Иллюзия любви. Киноповесть

– Возлюбленной, которая могла бы разделить со мной каждое мгновение жизни, наполнила бы её смыслом…

– Ну что ж, – рассудительно ответила Маша, – у нас говорят, кто ищет, тот всегда найдёт. Ищите лучше, господин режиссёр!

– Мне кажется, – задушевной грусти в голосе Кумара ещё добавилось, – я уже нашёл… Это вы, Маша! – Он снова взглянул на девушку, его очи казались воплощённой печалью, золотая слеза готова была пролиться из них.

– Увольте, увольте, Аджай! Зачем эта патетика? Ей-Богу, вы меня разочаруете! Лучше смотрите: мы пришли! Это московский Арбат!

Они медленно пошли по оживлённой улице, разглядывая товары, разложенные на лотках, останавливаясь и обсуждая выставленные на продажу картины самобытных живописцев, любуясь работой уличных художников.

Аджая заинтересовали матрёшки известных политиков. Маша, невзирая на бурные протесты, купила и подарила ему матрёшку Путина; тогда Аджай, в отместку, купил и преподнёс Маше хипповский хайратник со словами, что он чудесно пойдёт её волосам. Они смеялись и подшучивали друг над другом.

Потом режиссёр предложил Марии нарисовать её портрет, выбрал художника и, пока она позировала, смешил её весёлыми рожицами и анекдотами; потом Маша заставила его позировать для художника-карикатуриста, и шарж получился очень смешной.

Затем они стояли и слушали концерт уличной группы, и, когда музыканты заиграли разухабистый рок-н-ролл, Аджай не выдержал, сорвался с места и, увлекая за собой девушку, оторвал такой рок, что собралась толпа зрителей и наградила его аплодисментами.

Устав, они сели на лавочку и стали кормить голубей пончиками, которые предусмотрительная журналистка захватила в кофейне.

– Маша, – поинтересовался Аджай, – как вы доберётесь домой? На метро? Почему вы не на машине? У вас её нет?

– Машина-то есть, – как-то неохотно ответила Мария, – но я не люблю водить, да и пробки постоянные напрягают. Я доеду на такси.

– Чтобы наш чудесный вечер стал совсем волшебным, позвольте, Маша, проводить вас до дома?

Мария молча кивнула.

Такси подъезжает к дому журналистки. Они выходят из машины.

– До свиданья, Маша. Скажите, могу я надеяться, что завтра наше знакомство продолжится? – спрашивает Кумар.

– К сожалению, – после некоторого колебания отвечает девушка, – к сожалению, завтра я очень занята.

– Тогда послезавтра?

– Может быть, – улыбается Маша.

Мария дома. Она разувается, запускает руки в волосы и встряхивает их. Медленно проходит в зал. У неё стандартная трёхкомнатная квартира с евроремонтом; во всём чувствуется присутствие женской руки и заботы. В спальне на прикроватной тумбочке стоят фотографии мужа и двоих прелестных детишек 9 и 8 лет. Маша со вздохом падает на кровать, берёт фотографии и долго их рассматривает. Потом раздевается, идёт в ванную, встаёт под душ и включает воду. Закрывает глаза и тут же открывает их: перед её мысленным взором появляется Аджай! Изображение настолько реальное, что она отдёргивает занавеску и выглядывает: нет ли его здесь? Конечно, нет. Тогда Мария начинает медленно намыливаться пенной губкой, вновь закрывает глаза и опять видит лицо режиссёра: его бархатные огромные глаза, припухшие губы, волосы, растрёпанные ветром. Губка медленно скользит по мокрой коже, дыхание девушки становится тяжёлым, губы приоткрываются; воображение рисует ей смуглые и сильные руки Аджая… Ей кажется, что это его ладони медленно и плавно движутся по её телу… Но вдруг она вздрагивает, открывает глаза, шепчет: «Глупости!», быстро смывает пену, выходит из ванной и, вытирая волосы, идёт в спальню. Ещё раз смотрит на фотографии, повторяет: «Глупости!» – и ложится спать.

Аджай, приехав в гостиницу, падает на кровать и, пока Вики снимает с него обувь, говорит:

– Ну что, мой дорогой Вики, мы почти добились успеха! Она долго колебалась, когда отказывала мне в завтрашнем свидании. Она уже сомневается в себе.

