Глаз Сахары

– А что такое грехи?

– Дурные мысли и дела.

– А зачем вам дурные мысли и дела?

– А как без них? Шайтаны круго́м, они и нашёптывают. В горах много духов, разделяем с ними мир. – Пастух обернулся и отпихнул, схватив за бок, овцу. – Куда лезешь, недостойная?

– А почему вы этих животных неволите?

– Чудаки! С неба свалились? Как это почему? Овца для человека – всё! И еда, и одежда, и дом, и тепло. Овца нам послана богом для пользования ею, как женщина.

– Женщина? – удивился Десимир. – Для пользования?

– А для чего ж ещё? Откуда вы взялись такие непутёвые?

– Издалёка! У нас овцы свободны и вольны. А женщина – святыня, источник жизни!

– Да где ж такое видано? Женщина не достойна и лжива!

– Давно ли?

– Так бог решил?

– Хорош бог!

– Самый и единственный! Да пребудет в нём сила! Вот вы невоспитанные! Овцы у вас свободны? Рассмешили! Как же овце без пастуха? Пропадёт божья тварь!

Юр и Десимир удивлённо посмотрели друг на друга, но спорить с пастухом не стали.

– Бора-бора! – крикнул, подал знак посохом пастух, и овцы беспрекословно подчинились.

Пастух привёл мальчиков в высокогорный аул.

– Какие интересные строения.

– Это наши дома.

– Дома? Для чего они? – Юр удивлённо рассматривал каменные постройки, прилабуненные одна на другую.

– Для жизни. Вы никогда не видели приличных домов? Где же вы складируете добро и прячетесь от непогоды, хищников и шайтанов?

– Где больше простора – в чистом поле, – немного задумавшись, выпалил Юр.

– Как же вы низко пали! Горемычные, вам нужна семья! Примите наши законы, почитайте нашу веру, и мы возьмём к себе в семью!

– И что у вас за конами?

– Смирение и подчинение старейшинам. Хотите стать поэтами и воспевать любовь?

Десимир поднял голову к небу:

– Любовь движет миром, и звёзды рождаются в любви.

– Вот и пришли! – Пастух открыл кош и запустил овец. – Заходите в дом! С семьёй познакомлю.

На узком длинном пёстром ковре сидели мужчины, обмотанные в чёрные полотнища, и ели большого барана, недавно зажаренного на вертеле, а сейчас растерзанного на множество кусков, чтобы досталось каждому, и пили красное вино.

– Ракаль! – чуть было не вскрикнула от восторга, но заставила себя замолчать тучная женщина в золотом платье.

Пастух, увидев её, раскинул руки и со снисхождением произнёс:

– Говори, женщина!

– Ракаль! Ракаль пришёл! Байсён, здравствуй, дорогой! – Тучная женщина в золотом платье, выглядывающем из-за чёрных покрывал, бросилась к ногам старшего сына и упала на колени.

Он протянул ей руку, помогая подняться:

– Дада, вставай, займись своими обязанностями!

Женщина тут же подчинилась, а пастух поклонился отцу:

– Гага, я путников привёл! Человеческой жизни не знающие… сироты… никем не воспитанные.

– Заходите-заходите! Не оставим! Примем, как родных! – Тучная женщина, обмотанная в чёрные полотна, дала распоряжения дочерям, а потом натянутой улыбкой одарила гостей.

Мальчики, казалось, робко вошли.

По дому гулял тяжёлый запах жареного барана, которого, так довольно причмокивая, ели люди. При виде ужасающего зрелища, Десимир почувствовал где-то под ложечкой новое, неосознанное ощущение, ему стало не по себе. Юра и вовсе чуть не вырвало, едва удержался и не вылетел из тела подростка.

– Голодные, небось? Скорее за стол!

Семья прижалась друг к дружке, освободив места.

– Садитесь на ковёр, здесь вам рады! – Подтолкнул ребят Ракиль и приземлился рядом с ними.

– Да мы не голодны! Подождём вас на улице, – хотел сказать Десимир, но Юр ему не позволил, посмотрев в глаза, напомнив, что их задача – вкусить земную жизнь, всё попробовать, и оба смиренно сели.

– Как вас величать? – Поднесла яства тучная женщина.

– Юр и Десимир, – протягивая руку за куском жареного мяса, ответил Юр.

– Ешьте, ешьте! Гостям – тройная порция!

– Да благословит нас великий бог Рахукету! – Сложил руки на груди пастух Ракиль, подняв глаза в потолок, а потом с жадностью схватил кусок и принялся обгладывать баранью ашичку.

