Скандал

– Моя жена не способна к измене. Это просто не в ее характере. Но ей может быть нанесена обида из-за обещаний некоторых людей, не имевших ни малейшего намерения их выполнять. Она склонна видеть в людях, лучшую сторону.

– А вы не допускаете, что я действительно собирался прочитать «Таинственную леди» самым внимательным образом?

– Нет, – сказал Саймон, вставая. – Я не поверил в это ни на миг. Буду ждать возвращения рукописи завтра утром.

– Черт возьми, Блэйд, попридержите лошадей… Как, по-вашему, я объяснюсь с Эмили?

– Скажите ей, что не считаете себя в силах дать беспристрастную оценку, – предложил Саймон. – К тому же это истинная правда. Как может человек вынести справедливое суждение о чьей-то рукописи, если знает, что его собственная писательская карьера висит на волоске?

– Негодяй! – Но в голосе Эшбрука слышалась скорее приниженность, чем вызов. – Вы бы поостереглись, Блэйд. Вы обрели целую кучу врагов. В один прекрасный день кто-нибудь из них может решиться и попытать счастья, проскользнув мимо всех разбойников и телохранителей, которых вы любезно называете прислугой.

Саймон улыбнулся:

– Маловероятно. Видите ли, Эшбрук, у меня не так много врагов, как вы думаете. Потому что в целом я делаю больше добрых услуг, чем произношу угроз. Я могу оказаться и полезным. Запомните на всякий случай.

Эшбрук кивнул, глядя на него:

– Теперь я понимаю, как вы действуете. Вы и в самом деле так умны и загадочны, как о вас говорят, Блэйд. Полезные услуги в обмен на содействие, определенная кара, если вам становятся поперек дороги. Любопытный метод.

Саймон пожал плечами и удалился, не потрудившись ответить. На сегодняшний вечер с делами он покончил. Пора отыскать Эмили. Она должна появиться на балу у Линтонов, вспомнил он. Он с удовольствием предвкушал еще один вальс со своей женой.

Через двадцать минут он вышел из экипажа и поднялся по ступеням большого особняка. Суетливо подскочившие лакеи в ливреях взяли у него шляпу и проводили в холл, в затем наверх в бальный зал.

Сквозь смех и жужжанье разговоров слышались звуки контрданса. Саймон остановился в дверях, осматривая переполненную залу в поисках Эмили. В последнее время угадать, где она, было совсем не трудно. Нужно просто найти взглядом самый оживленный кружок гостей вокруг его рыжеголового эльфа. Кружок этот будет состоять из множества новых друзей и поклонников Эмили. Из мужчин там непременно окажется несколько пожилых джентльменов, желающих потолковать об акциях и капиталовложениях; группка вдохновенных поэтов с мятежно взлохмаченными кудрями и пылающим взором, жаждущих порассуждать о романтической поэзии; и стайка юных денди, заботящихся о том, чтобы их увидели беседующими с настоящей оригиналкой.

И как было известно Саймону, который, углядев свою добычу, пробирался к ней сквозь толпу, в окружающей Эмили свите будет не меньше и женщин. Во-первых, леди, столь же вдохновленные романтической поэзией, как сама Эмили, а также те, кто, подобно леди Норткот и ее дочери Селесте, нашли в Эмили обворожительную подругу.

В ее кружок войдут и те дамы, чьи мужья поощряли их к усиленной дружбе с молодой графиней Блэйд. Будут девушки, не так давно оставившие классные комнаты, чьи мамаши очень верно сообразили, что, находясь поблизости от новоявленной графини, их дочери смогут завязать знакомства со многими достойными молодыми людьми. И наконец, несколько «синих чулков», считающих Эмили чрезвычайно умной и замечательно своеобразной особой.

Саймон как раз добрался до весьма оживленной свиты Эмили, когда она почувствовала его присутствие. По толпе ее поклонников пробежал шепоток, и они расступились, уступая ему дорогу.

