скачать книгу бесплатно
Руки у него большие и ширококостные, с упругими дольками мускулов. Совсем мужские. Да, он мужчина. Уже настоящий мужчина! Как Тима, и даже… Нет, Тима мужественнее, но он старше его намного и в Красной Армии был.
Все обошлось как нельзя лучше. И главное – просто. И сердце не подкачало. Правда, сначала было много волнений. Ну, да кто же не волнуется? Особенно в таких случаях. Николай встал и оглянулся, словно хотел увидеть того, кто не волнуется. Сложил вчетверо медицинскую карточку и пошел к выходу. Он держал ее в руках и шел широкими шагами. На улице только что прошел дождь, и на асфальте словно была разлита ртуть.
Вместе с ним вышел высокий юноша. Широкоплечий и с длинными руками. Он поравнялся с Николаем и повернул к нему лицо. Шевельнул ладонями и сказал:
– Вот и не пропустили.
– Вас?
– Нуда.
Они пошли вместе, и Николай спросил:
– Что же так?
– Шумы.
– Где?
– Да в сердце.
– Обидно…
– Что обидно?
– Ну что не пропустили.
– Еще бы!
Они завернули за угол, и юноша продолжал:
– А я-то мечтал! Два раза пытался. В прошлом году и сейчас.
– А где вы работаете?
– Я? Видите ли, я – музыкант. Конечно, странно: музыка и авиация. Но это получилось внезапно. Я как-то случайно был на вокзале.
Они пересекали переулок. Юноша говорил:
– С вокзала отправляли молодежь. Поезда еще не было. Пришлось мне дожидаться. Ребята тоже стояли на перроне, около своих чемоданов. Около них ходили родные: матери, невесты. Тут же стояли военные в форме летчиков. Они руководили отправкой.
Их разъединили встречные прохожие. Потом они опять сошлись.
– Ребята пели авиационный марш. Они были так веселы. Мне казалось, что песнь заполнила весь вокзал. Она отражалась от стеклянной крыши и гремела внизу. А я – музыкант. Вы понимаете?
– Да.
– Но я не предполагал, что песня так может подействовать. Впрочем, это, может быть, потому, что всегда человеку хочется чего-то необыкновенного…
– Да… Главное – это сердце.
– Что? Сердце? Ах, да.
Николаю было невыносимо жалко идущего рядом. Он остановился и сказал:
– Мне – туда.
– Разве? Ну, счастливо!
И они расстались. Николай пошел через площадь к трамваю. Потом он побежал. С улицы заворачивал трамвай. Это был нужный номер. Трамвай можно было догнать на повороте.
До отказа наполненный пассажирами, вагон шел с трудом. На повороте был подъем, и вожатый сыпал под колеса песок, который падал тонкой струйкой прямо под обод колеса. Было слышно шипение, будто лили масло на раскаленную сковороду. Николай обежал трамвай сзади и, преодолевая центробежную силу, запрыгал на одной ноге, вскочил на подножку и повис, держась правой рукой за деревянную ручку.
Трамвай ударило. Как раз со стороны задней площадки. Это был автомобиль. Его занесло на повороте. Шофер нажимал на тормоза. Они журчали, как ручейки, но машина все же нагнала трамвай и ударила. Трамвай остановился. А Николай упал. Он сорвался и упал очень неловко. Всем телом на левую руку. Ему показалось, что в руку воткнули большую вязальную спицу. Кругом кричали.
Николай видел около своей головы чей-то сапог с прилипшим окурком. Он скользнул глазом вверх. Над ним нагибался низкорослый усатый мужчина:
– Ну, вставай, милый. Полежал – и хватит!
Кругом уже смеялись. Николай оперся о правую руку и приподнялся. Слегка повернулся и шевельнул левой рукой. И опять в нее, казалось, воткнули спицу. Он посмотрел и увидел, что рука имеет точно два локтя. Николай заволновался. Он сказал, зло глядя на зрителей:
– Дурачье! У меня же рука сломана.