– Как там наша отара, бай?

– Прирастает. Братья остались, я привёл подходящих овец на обмен.

– Не видать перебежчиков?

– Нет, гага, одни волки круго́м, но от них Чёрный пёс спасает.

– Дай Рахукету ему неисчерпаемых сил! Не зря мы жертвуем этому духу десятину всех доходов.

– И Тёмному туману нужно жертву преподнести, за то, что перебежчиков путает, тропу к нам застилает.

Десимир смотрел на жареное мясо и заново видел страдания животного, испытанные перед смертью, но выдавать этого было нельзя, как и вмешиваться в дела падших. Тогда, что можно? Как вести себя? Как поступать, чтобы не быть узнанными?

На подносе стояла чаша с зелёным месивом, и исходил стон умирающего растения.

– Вижу, на салат крапивный засмотрелся, мальчик? – спросила мать Ракиля Десимира. – Возьми съешь, не бойся жгучую траву, я только сегодня выдрала крапиву из земли с корнем и выбила из неё всю злость. – Женщина протянула чашу, – Бери, бери! Послушная она, полезная стала!

Что-то новое под ложечкой перестало пульсировать, но растеклось по всей груди, и Десимир впервые ощутил грусть. Происходящее вокруг действо воспринималось им как поругание, кощунство, самое страшное преступление, на которое способны только биороботы, но никак не потомки богов.

Он принял чашу, мысленно поблагодарил крапиву за силу, которую отдаёт, взял щепотку салата и положил в рот. Мощная энергия крапивы проявилась сразу, просочилась, и Десимир растворился в ощущениях, постигая их впервые: тут и ярость, и злость, и давление.

Юр же, превозмогая новое чувство – отвращение, поднёс ко рту кусок мяса, стараясь не дышать, и надкусил его: тяжестью смерти и страхом поделилась запечённая плоть.

– Так о чём вы вели беседу до моего прихода? – спросил Ракиль.

– Мы осуждали твою старшую кызкардаш. И тридцати лет не прошло со дня гибели жилира, а в её доме гудулы песни запели, жизни порадовались, разве так можно?

– Да за такое избить и отдать их всех в монастырь грехи замаливать.

– Плохо едят наши гости, значит, и работники из них так сяк.

– И вправду, – Ракиль посмотрел на мальчишек. – Чего копошитесь? Брезгуете нашим гостеприимством? Меня позорите?

– Как же мы тебя позорим? – поинтересовался Юр.

– Я вас привёл, с семьёй за стол посадил, яства поднёс, а вы нос воротить? Это позор!

– В монастырь их во служение, как и кызкардаш нашу вдовую вместе с отпрысками за веселье их неуместное! – Отец семейства был в ярости, и они с Ракилем оба негодовали. – Рахукетуподобный должен выбрать им участь!

– Подожди, бай, что соседи скажут? Разве мы выгоним гостей на ночь глядя?

– И то верно! Соседи! Сейчас соседи должны прийти!

– Послушайте, путники! Мы вас приютим, так уж и быть, а завтра я до монастыря дорогу покажу.

– А надо ли нам в монастырь? – спокойно спросил Десимир.

– Непременно надо! Нет места благодатнее! Вам повезло, что я знаю дорогу в это святое пристанище. Только взамен покажите своё воспитание. Мы должны быть самыми гостеприимными! Придут соседи, в гости к себе звать начнут, благодарите, но скажите, что у нас остаться лучше. В ответ мы их позовём, так должно, но ходить самим по гостям чужакам нельзя! Неуважение это! Соблюдайте традиции племени! Всё ясно?

– Ясно! – в унисон ответили Юр и Десимир.

– А коль настаивать будут и силком к себе в гости потащат, идите, но спать в их дому никак не можно!

– А к чему все эти правила?

– Не рассуждайте! Не ваше это дело! Такое у нас гостеприимство. Законы племени!

– Да что им доказывать? Пока соседка Ядра не пришла за молоком, схороним, чтобы никто не видел, а на рассвете со мной уйдут в горы.

– Отличная идея, бай!

– Ракиль, три дня тебя не было, я поэму сочинил. – Младший братик грыз косточку и хвалился.

– Ой, Дидя, какой молодец! Слушай, сейчас Рикита отведёт мальчиков к овцам, и мы послушаем твоё творение, выйдем все к звёздам и послушаем!

