скачать книгу бесплатно
Затем Мазашт обратилась к Таллат и попросила:
– Посмотри, что случится с нами через год: соберемся ли мы все опять здесь?
– Нет, пусть Таллат лучше увидит победу нашего войска в Сирии! – со смехом возразили знатные девушки. Более старшие женщины согласно закивали головами.
– Да-да! Она всё сможет увидеть! Помните, как накануне Нового Года и свадьбы Истаны с сыном Мифрена, ты увидела в чаше, что ему грозит близкая опасность, и уже через месяц, наблюдая охоту в Мидии, мы сами увидели, как его конь споткнулся, и он замертво упал на камни!
Нежные, удлиненные ладони Таллат взяли чашу.
Несколько минут онасосредоточенно всматривалась в зачаровывающее сиянье преломленных солнечных лучей в слегка колеблющейся воде. Медленно и тихо заговорила:
– Я почти ничего не вижу… неясные тени, но они непонятны мне…
– Таллат, попробуй еще раз, – попросила Мазашт.
– Тогда дай я попробую! – вскричала Арбупала, полная нетерпения что-нибудь узнать о событиях предстоящего похода.
– Нет, Таллат, лучше узнай, кто это два дня назад в потемках коридора так бессовестно сильно толкнул меня, когда я выходила из ванной комнаты! – воскликнула бойкая толстушка Митридата, и все ее юные подружки покатились со смеху, вообразив эту сцену, а та с воинственным видом добавила: – Как только узнаю, кто эта негодница, я вцеплюсь ей в волосы, как репей!
Все ее юные подружки снова начали смеяться и поддразнивать Митридату, а потом царевна Статира нетерпеливо и слегка капризно сказала:
– Ах, поскорее бы увидеть этот поход и все его битвы! Ведь мы с таким удовольствием смотрим на царские охоты и игры в мяч! – и она обратилась с вопросом к царственной бабушке, с любовью наблюдающей за всеми: – А где находится эта Сирия?
– До нее далеко ехать? – подхватили подруги.
– Нет, недалеко, – поспешила ответить Мазашт и со своим самоуверенным видом объяснила: – Я несколько раз ездила в Киликию навестить свою сестру и ее детей и приезжала к ним отсюда из Вавилона всего за двадцать дней.
– А если нахлестывать коней, то можно за пятнадцать! – воскликнула Дрипетис.
– Да уж, вы и за десять дней домчитесь! Стоит вам выехать на охоту или прогулку, как вы только и делаете, что нахлестываете коней и пускаетесь носиться вскачь! – со смехом пожурила царевен жена Артабаза.
– Ах, я бы хотела иметь крылатого коня, чтобы весь мир облететь! – воскликнула восторженно Статира.
– И я! И я! И мы тоже хотим!
За шутками и смехом, за звонким щебетанием все позабыли о гадании, и Таллат осторожно поставила прозрачную чашу обратно на алое покрывало столика и поправила свои черные многочисленные косы. Вода в чаше продолжала сиять отсветами света, и опущенными глазами Таллат продолжала смотреть на ее сиянье.
Служанки внесли на больших подносах груши, сливы, персики, вавилонские финики, сладкие как мед. Девушки бросили свое звонкое щебетание, хватали с подноса фрукты и с удовольствием принялись поедать их сладкую сочную мякоть.
Тяжеловесное, блистающее богатыми нарядами и оружием войско Царя Царей целый месяц Элул (сентябрь) двигалось к Дамаску. Войско сопровождал огромный обоз с родичами царя, слугами, наложницами, семьями царедворцев. За всё это время знатнейшие женщины Персии привыкли к путешествию со всеми удобствами, и оно очень нравилось им, а присутствие вокруг непобедимого войска, набранного из центральных земель Персии и из наемников Эллады – множества мужчин, идущих отвоевывать утерянные три года назад западные сатрапии, – веселило и волновало их души и тела.
Таллат ехала в повозке или среди женщин, верхом сопровождающих Мать Великого Царя и его супругу Статиру. Несколько раз видела Арешата, хотя, кроме трех раз, им не удалось встретиться близко.
После переправы через Евфрат, в городе Тхапсаке совет вельмож и военачальников решил отправить обоз в Дамаск. Затем через несколько дней отдыха войско направилось к побережью северной Сирии, чтобы там встретить идущую навстречу чужеземную армию и дать сражение врагу.
