Остров счастливого змея. Книга 2

– Но почему все люди не могут этого, а только шаманы?

– У каждого человека есть щит, оберегающий сознание от этих волн. Теперь многие пытаются убрать свою защиту в надежде прикоснуться к вселенским знаниям. Это несложно сделать. Но когда щит убран, все мысли людей всего мира врываются в сознание. Такой человек сходит с ума. Бывает, что пьяница с помощью водки делает дырку в своей защите и открывает канал для «чертей», а закрыть его самостоятельно не может – белая горячка называется. Это хорошо, что сознание закрыто от лишних знаний. Пока есть защита, человек ощущает себя личностью. Представь, что в твоем мозгу включили на полную мощность сто телевизоров на разных программах. Сможешь ты нормально мыслить, жить?

– А как же ты?

– Шаман умеет включить одну программу, получить нужные сведения. Но главное, он умеет её выключить и вернуться в себя. Есть люди, способные к этому от рождения, к другим такие способности приходят во время тяжёлых болезней. Некоторым удается добиться этого обучением, но это долго, трудно, и не у всех получается, – он помолчал, словно обдумывая, стоит ли говорить, потом продолжил: – Твоя дочь имеет способности, она может научиться шаманскому делу, если захочет.

– Она хочет, Сикте. Она мне говорила. Но мы с женой думаем, что ей нужно получить хорошее образование. Что она здесь будет делать?

– Не мешайте ей. Она сама должна выбрать свой путь. Каждый человек топчет по жизни свою тропу. Часть этого пути он проходит со своими родителями, затем продолжает со своим спутником жизни, потом со своими детьми. Нужно выбрать верный путь, не заплутать, не запутать следы. Потомки, чтобы не сбиться с пути в жизненных дебрях, должны, оглянувшись, видеть яркий прямой след, оставленный предком. Ты что, не встречал людей, которым родители поломали судьбу своими «умными» советами?

– Да, бывает. Я постараюсь не мешать дочери. А скажи, Сикте, у тебя дети есть?

– Есть.

– Расскажи.

– У нас с женой было четверо. Один маленьким умер. Сын в тайге пропал.

– Как пропал?

– Медведь забрал. Еще сын есть, на БАМ уехал. Давно. Редко пишет. Два сына у него. Приезжали. Давно…

Сикте надолго умолк.

– Значит, у тебя два внука?

– Ещё дочь была, здесь жила, умерла четыре года назад. Её дети в городе живут. Взрослые уже, приезжают летом с правнуками.

– Это хорошо, Сикте, что приезжают. Радуют тебя.

– Я их не понимаю. Совсем чужие. Шумные. Всё им надо добыть, достать, увезти с собой. Без музыки им скучно. Природу совсем не понимают. Плохо это.

– Да, в городе жизнь другая, поэтому и люди другие. Ты на них не обижайся, Сикте. По твоим законам в городе не выживешь.

– Это не мои законы! Это человеческие законы, – вспылил Сикте, – это законы Природы! Не может быть других законов! Не должно быть! Кто живёт не по правилам Природы – зря живёт, неправильно. Неверным путём идёт такой человек!

– Что же, по-твоему, всё человечество неправильно живёт?

– Почти всё. Почти все живут ради денег, ни о чём больше не думают, ничего знать не хотят. Потому всё в мире плохо, что Закон никто не соблюдает.

Старик опять замолчал. Видно было, что он расстроен.

– Не горюй, Сикте, может ещё всё исправится…

– Ничего не исправится! Как может исправиться, если люди в каменных стенах живут, тайгу не видят, горы не видят? Разве придут в голову хорошие мысли, если человек ничего не знает, кроме людей, испорченных людей?! Нет, мои уже не исправятся. Они уже не хабуга… – с грустью сказал Сикте.

Он налил ещё чаю.

– Скажи лучше, Забда, как твоя работа в школе?

