Иллюзия любви. Киноповесть

– Вы что, с мамой моей сговорились?! У неё навязчивая идея женить меня – и ты туда же! – Аджай резко встаёт, уронив стул, и выходит из бара, с грохотом захлопнув дверь.

Рахул удивлённо смотрит ему вслед:

– Да, – бормочет он, – действительно, с ним не всё в порядке.

Россия. Дом родителей Маши. Подъезжает машина, оттуда выходит Маша и бежит к дому, навстречу ей выскакивают дети – мальчик и девочка – оба голубоглазые и светловолосые, как мать:

– Мама! Папа! Ура! Что вы нам привезли? – они обнимаются и целуются с родителями. Андрей достаёт из багажника объёмистые сумки, дети окружают их и рассматривают гостинцы. Из дома выходит мать Маши – ещё молодая, красивая женщина, с такими же, как у Маши, золотистыми волосами:

– Здравствуй, доченька, здравствуй, Андрюша! Что это вы вдруг надумали?

– Да вот, соскучились по Дашке с Никиткой. Как они, не замучили тебя? – ласково спрашивает Маша.

– Да что ты, какие с ними хлопоты, они уже большие! Куда больше хлопот с дедом! – смеётся она. – Пойдёмте в дом, у меня и обед как раз готов!

После обеда мать моет посуду, Маша – вытирает.

– Маша, дочка, что-то случилось? С Андреем неладно? – как бы невзначай спрашивает мать.

– Нет, мама, с Андреем всё в порядке, – грустно говорит Мария.

– А так говоришь, словно у тебя камень на сердце, – проницательно замечает мать.

– Что ты, мама! Просто мы не всегда властны над своими чувствами и мыслями, – говорит Маша, чересчур тщательно вытирая тарелку.

Входит отец – и сразу становится ясно, откуда у Марии такие голубые глаза.

– Привет, лягушки-путешественники! – обнимает он дочь. – Не сидится вам дома! Обед готов? – спрашивает он у матери.

– Готов, иди мой руки, – отвечает она.

– Андрей там с машиной возится, – кричит из другой комнаты отец, – а вы, значит, тут уединились и сплетничаете потихоньку?

Он садится за стол, Маша уходит в соседнюю комнату и играет там с детьми, разговаривает с ними, заплетает Даше волосы.

– Что с Машей? – спрашивает тихо отец. – Она явно не в своей тарелке. С Андреем что?

– Спрашивала – отвечает, что всё в порядке, но грустная, а почему – не говорит. Попробуй ты выяснить, – так же тихо отвечает мать.

Вечер. Мария сидит на крыльце. Из дома доносится весёлый шум – Андрей возится с детьми. Отец выходит, садится рядом с Машей, закуривает:

– Как работа?

– Хорошо, папа. Писала статью о неделе индийского кино в Москве – удачно. Познакомилась с режиссёрами, актёрами, пообщались.

– У Андрея всё хорошо?

– Да, – равнодушно отвечает Маша, – когда у него было плохо? Ты же знаешь, он запрограммирован на успех.

– Тебе же это всегда нравилось? – спрашивает отец.

– Раньше нравилось, а сейчас как-то… – Маша умолкает.

– Что-то изменилось?

– Ах, папа, если бы я сама понимала, то рассказала бы тебе! Наверно, у меня просто возрастной кризис! – смеётся Маша.

– Что-то изменилось в твоей душе? Или кто-то изменил? – тихо замечает отец.

Маша молчит.

– Маша, если только я угадал, не делай поспешных выводов. Знаю, что за Андрея ты вышла не по любви, но… ведь он хороший человек, надёжный, а это немало. Стоит ли жертвовать душевным спокойствием ради мимолётных чувств? У вас ведь дети!

– А если это не мимолётности, а именно то чувство, которое бывает один раз в жизни? – почти неслышно говорит Маша.

– Подумай хорошо, дочка! – отец встаёт и уходит в дом, где тихо говорит матери:

– По-моему, Маша влюбилась.

