Параметры поиска

Здесь и возникло некоторое противоречие, поскольку юная Таня была готова, в общем-то, на всё, кроме непосредственно последнего, а её галантный ухажёр именно на последнее и напирал, полагая остальное лишь подходящей прелюдией к главному. Дилемма, однако, имела все шансы разрешиться весьма успешно, благо чуткая к актуальным тенденциям женская натура подсказывала её обладательнице, что рай в шалаше с любимым – это, бесспорно, очень весело, но на дворе осень, а потому лучше воздержаться от чистого непорочного влечения в пользу более прагматичного расчета. Да и невинность всё же приятнее оставлять в шикарном бунгало на живописном морском берегу, нежели в опостылевшей с детства кровати, пока родители вкалывают на работе, а бабушка развлекается клизмой в поликлинике. Расчёт был верный, но здесь возникли сразу два неожиданных и, что особенно удручало, печальных обстоятельства.

Первое было сугубо административного толка, ибо облечённая в рамки закона, а местами даже уголовного кодекса непоследовательная отечественная мораль разрешала девушкам вступать в половую связь, выходить замуж и, соответственно, рожать детей без родительского благословения лишь только им стукнет шестнадцать, в то же время требуя предаваться всем этим радостям исключительно на Родине, поскольку выехать за её пределы без нотариально заверенного согласия отца и матери было возможно лишь по достижению восемнадцатилетия. Страх перед заграницей сказался и здесь: поспешная дефлорация, ранний брак, брошенные дети и ещё масса других потенциально неприятных последствий стояли на шкале добра и зла существенно левее, нежели самый невинный выезд «за бугор». Требовалось хотя бы поверхностно, но всё же вступить в некоторый контакт с предками, дабы помочь им смириться с неизбежностью судьбы, которая рано или поздно, а в данном случае совсем рано, но всё-таки вырвет из тишины семейного очага любимое чадо, если тому посчастливилось столь удачно совместить женский пол, внушительный рост, стройные ноги и третьего размера грудь. Ситуация осложнялась ещё и тем, что рождённая от законного брака девятнадцатилетней матери и столь же взрослого отца Татьяна вполне годилась ему в дочери, а просить разрешения ему предстояло у почти что ровесников. Любовь или, как в его случае, похоть, однако, творит чудеса, и Николаю весьма быстро удалось заочно навести мосты, уговорив подругу решительно поднять на семейном совете вопрос самоопределения, попутно произведя наиболее выгодное впечатление, намекнув в состоявшемся телефонном разговоре на свою приверженность семейным ценностям, подступающий возраст Христа и потому готовность по завершении многолетних праведных трудов наконец-то утонуть в заслуженном счастье непременного отцовства. Дочь, хотя была единственной и горячо любимой, воспринималась семьёй более как обуза, мешавшая тридцатишестилетним мужу и жене в полной мере наслаждаться жизнью, к тому же супруг втайне пасовал перед могущественным будущим зятем, попутно рассчитывая на правах родственника и доверенного лица как-нибудь особенно хорошо устроиться в конторе нового благодетеля. Увлечение чада сулило им массу очевидных выгод и к тому же предохраняло от самого страшного – если бы та вдруг пошла по стопам незадачливой мамаши, что создавало прямую угрозу имеющимся квадратам жилой площади. С опозданием в почти двадцать лет, но они научились-таки рассуждать трезво и заглядывать в будущее более, чем на неделю вперед, а потому, уверившись, что разница в возрасте не может быть помехой настоящему чувству, решили всячески содействовать благому делу.

Таня, хоть и не питала особых иллюзий касательно степени родительской привязанности, расположившейся где-то между летними попойками на природе и вечерним чаем с печеньками, всё же оскорбилась быстротой, с которой решена была её судьба. То, чего она недавно и сама, пожалуй, желала, обретя статус неизбежности, показалось ей почти отвратительным, и картина водрузившегося на неё сверху безжалостного покорителя её невинности и беспощадного потребителя её молодости с каждым днём представлялась всё более отталкивающей. На беду и Николай, уяснив из редких обрывочных фраз, что, ещё не вступив в основное сражение, победил наиболее, как казалось, опасного врага, начал слишком фамильярно демонстрировать ей свою крепнущую в буквальном смысле любовь, еле сдерживаясь в преддверие долгожданного романтического путешествия. Она взбунтовалась лишь потому, что почувствовала себя даже не проданной, а просто отданной на поругание столичному ухоженному мужичку, притащившемуся в их городишко в поисках новых впечатлений и удовольствий. Впервые, может быть, задумалась Таня об окружавшей её неприглядной действительности и, движимая первым светлым юношеским порывом, решила силой собственной красоты уравновесить зло и восстановить справедливость. Ещё неопытная в обхождении с мужчинами, тем не менее безошибочно определив ахиллесову пяту своего противника, начала действовать.

