скачать книгу бесплатно
– А ты, получается, понимаешь и видишь меня настоящую?
Сонечка продолжила, не заметив насмешки в Лелиных словах:
– Кто ж знает, настоящую я тебе вижу или нет. Я просто считаю, что ты вот такая, какая есть на данный момент. Если бы ты была другой, ты бы была другой. А если уж ты такая, то и точка. Вот стала бы ты презирать небо за его голубизну? Это ж просто миропорядок такой, поэтому лучше любить голубой, чем всю жизнь на ненависть убить. Вот так я мыслю. Я очень стараюсь любить людей такими, какими они передо мной предстают. А маска это или истинная сущность – не так важно. Я учусь любить и то и то, потому что это все части, из которых составляется человек.
Приехал автобус. Сонечка с улыбкой помахала Леле рукой и уехала.
10
Разговор с Сонечкой подействовал на Лелю как жаропонижающее на больного гриппом. Утром следующего дня она проснулась, полная каких-то оптимистичных и всепрощающих сил, даже не расстраиваясь из-за предстоящего разговора с директором. Вот же, думала она, вот же ответ! Такой простой и правильный: надо принять, а не злиться! И к людям быть терпимее, иначе шлепнет (тут она вспомнила Сонечкин пример с резинкой на запястье) с той же силой! Ей хотелось соскочить с постели, забежать утром в магазин, купить килограмм конфет и зайти в класс с улыбкой, сказав: «Что мы с вами в самом деле как злыдни какие-то живем! Давайте спустимся в столовую и чаю выпьем!» И она даже действительно попросила папу остановиться около супермаркета.
– Не припомню твою особенную склонность к сладкому, – сказал папа, поглядывая на кулек вафельных конфет.
– Я в школу, хочу отношения наладить.
– Да, я хотел переговорить с тобой по поводу школы… – Папа замолчал. Леля миролюбиво ждала. Сегодня весь мир казался ей светлым, радостным. И она была терпелива к людям как никогда в жизни. – Имеют ли место обиды или травля по отношению к тебе?
– Ну мы конфликтуем, конечно…
– По каким причинам?
– Разные-всякие.
– Уточню, из-за моей работы?
Леля растерялась. Она могла бы сказать, что ее подстегивают из-за дорогой машины, но ей вдруг показалась, что папа спрашивает о чем-то более серьезном.
– Нет, – помедлив, ответила она.
– И хорошо. Если нечто подобное начнется, сообщи мне.
Машина остановилась около школы. Леля попрощалась с отцом и вышла. Первые несколько сотен метров она шла бодро, полная уверенности, что сейчас непременно все хорошо и счастливо разрешится, она улыбнется ребятам – и они сразу же растают. И, быть может, даже Маша предложит ей дружить.
Но чем ближе Леля подходила к школьным ступеням, на которых уже издали увидела знакомые силуэты одноклассников, тем медленнее становился ее шаг и тем мрачнее казался день. Она вдруг четко поняла, что мир и жизнь не живут по сценариям мультиков и одна проникновенная речь не может припаять к минусу палку, чтобы получился плюс.
Вот сейчас она подойдет к одноклассникам, протянет конфеты… Да ребята рассмеются ей в лицо! И правильно сделают, размышляла Леля, что за детский сад в самом деле. Кулек конфет! Смехота! Позорище! А какое это будет унижение! Самое ужасное из всех существующих – когда осмеют искреннее намерение.
Но если не попробовать?.. Вдруг! Ведь может так случиться, что все получится. Может, они не посмеются? И ведь там среди них Сонечка. Уж она-то поможет, непременно встанет на ее сторону. А с другой стороны, почему она так полагается на Сонечку? Обмануть могут в любой момент… В любой! Вдруг у них с Машей какой-то план?..
И все-таки, несмотря на тревожные размышления, Леля остановилась рядом с одноклассниками и негромко поздоровалась. Все мигом уставились на нее: кто-то удивленно, кто-то с интересом, а Маша с такой страшной, совсем недетской злобой, что у Лели сердце ухнуло вниз от понимания, что ничего одним кульком конфет не изменишь. И только Сонечка приветливо улыбнулась, из лучистых больших светлых глаз ее лился свет одобрения, подбадривания.
Но Леля не решилась. Скомканно улыбнувшись, она расправила плечи и быстро прошла мимо одноклассников, чувствуя, как в сумке шуршат конфеты.