– Вот, неделю отработал. Вроде получается.

– Чему детей учишь?

– Истории, труду, физкультуре.

– Это хорошо. Ты, знаешь что, учи их нашему труду, нашей физкультуре. И историю тоже хабуга рассказывай. Пусть знают.

– По истории программа. Там не отступишься. А по труду мне разрешили экспериментировать. Хочу попробовать учить девочек вышивать. А мальчикам покажу, как ножи точить. Больше пока ничего не придумал.

– А ты сам-то вышивать умеешь?

– Видел, как мама крестиком вышивала. Ещё в детстве.

– Сходи к людям, попроси. Помогут.

– Думаешь, согласятся? Да и к кому я пойду? Я никого почти не знаю.

– К той же Золомпо сходи. Она многое умеет. Добрая женщина. Поможет. К Огбэ сходи. Он хоть и старый, зато в молодости лучше него никто бат не мог сделать, своим луком зверя добывал, никакие ружья не признавал, многое умеет.

– Да разве они станут детей учить?

– Попроси. Человеку приятно, когда его умение уважают. Жалко умирать, когда твои знания никому не пригодились. Детям нужны знания предков, тогда, может быть, они вырастут хоть чуть-чуть хабуга.

– Хорошо, Сикте, я попробую. Скажи, а что значит Огбэ?

– Лось. Его увидишь, сразу скажешь – Огбэ! Сходи к нему.

– Схожу. А ты приходи ко мне. У меня чай хороший есть. Придёшь?

– Приду. Светлого пути!

– Солнечных тебе дней!

Не откладывая, Александр сразу пошёл к Золомпо. Она сидела на крылечке и перебирала семена, готовила для посадки.

– Доброго Солнышка вам, бабушка Золомпо! Можно зайти?

– Удачной охоты, Забда! Заходи.

– Да я не на охоту…

– По тебе вижу, что цель у тебя есть, значит, на охоту. У тебя сейчас глаза охотника, добычу свою преследуешь, потому и желаю успешной охоты. Говори, какого зверя хочешь изловить.

– Я в школе теперь работаю, детей учу. Хочу, чтобы они научились делать то, что раньше их деды умели. Вот, пришёл помощи просить.

– Заходи в дом, чай будем пить, поговорим, – сказала бабушка.

Чай был удивительного вкуса.

– Из чего чай, бабушка?

– Бадан. Листья бадана.

– Очень вкусный! Где же вы бадан берёте?

– Сама собираю.

– Он же высоко в горах растёт!

– Ну и что? Вон ту сопку видишь? – показала она на дальнюю вершину. – Каждую осень туда хожу.

– Но как же вы… Это же далеко и высоко так!

– А ничего, потихоньку. За день до горы дойду, переночую, другой день поднимаюсь, листья собираю, на третий день домой иду.

– А ночуете где? Там зимовьё есть?

– Зачем зимовьё? Так ночую, костёр жгу. Хорошо у костра.

Александр не мог поверить. Он прикинул, что ему самому, пожалуй, понадобилось бы не меньше трёх дней, чтобы сходить на ту вершину. А эта бабушка сама ходит!

– А с кем вы ходите?

– Одна хожу. Раньше с подругами ходили. Все женщины бадан собирали. Теперь старые поумирали, а молодые ленятся. А я хожу. Там хорошо. Молодость вспоминаю, подруг своих вспоминаю, мужа вспоминаю. Хорошо.

– Сколько же вам лет?

– Не знаю.

– Как это не знаете?

– Раньше хабуга года не считали. Когда паспорт выдавали, у меня уже дети были.

– А как же в паспорт дату рождения писали?

– А кто, как скажет, так и писали. Главное, не сколько, а как проживёшь. Так раньше думали.

– И сколько же вам сейчас по паспорту?

– Восемьдесят три, наверное. Говори своё дело, вижу, не терпится тебе.