Роковая ошибка Николая состояла в том, что он праздновал победу раньше времени: не получив ещё заслуженную награду, уже не мечтал, но спокойно размышлял, как и в какой последовательности станет приобщать молодое податливое тело к плотоядным радостям, с чего начнёт, что скажет, как обуздает мнимую стыдливость и отправит на свалку природную скромность. Наблюдая сзади её удалявшуюся фигуру, с наслаждением смаковал приближавшийся момент, когда хозяйской рукой сможет, задрав ненавистный кусок ткани, вторгнуться на просторы бесконечного наслаждения. Он и смотреть-то на неё стал как на собственность, что не укрылось от чуткого взгляда оскорблённой девушки, которая, внешне подыгрывая его грубоватым ухаживаниям, готовила план жестокой мести тому, кто не сделал, в общем-то, ничего плохого, но вознамерился заполучить её раньше, чем того хотела она. Рана оказалась слишком глубока, и вместо того, чтобы под шум тропических волн не спеша влюбиться в интересного взрослого мужчину, она не менее закономерно возненавидела истаскавшегося сластолюбивого урода, в силу одной лишь самоуверенной тупости продолжавшего верить, что сюжет развивается по заранее намеченному плану. Так появилось обстоятельство номер два.

Месть – штука в любом случае малоприятная, но особенно паршиво, когда это месть оскорблённой женщины. Задетой по-настоящему, поскольку большая часть мнимых страданий проходит для неё бесследно, не оставляя и малейшего следа, но если чему-то или кому-то удалось-таки её зацепить, то вся мощь соблазнительного обаяния разом обрушивается на виновного, оставляя последнему мало шансов. В любой войне на стороне женщины внезапность, с которой она может неожиданно перейти в наступление. Ни один блистательный лицедей-мужчина не сможет играть роль постоянно, день ото дня, складывая их в недели и месяцы, в то время как это легко даётся любой самой бесхитростной на первый взгляд простушке. Спокойствие и сосредоточенность на грани механизма позволили неопытной девушке переиграть Николая легко и непринуждённо.

Для начала откопала на периферии школьных воспоминаний более-менее подходящего на роль возлюбленного старого друга, который в то время был студентом местного института, а вскоре по слухам сделал неплохую карьеру в индустрии провинциальных развлечений. Позже, из-за какой-то глупой нелепой истории Андрей ненадолго пропал, но, как вскоре выяснилось, не в объятиях единственной и любимой, а поселившись у чёрта на куличках с невинной целью, как, по крайней мере, подозревала Татьяна, выращивания конопли в промышленных масштабах. Женское упорство легко одолеет всякое препятствие, и, через ставших уже бывшими общих знакомых, ей удалось заполучить его телефонный номер, который, как ей объяснили, использовался не чаще раза в неделю и лишь по самому неотложному поводу. Собравшись с мыслями и поднатужившись в правописании, она отправила ему в меру двусмысленное послание с просьбой сообщить адрес, где жаждущая встречи девушка могла бы навестить плод своей некогда пылкой любви. Получив спустя четыре дня желанный ответ, Таня ранним утром села на автобус и отправилась в беспросветную глухомань, довольная, что дальность и сложность поездки тем лучше продемонстрирует её рискующему поперхнуться слюной мужичонке силу неожиданно вспыхнувших чувств.

