Запах пыли

Я, молча, наблюдал как она, что-то ищет в кармане сумочки. Копна пышных волос, мягких и волнистых, золотых. Опущенные глаза, тонкие брови, крошечная бледная родинка над верхней губой, маленький подбородок. На груди – капля лунного камня – прозрачная молочная синева с холодным огоньком, тлеющем в самом сердце. Хрупкие плечики. Легкий, почти незаметный шрам на запястье правой руки. И вся такая тоненькая. Хочу запомнить тебя. Как можно подробнее, четче. На всю жизнь.

Анна подняла глаза, и я уже не отводил взгляд, как обычно.

В ее руках был конверт.

–Это тебе. Я долго думала, стоит ли тебе давать. Вот. Прочитаешь потом. Когда-нибудь.

Я взял конверт.

–Спасибо, – поблагодарил я.

Мы пошли по домам.

Вот и все.

Зайдя в свою комнату, я обнаружил там Димку. Он сидел в темноте, даже не потрудившись включить свет. Меня чуть удар не хватил от неожиданности.

–Ты что тут делаешь? Как ты вошел?

–Забыл, где я учусь?

–В Воровской академии? – съязвил я.

–Спросить хочу, – не дожидаясь моего вопроса, озвучил он, – Не пойму я тебя. Ты же с ума по ней сходишь. И девчонка по тебе сохнет. Что не так-то? Я бы на твоем месте времени даром не терял.

–Я женат, не слышал?

–А развестись, конечно, нельзя.

Это был слишком больной вопрос, чтобы обсуждать его сейчас.

–Ничего ты не понимаешь!

–Что тут понимать. Ты просто трус.

–А не пошел бы ты!

–Нет уж, не пошел бы. Ты … Помнишь, ты кепку свою забыл старую и грязную, когда уехал на пару недель тогда, летом?

Я кивнул.

–Она ее выдраила несколько раз. А потом завернула в оберточную бумагу и хранила в отдельной коробочке. А коробочку эту с собой таскала.

–И что? – еле выдавил я. От его слов мне только хуже стало.

–А себя-то ты помнишь? Напоминать не надо? Да что с тобой такое?

–Любовь – это не главное.

–Да? Неужели? А что главное, просвети, будь добр!

Я колебался. Что ему ответить? Послать подальше, сказав, что это все бред или правду жгучую, горькую? Мне необходимо было передохнуть пару секунд и набраться сил, перед тем как скажу самое главное.

–Мама,– нехотя промямлил я.

–Что – «мама»?

–Моя мама не была мусульманкой.

Димка приподнял правую бровь.

–То есть формально была. Но так и не смогла принять эту религию. Она не исполняла предписаний. Отец был очень…. Он не переносил этого. И довольно жестко выражал свое мнение. И остальные родственники, тоже часто выказывали неодобрение. Мама очень страдала. Мы были совсем маленькими, но я помню все.

Димка злился.

–Я не понимаю, причем тут Анна?

–Притом, что она христианка, а я мусульманин! Это два разных мира! Да, такие смешанные браки нередки! Да, мы можем мирно сосуществовать. Но что за жизнь в религиозно разделенной семье? Постоянные противоречия, которые не вытравишь ничем, это все сидит глубоко, в голове, в сердце, в крови, во всем существе. Нельзя силой навязывать что-то. Она не сможет. Не выдержит. Я же вижу, насколько она искренне верит, что права! Я не позволю ей так страдать.

–Ох уж эти религиозные штучки. И только ради этого ты откажешься от нее?– от изумления его голос поднялся на октаву выше, – Это же абсурд!

–Ради нее.

–Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Димка, – Ладно, я сделал все, что мог. В конце концов, это ваши проблемы. Привет!

Дима выскочил из комнаты и ушел.

Я посидел пару минут, пытаясь прогнать воспоминания и свой сон, свой обычный кошмар, посетивший меня, даже пока я был в рабстве, потом открыл ее письмо. Стихи? Она писала стихи, да еще для меня? Анна…

Мне так захотелось ее видеть.

Все время, проведенное вместе с ней, я изо всех сил скрывал то, что на самом деле к ней чувствую. Я так устал притворяться, что между нами нет ничего.

Побуду эгоистом.

Хоть один вечер.

Хоть один час. Потом будет больнее, но мне уже все равно. Было уже поздно, но я все равно набрал ее номер. Она сразу ответила.

–Анна, не спишь?

–Нет.

Голос какой-то сдавленный. Плачет?