Еще хуже стало на уроке истории. Ее вызвали отвечать, а Леля с первого класса плохо запоминала даты, города и военные факты. Она считала, что достаточно знать что-то в общих чертах, а детали уже можно погуглить, если возникнет необходимость. Но учительница истории не была с ней согласна и долго мучила Лелю вопросами о последних Романовых и отстала, только когда уставшая Леля случайно сказала, что последний наследник Российского престола Алексей Николаевич болел редкой болезнью педофилией вместо гемофилии. Класс взорвался смехом, а учительница, с которой Леля еще в начале урока поспорила из-за своего внешнего вида, с нескрываемым удовольствием поставила ей два в журнал. На перемене каждый одноклассник считал своей задачей объяснить Леле как дуре, чем одно понятие отличается от другого. И в Леле закипели прежнее раздражение и желание отчужденности.
После последнего урока у кабинета ее поджидала Ксения Михайловна.
– Ну идем, Сергей Никитич ждет, – сказала она, обдав Лелю всеми запахами, которые можно почувствовать, пройдя летом после дождя около цветочной клумбы. На улице это обилие ароматов наполняет легкие свежестью, а в помещении хочется сунуть голову в воду, только бы перестать задыхаться от сладости аромата. – Ну зачем же ты так сразу на рожон!.. – добавила Ксения Михайловна с досадой. И было в этой досаде что-то не человеколюбивое, а трусоватое. Так может сокрушаться человек, который случайно угодил под раздачу из-за другого.
Пройдя мимо тихой старушки-секретаря, они постучали в ободранную и пошарпанную дверь бывшей бухгалтерии.
– Входите-входите! – послышался бодрый голос.
В ноздри ударил все тот же уютный запах дешевого растворимого кофе. Сергей Никитич что-то читал, облокотившись о стол. Леля села в кресло напротив, Ксения Михайловна встала позади.
– Сергей Никитич, – подала голос классная руководительница, – Оля Стрижова, как вы и сказали.
– Добрый вечер, Леля. Чудесный день! Птички замерзают на лету, и ничего не помешает нам побеседовать о…
– Птицы на юг улетели.
– Как это, а воробьи? А синички? Голуби, в конце концов!.. Так, Леля, на тебя жалуются. Тебе самой-то зачитали обвинение или ты не знаешь, за что задержана?
Леля вздохнула.
– Знаю.
– Конечно знает! – подала голос Ксения Михайловна. – Как она может не знать, что провинилась. Прекрасно знает!
Леле стало неприятно, что Ксения Михайловна стоит у нее за спиной. Говорить хотелось только с директором.
– Хорошо, Ксения Михайловна, хорошо. Я вас понял. Хотите чаю, кофе?
– Не откажусь, да.
– Попросите у Марьи Георгиевны, она вам вкуснейший кофе заварит. Вкуснейший!
И классная руководительница, опора учеников, стена, которая должна защищать своих подопечных от любых ударов, обрадованная тем, что сможет пересидеть у секретаря надвигающуюся неприятную сцену, поспешно вышла.
– Что, Леля, тяжело вливаться в коллектив? – спросил директор со вздохом.
– Непросто, конечно.
– А особенно непросто, когда обретаешь острые края и даже не пытаешься смягчиться, только режешь и режешь все, что рядом.
– Они, знаете, тоже…
– Все хороши, не спорю! Вот чему меня научила школа, так тому, что встать на сторону одного почти невозможно и даже неэтично. У детей много причин, и даже уважительных. Другой вопрос, что нам, взрослым, имеющим определенный жизненный опыт, эти причины кажутся пустяковыми. Да?
Леля промолчала. Она все еще не понимала, что директор за человек. Как с ним держаться? Вдруг только с виду радушие и гуманизм, а внутри… как осадит!
– Тоже выговор в личное дело запишете? – скучающе спросила Леля.
– А будет толк? Ну вот и я думаю, что нет. Если бы личное дело было как-то связано с твоим мозгом или там… с душой. Чтобы, например, пишешь в нем, а у тебя это отпечатывается внутри, тогда красота! Педагогика была бы не нужна!
– Да, Ксения Михайловна пришла бы в восторг.
Директор проигнорировал ее реплику. Видимо, обсуждать учителей с ним не стоит, он не опускается до этого.
– Я все-таки считаю, что надо пытаться к людям тянуться. Это, знаешь, как к звездам. Всю историю человечество смотрит на них, мечтает, тянется – и лучше становится. Не смотрел бы Коперник на небо, не было бы открытия. Тянуться – хорошая вещь.
Леля снова промолчала. После сегодняшней моральной неудачи она никак не могла пообещать, что наладит отношения с одноклассниками. Более того, она уже стала сомневаться, что ей этого хочется.
– Я как-то могу помочь? В выходные мы пойдем жарить сосиски. Это у нас частая практика. Согласись, смена обстановки всегда освежает отношения.
– Я не люблю походы, костры и сосиски, – сказала Леля скорее из вредности, чем правду. Именно в этот момент мерзкий шут, гаденько хихикая, схватился за нити и стал трясти ими.
