Vita damnata

«Я хочу крови. Ее волнение… можно попробовать на вкус».

– Нет, спасибо, – ответила я, натянуто-сладким голосом, распахивая дверь. – У вас есть сумка для вещей?

– Есть рюкзаки! – встрепенулась кассирша, словно её ударило током, и бросилась к рядам с товарами.

– Быстрее, – бросила я ей вслед.

Забросив в новый холщовый рюкзак свёрток со старыми лохмотьями и ридикюлем, я достала ещё пару банкнот и аккуратно вложила мобильный телефон в нагрудный карман униформы девушки.

– Обо мне никому ни слова, – я пристально посмотрела ей в глаза, пытаясь запечатать в них эту мысль. В ответ, девушка лишь пискнула «Хорошо» и вся побагровела.

Я резко развернулась, чтобы уйти, но почувствовала на своём плече лёгкое, почти нерешительное прикосновение.

– Возьмите, – проговорила девушка, протягивая простую чёрную резинку. – Так будет удобнее.

Я ответила короткой, ничего не значащей улыбкой, быстрым движением собрала волосы в хвост и выскользнула из стеклянных дверей.

«Если у этой овечки хватит ума вызвать полицию, у меня в распоряжении не больше пяти минут».

Выскочив на обочину, я подняла руку. Почти сразу же меня ослепили огромные фары массивного тягача.

– До города? – крикнула я в распахнутое окно потному, дородному мужчине в поношенном свитере.

Водитель лениво кивнул:

– Сколько дашь?

– Двух хватит? – Я упёрлась ногой, обтянутой синей тканью, в ступеньку и рывком открыла тяжёлую металлическую дверь.

Водитель снова кивнул, цокнул языком и схватился за рычаг коробки передач. Дизель взревел, и тягач плавно тронулся с места. Я устроилась в кресле, пахнущем табаком и потом, и бросила взгляд в зеркало заднего вида. Сквозь запотевшее стекло павильона было видно, как девушка-кассир, прижимая к уху телефон, что-то возбужденно говорила.

Я тяжело выдохнула, откинулась на мягкий подголовник и закрыла глаза. «Глупая овечка». Теперь нужно было думать о следующем шаге.

Водитель бросил на меня короткий взгляд и, похоже, решил разрядить обстановку:

– Давно по дорогам шляешься?

Я удивлённо покосилась на водителя, а потом сообразила: в моем новом обличье – джинсы, толстовка, рюкзак – я и правда была похожа на загулявшую автостопщицу.

– Давно, – ответила я, упирая колени в массивную, потрескавшуюся пластиковую панель.

– А откуда будешь? – не отрывая взгляда от дороги, спросил он, медленно вращая руль.

– Из Красичина, – назвала я город, от которого ныне осталось лишь жалкое село.

– А это где такие края? – водитель почесал лоб толстыми пальцами, под ногтями темнела въевшаяся грязь.

– На западе, – криво усмехнулась я.

– Что-то не слышал о таком, – пожал он плечами и взял крутой поворот, выезжая на четырехполосную магистраль, ведущую к городу.

– И вряд ли ещё услышите. Хотя Красычинский замок – все же средневековая достопримечательность, теперь переделанная под отель, – я иронично хмыкнула. – А рядом с замком – моя деревушка, всего-то человек пятьсот.

– Деревенская… – протянул водитель. – А как звать-то тебя?

– Анна Вояковская, – я расплылась в улыбке, произнося имя, данное мне при рождении. Как давно я не называла свою родную фамилию. Много ли осталось людей, что знали её, мой род? Помнит ли еще хоть кто-то герб моей семьи с серебряным оленем? Даже когда я ещё была смертна, от былого величия древнего семейства почти ничего не осталось – лишь пара строк в шестой части родословной книги Подольской губернии.

– Михаил, – водитель кивнул с неожиданной, почти старомодной учтивостью, словно рыцарь представляясь даме. – Потянуло на большую землю, посмотреть на жизнь?