Кругом опять заорали. Кто-то даже умудрился кричать: «Убили!» А потом Николай успокоился. Сердце его билось ровными, неторопливыми ударами. Он старался не шевелиться, чтобы не разбередить руку.
Вскоре подъехал санитарный автомобиль. Николаю уже успели помочь перебраться на тротуар. Он сидел на тумбочке, положив на колени сломанную левую руку. В правой держал медицинскую карточку.
Из автомобиля выскочила девушка. Она стала широко растворять дверцы машины. Девушка хотела вытащить носилки. Но прибежал врач с сундучком. В машине он сидел рядом с шофером. Он крикнул ей:
– Не стоит.
И они приступили к работе. А шофер тем временем стал поворачивать машину.
Доктор осторожно взял руку Николая и стал ее прощупывать, беспрерывно повторяя:
– Вам больно? Больно? Вам очень больно! Это чувствуется. Но ничего, ничего, потерпите. Вам больно? Больно?
Это очень раздражало, но было и смешно. Доктор был похож на певчего. А потом больную руку держала девушка. Доктор, промыв ссадины дезинфицирующим раствором, выправил сломанную кость и положил на руку вату. Потом вынул из ящика два тонких дубовых лубка. Они были разной величины. Доктор посмотрел на них, прищурив глаз, как будто удивляясь их уродству. И, наконец, наложил лубки на руку. Один сверху, другой снизу. Плотно обвязал руку и лубки бинтом. А шофер уже повернул машину. Девушка взяла Николая под руку. Врач побежал с сундучком к шоферу. Девушка закрыла дверцы и уложила Николая на койку. Шофер дал сигнал, и машина уехала. И все стали расходиться.
Николай видел, как машина обгоняла трамваи. Мелькали еще не зажженные светофоры. Больше ничего не было видно. Слышал, как ему задали вопрос:
– Вам очень больно?
– Нет! – ответил он девушке и, испугавшись своей резкости, добавил: – Не очень.
– Не обманывайте, я же знаю, что больно.
– Терпеть можно.
– Вам сколько лет?
– До восемнадцати не хватало двух месяцев.
– Тогда вы совсем герой, – она заметила медицинскую карточку: – Что это у вас?
Она взяла ее и пробежала глазами.
– Ну вот, я и угадала. Вы и есть настоящий герой.
Он ничего не сказал. Она продолжала:
– Бедный вы, бедный. Ну, а вдруг вас теперь не примут?
– Этого не может быть.
– Бедняжка, ну как можно ручаться?
– Сестрица, – сказал внезапно Николай и покраснел: откуда выкопалось такое слово, – прошу вас, прочтите это вслух. От начала до конца.
– Карточку?
– Да!
Она стала читать ему медицинскую карточку от начала до конца. А он смотрел на мелькающие светофоры и слушал. А потом стал думать, и вновь слушать, и снова думать.
Все, в конце концов, очень просто. Основное у человека – это здоровье. Это – крепкое сердце и легкие. Ну, и мышцы. Конечно, и нервы. Потом глаза. А самое важное – это сердце. Тогда можно много заниматься спортом, бегать и прыгать. Плавать и летать. Можно сломать один раз руку. И даже во второй. Но не больше. Все заживет. Главное, здоровое сердце.
Девушка кончила читать и очень осторожно сложила карточку.
Санитарный автомобиль гудел и пугал прохожих.
Девушке объясняются в любви
В душе было пять кабин, и мыться можно было сразу пятерым. Но не во всех кабинах вода текла одинаково. Приходилось бежать и заранее выбирать лучший душ. И каждый раз, как только бывал подъем, все мчались в душ. Курсанты бежали от палаток направо. Так было скорее. Они перебегали асфальтированную дорожку перед ангарами. Потом спускались в небольшой овраг и выбегали к душевым.