– Блэйд! – подняв на мгновение лорнет, Эмили увидела мужа. Она улыбалась, приветствуя его, глаза ее вспыхнули от радости. – Я надеялась, что вы найдете время заглянуть сюда.

– Я хотел просить у вас танец, дорогая моя, – сказал Саймон, склоняясь над ее рукой. – Вы, случайно, не оставили один для меня?

– Не будьте глупым. Разумеется. – Она бросила извиняющийся взгляд на молодого человека с тщательно уложенными с помощью щипцов белокурыми волосами. – Вы не станете возражать, если мы отложим наш танец, не правда ли, Армистэд?

– Нисколько, леди Блэйд, – ответил Армистэд, окинув Саймона уважительным взором.

Эмили, смеясь, с готовностью повернулась к мужу:

– Вот видите, Блэйд. Я совершенно свободна для танца с вами.

– Благодарю вас, дорогая моя.

Ведя Эмили на танец, Саймон ощутил прилив удовлетворенного чувства собственника. Когда Эмили с сияющим видом шагнула в его объятия, он с холодной уверенностью подумал, что все в зале знают то, что знал он.

Эмили принадлежит ему.

И пусть свет знает еще и другое: он сумеет защитить то, что принадлежит ему.

Два дня спустя Саймон приехал домой в середине дня и с изумлением услышал от дворецкого, что его жена принимает в гостиной трех леди.

– Леди Мерриуэдер, леди Канонбери и миссис Пеппингтон, – доложил Гривз без всякого выражения на лице.

– Черт подери! – пробормотал Саймон, шагая к двери в гостиную. – Какого дьявола она замышляет на этот раз?

– Мадам приказала подать самого лучшего чая «Лэп Сэнг», – тихонько добавил Гривз, открывая хозяину дверь. – Смоука попросили приготовить сладкое печенье. Он до сих пор не перестал жаловаться.

Саймон бросил на дворецкого хмурый взгляд и вошел в библиотеку. При виде жены, непринужденно беседующей с женами его двух старинных врагов, он остановился как вкопанный.

Эмили подняла на него глаза и улыбнулась:

– А вот и вы, Блэйд. Вы присоединитесь к нам? Я как раз собиралась позвонить, чтобы принесли еще чаю. Вы, я полагаю, знакомы с леди Канонбери и миссис Пеппингтон?

– Да, мы встречались раньше. – Саймон приветствовал обеих дам с ледяной вежливостью. Те в свою очередь, казалось, испытывали смущение и неловкость.

– Боюсь, нам уже пора. – Леди Канонбери величественно поднялась с дивана.

– Да, у меня еще несколько визитов, – быстро проговорила миссис Пеппингтон.

– Я понимаю. – Эмили бросила на мужа негодующий взгляд.

Когда за ними закрылась дверь, она спокойно налила Саймону чашку чая и протянула ему, как только он устроился:

– Необязательно было их пугать, Саймон.

Араминта Мерриуэдер издала смешок:

– У Саймона это неплохо получается.

Саймон не обратил на тетушку внимания и с самым угрожающим выражением лица уставился на сидящую с невинным видом жену.

– Мне интересно узнать, какой предмет вы нашли для беседы именно с этими леди, мадам.

– Да-да, я так и думала, что вас это заинтересует. – Эмили победоносно улыбнулась. – Ну что ж, милорд, сказать по правде, мы вели деловой разговор.

– Ах вот как? – Уголком глаза Саймон заметил, как поморщилась тетушка от его холодного тона, но Эмили, казалось, ничего не замечала. – И о каких же делах вы беседовали?

– О разработках полезных ископаемых, – ответила Эмили. – Речь идет о том, что и лорд Канонбери, и мистер Пеппингтон вложили значительные суммы в разработки рудных месторождений. Теперь перед ними встала задача перевозки руды на рынок, и они сделали ошеломляющее открытие, что канал, которым они собирались воспользоваться, куплен неким частным лицом. Владелец не дает им твердого согласия на пользование каналом. Уже несколько месяцев он держит их в постоянном напряжении.