– Конечно, байсёнок! Обязательно послушаем. – Ступайте, гости, ступайте! С глаз моих долой!

На ковре сидели только мужчины. Мать семейства и дочери, также обвёрнутые в чёрные полотнища, закрывающее тело до самых пят, подносили еду. Всё это время разговоры вести могла только мать, дочери смиренно и молча подчинялись.

Но вдруг одна из дочерей подошла к Юру и Десимиру и склонилась:

– Я Рикита, я вас провожу, ребята.

Мальчики с удовольствием вышли из этого тяжёлого помещения.

– Рикита, а почему вы все носите чёрное и так сильно замотали тело, не даёте ему дышать? – поинтересовался Десимир.

– Так угодно духам и великому богу Рахукету. Но нельзя со мною говорить. Я недостойна.

– Недостойна чего?

– Я послана в семью, как и овцы, чтобы служить.

– Кто тебе такое сказал?

– Гага и дада.

– Как могут родители превращать чадо в раба? По праву свободной воли ты достойна всего, чего только пожелает твоя душа! – Поднявшись в рост с Рикитой, буквально вырос на глазах Десимир, взял её за плечи и с любовью заглянул в глаза.

– А что это за право такое? – удивилась девушка.

– Это единственное, что должно двигать поступки людей. Только право свободной воли и вселенский кон: что излучаешь, то и получаешь, имеют значение, больше ничего! И там заканчивается твоё право, где начинаются границы другого. Не преступая чужих границ, ты можешь всё, ты достойна всего, чего пожелаешь, и прежде любви и света!

– Десимир прав! Жить надо в удовольствие! Рабство – это иллюзия, нет никакого рабства без твоей свободной воли.

– Странные вещи вы говорите. Странные, оттого страшные. Больше ни слова! Сидите смирно, иначе, придётся гаге доложить о непокорности, а непокорность в нашем свободолюбивом племени сурово наказуема.

– Что ж, дело твоё, выбор тоже, – удивился Юр.

– Прощай, Рикита! – Десимир вновь подрос до неё и прямо посмотрел в глаза. – Пропустила возможность, второй не предвидится.

Рикита испуганно вышла из загона и вернулась в дом.

– Юр, ты заметил, что у каждого из этих людей мысли не совпадают ни с речью, ни с действиями? Они излучают страх.

– То ли ещё будет, Десимир! И всё же, как интересно увидеть всё через плотное тело, а не в информационном облаке. Подожди, что-то со мной происходит… подожди! – Юр успел повернуть голову, и его тут же вырвало – Что это? Баран вышел.

Юр и Десимир рассмеялись.

– Да, брат! А крапива из меня обратно не просится.

– Ощущения тела ни с чем ни сравнить! Я впервые испытал такие яркие тяжёлые эмоции от принятия не свойственной пищи. Живот всё ещё сводит и цветные вспышки в голове.

– Юр, это страшно восхитительно! Я питался растениями, но плодами, чтобы помочь распространить вид, а не убить. А тут крапива целиком и стебель, и листья, и корни. Выходит, люди позволяют себе вкушать всё, а не только плоды?

– Можно рассуждать так: ягнята – плоды овечьи. Как ещё объяснить страсть людей есть овечью плоть?

– Несмешная шутка. Совсем не тот я смысл вкладывал в слова.

– Ну, пойми! Сам же видел, это не они, это через них кормятся низоды, плоть нужна как приправа, страхи, муки смерти – сладости для тёмных.

– Но как загрязняется храм души – тело! И сразу падение, и сразу ближе ко дну, к нави.

– А ты хотел вернуться! Такой опыт за порталом не приобретёшь.

Мы должны всё попробовать!

– Готов за каждый поступок отдать свою цену?

– Да, Десимир! А иначе сидел бы дома и смиренно жил – не тужил. Никаких суждений! Чаще включай тишину! Мы познаём новый мир во всех его проявлениях.

– Согласен! Выбор сделан! Чтобы понять, надо вкусить!

Десимир и Юр обратились в птиц, вырвались на волю, в то время как басёнок Дидя, подняв руки к звёздному небу, уже начал читать свою поэму в присутствии родных.

О, господин великий Рахукету! О гага родный мой, о дада!

Ты затемняешь всю планету! Родители из твоего же стада!

Я, как они, служить тебе лишь буду! Ты открываешь вид на звёзды!

Твои законы не забуду! Я воин тьмы! Я раб твой грозный!

Ястреб и коршун не стали дослушивать малолетнего поэта, сделали круг, ещё раз обозрев племя, и улетели высоко-высоко в горы.