–Я сейчас приду к тебе.

Мы сидели на полу в ее комнате. Смешно признаться, я залез к ней через окно, чтобы ее мама меня не заметила. Она тихонько прокралась в кухню и принесла печенья. Она действительно плакала, глаза покраснели, губы припухли.

–Что-то случилось? Ты плакала?

Немного помешкав, она тихо спросила:

–Нет, ничего, просто… Почему не заходил, когда приезжал?

–Я не думал, что это так важно для тебя.

Снова отмазка. Неужели ты не видишь, как тяжело это спрашивать? Ответь прямо. Как мужчина. И пусть мне будет больно. Очень. Но один раз. Мне не нужны порции страданий на каждый день.

– Я думала, мы друзья, а друзья навещают друг друга. Они интересуются жизнью друг друга. Разве ты этого не знал?

Кажется, самообладание начинало его покидать. Он опустил глаза, пальцы судорожно сжимались и разжимались. Только гордость сдерживала мои слезы.

–Я думал, ты не захочешь меня видеть.

–Что?!

Эта мысль показалась мне такой бредовой, что я даже опешила. И тоже сказала глупость, хотя поняла это только когда произнесла вслух.

–А я думала, что ты меня забыл.

–Что?!

Наступил его черед удивиться. Он, наконец, посмотрел на меня. Ну, почему я теряю мысли, теряю волю, глядя ему в глаза? Почему я каждый раз чувствую, что готова умереть, только ради одного его нежного взгляда? Он пронизывает насквозь, до самых кончиков пальцев, до самой сути моей души.

–Где ты был? – умоляюще прошептала я. Мой голос задрожал. Все равно.

–Ты хотела меня видеть?– он выглядел так, будто не мог поверить в это.

–Я – хотела. А вот ты, по-видимому, нет.

Вышло довольно резко. Разговор не получался. Все совсем не так, как я себе представляла.

Надо ей все рассказать. Она знает, что мне нужно уехать. Знает когда. Но я не говорил ей, почему я это делаю, и вернусь ли когда-нибудь к ней. Я набрал воздуха в легкие.

–Я приехал, потому что думал, что твоя жизнь в опасности. Это Димка постарался, – начал я, – Моя работа в театре полный бред, я не являюсь профессиональным певцом. А теперь мне надо ехать. Я не вернусь. Скорее всего, мы не увидимся больше, – каждое слово давалось мне с трудом. Знал бы что будет так трудно, не пришел бы. Нет, пришел бы…

Она помолчала.

–Что ты сказал ей? Почему ты здесь?

Ну, вот. Этого еще не хватало.

–Это имеет значение?

–Ты не ответил. Почему ты ведешь себя так? Приезжаешь, говоришь, что любишь, потом избегаешь, пропадаешь, женишься, потом являешься спасать меня, и снова собираешься исчезнуть.

Что я мог на это сказать? Что все эти годы безуспешно боролся сам с собой, пытаясь доказать себе, что я хозяин своей жизни, что я могу делать все, что сочту нужным, и никто мне не указ, а тем более какие-то эмоции? Что я сам не понимаю чего мне на самом деле надо? Что я веду себя как ребенок, мечущийся между двумя игрушками?

И я рассказал. Говорил долго. И за все время она ни разу не перебила, только не отрываясь, смотрела на меня. Теперь я был перед ней, как раскрытая книга. Я думал, это страшно, когда кто-то про тебя знает столько же, сколько и ты сам, а оказалось, наоборот. Я испытал огромное облегчение. Странно, но, кажется, она выглядела счастливой. Впервые за все время, которое мы провели вместе, ее глаза светились, и там не было ни боли, ни напряжения, они просто тихо сияли. Как раньше.

– Спасибо тебе.

–За что? – удивился я.

– За то, что…. думал обо мне.

Она говорила тихо и спокойно, но это было похоже на затишье перед бурей. Я сам готов был разрыдаться, но изменить решение не мог. Да, что я вообще могу? У меня жена, и она ждет ребенка. Мы ждем. Они-то уж точно ни в чем не виноваты и не должны страдать по моей глупости. У меня скоро будет сын. Или дочь. Маленькая, беспомощная личность. И я необходим там. Гораздо больше, чем здесь.

Анна – сильная. Она сможет вычеркнуть меня. А я ее?

Она взяла с полки книгу и стала беспорядочно листать ее, пытаясь скрыть волнение. На минуту я засомневался, правильно ли поступаю. Стремясь уберечь ее от страданий в будущем, я причиняю ей боль уже сейчас. Это несправедливо. Но она должна быть счастлива. А со мной этого не будет.