– Неужели! – всплёскивает руками мать. – А я-то думала, что сердце её заснуло навсегда.

Ночь. Маше не спится. Она поднимается с кровати, выходит на улицу, вдыхает полной грудью свежий ночной воздух и смотрит на небо: «Может быть, он тоже смотрит сейчас на звёзды и думает обо мне?» Вдруг одна звезда, мигнув, срывается и падает, прочертив по небу сверкающую полосу.

Индия. Аджай, покачиваясь, стоит на пороге своего дома и смотрит на небо, по которому летит падающая звезда. Его дом ярко освещён, из него доносится музыка, шум, хохот, звон бокалов – вечеринка в самом разгаре. С громким хохотом из дома выскакивают две девицы, хватают Аджая под руки, тащат к бассейну, сталкивают в воду и сами с визгом прыгают вслед за ним. Аджай, разбрызгивая воду, пытается их поймать, потом они выбираются из бассейна, и он говорит:

– А теперь, девочки, пошли в дом переодеваться. Быстро! – и шлёпает их по мягкому месту. Они с визгом бегут в дом. Аджай – за ними.

Утро. Дом режиссёра выглядит как после погрома: пустые бутылки, банки из-под пива, остатки еды, бумажки. Аджай спит в кровати с двумя девушками. Волосы одной закрывают ему лицо. Он переворачивается на бок, волосы щекочут его, он громко чихает и просыпается. Недоумённо смотрит на одну, на другую, встаёт, натягивает джинсы и босиком выходит на улицу. Там – такой же разгром.

– Классно повеселились! – бормочет он, оглядывая разрушения.

Неожиданно в кармане джинсов звонит телефон.

– Да, мама! – хрипло говорит Аджай.

– Аджай, сегодня я жду тебя. Приедет родня Рахула из Пенджаба и с ними молодая девушка.

– Мама, я не приеду!

– Не желаю ничего слушать! Это твой сыновний долг! Меня не слушаешь, вспомни хотя бы об отце!

– Хорошо, хорошо, мама, – тяжёло вздыхает Аджай, – я приеду.

– Вот и умница! Жду тебя!

Аджай, раскинув руки в стороны, падает в бассейн и, не двигаясь, лежит на воде.

Индия. Дом матери. Аджай сидит рядом с мамой. Напротив – приличное пенджабское семейство: мама, папа и молодая девушка. Они пьют чай, едят сладости и беседуют. Аджай откровенно скучает.

– Так какое, вы говорите, образование получила ваша дочь? – вежливо, с улыбкой спрашивает мать.

– Она окончила Делийский университет по специальности менеджер по персоналу, и её уже несколько фирм пригласили на работу! – с гордостью произносит отец и ласково смотрит на дочь. – Да, доченька?

– Да, – жеманно отвечает девушка, кокетливо поглядывая на Аджая.

Кумар томится, и только вежливость и природный такт не позволяют ему встать и уйти.

– А как идут дела у вашего сына, уважаемая Ладжо? – интересуется отец молодой индианки.

– Очень хорошо! Недавно он вернулся из России, куда возил на фестиваль свои фильмы, – толкает мать Аджая локтем в бок.

– А, да. В России очень любят индийские фильмы, – встрепенувшись, говорит Аджай. – А вы любите индийское кино? – спрашивает он девушку.

– Нет, я не смотрю наши фильмы! – презрительно морщит носик девушка. – Они такие наивные и глупые! Я люблю американское кино – «Основной инстинкт», «Красотка» – голливудские актёры такие стильные, красивые, не то что наши!

Аджай смотрит на неё, и перед его мысленным взором предстаёт дом Маши, её огромная коллекция индийских фильмов, а в ушах звучат её слова: «Я люблю Болливуд! В нашем рациональном мире это последний приют романтиков. Вы творите сказку наяву…»

Внезапно Аджай понимает, что ему надо делать. Он встаёт, девушка, замолчав на полуслове, удивлённо смотрит на него. Кумар говорит:

– Прошу меня извинить, но у меня неотложные дела! – раскланивается и, не глядя на рассерженную мать, поспешно выходит из комнаты, садится в машину и давит на газ. Мать, выбежав из дома, кричит ему вслед:

– Можешь больше у меня не появляться!