За двенадцать дней войско перешло Аманские горы и через «Аманицейские ворота» вступило в приморскую Киликию и там заняло город Исс.
На следующий день, преследуя отступившего врага, персы продвинулись на юг к реке Пинар и на ее берегу вечером раскинули лагерь.
Царь Царей вышел из своего огромного шатра, только что установленного слугами. Как все Ахемениды, он выделялся высоким ростом и красотой. Был разодет в алое с белой полосой одеяние, в плащ расшитый золотом, его кидар украшен фиолетовыми и белыми лентами – цвета царского рода. К золотому поясу подвешен акинак – меч в ножнах, усыпанных драгоценными камнями.
Вокруг Дария толпились придворные: Артабаз – глава царских придворных, Набарзан – сатрап Бактрии и начальник отборной конницы из знатной персидской молодежи. Рядом с Дарием стоял его младший брат – Эксатр, начальник конницы «бессмертных» (царские телохранители). Эксатр стоял в надменной позе. Высокий и сильный воин, он без труда держал на себе вес тяжелых, усыпанных драгоценностями доспехов и оружия.
Среди других военачальников выделялся молодой и уже прославившийся своей доблестью Фимод, сын знаменитого полководца Ментора – во всем верного царю, и недавно умершего. Фимод блистал смелостью своего лица.
Перед царским шатром стояли посвященные Солнцу белые низийские кони, и горел на серебряном алтаре огонь, почитаемый в Персии, как символ Вечности. В походе во время дневных переходов этот истребляющий и поедающий врагов Огонь несли впереди войска на серебряном подносе, вслед за ним шли 365 юношей в алых плащах, а затем белые кони везли украшенную золотом колесницу с Царем Царей.
Вокруг царского шатра расположилось тесное кольцо шатров главных военачальников, и стояли их колесницы, слышалось ржание распрягаемых коней.
Царь и приближенные смотрели в осеннюю ночь, наполненную шумом огромного воинского лагеря и озаренную яркими огнями костров.
– Победа, несомненно, будет за нами! – уверенно сказал Набарзан. – Нас вдвое больше, чем македонских горцев. Завтра мы догоним их и окончательно добьем.
– При одном нашем приближении они убежали из Исса, в спешке бросив своих раненых и больных товарищей, – сказал Эксатр с надменным презрением к трусливому врагу.
– Царек этих диких северных горцев очень испуган, и даже заболел со страху, – слухи об этом мне подтвердили верные люди, – вставил Арзем, сатрап Киликии, два дня назад встретивший своего Царя-повелителя и его грозное войско.
Высшие персидские военачальники не взглянули на него, продолжая смотреть на лагерь. Играющие отблески огней сверкали на их прекрасных драгоценных доспехах, одеянии и оружии.
Затем Царь Царей повернулся и в сопровождении близких родственников направился к большому шатру, где расположилась царская семья. Вслед ему Артабаз заявил льстиво и громко – чтобы все слышали:
– Какой же для всех нас величайший почет – на глазах Великих Цариц и всех наших жен и дочерей разбить этих наглых проходимцев!
Военачальники ответили ему довольным ропотом. Уверенность в своей победе переполняла персов.
Дарий и Эксатр вошли в роскошный шатер, разделенный занавесями на несколько отделений. Эксатр подхватил на руки бросившемуся к нему шестилетнего царевича и повалился с ним на ковер- со смехом принялся кататься по нему, забавляясь и играя с царственным племянником.
В центре главного отделения на подушках невысокого серебряного трона сидела царица Статира, супруга Дария. Среди всех окружающих ее женщин выделялось ее прекрасное голубоглазое лицо, прямая линия носа и лба. Ее светлые длинные волосы убраны под высокий головной убор. Улыбка сияла в ее больших глазах и изгибала кончики губ. Обе юные царевны играли возле нее с ручной козочкой. Служанки расставляли перед Статирой и царевнами блюда с кушаньями.
Сизигамбис находилась в соседнем отделении шатра и наблюдала, как оживленно суетятся женщины и служанки, раскладывая постели и наполняя горячей водой ванны для царевен. Услышав голоса своих сыновей, она вышла поприветствовать их.