– Что-то вроде того, – флегматично ответила я.

– А родители-то в курсе, что ты так далеко забрела? – Михаил снова посмотрел на меня, и во взгляде его читалась простая, отеческая забота.

– А сколько, по вашему, мне лет? – я повернулась в кресле, подперев голову рукой.

Брови водителя взлетели вверх.

– Ну, лет двадцать, от силы. Потому и спрашиваю, – пожал он плечами.

– Спасибо за комплимент. Но я просто хорошо сохранилась, – оскалилась я в улыбке.

– Так сколько тебе? – Михаил улыбнулся мне в ответ, не понимая моего игривого настроя.

– Двести пятьдесят девять, – щеки уже сводило от сдерживаемого смеха.

Михаил насупился, откашлялся и уставился на дорогу.

– Не хочешь говорить, не надо, – он заметно поёжился. – Но, как отец трёх дочек, советую: звони родным. Пусть не волнуются.

– Боюсь, это невозможно, – я выпрямилась и тоже устремила взгляд вперёд, в бегущую дорогу.

– Понимаю, бунтуешь. Но родители они одни. Что бы ни случилось, они тебя всегда ждут, – он говорил это так, будто вкладывал в слова весь свой отцовский опыт, всю тревогу за своих девочек.

Я ничего не ответила. Было забавно наблюдать, как Михаил сам придумал для меня биографию и сам же в неё свято уверовал. Мы помолчали под размеренный, утробный рокот мотора. Водитель прибавил газу и вновь заговорил:

– Я давно за рулём, всякого насмотрелся. И потерявшихся щенков, таких как ты, и девушек, что уехали за счастьем, а их потом нашли на обочине. Могу тебе такого нарассказать, что ты обратно в свою деревню сбежишь.

– А автокатастрофы? – я сделала заинтересованное лицо.

– Еще бы, – хмыкнул Михаил.

– Я слышала, вчера на этом шоссе машина разбилась и сгорела, – я накручивала на палец белоснежную прядь, выбившуюся из хвоста.

– Откуда знаешь? – Мужчинаудивлённо повернулся ко мне.

– Девушка на заправке, кажется, обмолвилась, – флегматично пожала я плечами, искоса наблюдая за его реакцией.

– А, Ленка? Хорошая душа. Слишком уж добрая для таких мест. Я её по четвергам подбрасываю, когда ночью из города возвращаюсь, – лицо Михаила расплылось в улыбке.

– Ну и что с той аварией? Вы видели?

– Сам – то нет, но по рации объявляли, – водитель шлёпнул ладонью по потрепанному чёрному ящику. – Легковушка пошла на обгон, вылетела на встречку и, уворачиваясь от лобового, врезалась в отбойник. Водитель – женщина. Говорят, в шоке выскочила из горящей машины, набросилась на полицейских и сбежала. Искали с собаками. Бесполезно. Наверное, где-то померла. Через пару дней по криминальным новостям объявят.

– Как страшно! – я притворно содрогнулась, прижимая руки к груди.

– Это тебе не сказки. Говорю же, дорога шуток не прощает. Бдительность терять нельзя.

Я лишь кивнула в ответ. Отвернувшись к окну, я наблюдала, как унылые поля сменяются яркими вывесками, билбордами и слепящими фонарями. Водитель замедлил ход и остановил тягач на развилке.

– Мне налево, к складам. А тебе – вот до той остановки. – Михаил ткнул пальцем в освещённый стеклянный павильон в двадцати метрах от развязки. Он глянул на часы. Было без двадцати одиннадцать. – Как раз к последнему автобусу до вокзала успеешь.

Я расплатилась, выскользнула из кабины и бросила на прощание:

– Спасибо за компанию… и за истории.