Андрей не стал встречать её на автостанции, ограничившись вызовом такси, поскольку, прибегнув к услугам частных бомбил, его гостья вполне могла и не доехать до места назначения. Она предстала в кислотного цвета наглухо застёгнутой куртке под которой оказались многообещающе прозрачная блузка и по виду на полразмера меньше требуемого лифчик, превративший и без того соблазнительную грудь в фотографию из эротического календаря. Благоразумно привезя с собой бутылку ликёра, Татьяна подозрительно быстро её опорожнила и, как он позже догадался, стараясь не опоздать на обратный рейс, запечатлела на его губах мерзкий пьяный поцелуй. Дальнейшее было похоже на медицинскую операцию, даже лубрикант оказался в наличии, не говоря уже про упаковку презервативов, болеутоляющее, интимный антисептик и даже таблетку от нежелательной беременности. Приняв всё это чуть ли не разом, хотя и продолжая напирать на чувственную сторону вопроса, пациентка слегка преждевременно, но в меру правдоподобно застонала, легла в требуемую позу и десять минут прилежно изображала неземное блаженство. Затем поинтересовалась насчёт душа, попросила вернуть ей потраченные на дорогу деньги, пообещала вскоре непременно вернуться и отбыла восвояси, оставив хозяина размышлять о загадочности иных женских душ. Она почитала его с тех пор безнадёжно в неё влюбленным, страдающим и, в конце концов, покончившим с опостылевшей жизнью, поскольку иное объяснение его молчанию объективно отсутствовало. Впрочем, подобный финал лишь добавлял налёт желанного романтизма образу её первого мужчины. Решив покончить всё разом в один день, она отправила новоявленному рогоносцу приглашение встретиться тем же вечером, в который раз посетовав на дороговизну смс – проклятый кобель так и не удосужился купить местную сим-карту, продолжая грабить её непозволительно дорогостоящим роумингом.

Глядя на её источавшие ненависть глаза, Николай задавался вопросом: куда делось то удивительное обаяние их первой встречи, отчего растворилось в городской пыли столь бесследно. Ничего не осталось от их недолгой, но всё же вполне романтической привязанности, когда юное создание внимало мудрости и опыту мужчины рядом. Удар был тем сильнее, что Николай соединил в этом увлечении жадную похоть неисправимого сластолюбца и искреннюю заботу несостоявшегося отца, а что может быть прекраснее соединения этих двух сильнейших чувств воедино. Слушая, как сыплются в его адрес бесчисленные проклятия, быстро эволюционировавшие до скорейшей гибели под колёсами автомобиля, забором или даже просто так, на ровном месте, он отчаянно старался постигнуть, почему с таким неожиданным ожесточением разрывалась их некогда милая связь. Рациональность мужчины откровенно пасовала перед импульсивностью женщины, в ярости порыва готовой уничтожить всё вокруг и переступить через что угодно. Факты хлестали по лицу будто хорошая пощёчина – с оттягом, но с каждым разом всё слабее, пока не превратились в новостную ленту из лишней, ненужной информации о том, что кто-то на другом конце света погиб от стихийного бедствия, где-то принят какой-то противоречивый закон, а непосредственно ведущая этой своеобразной передачи назло ему лишилась невинности в компании того, как он о нём выразился, «странноватого жизнерадостного типа», о котором рассказывала ему недавно. Выплеснув напоследок в показавшееся ей чересчур спокойным лицо бокал хорошего, как он успел отметить, Каберне и дюжину раз обозвав дерьмом, милая Таня, по-видимому, удовлетворившись произведённым эффектом, гордо удалилась. На лицах окружающих посетителей и официантов читалось то ли сочувствие, то ли злорадство, но его и прежде мало занимала реакция окружающих, а теперь и подавно было не до того. Вытерев салфеткой лицо, Николай хотел попросить счёт, но, вспомнив, что в багажнике машины наверняка отыщется пусть непритязательная, зато чистая футболка, передумал и заказал чай, а заодно и яблочный штрудель, которым всегда славилось заведение. Более всего удивительной оказалась реакция наблюдавших сцену немногих девушек: вопреки услышанным, мягко говоря, нелестным отзывам и, в общем-то, унизительному финалу, в направленных на него взглядах читался живейший интерес без тени насмешки или порицания. «Выходит, тот, кто способен возбудить в красивой молодой девушке столь безудержные страсти, уже за одно это заслуживает весьма пристального внимания», – развлекал себя приятными догадками Николай, в то время как правда была грубее и проще. Дорогой автомобиль, из которого он достал майку, был виден изнутри, а перспектива лёгкого флирта с вполне приятным богатеем-недотёпой, умудрившимся, истратив не один месяц на ухаживания, так и не заполучить причитающееся, сулила опытным дамам многие выгоды. Так, следуя устоявшейся традиции взаимоотношений полов, он предчувствовал тонкую, не чуждую прекрасному натуру там, где видела лишь голый расчёт она.