Все отделения шатра заполняла оживленная свита Цариц: жены, сестры, дочери, родственницы знатнейших родов, евнухи, служанки, воспитатели царских детей. Яркие светлые одежды сверкали драгоценностями. Сладкие запахи душистых мазей и масел наполняли воздух.
Дарий поговорил несколько минут с женой, матерью и сестрой и ушел из шатра вместе с братом. Столпившись вокруг обеих Цариц, женщины начали подавать им кушанья на золотой и серебряной посуде. С веселым и непрерывным говором они то и дело выглядывали из шатра на военный лагерь, озаренный множеством огоньков. Шатры Цариц и их свиты окружал ряд стражи, вооруженной копьями и большими луками.
После ужина в первую ночную стражу знатные женщины начали расходиться по своим шатрам и укладываться спать. В боковом отделении своего небольшого шатра Таллат улеглась на светло-желтых покрывалах из тонкого египетского льна. В это время Балишан привел Арешата, наряженного в длинную и пеструю одежду прислужницы. Опускаясь на колени перед ее ложем, горячими руками обняв Таллат, воин прошептал:
– Госпожа, я не мог не прийти, мы десять дней не были вместе, позволь мне…
Таллат не отодвинулась от него, ответила на его страстный поцелуй. Балишан принес сирийский виноград и яблоки – он поставил поднос возле постели и вновь скрылся за занавесом, – поспешил сторожить вход в шатер, чтобы никто посторонний не вошел и не прервал встречу его госпожи с воином.
Обняв Арешата, Таллат лежала, вытянувшись вдоль его горячего тела, неподвижная, расслабившаяся. За плотными занавесями приглушенно раздавался неторопливый, важный – как всегда в разговорах со слугами – голос Балишана: он выговаривал плачущей девочке-рабыне за пятнышко, не выведенное ею сегодня утром на подоле вчерашнего одеяния госпожи – от его внимания не укрывалось ни одно упущение.
Затем Балишан и остальные слуги улеглись спать, и в шатре наступила полная тишина, лишь вокруг приглушенно по-прежнему гудел огромный военный лагерь, алевший множеством зажжённых огней.
Едва встали на заре, как разнеслась весть о неожиданном подходе вражеского войска со стороны южной дороги. Видимо македонский царек все-таки решил принять бой. После утренней еды оба войска выстроились и приготовились к сражению.
Из своего шатра женщины царской семьи смотрели, как сошлись оба войска, занявшие всю равнину между западными теснинами восточных гор и голубым разливом моря. Море прикрывало правый фланг персов.
16 000 мидийской и гирканской конницы, подкрепленные 30 000 наемников-яванов под началом Фимода, первыми обрушились на чужеземцев и начали успешно теснить их. В это время кардаки – персидская пехота – с левого фланга попытались занять часть горы, чтобы сзади окружить врага, но затем им пришлось отступить.
Вражеские всадники перешли речку Пинар и стремительно атаковали центр персидского войска. Конница, возглавляемая Эксатром, ожесточенно билась с ними, но основная часть персидского войска вскоре начала отступать. Отряды наемников тоже пришли в смятение и покинули свое место – македонская конница обошла их и ударила им в тыл. Наконец, все персидское войско вместе с Царем Царей повернуло назад и устремилось бежать по дороге на север. Конница врага кинулась за ними в погоню, а македонская пехота, смяв остатки сопротивления, ворвалась в персидский лагерь.
Всё это произошло на глазах Цариц и окружавших их женщин – онемевших, не осознавших свое несчастье. Они не могли поверить в ужас всего совершающегося на их глазах. Только когда чужие страшные воины с окровавленными мечами и копьями ворвались в лагерь и бросились убивать стражу и всех попадающихся им на глазах, грабить что попало, только тогда завизжали наложницы, разукрашенные дорогими нарядами, громко завопили евнухи и служанки. Обезумевшие от ужаса женщины и их слуги с криками разбегались или пытались спрятаться в шатрах. Усиливая панику, с ревом бегали вьючные верблюды и мулы.
Окружавшие Цариц женщины зарыдали, ломая руки. Только Таллат, стоявшая возле Сизигамбис, молча и внимательно смотрела вокруг своими светлыми, никогда ни перед кем не опускаемыми глазами, сияющими невозмутимой ясностью.