Почти пустой автобус подошёл точно по расписанию. Небольшая очередь – видимо, рабочие со складов, закончившие смену, – быстро вошла внутрь. Я оплатила проезд и забилась в самый конец салона. Когда объявили, что автобус идёт до вокзала без остановок, я с облегчением откинулась на сиденье. Меня это более чем устраивало.

Ровно в полночь я была дома. Ночная прогулка по пустынными улицами не утомила, а, наоборот, взбодрила меня. Я почти что вприпрыжку открыла дверь квартиры.

– Анна, что ты творишь? – раздался из темноты сдержанный, но твёрдый голос Романа.

Я взмокшими от волнения пальцами уронила рюкзак на пол. Роман стоял у окна в гостиной и медленно, с наслаждением потягивал обжигающий кофе. Его густой, терпкий аромат заполнял собой всю квартиру, вызывая тошноту.

– А что ты здесь делаешь? – мой голос, к моему же негодованию, предательски дрогнул.

– Я задал вопрос первым. – Лицо Романа, бледное, как полотно, было обращено ко мне.

– Мне кажется или я что-то пропустила? Я, что, в своём доме должна отчитываться? – я резко стянула грязные сапоги и, шлёпая босыми ногами по холодному паркету, прошла на кухню. Со злостью распахнула холодильник, достала недопитую бутылку водки и залпом опрокинула несколько глотков. Горькая жидкость обожгла горло. Странно думать, что когда-то я и представить не могла, что притронусь к спиртному. Маменька была строга, муж не позволял, опасаясь за здоровье будущего потомства. Когда же я впервые попробовала? Ах, да… тот холодный, пронизывающий день в северном лесу… Я вздрогнула от внезапно нахлынувших воспоминаний.

За спиной послышались шаги. Роман встал позади, от него пахло мокрой землёй, он не успел переодеться после своего «ритуала» с поминками по самому себе. Он тяжело опустил руки мне на плечи. Я инстинктивно напряглась всем телом, будто готовая к прыжку.

– Сегодня в новостях я увидел кое-что знакомое. Ты напала на полицейского на шоссе.

– Моё лицо было видно? – мой взгляд лихорадочно забегал по его лицу в поисках ответа.

– Нет, запись очень плохая. – Роман убрал руки, и его прикосновение исчезло, оставив на коже ледяной след. Он снова отпил кофе. – Но твоя сила, твой «зверь», взял верх. Я узнал это, когда увидел! Обычный человек не может двигаться так быстро, обычный человек не может так легко выбраться из искорёженной горящей машины. Ты себя раскрыла!

– Неправда! Я усмирила «зверя»! Я не тронула полицейских и сбежала.

Роман медленно, с вызовом, посмаковал кофе, отставил кружку, явно растягивая паузу.

– Хоть в этом ты проявила благоразумие.

Я стянула резинку, и волны белых волос рассыпались по плечам. Длинными ногтями я почесала кожу головы, пытаясь унять зуд от нервного напряжения.

– А что в новостях говорили о машине?

– Она полностью выгорела, но уже назначена экспертиза. Выяснилось, что машина была зарегистрирована на одну влиятельную религиозную секту. От неё уже было подано заявление об угоне. Полиция ищет двоих – судя по фото, твоих отравителей. Тело номер один и номер два. Следователи восстанавливают цепь событий. Они пытаются выяснить, как ты связана с кражей этого автомобиля. – Слова Романа ложились на плечи тяжким грузом, но я изо всех сил старалась сохранить маску безразличия.

– И какое, прости, твоё дело? Я замела следы – Петер превратил тех двоих в пепел. Осталось найти бармена, который видел моё лицо, и всё. На меня нет ничего, кроме плохой записи с полицейских регистраторов, – я вцепилась пальцами в край стола, пытаясь сохранить видимость контроля в разговоре с хирургом.