Глава 7. Кету – чёрная Луна – математическая точка или тёмная планета. Южный лунный нисходящий узел

На отвесной скале, глубоко уходящей во мрак холодного камня, высечен монастырь за счёт тысяч человеческих жизней. Их тела всё ещё тлеют, погребённые на нижнем ярусе этого зловещего сооружения – многоэтажного пещерного комплекса. В погребальню ведёт прямоугольная шахта – крутая лестница, поделённая на четыре марша с площадками, спускается на самое дно скалы и доставляет в затопленную горизонтальную галерею. Да их тела всё ещё разлагаются, укрытые ледяной водой. А их души красными маками качаются на ветру в горной долине.

Пештак в центральную пещеру через узенькую окружную тропку мелкими ступеньками. Добраться туда очень сложно, а, войдя в портал, вернуться прежним невозможно. К огромному куполу с четырёх сторон приставлены, как стражники, минареты. На самом пике каждого из минаретов величавый Месяц в разных фазах: Новый, Первая четверть, Полный, Третья четверть. В этом храме поклоняются Рахукету – низоду, наделяющему смертных тёмными силами, и его рахукетуподобиям.

Как любой низод, Рахукету боится женщин, поэтому всё, способное сотворять и плодородить, здесь униженно и оскорблено. Скверной затемнено благородное женское начало и, чтобы насытиться тёмными энергиями, нужно отречься от земли, матери, сестры, жены, дочери. От всего животворящего, а значит, от любви! Отдавшие души Рахукету много говорят о любви, но мало знают, что это за чувство. Их слова давно не вяжутся с поступками. Хитрость и сила, власть и коленопреклонство заправляют всем.

Ястреб и коршун влетели в пештак и обратились в мальчиков, ударившись оземь.

Голубоватый холодный свет едва проникал сквозь приоткрытые врата.

Десимир и Юр пошли на это слабое свечение.

В огромном зале на холодном зеркальном полу в позу ребёнка согнулись босоногие мужчины разных возрастов, молясь на того, кто, невидимый обычному глазу, грозно спал на высоком из мрачных дум троне, инкрустированном мерцающими разноцветными камнями. Спал, издавая инфразвуки, и высокие, мощные четыре колонны, держа каменный свод, вибрировали в резонансе.

В резном минбаре сидел рахукетоподобный и зауныло пел успокаивающую песню спящему низоду и молящемуся народу.

Светло-голубое свечение, на которое пошли Юр и Десимир, видоизменилось в жёлто-белое. Спящее нечто тускло светилось, хотя и являлось совершенно чёрным существом.

Это выглядело так впечатляюще, что Юр и Десимир замерли от удивления, тут же исчезнув. Им было страшно интересно, хотелось продолжить наблюдать. Впервые вживую, а не в безвременье, увидели такое душераздирающее, противоречащее праву свободной воли, зрелище, но чтобы рахукетоподобный не заметил, а низод не успел их почувствовать, синхронно вмиг телепортировались, переместившись влево дальше от гор и очутившись на том конце солёного чёрного озера в двух тысячах километрах от злосчастной отвесной скалы, употребив мощные силы и утратив дальнейшую возможность самостоятельной телепортации.

– Далековато нас выбросило.

– Сильные эмоции – сильный толчок – большая потеря энергии.

– Хватит нравоучений! Десимир, не превращайся в Гаврана. Зато таких впечатлений нам за тысячу веков не набраться в граде молчания.

– Согласен – стоило того! Мы ослабели – значит, стали ближе к людям, природу поступков которых пытаемся постичь.

Глава 8. Червоточина – кротовая нора

Солнце восходило из-за горбатого косогора. Местность холмистая, живописная, всюду разнотравья. Полевые цветы, проснувшись и напившись утренней росы, раскрывали свои благоухающие головки. Ароматы любви веяли, вплетаясь в струи ветра, вдохновенно звучал перезвон птиц.

Десимир и Юр оставались в телах подростков и намеревались посетить племя падших, проживающих в селении на равнине, окружённой со всех сторон холмами.

– Юр! Смотри-ка! Эти падшие тоже живут в укрытиях, только не из камня.

– Из навоза. Слышишь запах? Я знаю его. Священная корова, с которой любит прогуливаться матушка, удобряет своим естеством пастбища.

– Точно! Этот запах! Нашли же интересное применение! А мне не приходила такая идея. Падшие живут в домах, все ли?

– Не удивлюсь, что большинство.