– Понятно.

– Канал принадлежит вам, милорд, – разоблачающим тоном заявила Эмили. – Ничто не передвигается по каналу без вашего соизволения. В вашей власти сделать разработку этих месторождений финансовым крахом Канонбери и Пеппингтона. Они оба просто в ужасном беспокойстве. Такие убытки могут их погубить. Они очень много вложили в свой проект.

Саймон пожал плечами, не пытаясь скрыть злорадного удовлетворения:

– Ну и что дальше?

– Ну, и я как раз говорила леди Канонбери и миссис Пеппингтон, что вы несомненно примете решение продать канал их мужьям.

Чай резко плеснулся в хрупкой фарфоровой чашке в руках у Саймона. Несколько капель скатилось по ней и упало вниз на его безукоризненные желтовато-коричневые бриджи.

– Черт подери!

Эмили с беспокойством разглядывала пятна:

– Позвонить Гривзу?

– Нет, не позвонить – ни Гривзу, ни кому-нибудь еще. – Саймон со стуком водрузил чашку с блюдцем на ближайший столик.

– Какого черта вы решили, что вправе раздавать подобные обещания леди Канонбери и Пеппингтон? Как, черт возьми, вы собираетесь их выполнять?

– Она не собирается выполнять никаких обещаний, поскольку их не давала, – мягко заметила Араминта, и в глазах ее заиграли насмешливые огоньки. – Она собирается посмотреть, как это сделаешь ты, Саймон.

Саймон сверкнул на тетушку свирепым взглядом и вновь обернулся к Эмили. Похоже, его жена совершенно уверена в себе, отметил он. Он явно был к ней слишком снисходителен в последнее время.

– Не угодно ли вам объясниться, мадам?

Эмили откашлялась.

– Мне хорошо известно, почему вы хотите обрушить свое возмездие на Канонбери и Пеппингтона, Саймон. Ваша тетя мне все объяснила, и вы имеете полное право наказать их.

– Очень рад, что вы это признаете.

– Дело в том, милорд, – мягко продолжила она, – что они уже много страдали, и, право же, зачем усугублять еще их несчастье.

– В самом деле? И как же они страдали? – процедил сквозь зубы Саймон.

– У лорда Канонбери, по-видимому, больное сердце. Доктора предупредили его, что он может не протянуть и года. Кроме того, в последние несколько лет он потерпел ряд крупных финансовых неудач. Единственная радость его жизни – внучка. Помните ее? Та, которой стало дурно и которая упала в обморок, когда вы появились в бальном зале?

– Допустим, помню.

– Бедняжка ужасно боялась, что граф Блэйд собирается потребовать ее руки, желая отомстить ее деду, – пробормотала Араминта.

– Чепуха, – возразила Эмили. – Как я уже говорила Селесте, Блэйд никогда бы не женился на молодой леди, склонной падать в обмороки. Ну так вот, внучка – самая большая радость в его жизни. Он хочет использовать прибыль от рудных разработок, чтобы обеспечить ей приданое. Если вы его погубите, Саймон, она останется без единого пенни. Я знаю, вы не захотите, чтобы бедная девочка оказалась вынуждена появиться на брачном базаре без приличного приданого.

– О господи! – пробормотал Саймон.

– А что касается Пеппингтона, я с глубоким огорчением узнала, что три года назад в результате несчастного случая на верховой прогулке погиб его любимый сын. И видимо, единственное, что теперь поддерживает несчастного, – это сознание, что его внук обещает стать весьма деловым человеком, проявляющим большой интерес к фамильным землям. Пеппингтон надеется оставить ему хорошее наследство.

