Абсорбция

Алиса прошла дальше, оставляя запах дорогих цветов, и весь зал зашатался в глазах Камиля. Тогда женщина с брезгливостью и любопытством подумала:

«Господи, какая грязь вокруг Володи. Арабы, переодетые в европейцев. И эта рубашка его – как тряпка после уборки. Но почему он так на него смотрит? В этом сирийце есть что-то очень хищное. И это меня будоражит. Он отличается от наших сытых мужиков. Я должна его разобрать на части. Понять, чем он пахнет – кровью или деньгами?».

Её муж стоял в стороне, уже опасно шатаясь от французского шампанского. Алиса бросила на Камиля резкий, оценивающий взгляд, задержав его дольше, чем следовало приличиям. Затем она отвернулась, будто он был пустым местом.

– Кстати, о грехе, – Ростов понизил голос, ухмыляясь. – Видел? Она тебя заметила. Алиса любит грех, подобно грязной шлюхе.

– Эта женщина не знает ничего о грехе, Владимир. Она знает только цену, – не отрывая взгляда от Алиса, Камиль бросил вызов огню.

– Алиса знает цену моим секретам. – мужчина понизил голос, делясь своей грязной правдой. – Также, она знает, что мы её делим. Она – самый дорогой лот здесь, Аль-Джафари. Не ошибись, и он станет твоим. За хорошую работу и за твоё безумие.

В это время свита Владимира Ростова прокашлялась, нарочито отворачиваясь, дабы не слышать этих подробностей.

– Запомни, сынок. Она не моя женщина, она – фонд. Ходячий банковский счёт. И ты получишь ключ. И право владения. – Мужчина положил тяжелую, собственническую руку на плечо Камиля.

Но тут же левый карман его брюк ответил.

Записка, которую он всё это время игнорировал, внезапно стала горячей и твердой под пальцами. Камиль вырвал руку из властной хватки Ростова. Его страх был настолько силён, что выглядел как ярость.

– Что за представление в конце? – прошипел Владимир.

Сириец вытащил дешёвую, серую бумагу, которую ему подложили. Он развернул её дрожащими пальцами.

Текст был написан спешащей рукой, жирным, синим маркером, на арабском:

أُمُّكَ لَيْسَتْ فِي الْعِيَادَةِ. مَاتَتْ فِي طَرْتُوس. مُنْذُ أُسْبُوعَيْن

"Твоя мать – не в клинике. Она умерла в Тартусе. Две недели назад."

Камиль вдохнул воздух, но задохнулся. Всё его тело задрожало, выдавая мурашки по коже. Мантра Ростова о спасении, ложь о клинике, разбилась в пыль. Две недели. Он говорил с Владимиром о мёртвом человеке.

– Дай мне это! – Ростов шагнул вперёд, уже готовый забрать бумагу. Камиль мгновенно спрятал записку.

– Ничего, Владимир, – сириец едва говорил от шока и боли. – Просто старый, ненужный чек. Потеря на пару евро.

Его ответ был абсолютной, холодной ложью, но он уже принял решение. Он не бросит всё и не побежит в Тартус. Это был бы конец. Если она умерла, Владимир – единственный, кто может знать, почему и как долго ему лгут.

– Тогда мы воспользуемся этим. Твоей потерей. Пойдём.

Камиль Аль-Джафари кивнул, и в его шагах не было ни страха, ни желания. Была только одна холодная цель: остаться и узнать, кто его предал.