На этот раз, как, впрочем, всегда, дневальный поднял Тимофея первым. Он был старшиной. Дневальный удалился, взмахнув парусиной, закрывавшей вход в палатку. С влажной от ночной сырости парусины скатились капли росы. Было холодно. Тимофей вскочил и схватил полотенце, потом обежал всех своих товарищей и дернул каждого за ногу. Они вскочили, а он в одних трусах уже бежал от палаток направо, мимо ангаров. Он спустился в овраг. Там стлался и выползал к летнему полю туман, – был конец августа, и ночи стояли холодные.
Тимофей прибежал первым, он положил полотенце на лавку и стянул трусы. Боком пробрался в кабину и, стоя на цыпочках, отдернул кран. Вода полилась. Она была холодная. Тимофей отвернул кран до конца и, прижимаясь к боковой стенке, выбрался из кабины. Несколько брызг попало на тело, и он, фыркнув, запрыгал от их прикосновения. Тут прибежали остальные парни, и стало шумно. Вода полилась вовсю. Все разделись догола, но никто не лез под холодные струи. Все только визжали и поругивались.
Тимофей присел перед своей кабиной, встал, опять присел и встал. Это он сделал быстро. Потом замахал руками, как мельница, и, наконец, нагнув голову, кинулся под душ. Он сразу же закричал, широко раскрыв рот, словно прыгая с парашютом. Растопырил пальцы. Вода поливала все тело. Он бил от удовольствия руками по бедрам. Сначала было очень холодно, затем тело разогрелось, и ему показалось, что он стоит под горячей водой. Тогда Тимофей выскочил и стал растираться полотенцем докрасна.
Возвращались они опять оврагом. Тимофей бежал впереди. Он выбрался наверх и остановился. Все пробежали мимо. Было очень хорошо. О, это холодное утро! Но тело в трусах горело, и смуглая кожа покрывалась пупырышками. Тимофей огляделся. Знакомые места! На востоке – черная насыпь железной дороги. Она была очень четкой на фоне неба, озаренного снизу солнцем. Потом он увидел огромное летное поле, ползущий из оврага туман, дымящуюся реку и мост через нее, новый железобетонный мост. Ангары, похожие на больших спящих черепах, а за ними на почтительном расстоянии лес. «Неплохо в такое утро и в лесу», – подумал Тимофей и широко развел руки. Взмахнул полотенцем и догнал товарищей.
Надев теплые фуфайки и комбинезоны, все отправились к ангару. Надо было выводить планер. В воздухе уже гудели самолеты. Они летали по левому кругу. Их было страшно видеть летающими, потому что на аэродроме лохмотьями расползался туман. Но он был только у земли. У ангаров стояли Женя и Анна, две девушки из их группы. Они стояли, заложив руки в карманы комбинезонов, и чувствовалось, что под синим холстом у них от холода дрожат круглые колени.
– Что же вы, копуши! – сказала Анна, но Тимофей махнул рукой и все стали открывать ангар.
Вынесли на руках планер и поставили его на площадке. Тут подошел инструктор, и Тимофей стал распоряжаться, показывая свое рвение. Он был старшина.
– Женя, встань к крылу! – командовал он. – А вы, Рябов и Николай, обеспечьте стартовое имущество. Остальным осмотреть планер!
Сам он подошел к левой плоскости и открыл в ней окошко. Увидал там похожие на кружева деревянные части крыла. Пахло столярным клеем и грушевой эссенцией. Осмотрев все, он закрыл окошко.
Планер протирали тряпками. Проверяли растяжки и крепления тросов. Проверяли действие рулей. Николай привез тележку, инструктор пошел на поле разбивать старт. Рябов и Николай пошли вслед за ним. Они понесли амортизатор и сигнальные флажки. Женя держала крыло, Тимофей и еще трое курсантов приподняли планер и подкатили под него тележку. Анна побежала к хвосту и взялась за костыль. Планер развернули и покатили на поле.
Инструктора, Рябова и Николая уже не было видно. Они скрылись в тумане. Планер катили быстро. Ребята бежали по траве. Тимофей почувствовал в ногах сырость. А инструктора не было видно.