Он встаёт, идёт в ванную, умывается и, выходя оттуда с полотенцем в руках, продолжает с некоторым удивлением:

– Ты знаешь, Вики, она умная… очень умная! Моя слава её нисколько не интересует, то, что я звезда – для неё пустой звук…

Закуривает сигарету и подходит к окну.

– Надо чем-то её поразить, удивить…– смотрит в окно, думает и курит.

Молчание нарушает Вики:

– Может быть, сэр, удивить её знанием русской классики? Вы же что-то учили на русском, помните? Давным-давно.

Аджай оборачивается, на его лице – удивление.

– Это мысль! – говорит он.

Утро. Маша на работе. Ей опять приносят корзину цветов. На сей раз в ней только красные розы и открытка: «Спасибо за незабываемый вечер. Жду продолжения…» Девушка улыбается, подходит к зеркалу и пристально смотрит на себя, потом шепчет: «Ты сошла с ума!» Садится за компьютер и пытается писать, но слова не идут, фразы не выстраиваются, мысли – в разброд.

Утро. Аджай собирается в кинотеатр – в фестивале участвует ещё одна его картина – берёт из шкафа смокинг, с неохотой надевает его, потом вдруг снимает, кидает на кровать и облачается в чёрные джинсы и клетчатую рубашку. Затем стягивает с пальцев перстни, оставляя только один.

На конференции он рассеян, мысли его витают далеко; Аджай знает, что Марии не будет здесь сегодня, но он неосознанно ищет её в толпе репортёров и иногда ему кажется, что он её видит… На вопросы он отвечает невпопад – перед глазами образ Маши…

Вечер. Сумерки. Маша, уставшая, выходит из редакции и натыкается на Аджая. Он сидит на крыльце, привалившись к перилам, держа в руках зажжённую сигарету, и дремлет. На нём те же джинсы, ковбойка, кроссовки. Рот слегка приоткрыт, видны белые, чуть неровные зубы. Непокорные волосы упали на лоб. Мария садится рядом и смотрит на его лицо. Осторожно отводит рукой растрепавшиеся пряди. Аджай мгновенно просыпается от её прикосновения, его глаза ещё затуманены, но губы уже шепчут:

– Простите меня, я задремал.

– Был тяжёлый день? – тихо спрашивает Маша.

– Да, вопросы, вопросы… Вот и не выдержал…

– Почему же вы не вошли ко мне, как в прошлый раз?

– Не хотел мешать вам, – глаза проникновенно смотрят на девушку, а в голосе звучит покорность, – вы же цените своё время!

Журналистка внезапно краснеет до корней волос:

– Но я ценю и ваше время, мистер Аджай. Мне очень неловко: вы – и здесь, на крыльце…

– Нет, нет, мы же договорились – никаких «мистеров»! Всё отлично!

Они встают. Кумар берёт её руку и говорит:

– Ну что ж, Маша, я увидел вас. Теперь позвольте мне откланяться! – он склоняет голову и тихо произносит:

– Я знаю, век уж мой измерен,

Но, чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днём увижусь я!

Изумлённые глаза Маши:

– Вы знаете Пушкина?!

– Да, я люблю русскую классику; я даже снимался в телесериале по роману Достоевского «Идиот». Правда, это было очень давно. Я был тогда так молод, хорош собой и невинен. Боже, как давно это было!

– Вы знаете, – спустя мгновение говорит Мария, – а я очень люблю Рабиндраната Тагора. В одном из наших фильмов о первой любви звучит песня на его стихи.

Она напевает.

– Красиво, – вежливо соглашается Кумар и протягивает ей руку, – ну, до свидания, Маша.

– До свидания, Аджай, – девушка вкладывает пальцы в его ладонь. Они стоят и смотрят друг на друга, не двигаясь с места. Вдруг Аджай тянет Машу за руку, одновременно делая шаг вперёд, и она оказывается в его объятьях. Его лицо совсем близко от лица Маши; глаза смотрят пристально и требовательно. Девушка чувствует его дыхание, его губы рядом с её губами. Она в сладкой неге опускает ресницы и перестаёт дышать. Миг – и Аджай отпускает её и отдаляется. Маша чувствует, что он мог бы поцеловать её, но не стал. Оба испытывают смущение.