– Хочу просить вас учить детей делать вот такие вещи, – Александр взял в руки плетёную тарелку. – Можете показать, как это делать?

– Чего же не показать? Покажу. Только это небыстро делается. Сначала надо лозу заготовить. Сейчас ещё не поздно. Можно и бересты надрать, покажу, как посуду из бересты делать. Приводи детей, пойдём сырьё заготавливать.

– Огромное вам спасибо!

– Это тебе спасибо, что хорошему детей учишь. А я покажу, что мне стоит.

Норд бросился навстречу, когда Александр приблизился к дому. Они соскучились друг по другу.

– Дождался, хороший мой пёс! Ну, пойдём, погуляем немного.

Они спустились на берег реки и пошли по галечному пляжу. Александр бросал палку, и собака с удовольствием то неслась за ней в гору, то плыла, преодолевая течение реки. Норд готов был заниматься этим бесконечно. Александр машинально осматривал обрыв. Эта привычка выработалась в археологических разведках, и часто даже мешала, например, когда собирал грибы, а внимание переключалось на грунтовые обнажения, и он уже ничего не замечал, кроме камней необычной формы. Что-то привлекло его внимание, он поковырялся в верхней части обрыва и вытащил обломок сосуда, крупный, толстостенный, явно ручной работы. Александр принялся разрывать почву, потом вернулся домой, взял лопату, линейку, фотоаппарат, и сделал зачистку в обрыве, как того требовали правила. Нашлась еще медная китайская монета и несколько мелких фрагментов того же сосуда, больше ничего. Он помыл находки тут же в речке.

– Повезло нам сегодня, Нордик! Эх, мамы нет…

Он скучал по Зое. Очень скучал! Как он любил рассказывать ей о своих достижениях! А она слушала всегда с интересом, не скрывала своей гордости его открытиями, а большей награды ему было ненужно. И он старался как можно лучше подготовиться к встрече, как можно уютнее приспособить всё в доме и на участке. Сейчас Александр был занят огородом. Копать, хоть и паханную когда-то землю, было трудно, с непривычки болело всё тело. Он часто делал перерывы, во время которых планировал, что ещё сделает. Особенно хотелось завести птицу – кур и уток. Уткам здесь, у реки будет хорошо. От строительства дома остались кое-какие материалы, и Александр прикидывал, хватит ли их на птичник. Так и проводил он свои выходные дни и свободные вечера после школы. А ещё готовился к урокам и думал, как интереснее построить занятия.

В воскресенье с утра пошёл к Огбэ. С расспросами отыскал домик под горой у речки, почти также расположенный, как и у Александра, но старый, покосившийся бревенчатый сруб под тесовой крышей, над которой торчала железная труба. На лай собаки вышла бабушка, пригласила в дом. Огбэ поднялся с кровати, молча пожал руку, указал на стол, мол, садись. Старик был огромного по меркам хабуга роста, по крайней мере, на голову выше Александра, и широк в плечах. Скуластое почти чёрное лицо в морщинах дополняло облик некоего туземного богатыря. «Действительно Лось!» – подумал Александр. Внешность Огбэ дополнялась суровой молчаливостью. Его жена, как это часто случается, была противоположностью мужа – маленькая, худенькая, но очень живая и говорунья.

– Сейчас чайку попьём. Брусничка вот, сахар, – говорила она. – Хорошо, что зашли к нам. Как устроились на новом месте? Нравится тут?

– Хорошо здесь, – ответил Александр. – Зашёл вот, познакомиться, заодно просьба у меня есть.

– Так ты, значит, и есть тот самый Забда, – почти утвердительно сказал Огбэ. – Что же ты из города сюда приехал, в дыру эту?

– Надоело! Надоел город. И почему дыра? Хорошее село. Мне нравится.

– Городские все говорят «дыра». Не врёшь, что нравится?

– Зачем? Здесь спокойно. И интересно. Я в школу пошёл работать, учителем.