– А вот тут я тебя переиграю! Воспользуюсь своим служебным положением и в субботу поставлю свой урок. Будем на литературе и русском в лесу стихи читать. Видишь, какое приятное отсутствие выбора.
На этом и разошлись.
11
В субботу у Лели не было никакой возможности избежать школы. Папа в выходные если и работал, то дома, поэтому, когда заспанная Леля в восьмом часу утра появилась в столовой, он с подозрением оглядел ее и уточнил, помнит ли она, что у нее шестидневная учебная неделя.
Леля могла бы сделать вид, что у нее болит голова и стоит отлежаться, но врать о таком страшно. Слишком мучительны приступы мигрени, чтобы лишний раз о них вспоминать, поэтому Леля, не придумав больше ничего уважительного, сказала:
– Ну можно ведь иногда и отдохнуть. Что будет, если я один раз не пойду.
Разговор был короткий – Андрей Петрович вызвал Леле такси.
– Скажите, а если мы поедем куда-то еще, это отразится в приложении того, кто вызвал? – спросила Леля водителя.
– Да.
– Ясно. Ладно уж тогда…
Такси остановилось у школьных ворот как раз в тот момент, когда Лелины одноклассники, шумя и веселясь во главе с директором, хотели выдвигаться в сторону хвойного леса, который в их маленьком городе был в десяти минутах ходьбы от школы.
– Вот и Леля Стрижова! Точность – вежливость школьника. Все, все в сборе?! – крикнул директор. – Выдвигаемся!
Одет Сергей Никитич был по-походному: спортивный костюм, поверх которого он накинул старую дубленку, и смешная красная шапка с черной помпушкой. Все ребята разбились по парам или группкам и с веселым шумом направились за директором. Леля заметила, что кто-то из мальчиков тащил шампуры, а кто-то даже гитару прихватил.
Леля шла позади всех одна и прислушивалась к себе. Странно и ново – быть таким вот стандартным, всем известным изгоем. В прежней школе они с Жоржем были главными весельчаками школы. Ни одна вечеринка не проходила без них, и именно они собирали вокруг себя огромную компанию. Ох это безумное, почти содомское веселье стало тогда райским спасением для Лели, которая была готова на все, лишь бы не идти домой и не вспоминать, что родители разводятся. Леля отдавала себе отчет в том, что ей не хватает этой популярности сейчас. Да, все друзья, которые так весело проводили с ней и Жоржем время, ни разу не позвонили ей после того, как она перешла в новую школу, но все-таки было так приятно заходить в класс и слышать, что тебя рады видеть. Холодная война в новой школе далась бы Леле еще сложнее, если бы она четко не осознавала, что сама стала причиной такого нерадушия. Радовало, что дело не в том, что она неинтересна одноклассникам, а в том, что она просто груба. Любой скажет, что лучше быть плохой, чем никакой.
Леля подняла голову к базальтовым тучам. Кажется, будто небо хочет чихнуть и никак не может. Поскорее бы пошел снег. Невыносимо это тихое безнадежное умирание.
Леле было скучно, и она пожалела, что не взяла наушники.
Выдохнув в небо пар изо рта, Леля перевела взгляд на одноклассников. Девочки сбились в стайку, как воробушки, и тихо, мелодично чирикали о своем. Леля поискала глазами Сонечку. Не нашла и расстроилась. Пожалуй, только с ней она и могла перекинуться словом или подойти, чтобы не было так одиноко.
Громко засмеялась Маша, откинув голову назад. Леля поморщилась. Какой раздражающий смех! Не тихий, а визгливый.
Подал голос Илья, что-то спросив у директора. Он шел рядом с ним всю дорогу. Стоило Леле оглядеть его: изогнутый орлиный нос, сжатые губы, – как накатило желание показать язык со всей злости. Она помнила, что он прикрыл ее, сказав, что она болеет в первые дни учебы, но раздражение от его ума и знаний, которые он постоянно демонстрирует, было сильнее.
Дошли до уютной полянки напротив застывающего пруда. Директор с мальчиками стал разводить костер, девочки вытаскивали из сумок сосиски, зефир и термосы с чаем. Леле стало неловко, что она пришла с пустыми руками, и тут же разозлилась на одноклассников, которые поставили ее в такое положение, что она чувствует себя нахлебницей: неужели нельзя было попросить скинуться!
– Ну что, – сказал директор громко, нанизывая сосиски на шампур, – раз у нас с вами русский и литература сегодня в обстановке самой поэтической, давайте я вас всех по правильным ударениям погоняю. Кто ответит правильно, тот подходит и забирает сосиску, а кто неправильно…
– …бросается в пруд! – пошутил Федя, высокий, как сосна, худющий мальчик.