– А хотите, я покажу вам своё любимое место, – чуть слышно говорит она.

– А не поздно? – так же тихо спрашивает Аджай.

– Чем позднее, тем лучше! – отвечает Маша.

Аджай корчит удивлённую рожицу, Мария прыскает со смеху, он тоже, и атмосфера разряжается.

Они идут к дому Булгакова. По дороге Мария рассказывает об авторе, о его великом романе «Мастер и Маргарита», о том, какие персонажи действуют в романе. Они рассматривают стены, исписанные поклонниками Булгакова, поднимаются на этаж выше, где жила Аннушка, потом отправляются на Патриаршие пруды.

Темно. Почти ничего не видно, слышны только их голоса.

– Я часто тут сидела и ждала: вдруг и ко мне тоже подойдёт Азазелло. Любой чёрный кот казался Бегемотом…

– Но вы же не Маргарита, – возразил Аджай.

– Ну и что! Мне так хотелось волшебства! За это я и люблю Болливуд – он в нашем рациональном мире продолжает творить сказку!

– Поэтому вы и решились освещать кинофестиваль? – заинтересовался Кумар.

– Да, я очень люблю индийские фильмы, можно сказать, выросла на них – в Советском Союзе они не сходили с экранов кинотеатров! «Месть и закон» смотрела, наверное, раз восемь, а «Зиту и Гиту» уж и не знаю сколько! Люблю Индию!

– Маша, а можно узнать, кто ваш любимый актёр? – спросил Аджай.

– О, Амитабх Баччан, конечно, из старых. Это такая глыба, айсберг, такая величина, до которой вряд ли кому удастся подняться.

– А из молодых?

– Ну, Саиф – очень хорош в национальных костюмах, Ритик Рошан – у него классный взгляд, Вивек Оберой – неплохой мальчик, да и другие тоже ничего, – вежливо отвечает Маша.

– Ну, а самый-самый любимый есть? – допытывается Аджай.

– Конечно, это Шахрукх Кхан, король Болливуда, человек-ураган! Я его просто обожаю! – глаза Маши (это было заметно даже в темноте) засияли ярче, а в голосе появилось воодушевление. – Его дарование беспредельно, он органичен абсолютно в любой роли! А как он хорош собой! Какие у него глаза, губы, ямочки на щеках…

– Эй-эй-эй! – попытался перебить этот поток восхвалений Кумар. – Постой, посмотри: у меня тоже глаза, губы и ямочки!

Маша расхохоталась:

– Но вы же режиссёр Аджай Кумар, а не актёр Шахрукх Кхан, какую пользу принесут вам эти ямочки?

– А я тоже начинал с актёрской деятельности, и мои ямочки очень помогли мне в карьере режиссёра! И, между прочим, госпожа поклонница индийских актёров, я тоже снимал Шаха в своих фильмах, и с тех пор мы друзья! – гордо произнёс Кумар.

– Правда?! – закричала Маша так, что режиссёр вздрогнул. – А какой он в жизни? Расскажите, расскажите, пожалуйста! Он действительно такой же добрый, щедрый и непредсказуемый, как на экране?

– Я сошёл с ума! – застонал Аджай. – Чёрт меня дёрнул за язык! Как только узнают, что я его друг, так начинается: ах, ах, Шахрукх, Шахрукх то, Шахрукх сё, какой он красавчик, умница, обаяшка, а обо мне – ни полслова, ни звука!

– Вы обиделись? – испугалась Маша.

– Да, я страшно зол! – рявкнул Аджай, но, видя её ошеломлённое лицо, засмеялся. – Я пошутил!

– Ну и шуточки у вас! – Мария даёт ему шутливую оплеуху. Аджай изображает блаженство.

– Уже очень поздно, – говорит Маша, – мне пора домой.

Она вызывает такси, они подъезжают к Машиному дому, выходят из машины. Аджай говорит:

– Вы не пригласите меня к себе? – голос его нежен и бархатист, глаза – два омута – затягивают и гипнотизируют. Мария ощущает себя беззащитным кроликом перед безжалостным удавом. Противиться ему невозможно. Она чувствует, что ещё немного – и её бастионы падут, она уступит. Ресницы её трепещут, губы приоткрываются. Аджай – всё ближе.