Москва. Редакция. Машу вызывает главный редактор:

– Мария, на тебя пришёл именной запрос из Лондона. Там ожидается премьера очередного фильма Аджая Кумара, открытие магазина индийской моды и ещё какие-то интересные события. Авиабилеты, виза – всё за счёт того, кто приглашает. Они хотят тебя видеть. Так что давай, моя дорогая, уламывай мужа, как хочешь: вылет завтра в 13.30. Командировку я тебе уже оформил.

Маша, не сказав ни слова, с бьющимся сердцем мчится домой, быстро собирает вещи и ждёт Андрея для разговора.

Вечер. Андрей приходит домой, видит собранные сумки и удивлённо спрашивает:

– Куда-то собралась? Опять по родителям соскучилась?

– Нет. Андрей, меня командируют в Лондон на три дня: там состоится премьера нового фильма Аджая Кумара, и меня приглашают сделать эксклюзивный репортаж. Представляешь, как повезло!

– Да, – мрачно говорит Андрей, и подозрения вновь начинают шевелиться в его душе, – а что это тебе так везёт последнее время?

– Не мне, а нам! Ты представляешь, как рад Сергей! У нашей газеты такой шанс выйти на мировой уровень! Это же класс!

– А почему опять за твой счёт? Ты кто? Леди эксклюзив?

– Ну а кто в нашей газете самый умный, талантливый, непредсказуемый?

– Неужели ты?

– Конечно, я! А ещё я лучше всех знаю английский язык!

– Ладно, Машка, не юли, сознайся лучше, что тебе до смерти хочется в Лондон! – улыбнулся Андрей.

– Какой же ты у меня догадливый, – замурлыкала Маша. – А что тебе привезти из туманного Альбиона?

– Себя, – хмуро ответил Андрей, – причём в целости и сохранности!

– Ой, Андрюшка, спасибо! – подпрыгнула от радости Мария.

Самолёт. Маша пристёгивается ремнём и думает: «А чему это я, собственно, так обрадовалась? С какой стати решила, что это Он прислал мне приглашение?»

Не сомкнув ни на минуту глаз, не открыв книгу, не отвечая на заигрывания соседа, она всё внимание своё, все мысли и чувства фокусирует на одном-единственном ощущении – присутствии Аджая. Она чувствует, как её сердце колотится с такой силой, что кажется, грудь сейчас не выдержит и разорвётся.

Самолёт приземляется в Хитроу; мучительно долго тянутся минуты таможенного досмотра, визового контроля, заполнения деклараций, но вот всё позади. Маша покидает терминал, оглядывается и видит вдали до боли знакомую фигуру.

– Аджай! – кричит она, швыряет сумку и изо всех сил бежит к Аджаю. Он срывается с места, и мчится ей навстречу. Они, задыхаясь от быстрого бега и от счастья, падают друг другу в объятья. Маша начинает плакать, Аджай покрывает поцелуями её руки, лицо, она почти теряет сознание, но прерывистым голосом говорит:

– Я сразу поняла, что это ты! У меня чуть сердце из груди не выскочило! Но почему Лондон?

– Я подумал, что муж тебя не отпустит, если придёт приглашение из Индии, поэтому решил действовать через Лондон! – торопливо отвечает Аджай.

Тесно прижавшись друг к другу, они подбирают Машину сумку. Мария направляется к выходу из аэропорта, но Аджай тянет её обратно:

– Нам сюда.

– Зачем?

– Мы летим в Индию.

– А как же твоя премьера?

– Глупенькая! – смеётся Аджай. – Нет никакой премьеры, это просто был предлог! Всё, чего я хотел – это ты!

– А статья? – не понимает Маша.

– Ну, напишешь что-нибудь, ты же такая талантливая! – улыбается Аджай, и увлекает её в аэропорт.