Позади нее неотступно возвышался Балишан в желто-красном длинном одеянии, по талии перетянутом широким синим поясом. На его полном лице было необыкновенно настороженное, почти жестокое выражение. Глаза его были необычно сильно прищурены. Невидимо в широких длинных рукавах одеяния он сжимал удобные рукояти двух острых длинных ножей.
Перед лицом внезапно свершившегося бедствия Сизигамбис и прижимающая к себе сына Статира, Араманта, Таллат и еще несколько приближенных женщин, словно оцепенели, но не плакали и вели себя спокойно. Одних, как Таллат, ничто на свете не страшило – им ничего не страшно потерять, – а другие в эти мгновения теряли слишком многое и не успели еще осознать огромность несчастья, ворвавшегося в их жизнь.
Царицы и их свита вошли в свой шатер и велели опустить входные занавеси. Сюда же набилась целая толпа служанок и евнухов – они то и дело выглядывали из шатра, сообщая какой ужасный разгром делается в лагере.
Настала ночь, и вновь кругом заполыхали костры. В огромном соседнем шатре, в котором еще утром находился Великий Царь, послышались чужеземные крики и пение, это македонские военачальники праздновали свою победу, упивались вином и при этом неистово вопили, словно тоже не верили в свалившееся на них военное счастье.
А в шатер Цариц к великому ужасу и горю женщин евнухи принесли весть, что они увидели у вражеских воинов плащ Дария – вероятно, Царь Царей пленен или убит!
Потрясенные этим известьем и поражением персидского войска женщины не спали всю ночь и, слушая крики пирующих победителей, ждали решения своей участи. В огромном шатре слышались лишь усталые всхлипывания служанок.
Шумный пьяный разгул продолжался всю ночь рядом с полем битвы, заваленным окровавленными телами убитых и умирающих раненых воинов.
Лишь на утро Царицы узнали, что Царь Царей благополучно избежал плена и бежал в Онхи, и теперь со своей охраной, свитой и отрядом наемников видимо спешит в Тхапсак, где находится переправа через Евфрат.
Его враг-победитель – македонский царь Александр, сын Филиппа, – сделал милость и не пришел поглумиться над очутившимися в его власти неслыханно знатными женщинами. Вместо этого он прислал своего посланца сообщить пленным Царицам, что они находятся в полной безопасности, и он разрешает им похоронить своих родственников. Выяснилось, что среди персов погибло немало знатных воинов, а все остальные разбежались по окрестностям.
Разгром персидского войска оказался неожиданным и сокрушительным. И теперь никто в окружении цариц не знал, что их ждет дальше, кроме оплакивания настоящих и ожидания будущих бед.
Балишан пошел посмотреть на убитых персов и потом поспешил сказать Таллат, что Арешата среди них нет.
На следующий день чужеземное войско поспешило на юг, чтобы по праву победителя захватить богатые приморские города Сирии и Финикии. Среди захваченной добычи в обозе повезли и семью Дария.
Через несколько дней пути, когда войско находилось на дороге, ведущую в город Мариандру, македонский царь проезжал со своей свитой мимо занавешенных повозок с женщинами, и евнухи и служанки указали им на победителя битвы при Иссе, царя Македонии и Эллады, виновника разгрома персов. Царицы и окружавшие их знатные женщины были поражены, что царь Александр по внешнему виду и одежде ничем особенным не отличим от других воинов.
Им сказали, что царь Александр во всех битвах кидается в бой чуть ли не впереди всех своих воинов, что он – кровожадный, как зверь, и от крови и пота становится таким же грязным, как самые простые его воины.
Потом знатные женщины презрительно припоминали эту встречу на дороге, с пренебрежением говоря друг другу, что сначала они даже не сразу разобрали: кто же из проезжавших мимо них воинов является «царем»!
По пути следования войска и обоза до Тира Финикийского знатные персиянки еще несколько раз увидели македонца-победителя. Однажды он даже пришел к Матери Царя, спрашивая не нужно ли ей чего-нибудь, и они смогли увидеть вблизи человека, посмевшего напасть на Великое Царство и одержавшего уже вторую победу над персами.