– Не вижу, почему я должен проявлять хоть какой-то интерес к будущему внучки Канонбери и внука Пеппингтонов, – заметил Саймон.

Эмили мимолетно улыбнулась:

– Я знаю, милорд. Сначала я тоже не слишком задумалась нал этим, но потом начала размышлять, какую важную роль в жизни человека играют его дети и внуки, если вы понимаете, что я имею в виду…

Саймон глядел на нее, не отрываясь:

– Нет, я не понимаю, что вы имеете в виду. О чем вы сейчас вообще говорите?

– О наших детях, милорд. – Эмили скромно отпила глоточек чаю.

На мгновение Саймон потерял дар речи.

– О наших детях? – выдавил он наконец. И тут его охватило небывалое, неведомое ранее возбуждение. – Уж не говорите ли вы мне, что ждете ребенка?

– Ну, пока я этого утверждать не могу. Скорее всего нет. По-крайней мере, сейчас. Но полагаю, это скоро случится при наших отношениях… – Эмили порозовела, но по-прежнему улыбалась.

Араминта вздрогнула и поперхнулась глотком чая.

– Прошу прощения, – сказала она, с трудом хватая ртом воздух.

Саймон не обратил на свою тетушку никакого внимания. В этот миг он думал только о том, как начнет округляться Эмили, вынашивая его ребенка. Он вдруг понял, что до сих пор не слишком-то задумывался о будущем. Все его планы сконцентрировались на прошлом. А теперь Эмили сидит здесь и говорит, что у нее могут быть дети. Его дети.

– Вот проклятье! – пробормотал он.

– Да, я вас понимаю, милорд. Несколько шокирует, когда об этом начинаешь думать подобным образом, правда? Но нам несомненно нужно задуматься. И признаюсь, именно мысль о том, как мы будем любить и лелеять наших собственных детей, заставила меня понять, что вы не можете желать зла внучке Канонбери или внуку Пеппингтона. Жестокость вам не свойственна, милорд. В глубине души вы благородны и великодушны, я-то знаю…

Саймон молча смотрел на Эмили. Он понимал, что ему следовало бы сделать ей хорошее внушение, чтобы она не смела касаться его деловых проблем, но он, похоже, был не в силах отогнать от себя видение своего сына у нее на руках…

– Как вы думаете, у нашего сына будут ваши глаза? – медленно произнесла Эмили, словно прочтя его мысли. – Я представила сейчас, как он будет бегать по дому. Неугомонный и озорной. Вы станете учить его своим приемам борьбы, как учите сейчас моих братьев. Мальчики обожают подобные вещи.

– Я полагаю, мне пора, – тихо сказала Араминта, поднимаясь. – С вашего позволения.

Саймон едва заметил, как удалилась его тетушка. Когда за ней тихо закрылась дверь, он понял, что все еще смотрит на Эмили, представляя ее с темноволосым золотоглазым младенцем у груди. Или, пожалуй, с зеленоглазой рыжеволосой малышкой.

– Саймон? – Эмили вопросительно заморгала.

– Прошу прощения, но, кажется, кое-какие дела требуют моего внимания в библиотеке, – рассеянно произнес Саймон, вставая со стула.

Двадцать три года он цеплялся за прошлое. Это давало ему силы, волю, стойкость. Но он осознал наконец, что в тот день, когда женился на Эмили, он уже ступил в будущее, хотел он этого или нет.

Тем же вечером, входя в один из своих клубов, Саймон все еще пытался отогнать видение – Эмили, окруженная их детьми. Он все еще чувствовал неловкость и странную неуверенность в собственных намерениях.

По велению судьбы первыми, кого он увидел в клубе, оказались Канонбери и Пеппингтон.

Перед Саймоном вдруг возникли образы глупой внучки Канонбери, падающей в обморок на балу, и серьезного юноши Пеппингтона, постигающего науку управления земельными угодьями. С глубоким вздохом он направился к двум своим старым врагам.

