скачать книгу бесплатно
Я мог стать художником, говорит он,
если б отсюда вышел.
Мог стать актером.
Играл бы на саксофоне.
Хотя и на саксофоне
я бы проигрывал.
Читаю в этом баре стихи.
Публики почти нет,
осталось только сказать
о женщине,
которая, сидя в углу,
просто чего-то ждет.
Глаза ее похожи на реку.
Зрачки – круги на воде.
Она – говорит старик.
Ну что, – говорит старик.
Какой ты поэт, – говорит старик,
если не можешь
самое важное в мире стихотворение?
Он возвышает голос,
все вокруг
морщатся,
они слушают, слушают, слушают,
а я не знаю, не знаю, не знаю.
Что ты тут делаешь? – говорит старик.
Это место не для тебя.
– Читаю в баре стихи, – говорю я.
– Смотри на меня!
Вы все смотрите.
Я никуда не веду,
не знаю ответов,
а если бы знал,
вы таких не просили.
Я не знаю волшебных путей,
и вся мировая культура
не скажет,
как сделать,
чтоб люди
не умирали,
не расставались,
не забывали о важном,
чтобы им было, куда пойти, кроме бара,
и чтобы они
любили, любили, любили,
пока снова не превратятся в звездную пыль.
Бойся тех, кто знает, как надо —
да. Но я не знаю, как надо.
Я знаю только ЗАЧЕМ,
и поэтому
читаю в баре стихи.
Чтобы вы знали, что должно получиться.
«Они встают…»
Они встают.
И уходят.
Некоторые – парами.
Плакали мои тридцать три процента.
Плакали, плакали, плакали.
Ну, что поделаешь.
Егору Сергееву
Не хочу взрослеть! Я останусь так: в детстве, но умнее своих лет.
Страшно. Это вроде «нашли рак». Или тихо тычется пистолет.
Вот мое отражение. Да, прыщи. Шмотки типа «умненький неформал».
Сколько оправдания ни ищи, знаешь, – этот мир тебя надорвал.
«Вижу, притворяешься до сих пор. И не надоело? Не слышу? Нет?»
Зеркала глядят на меня в упор. Молча и упрямо гляжу в ответ.
От такого взгляда не убежать, не уйти домой, не укрыться пледом.
Не спасают градусы и кровать.
Угол паденья падающим неведом.
Острый, как наточенная фреза, взгляд – сильнее, дольше, чем остальные.
Страшно то, что это – мои глаза.
Взрослые. Уверенные. Стальные.
Звон! Осколки брызнули по щеке. Только оцарапали мне лицо.
Я дезинфицирую. Все окей.
Я же не ребенок, в конце концов.
Стена смеха
Где-то в стране жаркой, Аравии,
каком-нибудь Йемене,
– или холодной,
где девушки в шарфах
вне зависимости от времени,
где крику и плачу
и возгласу
вторит стократно эхо,
– где-нибудь там находится
Великая Стена Смеха.
Очень высокой кажется,
хотя и стоит в яме.
Сотни тысяч бумажек
между ее камнями.
«Спасибо за хлеб насущный.
И персики тоже клёвые».
«Ты нас не очень мучил.
Спасибо тебе, ё-мое».
«Спасибо тебе за землю,
за воздух, огонь и воду».
«Спасибо, что мы поели.
Папа нашел работу».
«Спасибо за это тело,
что я поимел давеча».
«Спасибо! Всегда хотела
увидеть живого Павича».
«Слушай, они все поняли,
мне подарили зиппо!».
«Вот – я пошел по миру…
А он – охуенный! Спасибо».
Когда-нибудь к этой стенке
приду (приползу) и я.
Сюда не привозят зэка
– вокзал-чемодан-статья.
Сюда приходят кругами,
и путь у каждого свой.
Сюда приходят ногами,
но главное – головой.
Мне будет, конечно, страшно,
но я, на закате дней,
– приду и вставлю бумажку,
я тоже вставлю бумажку,
со смехом вставлю бумажку
со смехом моим на ней.
Сопрано
пока я держу удар, тяну сигарету, курю взатяг —
молись обо мне святому Мартину, защитнику всех бродяг.
молись обо мне непорочной Деве, сожги за меня свечу.
я сам не умею. вообще не в теме, сам я только молчу.
ведь я же не верю – ни в сон, ни в чох, ни утренний
птичий грай.
я обнимаю твое плечо.
и я не увижу рай,
но губы твои создадут слова, латынь полетит,
звеня, взовьются стяги и покрова немеркнущего огня,
и, – пусть не найти на меня креста, – пройду по всему
кругу. и, если я встречу в пути Христа, – он мне подаст
руку.
так будет, я знаю, и это просто, и это совсем не
ново. читай за меня этот pater noster, пока я ищу дорогу,
пока я гадаю по старой карте, на пальце кручу медяк…
проси за меня у святого Мартина,
защитника всех бродяг.
В детстве мы все умели летать. Я же умел, тоже.
«Ну-ка немедленно перестать, этого быть не может!»
– взрослые говорили мне. Я ковырял стенки.
Крылья, шуршащие на спине, гладили по коленке.
Я знал, что крылья у взрослых есть. Только они – прячут.
С ними ведь толком ни лечь, ни сесть, сложно ходить,
значит, проще их под машинку стричь.
«Смотрите, у вас на ушке… Перышко? О, я прошу простить…
Наверное, из подушки»!
А если кто-то и полетит – сложно парить вместе, спереди
будет воздушный щит, сбоку крыло крестит, и турбулен —
ция позади. Легонький, как листочек. Крылья и правила
высоты делают одиночек.
Но я не сдался, – и я летал: с чайками над заливом, с
французскими летчиками до скал, с драконом одним