Таллат взглянула на царя Александра, и молодой победитель, виновник разгрома персов, царь Македонии и Эллады, ей не понравился. Он – слишком молод и слишком упоен собой и своей победой. Глаза у него были разного цвета: один – серый, другой – зеленый. К тому же он слегка косил. От ранения в шею голова его была немного наклонена влево.
Но как-бы знатные женщины презрительно не относились к главарю македонцев, а все-таки войско Великого Царя было разгромлено, и постыдно бежало с поля боя, бросив на растерзание и разграбление врагу Сирию и Финикию.
Царицы и знатнейшие женщины Персии не могли примириться с этим. Единственным их утешением была уверенность, что Царь Царей немедленно пришлет выкуп и избавит их от унизительного положения пленниц.
Сирия. Вавилон. 415 год по вавилонскому летоисчислению. (332 год до н.э.)
После битвы при Иссе прошли осень и зима. Затем в первое новолуние после весеннего равноденствия начался и завершился первый месяц Нового Года – священный вавилонский месяц Нисан (март-апрель, в Персии этот месяц именуется «фервердин»), а царская семья по-прежнему находилась в плену.
За это время войско царя Александра захватило Сирию и Финикию, а ныне уже четвертый месяц вело осаду города Тира.
В начале месяца Сивана (май-июнь) Таллат была в числе других женщин, окруживших сидевшую на возвышении Сизигамбис и слушавших рассказ евнуха Тиридата.
Плотные в несколько рядов ткани шатра отделяли женщин от розовой весны, воцарившейся на приморской равнине и на ливанских горах, и от раскинувшегося вокруг македонского лагеря. Сквозь виссонные занавеси входа рассеянный свет наполнял шатер, озарял удлиненное, благородное, светлое лицо Сизигамбис. Крупные опалы ее диадемы в золотисто светлом полумраке шатра порой вспыхивали и переливались призрачными огоньками. Царицы Статиры здесь не было, она чувствовала себя плохо и лежала в боковом отделении шатра.
Приближенный слуга – толстый, заплывший жиром евнух – скорчился возле ног своей Госпожи и прерывисто, с тяжелыми придыханиями рассказывал о вчерашнем совещании македонского царя и его военачальников. Иногда хриплый шепот Тиридата пресекался, и он не смел поднять взгляд на Мать Великого Царя и, лишь собравшись с духом, продолжал свой рассказ.
– Вчера от Царя Царей в лагерь приехали послы: Карман из рода Ксутры и Паристан, сын Мегапана. Они приехали к македонцам с предложением заключить союз. Они объявили, что Великий царь готов заключить союз с Македонским царем, и привезли ему царское послание… Я своими ушами слышал условия для заключения союза… Великий Царь предлагает большой выкуп за свою семью, а также предлагает македонскому царю земли между Геллеспонтом и Галисом и обещает скрепить этот союз рукой своей дочери, царевны Статиры, отдав ее в жены македонцу…
При этих словах никто не взглянул на юную Статиру, сидевшую рядом с младшей сестрой, но обе царевны, сидевшие, взявшись за руки, крепче прижались-прильнули друг к другу. Внешне спокойное лицо Сизигамбис слегка дрогнуло. Тиридат еще ниже опустил желтое отечное лицо с заплывшими глазами, прошептал:
– Таковы были условия…
– Что ответили послам? – поторопила вопросом Сизигамбис замолчавшего слугу. По ее тону и понурому виду Тиридата ответ был уже понятен всем.
– Им отказано в союзе, Великая Царица, – хриплый голос Тиридата оборвался, и словно проглотив язык, он так и не смог вымолвить слова о том, что на совете македонский царь с большой наглостью заявил, что ему мало земель, предложенных ему Дарием, и он собирается покорить всю Персию, Мидию и Индию! К тому же македонец потребовал, чтобы в будущем Царь Царей Дарий обращался к нему в своих письмах, как поданный к своему повелителю.