– Как думаешь, почему? Неужели пастух прав?

– Десимир, они находятся в иллюзии, что нужно что-то защищать, от кого-то укрываться.

– Про эту ловушку Гавран говорил. Как только тебе есть что защищать, ты теряешь связь со Светом и попадаешь в лапы низодов.

– Юр, смотри!

Юр обернулся – на окраине поселения овальный дом, окружённый людьми.

Приглядевшись повнимательнее, ребята увидели не только людскую толпу. Дом как дом – сады круго́м, только вот над крышей тёмная клубистая паутина куполом, и это явление невидимо обычному взору.

– Веет горем. Не пойдём? – засомневался Десимир.

– Как это не пойдём? Это интересно! Надо бы туда!

Очередь выстроилась в нетерпеливом ожидании. Все шептались и переглядывались. Все страдали, а сущности-подселы довольно высасывали из своих доноров силы.

Как только Десимир и Юр подошли, тут же к ним устремился мужчина с важным видом и озабоченным лицом. У него на плечах сидела маленькая пугливая мерзость и дрыгала своими лапками, а он ничего не замечая, с видом знатока обратился к ребятам:

– Вы оба к Андромахе? Вставайте в конец. Войдёте вдвоём? Держите номер 224. Сегодня уже поздно, она не успеет вас принять. Только завтра к обеду. Ждите и держитесь этой майки. Она перед вами подошла.

Полная невысокая женщина в видавшей виды одёже тут же обернулась:

– Я стою, за мной ожидайте, момчеты!

Десимир и Юр с первых слов поняли и приняли неизвестный ранее им язык, как родной. Говорили они по-своему, но, как и в тот раз в семье пастуха, речь преобразовывалась на выходе, превращаясь в местный говор.

– А зачем вам, майка, к Андромахе?

– Сын у меня меньшой крепко болен. Она последняя надежда.

И Десимир, и Юр прекрасно видели, как энергия течёт во вселенной, но у людей канал ясновидения напрочь перекрыт. Их мир выглядит иначе.

И Десимир, и Юр бросали короткие взгляды на живот майки, он был изрешечён дырами. Из пустот выходили её жизненные силы. Зрелище впечатляло, но ребята, не выдавая своего удивления, оба спросили:

– Андромаха ведунья?

– Ясновидящая. Всё обо всех знает. А вы зачем к ней пожаловали? Хотите узнать свою судьбу?

– Хотим узнать судьбу, – неожиданно выпалил Юр.

– Это она запросто расскажет.

Через полчаса, крадучись, озираясь, подошёл старец, влача за собой похожего на старый башмак сморщенного низода, привязанного невидимой цепью. Старче пристроился в конец очереди с номером 225. Время шло – люди выходили и приходили новые. Все они были несвободны.

После полудня Юр и Десимир попросились отлучиться ненадолго. Женщина и старец отпустили подростков, пообещав держать номер.

Убежав за холмы, подростки обратились в пчёл и полетели к дому Андромахи.

Маленький овальный домик на первый взгляд ничем не отличался от остальных. Как и все окружён цветами и плодовыми деревьями. Но энергетически в нём творились сложные вещи – низкие вибрации будто проваливали дом ко дну земли, и настроенному уху слышны были стоны падших душ.

Пчёлы прожужжали мимо женщины с грустным лицом, которая усердно копошилась в саду, и влетели сквозь открытое окно, приземлившись на букет валерианы. Бледно-фиолетовые гроздья цветов стояли в глиняном кувшине на широком подоконнике и дурманили своим сладко-ванильным ароматом, привлекая насекомых. Пчелиные инстинкты требовали приступить к работе. Десимиру и Юру пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с телами и не включиться в пчелиную матрицу, сохранив своё истинное осознание.

Настроив все пять глаз и бесчисленное множество фасеток, Десимир быстрее Юра увидел старуху на белой постели. Её глаза закрыты, она слепа как крот Мстислава. В дверях застыл проситель. На груди слепой старухи свернулась, повиснув, тёмная сущность и, похрапывая, спит.

– Помоги мне, Андромаха, нет в моём доме ни достатка, ни счастья, одни неудачи преследуют меня.

– Ты глупый, Терех! Ты доверчивый! – выпалила старуха, и спящий низод, приоткрыв пустую глазницу, усмехнулся. – Духи говорят, что ленивый ты! Трудись, молись, зарекайся быть послушным цели, и найдёшь под крыльцом своим камень заветный. Он исполнит любое твоё желание.