Всё же решительно воздержавшись от попыток нового увлечения на развалинах старого, Николай отправился в местный стриптиз-клуб, дабы припасть к живительному источнику доступного местечкового порока. В здешнем стриптизе хорошо было всё: от весьма приличного кальяна до общей недороговизны, кроме, правда, непосредственно девушек. Особенность провинциальных танцев на шесте состоит в том, что подобный вид заработка сулит его обладательнице репутацию доступной шлюхи, к слову, весьма часто оправданную. Маленькие, не всегда стройные девушки, обутые в туфли на громадном каблуке, накачавшись дешёвых наркотиков, исполняют нечто, претендующее стать вершиной соблазнительности в глазах сидящих вокруг редких посетителей, пока кто-нибудь из них, вылакав с пол-литра водки и отчаявшись дождаться кого-нибудь посимпатичнее, не пригласит танцовщицу за стол с тем, чтобы приступить к общению, ради которого все здесь и собрались, а именно – «чё-почём?» Заведение удачно располагалось в подвале местной гостиницы, которая предусмотрительно взимала при желании и почасовую оплату за номер, так что все стороны процесса – клиент, исполнитель и крыша над головой – сосуществовали более, чем гармонично. Разве что та самая голова, в которую приходилось вливать добрую пинту крепкого пойла, частенько раскалывалась по утрам от выпитой накануне палёной бормотухи. Но всё это меркло перед решающим, несомненным, железобетонным аргументом, заключавшимся в простой как всё гениальное истине: по будням ничего больше ночью в городе просто не работало.

Результатом, как могло бы показаться, сомнительной операции стало знакомство с одной из новеньких сотрудниц, чьи таланты, не ограничиваясь непосредственно профессией, шли много дальше и включали порядочное образование, умение поддержать разговор и в довершение всего законченную музыкальную школу по классу фортепьяно – очередной перл, который узреть можно в одной лишь России. Чутьё подсказывало ему, что послушать Чайковского в исполнении обнажённой, на удивление симпатичной молодой девушки, а потом слиться с ней в едином жизнеутверждающем порыве, тянуло на увесистый артефакт в его и без того порядочной коллекции, а потому, недолго думая, Николай заполучил мадам по левую руку от себя. Диалог, если так уместно назвать живейший интерес в меру деликатного посетителя касательно стоимости полного комплекса услуг смущённо опустившей ресницы Веры, занял с лихвой полчаса и увенчался относительным успехом. Слишком откровенно увлечённый ею мужчина был уполномочен досиживать представление до конца, чтобы дать объекту безудержной страсти подзаработать ещё и на чаевых, прежде чем получить достойное вознаграждение за тяжёлое детство в обнимку с нотной тетрадью. Пушкинское «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» безотказно работало даже в борделе. Женская находчивость, однако, совершила в данном случае один, но фатальный промах: Николай был прежде всего человеком настроения, готовым на многие затраты и даже жертвы, когда удавалось оседлать безудержную силу порыва, в остальных случаях оставаясь расчётливым консервативным флегматиком, не изменяющим привычкам в угоду самым многообещающим приключениям. Так и вышло, что чрезвычайная настойчивость одного в сочетании с излишней самоуверенностью другой лишили обоих необременительного взаимовыгодного партнёрства, и вполне успешной бизнес модели не суждено было увидеть свет.

Для Николая многочисленные девушки вообще-то не являлись самоцелью. С каждой новой женщиной, при известной сноровке и увлечении, можно было заново прожить в миниатюре жизнь: несмотря на разочарование пройти тернистый путь познания, обрести надежду. Как день от восхода до заката является моделью существования, так и процесс ухаживания, нарастающей близости и страсти копирует существование от рождения до смерти. Замысловатая игра в бесконечность, когда со сменой очередной партнёрши целый пласт связанных с ней эмоций и воспоминаний умирает, но сам ты при этом остаёшься очень даже живой. К тому же ему трудно было смириться с мыслью, что наступит магическая пора, когда, скованный границами официального супружества, он не сможет более смотреть на всякую девушку как на потенциальную спутницу непосредственно до гробовой доски. Неутомимый романтик, он и в борделе готов был узреть некую полумифическую единственную, что составит ему компанию на ближайшие лет эдак сорок. Народная мудрость гласила, что клубы, рестораны и прочие сборища активно развлекающейся публики не обещают подобающих кандидатур с прицелом на красочное будущее, озвученное композицией Мендельсона, но что делать, когда библиотеки и прочие органы культпросвета давно перестали быть местом паломничества красоты и юности.

