Любитель закатов на Палау

Связь снова дала сбой, оборвав речь Филиппа Игоревича на полуслове. Хотя все, что он говорил, я и так знал. Без упоминания об этом подвиге советского народа редко когда обходился хотя бы один урок истории в школе или вузе. Чтобы построить Институт, нашей стране пришлось залезть в невероятные долги и на время ввести ограничения даже на некогда незыблемые социальные гарантии, вроде студенческих стипендий или бесплатного жилья. Так что наставник конечно же прав, Институт должен Земле, должен советскому народу. Правда, я и многие мои друзья-коллеги считали, что этот долг уже выплачен, причем с процентами. Уровень жизни простых людей вырос колоссально, что я наблюдал собственными глазами в родном Ростове. Новые технологии, которые генерирует Институт, уверенно вывели Советский Союз в число лидеров и скоро позволят сравняться с ведущими сверхдержавами. Поэтому постоянные разговоры о долге все сильнее резали слух.

Филипп Игоревич будто прочитал мои мысли, потому что вдруг заговорил именно об этом:

– Но самое последнее дело, когда в эту тему вмешиваются деньги и некоторые придурки начинают гневно трясти расчетами и долговыми обязательствами. Институт окупил себя многократно и теперь мы можем уже без китайцев построить три таких объекта. Дело ведь не в деньгах, а в совести. И в простой мысли, что без Земли не было бы колонизации Луны, жителей Луны. Не было бы Института. Как без наших родителей не было бы нас. Понимаешь?

Я понимал. Не со всем соглашался, но понимал.

– Поэтому умные люди приняли этот закон об обязательном отпуске. Каждый советский ученый, где бы он ни работал и как бы далеко в космос не залетал, обязан возвращаться домой. Сначала ведь закона не было, по НИИ и министерствам сверху спустили лишь рекомендацию, но ее никто не исполнял. Молодежи не до того, у них своя жизнь. Беда в том, что если в пору старческой сентиментальности и возникает неодолимая потребность вернуться, часто возвращаться бывает уже некуда и не к кому. Поверь лично мне, – Филипп Игоревич смотрел на меня с экрана грустными глазами, – я знаю, о чем говорю. Это хороший закон, Саня. Сейчас вы его воспринимаете в контексте репрессий и вмешательства в личную жизнь, но потом скажете спасибо. Нам нельзя забывать, ради кого мы работаем. И мы всегда должны возвращаться домой. Понял, Саня?

Я кивнул.

– Понял, Филипп Игоревич. Пока не до конца осознал это, но точно понял.

– Рад слышать, Саня. Работа твоя никуда не денется, Институт останется на месте, лабораторная группа будет ждать тебя. Или ты ее. Я и их сегодня всех разогнал по домам. Отдыхай, набирайся сил, вдохновляй пионеров на подвиги. Разрешаю приукрасить нашу действительность, чтобы раньше времени не отбить им охоту заниматься наукой.

Мы одновременно рассмеялись.

– Уже нашел одного, Филипп Игоревич! Бунтарь, гений, десятилетний нигилист.

– Замечательно. Проведи отпуск с пользой, съезди куда-нибудь, влюбись. В эти тридцать дней тебе можно все, что в Институте было запрещено. Используй шанс!

– Обещаю, Филипп Игоревич!

– Ну все, отбой! Через месяц увидимся.

Я отключил связь и еще какое-то время смотрел в черный экран, пытаясь уложить в голове услышанное и соотнести это с собой. Хоть и неприятно было, но пришлось признать правоту наставника. Я начал забывать Землю. Больше того, я начал ею тяготиться и непроизвольно искал способы избавиться от ярма. А ярмо это оказалось в итоге едва ли не самым ценным, что у меня было в жизни. К чему все мои старания в лаборатории, если этим не сможет гордиться мой отец, если этому не удивится десятилетний Александр, если это не сделает хоть чуточку проще жизнь моих родных?

Не знаю, правильно ли я понял мысль своего наставника и понял ли вообще. Но у меня осталось двадцать семь дней, чтобы разобраться во всем и попытаться ответить на все вопросы. И события минувшего дня подсказывали мне, что я смогу это сделать.