– Нет, в пруд – это нехорошо. Мне все-таки желательно привести вас в школу в том же составе. Кто неправильно ответит, будет подвержен фонетическому огню: пока не даст верный ответ, еды не получит. Суровая школа жизни. Так, давайте! Кто первый?
Игра продвигалась быстро, сосиски не успевали поджариваться, и у костра образовалась небольшая очередь.
– А вот зачем нам эти ударения, Сергей Никитич? Зачем мне знать, что правильно вероисповЕдание, а? – сказал кто-то из мальчиков в этой кучке у костра.
– Как! А чтобы осекать себя каждый раз, когда хочется неграмотного соседа в лифте исправить, и чувствовать интеллектуальное превосходство. Вот захожу я сегодня в лифт. Слышу, двери на этаже открываются, люди выходят. Думаю, подожду. Придерживаю лифт, а до меня доносится: «Ехайте, ехайте!» Ну я сразу же себя мысленно треснул по рту, который хотел сказать: «Литературная норма предлагает другой вариант». Зато как приятно стало, что я знаю, какую форму правильно образовывать от слова «ехать» в повелительном наклонении. Так, кому сосиску?! Граждане голодающие, подходите!
Леле было неуютно, и она встала подальше ото всех, хотя живот урчал: она не поела дома. По полянке разносился аппетитный запах жареных сосисок. Все, занятые их поеданием, не обращали на Лелю никакого внимания, и она с тоской поглядывала на часы в телефоне, ожидая, когда закончится этот скучный пикник, на котором ей не рады, и она сможет зарыться в одеяло у себя в комнате и поспать.
Вдруг Леля встретилась взглядом с директором. Он задумчиво оглядел ребят, стоявших у костра, и ее, прижавшуюся к холодному стволу сосны. Она быстро отвела взгляд и тут же услышала, как Сергей Никитич громко говорит:
– Ну что, кто гитару притащил? Петь будем или нет!
– Будем! – отозвались все.
Полянка их, видимо, уже давно используется для пикников, потому что длинный, как одна сторона автобуса, срубленный ствол стал сиденьем для почти всего класса. Кто не поместился, встали напротив или сели на корточки. Леля, несмотря на красноречивые взгляды директора, к одноклассникам не подошла.
Федя, который и притащил гитару, уселся в середине, провел несколько раз по струнам, погрел ладони дыханием и заиграл. Ребята вразнобой подпевали. Леля смотрела на все это с грустью. Она и сама не могла бы себе объяснить, почему ей так хочется быть частью этого чистого веселья. Она имела независимый характер, не страдала из-за чужого неодобрения, могла быть одна, если ей не нравилась компания, но такой лишней и ненужной она еще никогда себя не чувствовала. Леля пыталась убедить себя, что нет ничего страшного в сложившейся ситуации, что это только закалит ее характер, но сердце, скучающее по искрящему веселью и поникшее от неутихающей тоски, рвалось к поющей под гитару компании.
– Так, слушайте, – сказал Федя, – у меня уже пальцы от холода к струнам примерзают. Кто еще умеет? Поиграйте, а! Сергей Никитич, может, вы?
– Да я уже забыл все аккорды. Последний раз в армии играл.
– Ребят, ну кто умеет еще? – спросила Маша громко, оглядывая всех. На Лелю она даже не посмотрела.
Зато Сергей Никитич с улыбкой вгляделся в Лелины глаза. Она вдруг вспомнила, что в ее личном деле есть упоминание о том, что она выступала на школьных праздниках с гитарой и даже получила за это благодарственную грамоту. Это было еще в седьмом классе. Ах, боже мой, подумала она, Сергей Никитич знает, что она умеет играть.
– Леля, – сказал директор громко, – может, ты нас выручишь? Так хорошо сидим!
Хитрый педагог! Если бы Леля сейчас сказала «нет», все мосты были бы окончательно сожжены. Она прислушалась к себе: готова ли к ненависти и неприязни, которые навсегда поселятся в глазах ее одноклассников? Может быть, год назад, погруженная в свою семейную беду, она и вынесла бы все неприятности разрушенных социальных отношений, но сейчас ей показалось, что хотя бы в школе она может попробовать обрести приют добра и дружбы. И, если так, почему бы не попробовать?
– Да, могу. Умею…
Леля подошла к ребятам и неловко остановилась. Они сидели плотно друг к другу на стволе, как попугаи.
– Садись, – встал Илья и указал на свое место.
– Спасибо…
Федя передал ей гитару.
– А что… что играть? – спросила Леля.
– А что умеешь?
– Я все аккорды знаю, поэтому могу любую песню, если ее аккорды есть в интернете, – Леля положила на колено телефон.