Так уверял себя Николай, не зная, правда ли это или непритязательная история скучающего мужчины, призванная дарить надежду молодым покорительницам сердец: всякой девушке приятнее увлечься с заделом на будущее, нежели «впустую» предаваться запретным удовольствиям. Где-нибудь сто с лишним лет назад холостяк его формации завел бы себе привлекательную содержанку и не исключено, что был бы изрядно счастлив в объятиях быть может не совсем искренней, но однако не совсем же и шлюхи. К несчастью, современность, движимая неоднозначным прогрессом, почти совершенно изъяла из лексикона это полезное слово, придав ему к тому же весьма порочную окраску, почти уже окончательно приравняв к проституции. Эмансипированные дамы предпочитали напустить побольше тумана, и нормальный симбиоз в меру состоятельного взрослого мужчины и цветущей молодости вынужден был скрывать понятную истину за чередой подарков и вспоможений на учёбу, больную маму, непутёвого братца и так далее, кто во что горазд. Говоря по совести, его и такая модель вполне устраивала, но всё более начинала пугать одна сугубо национальная черта всякого общения с русской барышней: обыденность. Личность и всегда-то была не в почёте на просторах матушки-Руси, а в новом тысячелетии и вовсе, казалось, окончательно стушевалась на обочине исторического процесса. Они все были как из-под штампа: хотели семью, прекрасного или хотя бы средненького принца, непременный достаток, отдельную жилплощадь, хорошую машину в личное пользование и… пожалуй, и всё. Воображение юных дев чуралось порыва, чувственности или хотя бы малейшего отклонения от твёрдо зазубренной нормы: один шаг в сторону – и программа давала гарантированный сбой. Ухаживание включало в себя кино, цветы, два «выхода» в ресторан и непосредственно третий, домашний уже, вечер при свечах под благовидным предлогом просмотра какого-нибудь очередного кинематографического шедевра с последующим переходом в горизонтальное положение. Лучше всего, как ни странно, в качестве прелюдии годились не слезливые голливудские мелодрамы, но итальянские фильмы: римская лёгкость восприятия действительности и непринуждённость бытия уверенно пробивали даже твёрдые лбы самых яростных баб, ибо гению от искусства нипочём и воинствующий домострой. Ильич был бы в восторге, вот уж действительно, где «вчера было рано, завтра будет поздно». Форсирование «отношений» грозило сценами оскорблённой невинности, но и затягивание романтической части внушало девушкам известные опасения: непрактичный дурак им тоже был не нужен. Любые попытки нарушить тошнотворную рутину были гарантировано обречены на провал. Широкие жесты быстро кружили головы, превращая в меру податливых, трезво мыслящих девах в оторванных от реальности небожительниц, преждевременные чувства также не поощрялись – признание в любви годилось как хороший аванс в обмен на первые постельные утехи, но не канало заранее. А уж посягательство на святая святых, то есть, например, предложение заменить устоявшийся ритуал хотя бы и на выходные в Париже, с головой выдавало в кавалере обладателя недвусмысленного диагноза и соответствующего документа из ближайшего психоневрологического диспансера. Как это часто бывает у несправедливой Родины, выигрывали от этого лишь заграничные потребители отечественного женского ресурса: иностранец воспринимался как житель иной галактики, а, значит, и существующий по своим, неведомым, но соблазнительным законам. С таким, конечно, можно было при случае и в Париж, но европейская модель предпочитала куда менее обременительный для бумажника секс в первый же день знакомства, и тут уж, что поделаешь, требовалось подстраиваться – другая культура. Некоторые особо ушлые гости из ближнего зарубежья тоже научились, подчас успешно, использовать этот чудодейственный рычаг, так что и кавказский акцент в сочетании с умелой притчей о высоких нравах очень даже пользует нашу извечную русскую бабу, готовую при известной сноровке щедро отблагодарить находчивого кацо.