– Только скажи мне. Скажи мне. Тогда, семь лет назад, что было? Между нами. Пожалуйста. Прошу. Умоляю, – ну вот, не выдержала, его очертания стали расплываться, и я сердилась на слезы за то, что они скрывают от меня его лицо. Столько его ждала, а теперь дурацкая жидкость не дает налюбоваться на любимого. Руки беспомощно опустились. Я сжала веки, чтобы как-то остановить поток и чуть не задохнулась: он пальцами вытирал мои слезы. Какие теплые. Мягкие. А у меня, наверное, тушь потекла.

–Не плачь, пожалуйста, Анна, – прошептал он.

–Я ждала тебя. Все это время. Я ждала тебя.

-Я люблю тебя.

Слова сами сорвались с губ.

А я даже не ожидала, что смогу их произнести. И он не ожидал.

Я готова была валяться у него в ногах, умоляя не уезжать, не оставлять меня. Но не могла произнести ни слова. Не могла пошевелиться. Все, что он рассказал мне, все его признания о себе, я запомню. Каждое его слово отпечаталось у меня в памяти.

Я не испытала ни тени разочарования. Сколько бы времени ни прошло, его место не займет никто другой.

Я смотрела в его глаза, и мечтала умереть в ту же секунду, как они исчезнут из моей жизни.

Конечно, такая удача мне не светит.

Но я уже знаю, чего мне ждать. Я уже пережила это один раз, переживу и второй.

Вот он передо мной. Человек, за которого бы я отдала тысячу жизней, если бы они у меня были. Жизнь, без которого станет туманом, облаком пыли, серой, пресной, бессмысленной. Сам того не подозревая, он убивает меня. Медленно, мучительно. Что ж, я справлюсь. Я справлюсь.

Секунда и Радим крепко сжимал меня в объятьях. Сквозь одежду я чувствовала, как бьется его сердце. Его щека касалась моей.

– Не бросай меня! Умоляю, Радим,– не выдержала я, хоть и понимала, насколько эгоистична моя просьба.

– Я люблю тебя.

Он медленно провел ладонью по моим волосам, погладил щеку. От его прикосновений стало легче дышать, сердце забилось быстро-быстро и легко. Стало тесно в груди. Щека полыхнула огнем. Вот бы это был настоящий огонь, я бы не колеблясь, отдала себя на сожжение. Я даже не чувствовала, как слезы бегут из глаз одна за другой. Может, он поцелует меня, и я умру? Это не доставило бы тех страданий, которые мне предстояли. Моя жизнь оборвалась бы на счастливейшей ноте. Неожиданно горячие искры вспыхнули в груди и рассыпались мелкими разноцветными звездочками, солнечные лучи сплелись между собой, они заполнили меня до краев и, переливаясь всеми цветами радуги, хлынули через край моего существа. Его губы отчаянно, со всей своей болью, которую он испытывал все это время, отдавали ее мне, и я принимала ее. Комната закружилась, подо мной исчез пол. Я забыла, где я, забыла кто. Не было моих рук, моих ног, не было меня, не было времени, ничего. Только он, везде. Вот он какой – вкус расставанья. Обжигающе сладкий, нежный, с горьким послевкусием слез.

–Анна. Прости меня.

Я прижалась к нему изо всех сил. Это наше единственное объятие, еще минута и он исчезнет.

Я уже знала – он не мой. Может быть, любит он меня сильнее, чем я его. Но он не мой.

Объятья разжались, стало одиноко и холодно. Я оказалась одна в комнате.

По сердцу прошлось острое лезвие, и от него навсегда отделилась часть.

Это было больно.

Несравнимо со всем, что я до сих пор пережила.

Горячие тиски сжали грудь.

Почему это происходит со мной?

И не было этих лет. Все только вчера случилось. И я всего лишь девчонка с истерзанным сердцем. От меня отсекли большую часть и оставили там.

Я хотела одного – чтобы он был счастлив. И даже его жена уже не вызывала ревности. Главное, чтобы она дала ему то, чего не смогла дать я. Он не вернется. А мне теперь и не надо этого. Все, чего я желала, у меня уже было.

Снова это. Ощущение падения в пропасть. Только я уже не сопротивляюсь, я не цепляюсь за облака.

Я просто падаю.

Скорее бы земля.

Под кроватью все еще валялся мой старый дневник.

«Я пес бродячий потерявший кров…»