Индия. Дом Аджая. Вечер. Машина Аджая подъезжает к дому и останавливается. Маша, не выдержав перегрузок, связанных с многочасовым перелётом, дремлет, склонив голову на его плечо. Он правой рукой ведёт машину, а левой бережно и крепко обнимает Машу. Смотрит на неё, вдыхает аромат её волос, нежно проводит пальцем по щеке, целует и ласково говорит:

– Проснись, принцесса, мы приехали!

Маша открывает сонные глаза и улыбается:

– Я так мечтала посмотреть Индию и всё проспала!

Аджай помогает ей выйти из машины и ведёт в дом. Улица ярко освещена фонарями, и Маша успевает увидеть бассейн, теннисный корт, розарий. Окна дома, напротив, тёмные. Аджай вводит Машу в дом, и она застывает в восхищении:

– Какая красота!

Везде, всюду – зажжённые свечи. Толстые и тонкие, большие и маленькие, они горят, наполняя комнату сладковатым ароматом сандала. В центре – низкий столик, сервированный на двоих, вокруг него по ковру разбросаны подушки.

– Да это просто райский уголок! – восклицает Маша.

– И Адам есть, – обнимает её Аджай. – Садись, Маша, тебе надо поесть, еда в самолёте – это просто кошмар.

Они опускаются на подушки друг напротив друга.

– Мне хотелось бы сейчас какое-нибудь национальное блюдо, – оглядывая столик, говорит Маша.

– Самое национальное блюдо – это я! – отвечает Аджай, открывая бутылку шампанского. – Но в этом блюде столько перца и специй, что голодный желудок запросит пощады!

Маша розовеет, берёт бокал с шампанским и отпивает глоток. Аджай, внезапно посерьёзнев, продолжает:

– Маша, то, что я хочу сказать тебе, я ещё никому не говорил. Многие хотели услышать от меня эти слова, но я был нем, как рыба! – Он встаёт, подходит к Марии и преклоняет перед ней колено. Они смотрят в глаза друг другу.

– Маша, эта безрассудная голова с этими вечно взлохмаченными волосами ещё ни разу ни перед кем, кроме матери, не склонялась, и вот теперь… – он наклоняет голову так, что видны вихры на макушке:

– Маша, – голос его звучит глухо, – я очень хочу, чтобы ты разделила со мной печали и радости. Только встретившись с тобой, я понял, до чего бессмысленной была моя жизнь. Эти недели одиночества показались мне пыткой! Ты… согласна? – поднимает он глаза.

Маша берёт яблоко, надкусывает и протягивает его Аджаю. Он обхватывает её пальцы своей ладонью и тоже откусывает кусочек, глядя ей в глаза:

– Ты моя Ева! – шепчет он.

– А ты не Адам, ты змей-искуситель! – также шёпотом отвечает Мария.

Яблоко падает на ковёр, катится, и из него вылетают полные, спелые зёрнышки.

Утро. По всей комнате разбросана одежда. Раздаётся звонок телефона. Из-под простыни показывается рука и медленно нащупывает трубку. Потом появляется взлохмаченная голова Аджая:

– Да! – сонно говорит он. – Да, доброе утро, мама. Мам, прости, прости, но я не мог сдержаться! Вы разве не видели, что она полная дура, нет? Скажите, о чём мне с ней разговаривать? А то, что она не любит индийское кино? Это поразило меня в самое сердце! – он замолкает и слушает, потом произносит:

– Мама, хотите, я вас обрадую? Приведу сегодня девушку, которая мне очень нравится. Да, правда. Нет, с утра не смогу, – говоря, он ласкает рукой Машины волосы, наматывая локоны на пальцы, – попозже, вечером, часов в пять. Обязательно! До свидания.

Аджай откладывает телефон и со вздохом облегчения обнимает Машу. Но опять звонит телефон:

– Да? Да, Рахул, у меня всё в порядке. Нет, я не обиделся, может быть, твоя родня рассердилась на меня? Нет? Ну и славно. Пока, увидимся.