Без дальнейших размышлений Саймон сделал Канонбери и Пеппингтону предложение о продаже канала… Огромное потрясение, отразившееся на лицах обоих джентльменов, принесло ему чрезвычайное удовлетворение.

Канонбери поднялся с болезненной медлительностью.

– Весьма признателен вам, сэр. Мне хорошо известно, что еще совсем недавно у вас были другие намерения – намерения, которые погубили бы Пеппингтона и меня. Можно спросить, что заставило изменить решение?

– Это не какая-то уловка, нет, Блэйд? – подозрительно спросил Пеппингтон. – Последние шесть месяцев вы держали нас на грани катастрофы. С чего бы вам отпускать нас теперь?

– Моя жена не устает повторять, что я благороден и великодушен по натуре. – Саймон холодно улыбнулся.

Канонбери порывисто сел и взял свой бокал портвейна.

– Понимаю.

Пеппингтон достаточно пришел в себя от изумления, чтобы смерить Саймона изучающим взором.

– Странные создания жены, не правда ли?

– У них, определенно, есть склонность к усложнению жизни мужчин, – согласился Саймон. Пеппингтон задумчиво кивнул:

– Благодарю вас за великодушие, сэр. Мы с Канонбери прекрасно понимаем, что не заслужили его. То, что случилось двадцать три года назад… не было хорошим поступком с нашей стороны.

– Мы в долгу перед вами, Блэйд, – пробормотал Канонбери.

– Нет, – сказал Саймон. – Вы в долгу перед моей женой. Постарайтесь не забывать этого.

Он повернулся на каблуках и зашагал прочь от двух стариков, которых ненавидел в течение двадцати трех лет.

Он вышел в ночь, смутно почувствовав, как его отпустила какая-то тяжесть. Ему стало легче, свободней, спокойней, словно он развязал старую ржавую цепь и высвободил какую-то частицу себя, долгие годы томившуюся в плену.

Отчаянное послание Бродерика Фарингдона пришло на следующий день. Эмили как раз обсуждала с поваром меню приема. Обсуждение переросло в бурные споры.

– Я не против того, чтобы на столах были некоторые из ваших замечательных экзотических восточных яств, – решительно убеждала Эмили этого странного человека с золотой серьгой в ухе. – Но не следует забывать, что большинство гостей непривычно к заморским деликатесам. Англичане не слишком любят рисковать с необычной пищей.

Смоук гордо выпрямился:

– Его светлость никогда не жаловался на мою кухню.

– Ну разумеется, – успокаивающе сказала Эмили. – Вы готовите просто превосходно, Смоук. Но боюсь, у его светлости гораздо более изысканный и тонкий вкус, чем у большинства тех, кого мы собираемся угощать на этом приеме. Речь идет о людях, которые не считают трапезу полноценной, если не подают гору вареного картофеля и мяса.

– Мадам совершенно права, Смоук, – вмешалась экономка. – Пожалуй, нам надо подать немного заливного палтуса. А также колбасы и, возможно, немного языка…

– Колбаса! Язык! – Смоук пришел в неистовство. – Я не позволю, чтобы в этом доме подавали какие-то жирные колбасы или языки.

– Ну, тогда прекрасно подойдет немного холодной ветчины, – с надеждой предложила Эмили.

Их спор был прерван громким, настойчивым стуком в кухонную дверь. Гарри поспешил ее открыть и после недолгих переговоров с кем-то, стоявшим за порогом, приблизился к хозяйке.

– Прошу прощения, мадам. Тут для вас сообщение.

Эмили с чувством облегчения отвлеклась от перепалки:

– Мне? Где же?

– Паренек у дверей, мэм. Утверждает, что может отдать записку только вам. – Гарри воинственно поднял свой крючок-протез. – Сказать ему, чтобы убирался?

– Нет-нет, я с ним поговорю. Эмили прошла через кухонные помещения к двери и увидела поджидающего ее маленького оборванца.