Роман опустил взгляд и сложил ладони в замок у пояса. Его поза – смиренного послушника, – была до боли знакомой и оттого вдвойне угрожающей. По моей спине пробежали ледяные мурашки. Я понимала – мой ответ его не устроил. Я где-то совершила ошибку, упустила что-то важное.

Он с сожалением покачал головой:

– Анна, ты, как всегда, не хочешь понять, в каком мире мы живем. «Осторожность» – это не просто слово. Это правило, которое должно быть выжжено у нас в памяти.

– Хватит ходить вокруг да около! – вспыхнула я. – Говори прямо!

Роман на мгновение прикрыл веки и произнёс так тихо, что я еле расслышала:

– Полиция просто возьмёт и проследит по городским камерам путь этой машины. Восстановит её маршрут. Крематорий. Твой дом. Моя клиника. Теперь ты поняла? Я собрал твои вещи. Нам надо убираться отсюда. Сейчас же. Петер со мной согласен.

Я до боли прикусила нижнюю губу:

– Может, все обойдётся?

Роман снова, с непоколебимой уверенностью, покачал головой:

– Вряд ли. Я знаю, как ведётся охота на человека. Я и сам когда-то был… своего рода полицейским. Нам надо бежать.

Я забегала по комнате, как загнанный зверь. Роман был прав. В наш век – цифровых следов, тотальной слежки, чипов, отслеживающих каждый чих, – я вела себя как последняя легкомысленная дура. Во мне кипели ярость и отчаяние. Вся эта иллюзорная безопасность… Что она дает? Лишь новую фобию и вечный страх разоблачения. Мне и впрямь было пора наконец догнать это время – новые технологии, новые деньги… Я катастрофически отстала. Но с другой стороны, за десять лет жизни в большом городе, где на каждом углу камеры, я ни разу не попадалась, да и сейчас, я дома, а не в наручниках в полицейском участке. Можно поблагодарить за это «зверя».

«Если ты так уверена в своей неуязвимости, отчего же тогда дрожишь?» – пронеслось в голове.

Я застыла на месте, словно вкопанная, и сдула со лба выбившуюся прядь.

– Ты просто трус, – прошипела я, оскалившись в ухмылке Роману.

Роман с досадой цокнул языком:

– Почему ты так упряма?

– Потому что это мой дом! И я не собираюсь его бросать. Я проживу здесь еще отведенные пять лет. Как мы и договаривались. Я смогу научиться обходить все эти технологии…

– А мы? – резко вклинился Роман. – Что насчет нас с Петером?

– Вы взрослые мальчики и можете поступать, как считаете нужным. Я – остаюсь.

– Анна, все готово. Вылет в Ереван ночью…

– И что потом? – перебила я Романа.

– Сделаем новые документы и продолжим путь на восток.

– Нет, – железно отрезала я, отворачиваясь.

– Анна, умоляю, прояви хоть каплю благоразумия, – Роман снова схватил меня за плечи, с силой развернув к себе.

Я впилась в него взглядом снизу вверх, и внутри меня запылала ярость. Этот обвинитель, этот убийца! По какому праву он командует мной? Он здесь лишь потому, что я этого пожелала!

«Он слаб. И напуган» – прошептал мне «зверь».

– Слушай сюда, – я резко дёрнула плечами, сбрасывая его руки. – Допустим, я приехала на той машине к твоей клинике. И что? Кто-то видел, как ты со мной общался? Нет. Твой двор отпугнет любого, у кого есть мозги. Крематорий? Камеры там были отключены Петером. Меня никто не видел. Город огромный. Какая разница, куда поехали угонщики? В какой двор заехала их машина? У полиции ничего нет, кроме маршрута. Ни-че-го. Единственный свидетель – это бармен. И я уберу его сама.

– Анна… – только и смог печально прошептать Роман.

– Хочешь уехать – уезжай. Я не держу. Но я бежать не намерена. Тем более – на восток. Учить новый язык, новые правила… Я слишком устала. Я устала каждые пятнадцать лет притворяться новой личностью. С меня довольно. Мои пять лет здесь ещё не закончились.