– Любое? Когда ж это будет?

– После десяти лет исправного служения богам. Выбери себе бога Велеса – веселье и достаток войдут в дом, коль станешь его рабом. Выбери себе громовержца Перуна – власть обретешь, коль станешь его рабом.

– Так какого же из них выбрать?

– А что важнее для тебя радость или власть?

– Важнее золото.

– Золото будет. Выбери настроение.

– Хочу, чтобы преклонялись к моему колену и почитали меня, а не считали глупым.

– Тогда Перун. Всё! Иди! Скажи, что трапезничать пора мне! До сумерек не принимаю!

Терех вышел, и Андромаха, жалея себя, вздохнула:

– Какой тяжкий груз я несу! Много хлеба в моём доме, но горек он. Не живу я вовсе, а лишь пересматриваю и перенаправляю чужие судьбы.

– Таков уговор. Отрабатывай право на существование.

Ты мне свои и людские страдания – я тебе знания. Сведения о судьбах этих смертных взамен твоей силы и их горя и бед.

– Не слишком ли высока плата?

– Выбор тобой уже сделан, обратно не вернуть. Кем ты была до меня? Несчастной слепой. Голодная и всеми покинутая. А сейчас тебе всё племя и соседние в ножки кланяются, все зависят от твоего слова.

– Разве этого я хотела?

– Этого-этого! Желание исполнено. Долг платежом красен.

– Ты меня заманил и ослепил. Если бы не ты, жила б как все зрячие.

– Мечтала быть особенной – получила мой дар.

– Но ведь не только ты тяжёлым грузом повис на груди и высасываешь силу. Сколько иных сущей вокруг дома кружат.

– Это твои посетители с собой попутчиков приводят. Они чувствуют сладость людского горя и ступают следом, чтобы быть в сытости.

– Я хочу откупиться. Как же мне избавиться от сделки?

– Уже никак. Даже твоя смерть не разлучит нас. Я выбрал тебя, а ты меня. Я тебя кормлю, а ты меня.

– Горьки твои подаяния.

– Зато твои печали я вкушаю с наслаждением. Не ворчи, старуха! Ну, так и быть, порадую тебя! Прикажи построить храм в свою честь, этим ты заземлишься настолько, что животные удовольствия и страхи станут в сладость. Боль, если перенаправить внимание, сладка. Ничего, ничего, сначала привыкнешь, потом втянешься и попросишь ещё! С завтрашнего дня пусть начинают строительства храма – ты моя, и останешься на земле столько, сколько мне потребуется. – И низод сдавил Андромахе левую грудь так, что от сильнейшей боли у неё пошли слёзы из глаз, а потом проник в лоно и заелозил изнутри по всему её телу.

После сильной боли ещё слёзы не успели обсохнуть, Андромаха вдруг почувствовала возбуждение и сладкую дрожь внизу живота. Волна энергии поднималась от самого низа к солнечному сплетению. Женщина раскинулась на диване, растеклась от удовольствия.

Две пчёлы, чтобы не быть узнанными, так и не решились подобраться ближе к хозяйке дома, улетели в открытое окно подальше от места, хранящего столько тёмных тяжёлых энергий. Обратившись за холмом у одинокой яблони в подростков, задумались: возвращаться в очередь или ступать дальше?

– Юр, там столько низодов, нас могут заметить, а наши силы уже не те. Гавран просил не взаимодействовать с сущностями, среди них могут оказаться мощные.

– Если не вступать, как мы постигнем суть?

– Найдём другие способы. Давай почитать наших старцев. И Синяя рыба, и Гавран, и угрюмый отступник Хорха с его водяными медведями помнят, как и зачем мы попали на эту планету, знают, как существовать, как сохраниться, как выполнить миссию, как вернуться в свои миры-исходники.

– А тебе ничего не напомнил дом этой старой кротихи? Ты изучал низода и его послушную рабыню, а я смотрел в сад – пчелиный дух захватил меня.

– И что ты там увидел?

– Дом этот удивил меня не меньше обитателей.

– Ты постиг чёрное облако, которое мы заметили первым делом?

– Это не просто чёрное облако человеческих мук. Похоже, здесь кротовая нора.

– Червоточина? Уверен?

– Давай вернёмся, и убедишься в этом сам.

– А если столкнёмся с сильным низодом? Их там вон не меньше, чем людей в очереди.

– Решайся! Встречи с низодами всё равно не избежать! Постараемся не вступать во взаимодействие. Зато настоящая кротовая нора!