ты… – с брезгливостью поморщился столичный гость. – Расскажи все толком, как оно было.
– Я сходил домой и взял бутылку с керосином и спички. Хорошо, что моя Аксинька куда-то завихрилась на ночь глядя. Взял я бутылку и пошел. Ваша правда, что на небе луна появилась из-за тучек, да такая яркая, что весь лес, словно на ладони. Хорошо все видно было. Сначала чуть заплутал, правда. Бесы, видно, морочили, – Захар хмыкнул. – А после нашел узенькую тропку – она окрест рощицы шла. Пришел к тому месту. Протоптал сквозь снег тропинку, и добрался до сруба. Облил все керосином и того…
– Хорошо загорелась?
– Ого! Вспыхнула окаянная так, словно черти поддувало снизу открыли.
– Когда горела, то на стенах ничего не было?
– А что должно было быть?
– Среди пламени цветы не лезли?
– Какие цветы? – оторопел Захар. – Зима же.
– Забудь. Это я так.
– Пламя крепко занялось. На всю округу видно его было. Я все боялся, что с усадьбы увидят и пожарных вызовут.
– Ваши пожарные находятся в соседней деревне. Все сгорит, пока они приедут.
– Что верно, то верно. В общем, все мои опасения были напрасны – никто меня не видал. Ни один человек к пожарищу не вышел.
– Она дотла сгорела?
– Ну, я уж до самых угольков-то ждать не стал. Видал только, что весь второй этаж обгорел, и вниз бревна провалились. Да и правду сказать, горело всё так сильно, будто я не бутыль керосину плесканул, а целую бочку. Как увидел, что первый этаж догорает, то я уж не стал рисковать, а побег до вас. Боялся, что рассветет скоро, и ненароком кто из деревенских меня увидит. За поджог ведь каторгу дают, – жалобно добавил он. – А ежели закуют меня в кандалы, то на кой мне и золото ваше. Так ведь?
– Так, – бесстрастно кивнул гость. – На, держи. Ты заслужил его.
С этими словами черноволосый кинул на стол увесистый кошель. Золото грузно зазвенело. Захар протянул к узлу дрожащую руку.
– Премного благодарствую, барин, – вымолвил он.
– Ступай…
Но Захар держал в руках мятую шапку и топтался на месте.
– А как насчет водки? – спросил он робко и покраснел.
– Иди до дому. Там у тебя в сенцах стоит ящик бурбона.
– Как это, дома? Откуда же ты знаешь, где я живу?
– Иди, говорю…
Захар стоял в нерешительности.
– И в трёх мирах я сжёг вертеп… – изрек он странную фразу.
И не успел Захар еще раз поблагодарить этого необычного человека, как тот встал и стремительно двинулся к выходу. На мгновение Захару показалось, что сей черноволосый господин не идет по грязному полу трактира, а парит, не касаясь его дорогими штиблетами. Он вылетел за дверь прямо на мороз, без верхней одежды, и с хрустальным звоном исчез в утренней морозной мгле.
* * *
Он пришел к ней в эту самую ночь, ночь перед Рождеством, чтобы попрощаться.
– Любимая, как я и обещал, я сотру твою память. Когда ты проснешься, ты уже не будешь помнить обо мне. Совсем. Увы, но я вынужден это сделать, иначе ты будешь очень несчастной в этой жизни. А я этого не хочу. Я не оставлю тебя. И буду иногда навещать. Но ты не будешь об этом знать. Я хоть и демон, но буду хранить тебя не хуже твоих ангелов. Когда придет твой день и час, я появлюсь, и ты всё вспомнишь. И уж тогда сама решишь, с кем тебе быть. Что касается Володьки, то я постараюсь ограничить его визиты или сделать их тусклыми и ничего не значащими для тебя, как и большинство человеческих снов. Прощай, моя любовь…
Он подлетел к ней лишь на мгновение и целомудренно поцеловал в мокрые от слез глаза. А после он сделал несколько шагов назад и растворился в пламени трепещущей свечи.
А дальше снова был сон.
В ночь перед Рождеством Глафира увидела огромное снежное поле, на котором стояли три деревянных сруба. Она знала, что это Его баня. Но в этом сне их почему-то было сразу три. И все три бани полыхали от огня, озаряя языками пламени всю округу. Все три сруба меж собой создавали на снегу странную пентаграмму, состоящую из невидимых светлых лучей. Алые протуберанцы взвивались яркими вспышками, уносясь к темному небу, на котором сияла огромная луна. От луны тоже шло круглое, словно обруч сияние – это было лунное гало.