Сизигамбис и остальные женщины тоже молчали. За семь месяцев плена, в течение которых Победитель возил за собой пленную семью Дария в своем обозе среди награбленных им богатств, они привыкли к смене надежд и отчаяния и уже не испытывали острого ужаса первых дней плена. К тому же Цариц и их свиту не лишали слуг и привычной им роскоши. Они не были унижены в отличие от множества других знатных персиянок и пленниц, захваченных в царском обозе возле Дамаска, которых победители без церемоний расхватали себе в наложницы или в рабыни. Новый «владыка прибрежных земель» порой даже присылал Царицам подарки и через Тиридата и других слуг спрашивал: не нужно ли им еще что-нибудь. Царица Статира и царевны перестали бояться насилия с его стороны. Ходили слухи, что всем красавицам на свете македонский царек предпочитает своих друзей-соратников.
Семье Дария и их свите не плохо жилось, и все же, когда вчера вечером они узнали о приезде послов Великого Царя, у них вновь появилась надежда, что за щедрый выкуп их ждет скорое освобождение… Еще в начале месяца фервендина тайным посланием Дарий сообщил своей семье, что вскоре предложит царю Искандеру большой выкуп и выкупит их из плена. Теперь эта надежда рухнула.
Обманувшись в своей надежде, некоторые из женщин не сдержали огорченных возгласов и слез. Таллат осталась невозмутимо спокойной, так же как и при захвате лагеря при Иссе. Ее мысли были совсем о другом.
Недавно по лагерю разнеслась весть, что после взятия Тира македонское войско направится дальше на юг – в Египет. Раз сейчас чужеземный царь отверг выкуп, то, значит, он повезет пленных Цариц с собой в Египет. Таллат давно желала побывать в этой стране – страна Маган, как называли ее шумеры. Во всем мире Египет славится своей древней историей и великими познаниями, накопленными в храмах за тысячелетия прошедших лет. Сейчас ей ярко вспомнилось: в своем вавилонском доме, сидя на бело-розовом ковре, она рассматривает статуэтку крылатой Богини, загадочно маняще улыбающейся ей…
Из-за занавесей входа показалось необычно оживленное, почти веселое, лицо Балишана. Он сделал своей госпоже зовущие знаки, и она подошла к нему.
Балишан был разодет в желто-лиловое длинное одеяние, стянутое на талии широким оранжевым поясом. Несмотря на постоянную озабоченность евнуха, как бы сберечь свою госпожу в случае, если кончится милосердие чужеземных воителей, он еще больше пополнел и держался с большой важностью, подобающей высоте его положения. Он чувствовал себя очень поздоровевшим и наслаждался теплой сухой весной и наступившим замечательным летом Финикии – не очень жарким, в отличие от влажной духоты Вавилонии, из-за которой у Балишана часто воспалялись почки и печень. Балишан утверждал, что климат Сирии и Финикии очень схож с сухой жарой прекрасных и плодородных земель Сузианы.
Довольный и веселый, что принес хорошие вести, он прошептал на ухо Таллат:
– Госпожа, к тебе прибыл посланец из Вавилона!
Развел перед ней завесы входа, вывел из шатра на яркий свет полудня и повел среди шатров, повозок и навесов, под которыми хлопотали, готовя обед, прислужницы и рабыни Цариц.
Между лазурно ярким морем и лесистыми склонами гор солнечный день был наполнен блеском чистого неба. В разгар полудня ливень солнечных лучей заливал море и цепи прибрежных гор. Ароматный ветер, прилетевший с цветущих холмов и лесистых гор Ливана касался ласковыми легкими дуновениями лица Таллат и ее тонкой, светло-зеленоватой одежды.
Цветущая весна Ливана только что начала сменяться жарким летом. Вскоре пересохнут ручьи, несколько месяцев не будет дождей, и начнется сбор ячменя и летнего раннего винограда.
Таллат остановилась между плотных стен двух шатров. Немедленно к ней подошел человек, низко поклонился и слегка развел края ткани, накинутой на его голову и скрывавшей его лицо. Чеканное лицо Арешата появилось перед Таллат. Его стройное молодое тело и повелительную осанку никак не мог скрыть грубый и темный плащ погонщика верблюда.
Таллат смотрела на воина со свойственной ей сияющей ясностью взора. Горячими черными глазами взглянув в ее светоносное лицо, Арешат в низком поклоне вновь нагнул голову, негромко воскликнул:
– Госпожа, я приехал за тобой!
Стоявший позади Балишан загораживал их обоих своей широкой фигурой в длинной одеянии, испещренном ярко желтыми и лиловыми полосами.
– Ты приехал с персидскими послами? – спросила Таллат.