– Чему учишь?

– История, труд, физкультура.

– Этому дома учить должны. А родители отучают их трудиться, а потом в школе пытаются научить. Неправильно это.

– Это он на внуков-правнуков обижается, – вставила хозяйка. – В городе они у нас живут, ничего руками не умеют. Вот и обижается.

– А ты, Огбэ, я слышал, мастер руками-то работать? – Александр умышленно сказал «ты», памятуя, что хабуга не любят, когда их называют на «Вы».

– Он ещё какой мастер! – поддакнула старушка. – Какие баты строгал – никто таких не делал. Борта в палец толщиной, а то и тоньше. А лыжи до сих пор магазинные не признаёт, сам делает. Раньше-то почти всё село на его лыжах на охоту ходило.

Огбэ стрельнул недовольным взглядом на жену, она тут же умолкла.

– Что ты хотел меня спросить?

– Научи школьников работать руками, Огбэ. Научи делать то, что умеешь ты. Ведь скоро некому будет их учить. Пусть не все, но кто-то из них научится, переймёт твой опыт. Потом они смогут научить своих детей.

– Они не хотят учиться. Родители внушили им, что можно всё купить в магазине.

– Ты ошибаешься, Огбэ, они хотят. Просто ими никто не занимается. А им интересно.

– Ты для чего учитель? Вот ты и учи.

– Я всю жизнь прожил в городе. Кое-что я, конечно, умею делать. Но я не умею делать вещи хабуга. А хочется, чтобы дети хабуга знали то, что нужно знать детям хабуга.

– Болею я, – сказал Огбэ, но было видно, что он больше упрямится. – Давай позже поговорим, летом. Я подумаю.

– Хорошо. Я приду позже, – сказал Александр. – А ты можешь показать мне вещи, которые ты делаешь?

– Всё, что ты видишь в этом доме. И дом тоже.

Александр огляделся. Да, действительно много сделал человек. Но это всё домашняя утварь, а он хотел увидеть что-нибудь особенное.

– Огбэ, я хочу посмотреть твоё охотничье снаряжение. Ну, хоть лыжи покажи.

– Пойдём.

Огбэ тяжело поднялся, и Александр подумал, что старик действительно нездоров. Они прошли в сарай. Огбэ вынул из кожаного чехла широкие лыжи. Это были старые лыжи, много исходившие по таёжным тропам. Но какой на них был узор! Александр залюбовался.

– Это потрясающе, Огбэ! Этим лыжам место в музее! И ты сам это вырезал?

– Почему нет? Раньше все так делали.

– А что это за узоры? Они что-то значат, или просто для украшения?

– Это теперь всё просто для украшения. Как можно что попало вырезать? Тайга – не город, что попало никак нельзя. Вот это – знак доброго пути, этот – Солнце, это Змей, это дух тайги.

– А этот?

– Это мой знак. Тайга видит – я иду, узнаёт меня, пропускает, Река по льду пропускает, Гора не обижается, камень на пути не поставит. Все знают, что я иду.

– И всех так пропускают, кто такие узоры наносит на лыжи?

– Рисунки не причём. Если плохой человек, рисунки не помогут, наоборот Тайга сразу узнает, что плохой идёт. Потому и перестали свой знак на лыжах, на оружии ставить. Закон нарушают, боятся, что Тайга их узнает, тогда не выпустит.

Огбэ заметно подобрел. Видимо ему льстило искреннее восхищение и интерес Александра. Он снял с гвоздя другой чехол, поменьше, извлек из него лук, настоящий лук!

– Ух ты! Дай подержать!

Александр не мог сдержать восхищения. Это был обычный охотничий лук, но орнамент! Все древко было покрыто искусной резьбой. И тут тоже был Змей, тоже знаки Тайги, Солнца, но были ещё и разные звери, птицы, и даже рыба.