2015 год

Привратники

Она появилась в библиотеке секунда в секунду. Маленькая, невзрачная, совсем не похожая на тех, с кем я обычно имею дело. Девушка шла не поднимая глаз, держась стены и боясь кого-то задеть, с кем-то встретиться взглядом. Не знающие покоя руки постоянно поправляли светлые волосы, проверяли пуговицы и молнии на застегнутых карманах безразмерной серой крутки, касались до белизны вытертых складок на старых темных джинсах.

Училась она так же. Невидимая на лекциях и семинарах, катастрофически проваливая экзамены и зачеты из-за неспособности связно произнести и пары слов, она блистала гениальной незаурядностью в письменных работах. Из еженощно взлелеянных в желтушном свете старой настольной лампы армий чисел ее дрожащие руки однажды вывели доказательство гипотезы Ходжа. Но не ее фотографии тысячами тиражируют газеты и журналы, не у нее берут интервью, не она тратит деньги всемирно известного фонда, а ее наставник, преподаватель, вор. Ему девушка доверилась и показала свое математическое дитя. И это хорошо для девушки, потому что она наверняка не выдержала бы груза славы. И плохо для меня, потому как столь печальный для юного дарования исход решил бы все проблемы и мне не пришлось бы вмешиваться.

Оставив на вешалке у дверей огромную, похожую на мешок с лямкой сумку, она с потупленным взором бесшумно засеменила к стойке библиотекаря, неловким движением протянула ей читательский билет, собрала заказанные книги и, затравленно оглядываясь вокруг, по ковровой дорожке между рядами столов направилась к своему излюбленному месту в конце зала у окна.

Нас разделяли всего два метра, когда я дернул за шнурок, выключая настольную лампу под зеленым абажуром, и захлопнул книгу, чем обратил на себя внимание. Она перехватила мой взгляд, откровенно запаниковала и даже не знаю, что произошло бы, если бы не истекло отпущенное ей время. Но жирная черная единица на дисплее часов неуловимо быстро превратилась в ноль, и девушка исчезла, но лишь на миллионную долю секунды. Ее точная копия даже с шага не сбилась. Скользнув по мне любопытным взглядом явно осмелевших глаз, она вдруг изменила привычке своей предшественницы и заняла стол посреди зала. Затем с изумлением уставилась на стопку полученных книг, явно не понимая зачем.

Я же не спеша поднялся, кивком головы, проходя мимо, поблагодарил библиотекаря и одновременно попрощался, снял с вешалки плащ… и замер, пораженный. В дверях стоял Артур. Снова он. Рыжий, высокий, тощий как жердь, в безупречном сером костюме, алом галстуке-шарфе, синей сорочке и слепяще начищенных ярко-коричневых туфлях.

– Артур Александрович! Вот уж кого не ожидал встретить сегодня! Удивили!

Я со своими «подопечными» встречался лишь один раз и больше мы никогда нигде не пересекались, даже случайно. Более того, они просто не подозревали о моем существовании. Так уж устроено и не мною придумано. Но Артур был уникумом. В отличие от остальных гениев, с этим мне пришлось иметь дело дважды. Не по своей воле пришлось. Впервые за многие тысячи лет стерилизация сознания не помогла, а лишь подхлестнула невероятный интеллект юного дарования, вызвав повышенный и ненужный интерес к моей работе со стороны вышестоящих. Я с великим удовольствием просто избавился бы от Артура и навсегда закрыл эту тему, но кому-то поумнее и куда важнее меня стал интересен этот человечишка. Пересилив отвращение и нарушив добрую сотню правил, пришлось себя открывать и вступать в прямой контакт. С тех пор наши неуклюжие свидания стали регулярны, но непредсказуемы. Мы стали словно магниты, притягиваясь друг к другу постоянно и против моей воли. Одно время я пытался избегать этих встреч, но потом смирился. Или у этого существа действительно имелись неординарные способности, выходящие за рамки моего разумения, либо, что было более вероятно, кто-то наводил Артура на меня. Судя по всему, благородя этому рыжему недоразумению, я также стал участником некоего эксперимента.