Роман молча протянул мне мобильный телефон.

– Решай сама. Я позвоню, когда мы с Петером будем в Ереване. Клинику… я закрыл. Отменил все операции.

Я с силой швырнула телефон на диван и повысила голос:

– Ты только вдумайся в свои слова! Сам себя послушай, насколько подозрительно выглядит твой побег? Полиция приезжает по восстановленному маршруту тачки, и? Клиника закрыта, крематорий – ночной сотрудник тоже уехал. Вы подставляете сами себя!

Роман застыл, уставившись в пустоту.

– Пойми, времена когда ты вёл расследования давно прошли, – я напирала на Романа. – Теперь недостаточно просто указать на человека и обвинить его в преступлении. А потом вести «дознание водой», связать несчастного по рукам и ногам, бросить в реку и ждать. Всплывет – значит точно виноват. Не всплывёт – хороший был гражданин, жаль, что захлебнулся. Очнись! Теперь нужны улики. Мотив, связь. Что есть у полиции? Два угонщика прокатились по городу. Оставили тачку у тебя во дворе. Ты что, отвечаешь за каждого, кто там паркуется? Потом они поехали в крематорий. Зачем? Из любопытства! Моя квартира? Смехотворно! В моем доме – сотни одинаковых окон. Ну были они на парк… – я резко замолчала, будто споткнувшись о собственные слова, и в памяти всплыли двое парней на ночной стоянке.

– Что случилось? – Роман, который, казалось, под гнётом моих доводов вот-вот растает, внезапно встрепенулся.

– На подземной парковке… меня видели двое, – тихо выдохнула я, сама осознавая тяжесть этого промаха.

Роман закатил глаза к потолку с таким видом, будто я только что подписала нам всем смертный приговор, и молча направился к выходу.

– Я найду их! Обещаю! – крикнула я ему в спину, в отчаянии хватаясь за эту соломинку.

Он уже был в дверях, но обернулся. Его взгляд был пуст и холоден.

– У тебя есть одна ночь. Послезавтра мы уезжаем. Вместе.

Дверь громко хлопнула, и эхо прокатилось по пустой квартире. Я в ярости пнула диван и рухнула на подушки. Впервые за долгое время я почти поставила его на место. И впервые же сама всё и испортила. Проклятые придурки на парковке. И как, скажи на милость, мне их теперь найти?

«Ты прекрасно знаешь, как. Охота начинается».

Трое мужчин в списке. Одна ночь. Что ж… Была не была..

Глава 7

Ночь. Вход в клуб. Я стояла в толпе, где смешались ароматы духов, запах пота и дыма сигарет. Этот коктейль запахов щекотал ноздри, вызывая странное чувство привычного отвращения. Бросила взгляд на тёмный тупик, в котором двумя днями ранее блондинчик и его подельник попрощались с жизнью. По спине пробежал холодок – в этом городе всё циклично, сегодня я снова вышла на охоту.

Охранник на входе открыл передо мной дверь, и одновременно могучей рукой остановил щуплого парня рядом. Моё миловидное лицо вызвало у него лишь короткий, дежурный кивок, а вот взгляд, скользнувший ниже, задержался на секунду дольше необходимого. Всегда одна и та же цена входа.

Когда-то значение имели твой статус, твоя семья, твоё образование. Теперь – внешность и шмотки. Мне стало горько от этой мысли. Я могла благодарить предков за свою внешность, которая нисколько не изменилась со дня моей казни двести тридцать лет назад, и дизайнерскую одежду из моего гардероба. Удивительно, сколько дверей открывала мне полуобнажённая грудь в глубоком разрезе красного платья и его короткий подол, едва прикрывавший бёдра. И как от этого порой тошнило.

Музыка била по ушам, ритм отдавался в висках, проходил через всё тело, замещая собой размеренный стук сердца. На секунду, я утонула в этой вибрации, позволила ей поглотить себя.