Раздался резкий свист. Это свистел Николай. Они увидели его. Он стоял немного правее их пути и махал флажком. У него не было ног. Туман скрывал их. Тимофей распорядился изменить направление. Планер развернули и покатили дальше. Тут они увидали очень хорошо и Николая, и Рябова, и инструктора. Рябов ввертывал в землю большой железный штопор, который входил во влажную землю легко, как в пробку.
Всходило солнце. Туман начал отделяться от земли и подниматься кверху. Он был розовым и нежным, как перья фламинго из старой, еще школьной книжки с цветными картинками, запомнившимися на всю жизнь. В воздухе гудели самолеты. Поднимающийся туман закрыл их, но гудение было слышно ясно. Они летали прямо над головами. Все заспешили. Нужно было торопиться, розовая муть исчезла с поля. Планер развернули и поставили против легкого утреннего ветерка. Взлетать всегда нужно против ветра. Таков закон аэродрома.
Тимофей зарядил самопуск планера. Он забежал за хвост и оттянул от ввернутого в землю штопора тросик с кольцом. У планера на конце хвостовой балки, выше костыля, был укреплен вращающийся металлический крест. Тимофей накинул на один из концов его колесо с тросом. Планер продвинули вперед, и тросик натянулся.
Теперь планер был крепко связан со штопором. Отцепиться от тросика можно было только из кабины, нажимая на рычаг самопуска.
Первым летал инструктор. Это делалось всегда для того, чтобы проверить планер. Тимофей взял в руки белый и красный флажки и встал у правой плоскости. Женя держала левую плоскость. Инструктор сел в кабину. Анна закрыла капот и зацепила кольцо резинового амортизатора на носу планера. Потом она побежала к остальным ребятам. Они встали по четыре человека на каждом конце амортизатора. Растянули резиновые концы. Получилось нечто вроде огромной рогатки. Только вместо камня был планер. Сейчас его предстояло выбросить в воздух.
Тимофей спросил:
– Пилот готов?
Инструктор ответил:
– Готов!
– Крыло?
– Готово, – ответила Женя.
– На амортизаторе? – крикнул Тимофей.
– Есть, – отозвались все.
– Натягивай! – скомандовал Тимофей и взмахнул белым флажком.
Курсанты с амортизатором пошли вперед. Растягивали резину и громко считали шаги. Когда они прошли пятьдесят шагов, инструктор нажал самопуск. Металлический крест на хвосте планера повернулся, сейчас же с него соскочило кольцо, и тросик отцепился. Гигантская рогатка пришла в действие. Женя отпустила крыло. Планер взлетел.
Все подняли головы и следили за полетом. Планер поднялся на десять метров. Было видно, как спал с крючка амортизатор, и планер без шума полетел по прямой. Свистел только ветер в тросах. Туман уже рассеялся. И выше планера, намного выше, летали самолеты.
Вторым летал Николай. Это был способный парень.
Он позже всех в группе приступил к занятиям. Лечил руку. Но это не помешало ему догнать остальных курсантов и иметь хорошие отметки.
Николай получил у инструктора задание. Нужно было сделать маленький подлет. До этого делали только пробежки по земле. Теперь же предстояло в первый раз подняться в воздух. Правда, не высоко, но все же в воздух. У всех забилось сердце. Николай спокойно подошел и сел в кабину. А потом натянули амортизатор, и Николай нажал самопуск. Планер взлетел очень плавно и невысоко. Поднялся на пять метров. И пришлось всем поднять головы.
При посадке, как приказывал инструктор, Николай выровнял планер и, видя, что скорость уменьшилась, стал осторожно тянуть ручку на себя. Он хорошо понимал инструктора и, главное, схватывал все быстро. Планер сел очень мягко, приземлился на две точки, как и следовало: на лыжу и костыль. Это была отличная посадка.
Следующим летал Тимофей. Пробежки ему удавались. У него не бывало кренов, и планер не сбивался с заданного направления. Но сейчас предстояло что-то иное. Хотя и маленький, а все же взлет в воздух. Это было уже новым ощущением, тем более, что Тимофей никогда не летал. И он волновался, хотя и не подавал вида.