– Ну, дружок, в чем дело?

Мальчишка уставился на рыжие волосы Эмили и ее очки, а потом утвердительно кивнул, словно удостоверившись, что перед ним именно та, кого он ищет.

– Ваш папаша хочет повидать вас прямо сейчас, мэм. Он велел передать вам вот это.

Маленький листочек бумаги, порядком испачканный грязным кулачком, был надлежащим образом передан по назначению.

– Очень хорошо. – Эмили опустила монетку на ладонь мальчишки, взглянула на бумагу, и острое предчувствие чего-то недоброго охватило ее.

Мальчишка тщательно осмотрел монету, попробовал ее на зуб и широко ухмыльнулся:

– Всегда готов помочь, мэм.

Гарри подошел закрыть дверь. Мальчишка с изумленным восхищением уставился на крюк и через мгновение пустился наутек.

– Мы закончим обсуждение меню позднее, – сказала Эмили Смоуку и экономке и заспешила прочь из кухни.

Со жгущей ей руку запиской она взбежала наверх, опасаясь самого худшего. Уединившись в своей спальне, она закрыла дверь и заперла ее на ключ.

Трепеща от ужаса, она уселась и прочла послание.

«Моя дорогая любящая дочь!

Час несчастья пробил. В последние недели фортуна отвернулась от меня. Я крупно проигрался и теперь вынужден продать оставшиеся акции и паи, чтобы раздобыть наличные на последние долги. К несчастью, и это не покроет всей суммы. Ты должна помочь мне, моя дорогая дочка. Молю, чтобы в горький час нужды ты вспомнила об узах крови и любви, навечно связывающих нас. Ты знаешь, что твоя милая мама хотела бы, чтобы ты помогла мне. Я скоро свяжусь с тобой.

Твой любящий отец.

Р. S. Учитывая сложившиеся обстоятельства, не следует упоминать мужу о нашем маленьком семейном затруднении. Ты ведь знаешь, что он питает ко мне глубочайшую противоестественную ненависть»

Медленно складывая записку, Эмили почувствовала дурноту. Она понимала, рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Она пыталась сделать вид, что ее отец проявит некоторое благоразумие в игре, но в глубине души знала: его страсть к картам и риску слишком сильна. Ее мать часто повторяла, что он никогда не переменится.

И вот теперь он взывал к дочери о помощи, отдавая себе отчет, что тем самым вынуждает ее выбирать между преданностью мужу и дочерним долгом.

Это было слишком. Реальность снова вторглась в ее мир, отдернув завесу романтики, которой она пыталась защитить свой мир.

Эмили уронила голову на руки и разрыдалась.

Глава 18

Вечером того же дня Эмили одевалась к театру, когда в ее спальню из соседней комнаты вошел Саймон. При виде его она слегка вздрогнула, но ей все-таки удалось изобразить слабую улыбку.

– Спасибо, Лиззи. Пока все.

– Да, мэм. – Лиззи присела в реверансе и удалилась.

Эмили встретилась в зеркале с взглядом Саймона и отвела глаза. Какой он могущественный, какой властный в своем строгом вечернем костюме.

– Вы собираетесь куда-то, милорд?

– Пообедаю сегодня вечером в клубе, пока вы будете в театре с леди Норткот и ее дочерью. – Саймон внимательно наблюдал за ней. – А позже я отыщу вас у Бриджтонов.

Эмили поспешно кивнула, перья в ее волосах слегка качнулись. Она нервничала, понимая, что ей надо быть осторожной, иначе Саймон заметит ее смятение.

– Значит, увидимся там. Я не показывала вам новый бинокль, который купила вчера? – Она потянулась к сумочке и принялась усердно в ней что-то искать. Только бы не встречаться с его чересчур пристальным взглядом.

– Очень мило, – одобрительно кивнул Саймон, принимая у нее изящный бинокль.