Аджай не успевает положить телефон – он опять звонит.

– Да что же это такое! – в сердцах говорит он и хватает трубку:

– Да! Да, Вики! Что нашёл? Нет, сегодня нет. Нет, говорю тебе! Ну и что! Подождут ещё пару дней. – Пока он разговаривает, Мария прижимается к его спине, целует шею, покусывает мочку уха, зарывается лицом в волосы. Положив трубку, Аджай поворачивается к ней, но Маша быстро и грациозно вскакивает с постели и стоит лицом к Аджаю напротив окна, вся освещаемая лучами восходящего солнца. У Аджая перехватывает дыхание, он тянется к ней, но, потеряв опору, падает с кровати. Маша, расхохотавшись, убегает в ванную. Аджай, поднявшись с пола, кидается на подушку, и лицо его расплывается в блаженной улыбке.

День. Магазин одежды. Аджай, открыв дверь, пропускает вперёд Машу, берёт её под руку и ведёт к прилавку.

– Зачем мы здесь? – недоумевает девушка.

– Затем, что перед тем, как встретиться с мамой, тебя надо хоть чуть-чуть замаскировать! – отвечает Аджай. – Иначе не миновать мне сцены и крупного разговора.

– Аджай, но я не хочу знакомиться с твоей мамой! Для чего? Я не вижу никакого смысла в твоей затее!

– Смысл будет потом, а пока, прошу, послушайся меня! – умоляюще говорит Аджай и обращается к продавщицам – миленьким молоденьким индианкам:

– Девушки-красавицы, превратите мне, пожалуйста, эту невероятно красивую белую женщину в такую же очаровательную индианочку! – и ослепительно улыбается.

Продавщицы, покорённые его обаянием, уводят Машу в примерочную. Аджай усаживается в кожаное кресло, закидывает ногу на ногу и закуривает сигарету. К нему подходит служащий и ставит перед ним пепельницу и чашку кофе.

Мария начинает дефилировать перед режиссёром в разных нарядах: то в шальварах и камизе, то в длинной юбке, то в разноцветных сари. Наконец она появляется в ослепительно ярком бирюзовом с золотом сари, и Аджай, поражённый её красотой, вскакивает с кресла и подходит к ней:

– Ты восхитительна! – шепчет он и целует её руку. – Это сари словно создано для тебя! Не переодевайся, идём прямо так, я хочу, чтобы на тебя смотрели!

Маша, смущённая его словами, розовеет и прячет лицо за накидкой.

– А теперь мы пойдём в ювелирный магазин, – говорит Аджай.

– Зачем?

– Индийскую девушку необходимо украсить: запястья, ушки…

– Только не делай меня похожей на рождественскую ёлку! – смеётся Маша.

Ювелирный магазин. Аджай и Маша выбирают браслеты и серьги. Потом Маше приглядываются ножные браслеты для танцев, и она обращается к Аджаю:

– Подари, мне, пожалуйста, вот эти бубенчики!

– Зачем они тебе? – удивляется он.

– Буду учиться индийским танцам! – заявляет Маша.

Кумар улыбается и выполняет просьбу своей возлюбленной. Затем он помогает Маше надеть браслеты на запястья, опускается на одно колено и застёгивает замочки у неё на щиколотках. Серьги Мария надевает сама, глядя в большое зеркало. Потом она оборачивается к Аджаю и, отбивая ритм бубенчиками, исполняет несколько простейших движений катхака – он, затаив дыхание, смотрит и говорит:

– Как естественно и непринуждённо! Ты словно рождена быть индианкой!

Он подходит к прилавку и начинает оформлять покупку, Маша рассматривает товары, выставленные на витрине. Аджай разговаривает с молоденькими продавщицами, причём беседа ведётся на хинди. Осознав это, Маша начинает прислушиваться к интонациям Аджая, пытаясь понять, в какое русло направился разговор. Кумар улыбается, глядя на женщин, и что-то им говорит, они смущённо и кокетливо смеются и в свою очередь что-то у него спрашивают. Аджай, взглянув на Машу, отвечает. Продавщицы тоже смотрят на Машу, и они смеются уже вместе. Девушка чувствует, как в ней начинает шевелиться какое-то странное, ранее неизведанное чувство, словно просыпается мохнатый, оголодавший зверь.