– Хороший лук, – сказал Огбэ. – Давно не стрелял. Ноги уже не те по тайге ходить. А это посмотри, – он подал Александру копьё.

– А копье для чего? Я думал, что таким оружием давно не пользуются.

– На медведя. Ружьем медведя добывать нельзя, он обижается, может болезнь наслать. Надо копьём.

– Ты охотился на медведя с копьём? – удивился Александр. – Это же очень опасно!

– Убивать любого зверя опасно. А если его в гости пригласить, тогда он сам идет. Гость разве может быть опасным? Раньше медведя как встречали? Праздник устраивали, кормили его, поили, хвалили, песни пели. Потом голову в тайгу возвращали, подарки оставляли. Медведь доволен был, снова в гости приходил. Теперь разве так? Теперь из ружья стреляют, его не спрашивают. Обижается медведь, не любит людей, встретит, сразу нападает. Плохо! Люди Закон совсем забыли.

– Вот, будешь детям показывать, заодно и расскажи про Закон, – сказал Александр. – В школе этому не учат.

– А зачем тогда школа?! Зачем такая школа, в которой самому главному не учат?!

– Я-то с тобой согласен, Огбэ, потому к тебе и пришёл. Давай вместе исправлять положение. Помоги, ты много знаешь.

– Ладно, приводи детей.

7

Александр принёс свои находки на урок истории.

– Смотрите, что я нашёл в береговом обрыве. Это очень старые вещи. Вероятно, они принадлежали хабуга. Посмотрите, этот сосуд был сделан вручную, слеплен из глины какой-то женщиной. Возможно, она была прабабушкой кого-то из вас.

– Здорово!

– А у нас на огороде тоже есть такие черепки.

– Принеси. И вообще, ребята, несите всё, что у вас есть старинного. Давайте сделаем в школе музей.

– А у нас на чердаке есть старые вещи. Мама говорила, что там прялка, утюги разные. Но они русские.

– Хорошо, что русские. Неси. Ведь всё это история нашего села.

Весть о создании музея разнеслась по школе. Майя Михайловна на перемене спросила:

– Что вы ещё выдумали? Я слышала о музее, это верно?

– Да. Хочу сделать музей в школе. Как вы считаете?

– Мы об этом давно думали. Но энтузиаста не было. Да и никто не может уложить вещи в историческую канву.

– Я кое-что понимаю в истории местных народов, попробую.

– Дерзайте. Но не слишком увлекайте детей этой затеей. Конец учебного года, нужно чтобы они больше внимания уделяли основным предметам, а девятому классу вообще надо готовиться к экзаменам. А вот лето в полном вашем распоряжении. Будет даже полезно, если вы их займёте на время каникул.

Александр был воодушевлён воплощением новых идей. Дни пролетали быстро и плодотворно. Золомпо и Огбэ с удивительным талантом занимались с детьми, и вскоре многие из них принесли в школу свои, пока ещё неумелые, кривые корзиночки, туески, а мальчишки хвастались своей резьбой по дереву. Все изделия Александр подписывал и выставлял в старых застеклённых шкафах, и, конечно, ставил «пятерки». Он освободил угол мастерской, соорудил там стеллажи, на которых разложил старые вещи, собранные детьми по чердакам. Это был музей.

К удивлению Александра дети не забыли задание о сказках и принесли листочки, исписанные детским почерком. Всего собралось чуть больше десятка произведений устного фольклора. Александр просмотрел. Здесь были и известные русские сказки, и два варианта сказания о Змее, защитившем народ хабуга, но были и другие, некоторые с глубоким смыслом, а отдельные просто забавные. Александр показал их учительнице литературы Ирине Кирилловне. Она была чуть не в два раза моложе Александра, и у него никак не поворачивался язык, называть её по отчеству.

– Ирина, посмотрите, пожалуйста, мне кажется, это по вашей части. Это своего рода изложения. Я просил учеников выспросить у родителей сказки, и вот, они принесли.