– Простите – нет! – чуть слышно говорит Маша и в уголке глаз показывается слеза.

– Маша! – в голосе его столько нежности и одновременно власти, так хочется ему покориться…

– Нет! – со слезами кричит Маша и убегает домой.

Аджай долго стоит и смотрит на засветившееся окно. Маша в щёлку между занавесками смотрит на его одинокую фигуру…

Ночь. Аджай идёт по Москве. Вдыхает прохладный свежий воздух, смотрит на небо и видит новое созвездие: «Любовь».

Ночь. Мария не спит. Плачет. Переворачивает горячую подушку. Вытирает слёзы. Смотрит на фотографии мужа и детей и по щекам её текут слёзы.

Ночь. Аджай стоит у открытого окна, курит и думает. Он выглядит обеспокоенным. В чём-то он не может разобраться, что-то его тревожит, а что – не поймёт. Какие-то странные ощущения нежданно-негаданно пробрались в его душу. Утро застаёт его спящим одетым в кресле.

Входит Вики:

– Аджай-джи, так же нельзя! Вы совсем не спали, а сегодня опять показ, интервью, конференция! Вы выглядите уставшим. Зря вы связались с этой девчонкой!

– Нет- нет, Вики, это не девчонка, это прекрасная женщина… Но ты прав, я что-то упустил… Да ничего, скоро фестиваль закончится, и – домой, в Индию, к маме! – Аджай вздыхает, встаёт, одевается.

– Завтра Московская гильдия киноактёров устраивает банкет в ресторане «Москва». Вероятно, почтит своим присутствием и мэр города. Вам предлагают спутницу из агентства сопровождения, вот каталог, посмотрите.

Кумар перелистывает несколько страниц, пренебрежительно кидает его на стол и говорит:

– У меня есть другая кандидатура. Я попробую пригласить Марию…

День. Маша в редакции. Её кабинет заставлен корзинами цветов. Перед ней стоит свежий букет красных роз, девушка держит в руках открытку с надписью: «Простите, если чем-то Вас обидел… Аджай». Из ящика стола Маша достаёт его визитку, берёт телефон и нерешительно набирает номер, потом вешает трубку. Опять набирает, слышит его голос и бросает телефон на пол.

Несколько раз к ней заглядывает редактор и делает замечания по поводу незаконченной статьи о фильмах Аджая Кумара. Журналистка с грехом пополам, только чтобы отвязались, дописывает статью, но всё время, пока она работает, мысли её заняты только одним…

Кумар со своими коллегами в кинотеатре «Москва» ждёт окончания фильма и последующего интервью. Его телефон звонит, он вытаскивает трубку из кармана, подносит к уху и слышит:

– Аджай?

– Маша?! Это вы?! – он внезапно меняется в лице.

– Аджай, мы сможем сегодня увидеться?

Аджай, прикрывая трубку рукой, говорит секретарю:

– Вики, она сама мне позвонила, она просит о свидании! Да, Маша, конечно, когда вы освобождаетесь?

– Я? Я уже свободна…

– О, как жаль, сейчас я не могу: у меня показ и встреча с журналистами. Давайте через три часа около моей гостиницы, хорошо?

– Хорошо, Аджай, я приеду, – Маша вешает трубку.

Вики с улыбкой говорит Кумару:

– Что, Аджай-джи, птичка сама летит в вашу клетку?

Аджая охватывает дрожь нетерпения, он еле дожидается окончания интервью и мчится в гостиницу, не забыв по дороге купить букет – он не может без цветов подойти к женщине. Выскакивает из машины, озирается: её нет. Вбегает в холл, оглядывается: её нет. Внутри у режиссёра всё холодеет, букет роз падает на пол, глаза тускнеют. Мир становится чёрно-белым. Понурый и уставший, он стоит, опустив голову.

Вдруг слышатся лёгкие шаги и на его глаза опускаются прохладные пальчики. Он накрывает их своими ладонями и нерешительно произносит:

– Маша? – и оборачивается, держа её руки в своих. Мир опять становится цветным.