Я щурилась от ярких разноцветных огней и направилась к барной стойке. Два бармена устроили шоу. Они взбалтывали алкоголь в жестяных шейкерах, жонглировали ими и стеклянными бокалами, поджигали готовые коктейли под одобрительное улюлюканье толпы. Вспышка пламени ослепила меня, и я на мгновение почувствовала жар на коже.

Я села за столик. Ко мне подбежал молоденький официант и протянул коктейльную карту. Я, не взглянув в меню, попросила принести мне бокал красного вина. Единственный напиток, чей вкус напоминал мне о чём-то настоящем. Официант кивнул и убежал к следующему столику. Я лишь поражалась его способности разбирать слова в этой какофонии звуков. Мой же слух, отточенный веками, улавливал лишь обрывки фраз, сливавшиеся в оглушительный рёв.

Шоу барменов закончилось. На барную стойку забрались три девушки с одинаковыми фигурами, в одинаковых купальниках и с одинаковым, немного оранжевым, цветом искусственного загара на коже. Я наблюдала за ними с холодным любопытством, словно за насекомыми под стеклом. Их движения казались такими заученными, такими лишёнными истинной страсти. Девушки изгибались, приседали и вставали, проводили ладонями по своим телам, соблазняя и дразня голодных до зрелищ мужчин.

Один из них сидел с краю, ко мне спиной, и не обращал внимания на зажигательные и соблазнительные движения танцовщиц. В его позе читалась такая концентрация, такое отрешённое напряжение, что это мгновенно выхватило его из безликой массы.

«Хм, интересно», – пронеслось в голове, и я почувствовала давно забытый интерес – тот самый, что заставляет охотника замереть у логова зверя.

Официант вернулся ко мне, поставил на столик наполовину наполненный красным вином бокал. Я провела пальцем по ножке, ощущая холод стекла. Протянула ему деньги, но официант отказался их брать и сказал, что сегодня алкоголь для девушек бесплатный до четырёх утра. Его взгляд тоже задержался на моём декольте. «Бесплатно», – с горькой усмешкой подумала я.

«Самое дорогое всегда достаётся бесплатно».

Как только танцовщицы завершили свою программу, бармены вернулись к работе. Вот он, тот самый тип, что поставил передо мной отравленный напиток, заказанный Сергеем. Я поднесла бокал с вином к губам и принюхалась. В нос ударил терпкий аромат, но сквозь него я напряжённо искала химический запах кетамина. А вдруг и это вино с дозой? Я тяжело вздохнула и отставила напиток на край столика.

Я наблюдала за барменом. Он суетился, принимал заказы и смешивал алкоголь. Он пританцовывал в такт музыке, широко улыбаясь каждой миловидной девчушке. Его наигранная весёлость вызывала у меня изжогу. Тот мужчина, сидевший с края стойки, поднялся с высокого барного стула без усилий, поправил рубашку и придвинулся чуть ближе. Подозвал бармена жестом. Тот кивнул и наклонился. Но что-то изменилось. Я увидела в его глазах тревогу. Бармен внимательно слушал незнакомца, и я заметила, как его кадык задрожал, а пальцы начали судорожно тереть идеально чистый бокал полотенцем.

Мужчина был ко мне спиной, и я не видела его лица, только затылок с чёрными вьющимися волосами до плеч. Бармен пару раз кивнул, потом взял из его рук визитку, внимательно прочитал и снова неуверенно кивнул. Незнакомец поднялся и окинул взглядом танцпол. Теперь я увидела его лицо в профиль.

Мир на мгновение поплыл. Озноб пробрал всё тело. Его нос, подбородок, тяжёлые брови – всё было до боли знакомо. Словно призрак, явившийся из небытия, чтобы уничтожить моё спокойствие. Я отвела взгляд, не в силах поверить. Мои пальцы задрожали. Сердце забилось с такой силой, что я услышала его стук в висках. Я, повинуясь инстинкту, тоже поднялась и пошла за ним. Тот же рост, тот же размах плеч. Этого не может быть.