– Прекрасно выглядите, – на ходу, не останавливаясь, похвалил я его в надежде, что выведу из себя. Хотя на сей раз даже лукавить не пришлось, он действительно выглядел сошедшим с обложки модного журнала.

– Нашли новую жертву? – ядовито сказал он, увязываясь следом.

Я знал, что избавиться от него не выйдет, а потому просто прибавил шагу. Так мы и прошагали сначала в коридор, затем вышли в вестибюль и наконец оказались на улице. Царил жаркий осенний полдень, редкие прохожие жались к краю тротуара, держась полоски зыбкой тени от чахлой аллеи молодых деревьев.

– Жертву? – засмеялся я. – Вы же прекрасно знаете, что произошло сейчас. Я просто избавил Вселенную от очередной угрозы.

Он все норовил забежать вперед, чтобы заглянуть в лицо, но я не оставлял ему шанса. Наконец он сдался, отстал. Сзади раздались всхлипывания. Пришлось остановиться.

– Вы даже не представляете, во что превратили мою жизнь, – срывающимся голосом выдавил из себя Артур, из последних сил опираясь на ствол каштана. – Я словно выжжен изнутри… Хочу работать, но не могу. Я даже думать толком не могу! Вы у меня забрали самое дорогое! Я ведь только физикой и жил…

Он был жалок и неприятен.

– Пытаетесь меня разжалобить? Напрасно. Не получилось ранее, не получится сейчас. Вы же знаете, насколько я жесток. И с каждым прожитым среди людей днем становлюсь все более бессердечным. Ваши сородичи не оставляют мне выбора.

– Но я ведь…

– Прекратите это бессмысленное нытье. У вас был шанс. Вы им не воспользовались. Пеняйте на себя. Только на себя.

– Но по какому праву?! – взвизгнул он. – По праву сильного, да? Да кто вы такие…

– Увы, да. По праву сильного. По праву милосердного сильного. Вы на нашем месте убивали бы всего лишь за попытку украсть. Просто убивали бы.

– Украсть?! Я ничего не воровал! Я все сам…

– Воровали, Артур Александрович. Я же вам в прошлый раз доходчиво все объяснил.

– Это не объяснение. Вернее, меня оно не устроило. Эдак можно что угодно оправдать!

Я не стал в очередной раз огорчать Артура известием, что его мнение в этом вопросе не имеет значения. А уж эмоции – тем более.

– Вы раз за разом вторгаетесь в святая святых и крадете частичку основы мироздания. Но даже не за это вас наказывают, хотя, будь моя воля, я бы и за это жестоко карал. Вас наказывают за систематическое воровство. Украли частичку – так работайте над ней, дорабатывайте, шлифуйте. Но нет, вам в мешок с чудесами нужно снова и снова запускать грязные руки…

– Хватит! Хватит нести этот бред! Я ничего не воровал. Как сейчас помню день, час, минуту, даже помню запахи в комнате и шум на улице в момент, когда мне в голову пришла та идея. Это моя идея, выпестованная, рожденная в муках…

– Сама пришла? – усмехнулся я, медленно двинувшись по тротуару. Артур, как привязанный, пошел следом.

– Нет, конечно! Я годами работал над этой темой! Крутился вокруг нее, подбирался, не понимал даже, с чем столкнулся…

– Вот и я о том же, Артур Александрович. Найти что-то – означает обрести кем-то потерянное или даже украденное, но уже готовое созданное. Создать что-то – означает сотворить нечто, чего еще нет и никогда не было. В этом разница.

– Но где критерий? – не унимался он. – Любое изобретение можно голословно объявить украденным. А потом просто присвоить себе…

– Самому не смешно? Ваша цивилизация даже теоретически не способна создать что-то нам нужное. Вы лишь в начале долгого и скорее всего непосильного для вас пути. За вами потому и наблюдают, что вы демонстрируете уникальное отставание от нормы. С момента зарождения разума на Земле прошло несколько сот тысяч лет, но ваши соплеменники в основной своей массе все те же кровожадные хитрые обезьяны.

– А не вы ли тормозите нас? Может быть, это вам выгодно, чтобы наше развитие остановилось, чтобы человечество деградировало?