Буквально через час Ирина Кирилловна влетела в мастерскую.

– Александр Владимирович, это просто прелесть! Вы посмотрите, какая мудрость в этих простых, незатейливых небылицах! Вы разрешите мне оставить их у себя? Я попытаюсь их немного обработать, и потом мы устроим чтения. Как вы думаете, это же будет полезно?

Александр, безусловно, согласился, тем более что сам не знал, что с этим сделать.

– А детям, которые принесли эти сказки, я всем поставлю «пятерки». Вы согласны? – спросила учительница.

– Ну, это уж вам решать. Я в литературе не разбираюсь. Думаю, поощрить нужно.

Незаметно пролетел май, уроки закончились. Теперь Александр встречался с детьми в мастерской. Приходили те, кому было интересно. Другие продолжали ходить к Золомпо и Огбэ. Все эти мероприятия были включены в программу летнего пришкольного лагеря. Ирина Кирилловна не забыла своего обещания, и однажды назначила «Чтения народных сказок». Она даже вывесила объявления об этом на дверях магазинов и администрации.

К изумлению Александра, кроме школьников на «чтения» пришло человек пятнадцать родителей, а всего было человек сорок. Поскольку ни одно помещение школы не вмещало столько людей, решили проводить мероприятие под открытым небом. Вынесли стулья, табуреты из мастерской и рассадили зрителей напротив школьного входа. Еще больше удивился Александр, когда пришли Пасхины. Александр подошёл, поздоровался, сел рядом.

– А вы-то зачем пришли? Мы, вроде, для самих школьников это делали.

– Для солидности мероприятия, и для примера другим взрослым, – серьёзно ответил Петрович. – Детей надо поддерживать. И потом, объявление было, значит, надо.

– Как же деток не послушать? – поддержала Лариса. – Они у нас всегда так душевно выступают! Вот, уже начинается…

Крыльцо школы служило трибуной. Ирина Кирилловна сказала вступительную речь, и потом стали выступать юные «авторы».

– Давно это было, – начала срывающимся голосом пятиклассница Леночка Луктэ. – На берегу прекрасной реки жили люди. Река давала много рыбы. Люди ловили её и жили счастливо. Каждое лето Хозяйка Рыб присылала к селу косяки, чтобы люди могли сытно питаться.

Но люди забыли Закон предков, и стали ловить рыбы больше, чем им было нужно. Они съедали только самые вкусные части рыб, а остальное выбрасывали обратно в реку. Хозяйка Рыб увидела это и запретила рыбам подходить к этому селу. Люди ждали всё лето, но рыба не пришла. Наступила лютая зима. Люди стали голодать и умирать. Они умоляли Хозяйку Рыб послать им хоть немного рыбы, но рыба не возвращалась.

Когда все люди умерли, остались только два человека, мужчина и женщина. Тогда Хозяйка Рыб сказала: «Рыбы, идите к тому селу, накормите этих несчастных!»

Много рыб запуталось в сетях последнего мужчины племени. Обрадовался он, но взял только одну, а остальных выпустил. Мужчина и женщина так экономно ели рыбу, что им хватило одной рыбы на всю зиму. Весной Хозяйка Рыб опять прислала много рыбы. И стали мужчина и женщина жить хорошо. И появились у них дети. Со временем на берегу прекрасной реки опять стало много людей, но теперь они всегда помнили Закон, к рыбе относились с почтением и благодарили Хозяйку Рыб. Всё…

Зрители наградили смущенную Леночку бурными аплодисментами. Следующие выступающие были смелее. Ирина Кирилловна довольно искусно выстроила очередность сказок так, что последующие были интереснее и красивее предыдущих.

– Я прочитаю сказку, которая называется «Откуда болезни пошли», – уверенным голосом сказала очередная девочка. Заметно было, что она репетировала своё выступление. – Её рассказал мне мой дедушка. Он говорит, что это не сказка, а правда.