Наконец Аджай расплачивается, они выходят на улицу и направляются к машине. Маша спрашивает:

– Хорошо повеселился?

– О чём это ты? – не понимает Кумар.

– Над чем вы с продавщицами хихикали? – едва сдерживая раздражение, шипит Маша. – Причём хихикали на хинди!

– Моя дорогая леди, ты ревнуешь?! – радуется Аджай.

– Отвечай! – почти кричит Маша. – Вы надо мной смеялись? Почему они смотрели на меня и умирали со смеху? Что ты им наговорил?

– Маша, не кричи, это неприлично, – пытается успокоить её Аджай. – Я просто сказал им, что ты моя невеста, а они ответили, что у меня отличный вкус! – он широко улыбается, но сейчас его неотразимые ямочки напоминают Маше, лишь как он улыбался продавщицам, и она, остановившись и повернувшись к нему лицом, продолжает кричать:

– А почему ты решил, что я твоя невеста?! С чего это ты решаешь за меня?!

– А что я такого сказал? – тоже начинает выходить из себя Аджай, не понимая, в чём он виноват. – Разве я соврал, и разве ты не моя невеста?

– Конечно, нет! Я, слава Богу, взрослый человек и привыкла сама решать, что мне делать!

Они стоят, забыв про машину, и смотрят друг на друга: Маша – гневно, Аджай – спокойно и несколько свысока.

– Послушай, Маша, я тоже взрослый человек и тоже привык сам принимать решения! Я сам решаю, кому мне улыбаться, с кем и как говорить; я не имел в виду ничего дурного, и если тебе что-то померещилось, то успокойся и не ревнуй! Кроме того, тебе нельзя разговаривать со мной при всех в таком тоне – это Восток, дорогая! Здесь главное слово всегда принадлежит мужчине, и тебе, думаю, это хорошо известно. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят, так что постарайся соблюдать хотя бы правила приличия! – очень мягко, но твёрдо произносит он.

Маша мгновение смотрит ему в глаза, потом наклоняется, дотрагивается до его ног, затем подносит руки к сердцу, губам и лбу. Всё это происходит так неожиданно, что Кумар не успевает её остановить:

– Что ты делаешь?!

– Как что? Оказываю тебе уважение, ведь именно так у вас принято? На Востоке мужчина – это господин, царь и Бог для женщины, его слово – закон! Слушаю и повинуюсь! Разве ты не этого от меня потребовал? – тихо, но непримиримо произносит девушка.

– Маша, ты обиделась? – пугается Аджай.

– Что ты, разве я могу? Это ведь только ты можешь делать что захочешь: кокетничать с продавщицами, решать за меня, а я…

– Маша, перестань, прошу тебя! – взволнованно говорит Аджай.

– Как, ты опускаешься до просьб? Это тебе не идёт – Аджай Кумар, властитель сердец, не должен просить, он должен повелевать!

– Маша, но я же ничего плохого не сделал и даже не думал!

– Аджай, в Москве ты вёл себя так, словно я нежный и хрупкий цветок, ты боялся прикоснуться ко мне, а здесь…ты так изменился, ты стал властным, самодовольным, и… мне кажется, что ты опять меня используешь!

Аджай, не веря своим ушам, смотрит на неё и видит, что она не шутит, она действительно так думает. Тогда он опускается на колени и снизу вверх смотрит на Машу:

– Это невыносимо! Перестань, прошу тебя!

Маша пугается:

– Аджай, что ты делаешь, встань, люди же смотрят!

– Когда ты кричала на меня, когда кланялась мне в ноги, тебя не беспокоило, что люди смотрят! Пока не простишь, не встану!