Даже во сне Глафира не могла оторвать от него восхищенного взгляда.
* * *
Наутро она проснулась совсем здоровая. Рядом в кресле дремал муж.
– Сережа, что ты тут делаешь? – с улыбкой спросила Глафира.
– Я? А ты разве ничего не помнишь?
– Нет. А что со мной было?
– Ты сильно болела.
– Странно. Но я себя хорошо чувствую и ужасно хочу есть. Попроси Малашу, сварить пшенной каши. Я голодная, словно волк.
– Ну, слава богу! – выдохнул Сергей. – Будем сегодня праздновать Рождество.
* * *
Он брёл по бескрайнему полю, покрытому снегом. Брёл наугад босыми и горячими ногами. На плотном снежном одеяле шипели и таяли следы от его голых ступней. До рассвета оставалось совсем немного времени. Он шел и плакал, сложив на спине огромные белые крылья.
Глава 3
Пробуждение давалось с трудом – глаза не хотели открываться. Они были мокрыми от слёз. В последнем сне ему привиделось огромное небесное гало. Сияющий обруч огибал ночную красавицу-луну. А ниже обруча – из стороны в сторону раскачивалось гигантское зарево. Горели три дома. И всполохи яркого пламени долетали до самых небес. А на земле, на снежном и бескрайнем покрывале, в лихорадке и тоске метались серые немые тени.
Он смотрел и смотрел на пожарище, а его сердце сжималось от необъяснимой печали. Казалось, что в дикой пляске огня и в сухом треске бревен тонет его последняя надежда. В этом пожаре гибнет часть его самого. Его любовь и его память о прошлой жизни.
Он все-таки проснулся и тряхнул головой, отгоняя от себя тягостное видение. За окном серел местный день, не сулящий ничего нового.
– Господи, как всё надоело… – прошептал он.
Не хотелось подходить и к шутовскому зеркалу. Ему было страшно даже представить те образы, кои могло сотворить противное зерцало, вникнув в его недавние приключения в неведомом темном городишке, где его вместе с друзьями чуть не изувечила мерзкая египетская ведьма. Владимир хотел было, проскользнуть мимо своего домашнего шута. Но в последний момент отчего-то передумал. Он решительно двинулся к трюмо и показал собственному отражению весьма характерный жест, крепко согнув в локте правую руку.
– Ну, ты меня понял, да?
Зеркало не возражало.
Махневу даже показалось, что по серебристому овалу поплыли нежные сливочные облака на фоне невинного голубенького неба, а ниже зацвели луговые ромашки. В комнате запахло цветами.
– То-то же! И не сметь злорадствовать. Иначе пойдешь в утиль. На задний двор.
Он спустился на первый этаж, прямо в столовую. Здесь царили чистота и порядок. Ничто не напоминало о том, что еще недавно здесь звучало фортепьяно, и сновали меж столами шустрые официанты. Ушел в небытиё его воображаемый ресторанчик, принесший ему помимо вкусных трапез, массу тревожных рандеву.
Полно, а был ли этот ресторанчик таким уж воображаемым? Ему не хотелось ныне вдаваться в какие-либо подробности своих недавних приключений. Он прошел и сел за обеденный стол. Есть вовсе не хотелось. Хотелось просто посидеть в тишине и посмотреть на пылающие в камине дрова. Дрова вспыхнули сами собой, уютно озарив мягким светом большую столовую. На мгновение Владимиру показалось, что он в комнате не один. Или как-то изменилась обстановка. Сначала он даже не понял, в чем дело. И только когда его взор скользнул по той стене, что находилась слева от него, он понял, что произошло.
В неглубокой нише, оклеенной шелковыми голландскими обоями, на которых висела рама с милым итальянским пейзажем, появилась беломраморная женская фигурка. Он вспомнил её. Это была скульптура из его недавнего миража. Впервые он заметил её по дороге в ресторанную уборную. Еще тогда эта скульптура поразила его пышностью женских форм, далеких от античных образцов, и живостью искусно исполненного мраморного лица.
– Ба! – воскликнул он. – А статую из ресторана-то, зачем я умыкнул? Чай, она числится на балансе приснопамятного питейного заведения. Как же так? Отчего она не улетела вместе со всем миражом?