Я потянулась, чтобы дотронуться до его плеча, но в этот момент мужчина схватил за локоть охранника, и я услышала отрывок их разговора:

– Следственный комитет. Майор Иванов. Будьте любезны, ответьте на пару вопросов.

Охранник вчитался в протянутое удостоверение, кивнул и ответил:

– Да, конечно. Пройдёмте в комнату охраны.

Они спешно удалились. Я застыла на танцполе, как вкопанная. Окружающий гул и мельтешение людей превратились в размытое пятно. Меня толкали локтями, обнимали за талию, подхватывали, но я почти не чувствовала прикосновений. Пространство вокруг дрожало, и единственной точкой опоры было то пустое место, откуда только что ушёл майор.

Я мотнула головой, пытаясь отбросить наваждение.

Бармен всё ещё стоял за стойкой. Он поглядывал вслед майору и охраннику и на автомате продолжал выдавать заказы. Но он больше не улыбался. Его лицо стало серьёзным и серым. Он что-то быстро шепнул напарнику, накинул пиджак, достал из кармана пачку сигарет и направился к выходу.

Я пошла за ним, как во сне. Протиснулась сквозь толпу на входе и встала в паре метров от него. Бармен нервно чиркал зажигалкой, сделал глубокую затяжку и достал из кармана джинсов телефон.

– Да, это я, – сказал он в трубку. – Они так и не объявились?.. Тут такое дело, ко мне в клуб заходил полицейский. Я откуда знаю?! Последний раз я их видел с девкой, с блондинкой. Ну, как обычно, да. По старой схеме.

Я сделала шаг ближе. Моё лицо скрывали тени от уличного фонаря, и в этом укрытии рождалось твёрдое, хлоднокровное решение.

– Говорю тебе, они уехали. Машины утром не было. Не знаю. Когда? Сейчас? Ты издеваешься? Я на работе! Охренеть… Ладно, через полчаса буду в подвале.

Бармен, сжав телефон, лихорадочно написал кому-то сообщение. Докурил сигарету и, подняв воротник пиджака, быстрым шагом направился прочь от клуба.

Я следовала за ним по пятам. Он вышел на широкий, залитый светом проспект и поднял руку. Почти сразу остановилась машина. Бармен о чём-то быстро договорился с водителем и сел на переднее сиденье.

«Чёрт возьми, он сейчас уйдёт!»

Не успела я поднять руку, как к обочине подъехали сразу три машины такси. Я выбрала первую попавшуюся и, резко открыв дверь, бросила водителю:

– Следуйте за той машиной, только не теряйте!

Двадцать минут мы метались по ночному городу, пока наконец не вырулили к забору старого автобусного парка. Мой водитель неуверенно покосился на меня. Я быстро расплатилась с ним и выскочила из машины.

Бармен был в двадцати шагах впереди. Он снова закурил на ходу. Каблуки моих сапог предательски отстукивали по асфальту, но он не слышал их, полностью погружённый в свои мысли. Он обошёл автобусный парк и скрылся за углом заброшенного здания. Я почти побежала, резко завернула за угол и чертыхнулась. Бармен исчез. Словно сквозь землю провалился.

«Подвал… Он сказал – в подвал».

Я начала жадно вглядываться в темноту, выискивая намёк на спуск. Сердце колотилось где-то в горле. И вот, между двумя кустами дикой сирени, я разглядела тёмный провал: разбитые каменные ступени и тяжёлую ржавую дверь. Я спустилась и, затаив дыхание, надавила плечом на створку. С громким скрипом она поддалась. Затхлый, мокрый запах ударил в нос. Одна-единственная лампочка под потолком освещала жёлтым светом узкий коридор в зелёной облупленной краске.