– Ну и не вставай! – Маша хочет уйти, но Аджай ловит край сари и удерживает её. Маша пытается вырваться – ткань трещит. Она останавливается и начинает тянуть край сари к себе – Аджай – к себе, так продолжается некоторое время.

– Маша, не сердись, я больше так не буду! – тоном провинившегося мальчика говорит Аджай, и Мария начинает смеяться, потом садится рядом с ним, они обнимаются и смеются вместе.

– Глупенькая, – уже в машине ласково говорит Аджай, – что на тебя нашло, чего ты испугалась, с ума сошла?

– Да как ты смел им улыбаться своей улыбкой?! Это только моя улыбка! А глаза – как ты стрелял глазами – у меня даже в голове помутилось! А как они смотрели на твои ямочки – они просто пожирали тебя глазами! Ты должен принадлежать только мне, мне, мне! – Маша пытается наброситься на него с поцелуями, но Кумар отстраняется, ловит её руки и заводит их за её спину:

– Ах ты, маленькая собственница! – улыбается он. – Это ты восточный мужчина, а не я! Это ты будешь требовать от меня подчинения, а не я! Я буду лишь молчать и выполнять твои капризы! Чего ты хочешь? Хочешь посмотреть Индию?

– Ты моя Индия! – жарко шепчет Маша и, наконец, достигает своей цели – Аджай отпускает её руки и заключает в объятья.

Спустя некоторое время. Они едут в машине.

– Аджай, знаешь, какую Индию мне хотелось бы посмотреть? – задумчиво говорит Маша.

– Нет. Расскажи, и я покажу тебе всё, что захочешь! – отвечает режиссёр, накрывая Машину руку своей ладонью.

– Не новую, не колониальную, а старую, древнюю, не приукрашенную. Покажи мне старые кварталы, храмы, где молятся простые люди, покажи хижины, в которых они живут – ведь в ваших фильмах даже бедность красива, даже последний нищий женится на красавице и становится богатым. Я понимаю, что твоё кредо – развлекать людей, но… мне хочется увезти с собой в Москву сердце Индии, её дух, что-то такое, что не дало бы мне сгинуть в московских буднях!

Кумар внимательно слушает её и говорит:

– Я покажу тебе то, что дорого моему сердцу, мы поедем на остров Элефанты и побываем в Джайнистском храме. А потом, если захочешь, посетим португальские кварталы – у меня там живут знакомые, простые люди.

– Отлично! – радуется Маша, и они отправляются в путешествие. По дороге видят выступление заклинателей змей; джайнов, рот и нос которых завязаны марлей, рассматривают в музее коллекцию браслетов и колец, вынутых из… крокодильего брюха. Посещают пещерные храмы Элефанты и Джайнистский храм. Видят живописных индианок с маленькими глазастыми детьми, заходят в гости к семье, живущей в португальском квартале и многое, многое другое. Наконец, уставшие, направляются к матери Аджая.

– Моя принцесса довольна? – улыбаясь, спрашивает Аджай.

– Да, то, что ты сделал для меня – просто восхитительно! – радостно отвечает девушка.

– А сколько ещё я сделаю для тебя и ради тебя! – восклицает режиссёр.

При этих словах Маша грустнеет и говорит ему:

– Аджай, об этом я хотела с тобой поговорить… По-моему, ты зря везёшь меня в дом своей матери. Твоя затея ни к чему не приведёт: она не примет меня. Да и потом, всё, что ты задумал – нереально: у меня своя налаженная жизнь – дети, муж…

– Ш-ш-ш! – перебивает её Аджай. – Не говори о своём муже! У тебя помутилось в глазах, когда ты увидела, как я улыбаюсь тем продавщицам, но ты не можешь даже вообразить себе, что творилось в моей душе, когда я представлял тебя в его объятиях на вашем супружеском ложе! Какой огонь вот уже несколько недель пожирает меня, и нечем его затушить! Одна-единственная мысль поддерживала меня все эти дни – это надежда на то, что когда-нибудь мы будем вместе!