Сначала людей на земле мало было. Со зверями мирно жили. Язык их понимали, разговаривать с ними могли, и с травой и с деревьями тоже. Если еда нужна, попросят Духа Тайги. Дух им зверя под выстрел пригонит, самого молодого и жирного. Когда зверя добудут, обязательно благодарят. Зверю спасибо скажут за то, что жизни своей не пожалел ради благополучия людей, Духу Тайги спасибо скажут за то, что послал к ним зверя, Солнце поблагодарят за то, что всем жизнь даёт. Так было.

Потом людей много стало. Забыли законы, стали бить зверей, почём зря. Набьют целую гору зверей, лучшие куски вырежут, остальное бросят. Вытащат сети, две-три рыбы съедят, остальное на берегу гниёт. Дети малые и те из луков в каждого зверька стреляют ради забавы.

Видят звери – беда пришла, мало их остаётся. Собрались на совет. Все жаловались на людей, особенно маленькие зверушки всякие: лягушки, кузнечики, змеи, муравьи, жуки разные. Им больше всех досталось: топчут, давят их люди без разбору.

– Хватит терпеть! – сказала лягушка. – Теперь если кто лягушку убьёт, у него кожа волдырями пойдёт.

– Правильно! – сказал медведь. – Если медведя убьют без всякой благодарности, пусть у них печень раздуется!

– А за птиц пусть у людей одышка будет! – сказали птицы.

– А за рыб – водянка! – поддержали рыбы.

И так все звери для плохих людей болезни выдумали. С тех пор на земле болезни пошли, а люди перестали понимать язык зверей.

Но травы и деревья не поддержали зверей. Обида у них была: копытные траву поедают, медведи ветки ломают, жёлуди едят, птицы семена склёвывают, рыбы водную растительность пожирают. Не стали травы с людьми ссориться. Наоборот, если человек заболеет какой болезнью, выйдет на поляну, крикнет:

– Отзовись, трава от моей болезни!

Нужная трава ему отвечает:

– Выкопай мой корень, свари, болезнь и пройдёт.

Или выйдет больной человек в лес, скажет:

– Чем лечить мне мою боль?

Дерево какое, или куст скажет:

– Сорви мои ягоды, съешь, и здоров будешь.

Ещё долго так жили. Людей ещё больше стало. Закон совсем забыли, почти всех зверей истребили, есть нечего стало. Придумали тогда люди семена есть. Землю пахать стали, травы все свели, вместо них пшеницу посеяли. Лес выжгли, вместо него сады посадили.

Поняли растения, что зря не поддержали животных, да поздно! Крепко они на людей обиделись и сделали, чтобы люди совсем их язык не понимали. А некоторые травы так обозлились, что ядовитыми стали.

Заболеет теперь человек, выйдет, спросит:

– Чем мне лечиться?

Молчит поле, молчит тайга.

Сорвёт человек травку наугад, а она ядовитой окажется.

Теперь человек совсем зверей не понимает, траву, деревья не понимает. Болеет много, травой лечиться не может. Теперь кашу ест, лапшу ест, таблетками лечится.

– Смотри, какие таланты у нас, – толкнул Александра локтем Пасхин. – А смысл! Ты посмотри, какой смысл! – восторгался он, хлопая в ладоши.

– Тихо, Толик, – прошептала Лариса, – собьёшь ребенка!

А с крыльца уже вещала уверенным голосом любимица Александра семиклассница Лиля Талуга.

– Однажды мальчик ел кусочек вяленой горбуши и увидел на нём плесень. Вместо того чтобы соскрести плесень, мальчик с отвращением выбросил кусок. Родители говорили ему, что нельзя выбрасывать пищу, но он подумал, что не стоит экономить, ведь было время хода горбуши, когда её ловили в большом количестве.