– В него все так хорошо видно. Я уже воспользовалась им, чтобы разглядеть птичку за окном, и, представьте, мне были видны мельчайшие узоры на ее крылышках, – Эмили отчаянно старалась изобразить воодушевление.

– Не сомневаюсь, что это прекрасный бинокль, дорогая моя.

Эмили не нравилась некоторая задумчивость в глазах Саймона.

– Селеста с матерью уверяли меня, что постановка «Отелло», которую мы собираемся сегодня смотреть, одна из лучших, которые когда-либо появлялись на сцене.

– Должно быть, чрезвычайно интересно.

– Да, несомненно. Я, кажется, не говорила вам, что сегодня я долго беседовала со Смоуком, обсуждая, какие блюда подавать на приеме?

– Нет, вы не упоминали об этом. Эмили, вас что-то тревожит, не так ли?

– Нет-нет, милорд. – Она изобразила ослепительную улыбку и даже осмелилась, взглянув в зеркало, на мгновение встретиться с ним глазами. – Просто я немного взволнована перед походом в театр.

– Эмили…

– Так вот, Смоуку очень не хочется готовить обычные блюда для наших гостей. Он говорит, что вы предпочитаете восточную кухню. Я понимаю, это очень вкусно, но боюсь, наши гости сочтут ее несколько странной.

– Смоук приготовит все, что вы ему велите, или пусть приготовится искать другое место работы. – Саймон шагнул вперед, положил на плечи Эмили свои сильные руки и, похоже, очень хотел бы еще раз встретиться с ней взглядом. – Не беспокойтесь о меню, дорогая моя. Скажите мне, почему вы так встревожены сегодня?

Она сидела, не шевелясь, испуганно глядя в зеркало.

– Я не могу вам сказать, Саймон.

Губы Саймона слегка изогнулись в усмешке.

– Боюсь, я буду вынужден настаивать на этом. Ведь мы общаемся на более высоких уровнях, и я уже знаю – что-то не так, дорогая моя. Если вы не скажете мне правду, я промучаюсь весь вечер. Вы хотите, чтобы я страдал?

Эмили охватило чувство вины.

– Нет, конечно, милорд. Просто это… затруднение личного характера, и я не хочу вас беспокоить. – Она вздохнула и добавила:

– Все равно уже ничего не исправить. Рок настиг нашу семью.

Но когда она произнесла свое трагическое заявление, в ее глазах замерцал огонек надежды, и она знала – Саймон заметил это. Его пальцы сильнее сжали ей плечи.

– Похоже, речь идет о карточном проигрыше, – предположил Саймон. – Я прав?

– Боюсь, что и не об одном… А последний из них обернулся катастрофой. Ах, Саймон, это совершенно ужасно, и я не знаю, что делать. Я знаю, что не имею права просить у вас помощи.

Саймон вздернул брови.

– Вы, случайно, не проигрались в пух и прах, эльф? Леди играют иногда между собой по слишком большим ставкам, но никогда не думал, что вы относитесь к тем, кто может наделать долгов.

– Не я проигралась в пух и прах, – не выдержала Эмили, – а мой отец. Ах, Саймон, он прислал мне сегодня записку, где сообщил, что проиграл все, что у него есть, и даже больше.

Саймон не шевельнулся, но его глаза в зеркале вспыхнули. Он сильнее стиснул обнаженные плечи Эмили.

– Неужели? Ну разумеется. Мне бы следовало догадаться. Ведь это был лишь вопрос времени, но я все же ожидал, что ваш родитель протянет немного дольше.

Эмили увидела на лице мужа жестокое удовлетворение, и что-то внутри нее съежилось и умерло. Она поняла, что до сих пор вопреки всему надеялась, что, когда случится неизбежное, Саймон смягчится к отцу, так же как смягчился к близнецам, Норткоту, Канонбери и Пеппингтону.