– Увы, Артур Александрович. Вселенная вздохнула бы с облегчением, если бы вы развивались. Если уж физикой заниматься вам нельзя, то советую заняться изучением собственной истории. Будет, чем убить массу внезапно появившегося свободного времени! – от моих слов его лицо перекосило яростью, что доставило мне истинное удовольствие. – Я без иронии, совершенно серьезно говорю. Гуманитариям очень не хватает специалистов с неординарным подходом и способностью к аналитике. Вроде вас, Артур Александрович! Возьмитесь за труд проанализировать путь человечества от палеолита до наших дней и с изумлением обнаружите на этом пути одну странность. У вашей расы не так уж много собственных цивилизационных достижений, можно перечислить на пальцах одной руки: палка-копалка, добыча огня и постройка жилища. Вот и все. Остальное вы украли.

– Это просто слова…

– Нет. После приручения и распространения огня ваша цивилизация сделала гигантский скачок. А вот появление колеса сразу же отбросило вас назад. Гончарный круг дал толчок невероятного развития государства шумеров в Северной Месопотамии, однако эволюция гончарного круга в колесо обрушило все достижения и по сути уничтожило шумеров.

– Это какая-то дичь! Вы говорите о естественном процессе развития научной мысли как о преступлении.

– Я вполне допускаю, что вам может казаться это дичью. Проверить-то вы не можете, – с едкостью в голосе заметил я, следя за его реакцией. – Однако факт остается фактом. Как только биологический вид развивается до стадии зачаточной разумности, он мгновенно встраивается в энергетическую структуру Вселенной, чтобы пополнять ее. Гамма-ритм любого головного мозга любого мыслящего существа в любой точке Вселенной, тридцать герц. Так уж устроено. Но беда человечества в том, что это движение в обе стороны. Если можно давать, то можно и брать. Все эти ваши внезапные вдохновения, вещие сны, пророчества и прочая чушь являются отголосками пронзающей мир информации. Чужой информации.

– Почему же это беда? Иметь доступ…

Я не дал ему договорить:

– Беда потому, что миллионы цивилизаций во всех уголках бескрайней Вселенной ее наполняют, и только три из них – крадут. Человечество в их числе. И не в краже дело. Нам действительно не жалко, берите сколько хотите. Проблема в том, что каждая украденная идея порождает цепочку фатальных катаклизмов в непредсказуемых уголках Вселенной. Вот вы, например, всего лишь набросали на листе ту самую формулу и впали в экстаз от осознания ее совершенства, а тем временем самая яркая звезда в созвездии Скульптора вдруг выбросила сгусток плазмы, который изменил траекторию кометы и направил ее на обитаемую планету.

– Совпадение…

– Увы, мой друг, увы. И самое страшное, что вы неисправимы. Даже те две другие цивилизации, подобные вашей, удалось вывести на иной уровень и обратить их недостатки во всеобщее благо. Человечество же упорствует в своем примитивном невежестве. Всякая попытка помочь вам парадоксально обретает обратный эффект. Еще раз советую вам заняться изучением истории. Вы обнаружите странную закономерность. Ваша цивилизация развивалась скачками, но за каждым скачком вверх неминуемо следовало сокрушительное падение. Расцвет Древнего Мира с его великими империями в Египте, Китае и Междуречье заканчивается катастрофой бронзового века. Феерический период античности с греческими городами-государствами и грандиозной Римской империей сменяется варварством Средневековья. Вот каждый из этих условных расцветов цивилизации был попыткой вам помочь. Но вы неминуемо отбрасывали протянутую руку помощи и добровольно ввергали себя в дикость. Смешно, но даже пустяковый карман на одежде прижился лишь в семнадцатом веке, проделав путь в три тысячи лет! Вы глупы, консервативны, ленивы и неисправимы.

– Настолько глупы, что смогли приручить атом и выйти в космос?

– А смогли ли? – саркастически спросил я, глядя на него в упор. – Не допускаете мысль, что это следующий этап?

– То есть, и это не наша заслуга? Даже украденная?

– Не ваша. Увы. Я перечислил ваши заслуги. Могу повторить. Да и вообще, есть универсальная формула, так сказать, дистилляции. Бросьте в общий котел все ваши научно-технические достижения и включите под ним уничтожающий огонь.