Размышляя таким образом, Николай и не заметил, как дошел до состояния порядочной тоски, и в лучших традициях легко ранимой, утончённой натуры потомственного интеллигента, захватив предусмотрительно в баре бутылку, отправился непосредственно к шлюхам. В ближайшей круглосуточной сауне ласковые, по-матерински добрые глаза сорокалетней администраторши на входе встретили ночного гостя с нарочитой приветливостью, выложили прейскурант и, после того как клиент определился, с предупредительностью китайского придворного эпохи Мин поинтересовались: «Что-нибудь ещё?»

– Да, – живо реагировал клиент, и лицо повелительницы терм расплылось в понимающей улыбке. – Чай.

Чёртово настроение подвело и на этот раз: вид явно не выспавшейся смотрительницы, запах влажных испарений, будто пропитанный дешёвым третьесортным развратом, а главное, звон посуды и матерный рык из ближайшего «номера», на который с хрипотцой, в далёком прошлом женственный голос визгливо реагировал: «Мы чё, мля, плохо отдыхаем?», заставил его переменить ещё недавно твёрдое в буквальном смысле решение. Вид небедного мужчины, заявившегося под утро в баню хлестать водку с чаем, поставил в тупик даже видавшую виды работницу, и ещё раз, для верности, уточнив: «Точно больше ничего?», она проводила его «в расположение». За тысячу рублей в час перед ним предстала удручающая картина грубой, без прикрас реальности отечественного существования. Обильно хлорированный бассейн, парная, хамам, ни разу не использовавшийся по назначению бильярдный стол и неизменная «комната релаксации» с громадным кожаным диваном в свою очередь впервые наблюдали посетителя такого рода. Николай вдруг отчётливо понял, что здесь, в этих стенах, до поры спрятан закономерный финал его путешествия в бездну наслаждений. Когда-нибудь, постаревший и обрюзгший, неспособный более и силой кошелька привлечь столь желанную молодую плоть, он станет постоянным, горячо любимым клиентом убогого заведения и, возможно, подобно соседу по «камере», станет в порыве неудовлетворённой пьяной страсти вот так же лупить кулаком по столу, попутно выкрикивая нечленораздельные ругательства. Приятно чувствовать себя молодцеватым взрослым холостяком, но что будет, когда столь притягательное определение эволюционирует до истаскавшейся похотливой мрази, то есть вылезет, в конце концов, его истинная сущность, не в силах более прикрываться маской скучающего обеспеченного эрудита. Будто погребальный набат, снова послышался за стеной нарастающий звон, где, как выяснилось позже, истерзанная и побитая гетера отчаянно лупила обидчика стальным подносом по голове. Стоя в центре раскинувшегося по углам «банного комплекса», Николай продолжал смотреть, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти ужасающую картину. «Лучше бы я вызвал шлюху», – пронеслась в голове последняя, угасающая мысль прежнего я. На первый план выходил, в общем-то, всё тот же человек, жизнерадостный сибарит, гедонист по призванию, беспечный прожигатель жизни, но теперь ему было этого мало.

Плохо соображая, что делает, он выбежал вон и, резким ударом ноги выломав соседнюю дверь, вломился в издававшее шум помещение. Человек слабой воли, Николай знал, чувствовал, что одного лишь взгляда на омерзительную будущность ему может оказаться мало, нужно было ярко, глупо и хоть немного трагично закончить этот идиотский день, иначе, проснувшись утром, он лишь стряхнет подобно надоедливой перхоти столь яркие пока впечатления. Там оказались, к несчастью, не молодые подвыпившие ребята, доходчиво разъяснившие бы нарушителю спокойствия те нормы этикета, где говорится о необходимости предварительно стучать, но характерная для здешних мест пара из пузатого, обмочившегося спьяну мужичонки и его приобретённой на два часа подруги, со страхом взиравшей на дело рук своих, давно привыкших держать исключительно орудие наслаждения, но никак не убийства. К всеобщему удовольствию, откровенного криминала удалось избежать, и дело ограничилось штрафом для разбушевавшегося от чаепития хулигана да бонусным, вне оплаченного трафика, так сказать, примирительным, соитием рассорившихся голубков.