Он приблизился к белому изваянию и вновь уставился на него. Это была не совсем обычная статуя. Она была полностью изготовлена из каррарского мрамора и изображала собой довольно молодую и стройную девицу с весьма пышными формами. Девица стояла на небольшом постаменте, похожем на усеченную колонну. Поза рукотворной красавицы казалась довольно стремительной. Тонкие фалды невесомой ткани, исполненные искусным скульптором, мягко огибали роскошные женские формы. Одета статуя была в драпированную тунику, открывающую высокие наливные груди с торчащими сосками и нежную шею девицы. Прекрасным выглядело и лицо каменой дивы – тонкие черты и густые, распушенные по плечам локоны, выдавали в ней породистую аристократку.
– Боже, как же она хороша! – восхищенно прошептал Владимир, вглядываясь в мраморные черты. – И кто же изваял такую потрясающую красавицу? Она словно живая.
Он отошел в сторону и полюбовался на статую.
– Какие формы! Кто же тот смельчак, дерзнувший изваять эдакую красоту?
Изогнувшись, он заглянул ей за спину. Плавные линии талии переходили в вызывающе оттопыренные ягодицы совершенной и весьма пленительной формы. От внимательного взора Махнева не ускользнули и узкие ступни изображенной девицы.
Он вновь отошел от статуи и присел на стул.
– Да, кто же ты? Венера, Афродита или Астарта? И кто же тебя такую изваял?
После того, как Владимир озвучил свой, как ему казалось, риторический вопрос, в воздухе его дома вдруг тонко запахло лимонами и какими-то южными цветами. Уши его заложило от едва заметного гула. Он сморщился и отогнал это наваждение. Но далее случилось нечто, что потрясло его еще сильнее. Ему показалось, что статуя повернула к нему свою изящную головку и едва заметно улыбнулась. Да, чёрт побери, она именно улыбнулась!
– Лучиана Росси, – услышал он звук, похожий на звон серебряного колокольчика. – Меня зовут Лучианой.
А после раздался девичий смех.
Владимир протер глаза и схватился за виски. Статуя назвала своё имя. Оказывается, её звали Лучианой!
А после ему почудилось, что пространство комнаты наполнилось каким-то хрустом. Это напоминало вскрытие весеннего льда на Неве. Владимир вскочил со стула и подбежал к статуе. Гладкий беломраморный покров из камня вдруг начал трескаться прямо на глазах. От тела скульптуры откалывались целые куски мрамора и со стуком падали на пол, разбиваясь на множество мелких фрагментов. За ними обнажались островки живого матового тела.
– О, господи, – прошептал Владимир и попятился. – Это кто же замуровал живую девушку в мраморный панцирь?
Статуя тряхнула плечами, и последние фрагменты монументальной скорлупы с треском опали на пол. А прямо к его ногам спрыгнула вполне себе живая девица, облаченная в тончайшую светлую тунику, и брызнула а на него синевой ярко-голубых глаз. Она ударила себя по широким бедрам, и в воздух полетели клубы мучнистой белой пыли, переливающейся перламутровой радугой. А пухлые губки растянулись в очаровательной белозубой улыбке.
– Buongiorno (https://context.reverso.net/%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%B4/%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/Buongiorno), signor (https://context.reverso.net/%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%B4/%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/signor+Champagne)Махнев! – раздался приятный девичий голосок.
Она тряхнула золотистыми кудрями, и от ее головы тоже полетели гипсовые клубы.
– Buongiorno (https://context.reverso.net/%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%B4/%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/Buongiorno)… – растерянно ответствовал наш герой.
«Что за диво дивное, – лихорадочно думал он. – Из статуи вышла живая девица. Говорит по-итальянски. А я итальянский почти не знаю…»
– Вы не переживайте, господин Махнев, – вдруг отозвалась таинственная гостья. – Я умею говорить и по-русски. Давайте еще раз знакомиться. Меня зовут Лучианой Росси.
– Очень приятно, – Владимир, кивнув головой – А меня зовут Владимиром Ивановичем Махневым.
– И мне приятно, – кокетливо улыбнулась девица.
– Простите, а как это вы оказались под этим мрамором?
– Как? – она хмыкнула.
Она не стояла на месте. Она легко двигалась по комнате, поводя роскошными бедрами. Да, у этой чертовки была весьма аппетитная фигура.
– Я всё расскажу. Только постепенно. Хорошо? Если вы, конечно, не против?
– Я буду весьма польщен вашим доверием, – Владимир вновь кивнул.
– Скажите, у вас есть, – она на минуту замялась, будто подбирая верные слова, – метла?