– Какой огонь?

– Это фигура речи. Представьте, что из всего этого гигантского багажа знаний останется, если вдруг с человечеством что-то произойдет? Допустим, случится некая глобальная катастрофа. Что из этих знаний будет доступно выжившим?

– Немного…

– Бинго! Вот это и есть ваши истинные достижения. Что отдельный представитель цивилизации способен воспроизвести? Добыть и сохранить добытый огонь, воспользоваться палкой-копалкой в разных ее вариациях от лопаты до копья, построить примитивный кров. Вот и все ваши цивилизационные достижения. Все остальное от технологий до философских представлений об окружающем мире вы, так сказать, заимствовали. Эти знания украдены и под очень большим нажимом внедрены в ваше общество, которое при первой же возможности с радостью от них избавляется и возвращается к своей примитивной дикой сущности.

– Но… – Артур покачал рыжей головой. – Не понимаю. Зачем тогда это все? Почему вы нас терпите?

– Уже давно не терпим. Больше тысячи лет ищем способ избавиться. Но не получается. Устраивать геноцид очень вредно для Вселенной. По самым оптимистичным прогнозам это приведет к глобальному коллапсу.

Теперь уже Артур позволил себе глумливо ухмыляться:

– Выходит, вам приходится нас терпеть? Вы ничего не можете сделать…

– Можем, – сказал я ледяным голосом и на секунду позволил Артуру увидеть мой истинный облик, отбивая желание глумиться. – И уже делаем. Только вашими руками. Вы сами себя угробите, а мы вас просто подталкиваем в нужном направлении. Суицид вашей цивилизации тоже негативно отразится на всех, но все же не фатально. Приручение атома, полеты в космос, гиперзвуковое оружие, разрушение привычной среды обитания, переформатирование понятий морали и переориентирование ценностей. Как оказалось, вас проще направить в пропасть, нежели заставить карабкаться в гору.

– Не боитесь, что я расскажу людям?

– Не боюсь, – с дружелюбной улыбкой ответил я. – Вы очень рациональный человек и будете молчать хотя бы из соображений собственной безопасности. Ведь вам не поверят, а если будете настаивать, то изолируют как прочих сумасшедших. И да, ваша жалкая попытка записать наш разговор на диктофон в смартфоне была изначально обречена.

Артур дернулся, как от пощечины, потом принялся проверять спрятанное устройство, которое оказалось безальтернативно обесточенным. Покрутив в руках бесполезный девайс, он брезгливо отбросил его.

– Но даже записанный странный разговор со странным собеседником ничего не даст вам. Ваши соплеменники демонстрируют удивительную закостенелость и отказываются видеть очевидное. Им проще себя обмануть, нежели взглянуть неудобной правде в глаза…

Далеко, на грани слышимости, прокатился раскат грома. Поникшие листья каштанов тронул внезапный ветер. Жара начала ощутимо спадать.

– А вот и последствия! Вы назвали ту несчастную девочку жертвой, а оказалось, что она была причиной климатической аномалии. Здесь станет прохладнее. В соседней стране скоро остановится кровопролитная война. А на далекой планете у тусклого желтого карлика в созвездии Кита внезапно прекратится катастрофическое землетрясение. Представляете, как все взаимосвязано?

Он не понимал. Или отказывался понимать. С унылым видом стоял в тени каштана, отрешенно смотрел под ноги. В нем не осталось даже злобы. Я видел, что он словно перегорел. Когда я не спеша пошел прочь, он не попытался догнать, как делал раньше. Что-то мне подсказывало, что эксперимент с Артуром закончился. Вряд ли мы увидимся снова.

С наслаждением вдыхая пока еще горячий, но уже с первыми нотками прохлады воздух, я брел навстречу живительному дождю, который мрачным фронтом надвигался на город. Мне хотелось, чтобы невиданной силы ливень смыл, без остатка унес в ревущих стремнинах и эту пыльную улицу вместе с унылым Артуром, и этот примитивный городишко, да и всю эту цивилизацию, непонятно как и зачем обретшую разум. Но к сожалению, мои желания были безразличны тем, кто управлял этим вселенским ливнем.

2009 год