– Я так напугался, что вы не придёте! – он поднимает букет и нерешительно протягивает Марии. – Простите, я выронил его от отчаянья.

Маша смеётся:

– Вы не можете без цветов! Аджай, вы превратили мой кабинет в розарий!

– Я хотел бы всю вашу жизнь превратить в розовый сад, – тихо говорит Аджай, – Куда вы поведёте меня сегодня?

– Я хочу показать вам дорогие моему сердцу места.

И они направляются на Ваганьково. Маша показывает ему могилы Даля, Есенина, Высоцкого. Около могилы Высоцкого они вместе с поклонниками слушают магнитофонную запись хриплого голоса великого барда.

Темнеет. Маша, хитро улыбаясь, предлагает пойти перекусить; Аджай, у которого с утра во рту маковой росинки не было, с радостью соглашается. Он ещё не знает, что его ждёт…

По дороге Мария интересуется музыкальными пристрастиями Кумара и выясняет, что его любимая песня – …

Они подходят к ничем не примечательному заведению, открывают двери и оказываются… в баре любителей караоке. Пока они занимают столик и делают заказ, один из посетителей завершает песню. Аджай с удовольствием набрасывается на еду и вдруг слышит:

– Дорогие друзья! Нам несказанно повезло! Сегодня нас почтила своим присутствием королева караоке, несравненная Мария Керчева! Аплодисменты!!!

Раздаются дружные хлопки, Маша встаёт, прикладывает руку к сердцу и слегка склоняет голову.

Ведущий говорит по-русски, и Аджай не обращает внимания на его речь, но, когда он видит, что Маша встаёт и раскланивается, когда видит обращённые к ней улыбающиеся лица, он понимает, что что-то не так и спрашивает её:

– Куда вы меня привели, скажите на милость? Почему вам все хлопают?

Маша, садясь и улыбаясь, говорит:

– Это бар-караоке, здесь каждый посетитель обязан спеть! Теперь наша очередь!

– Что?! – В ужасе вскакивает Аджай. – Я не буду петь! Я не умею петь!

– Поздно! – с милой улыбкой отвечает Маша, – вы уже почти всё съели, а за обед надо расплачиваться!

К ним подходит бармен с микрофоном. Маша предупреждает его, что Аджай – иностранец, и он продолжает на вполне сносном английском:

– Итак, сейчас мы узнаем у нашей королевы…

– Королевы? – повторяет Кумар, глядя на Марию.

– Чем она нас сегодня порадует! Маша, что будете петь? – он галантно предлагает ей встать.

Маша, легко опершись на его руку, поднимается и, одарив Аджая игривым взглядом, идет к барной стойке, около которой находится небольшой подиум.

– «Битлз» «Yesterday», – объявляет она и начинает петь. При первых звуках её голоса Кумар, продолжавший торопливо жевать, забывает донести вилку до рта и застывает: в её голосе столько тепла, внутренней силы, печали и одновременно веры в будущее, что он теряет ощущение реальности и времени и погружается в мечты…

Песня закончилась. Раздались аплодисменты и крики:

– Браво, Маша! «Venus»! «Venus»!

– Браво! «Satisfaction»!

Маша, розовая от удовольствия, благодарит слушателей. Ведущий, подойдя к ней, говорит:

– Мы не отпустим вас без вашей коронной песни, наша королева! Покажите своему гостю, на что вы способны!!

И Мария, ещё раз сверкнув глазами в сторону Аджая, кивает. Она расстёгивает верхние пуговицы блузки, взлохмачивает волосы (каждое её действие сопровождают хлопки), и бар наполняет заводное вступление знаковой песни «Роллинг Стоунз».

В Машином голосе, до того нежном и проникновенном, внезапно появляются хриплые сексуальные ноты. Она не поёт, она играет, более того, живёт во время исполнения, ленивой походкой хищной кошки она приближается к Аджаю и буквально пожирает его взглядом. Аджай не может отвести от неё глаз. Такой он её ещё не знал…

Но вот магия закончилась, и под дружные хлопки Маша вернулась за столик.

– А теперь, – продолжил неугомонный ведущий, – наш гость из волшебной Индии, страны слонов и махараджей, исполнит свою любимую песню…

Аджай в испуге:

– Нет, нет, я не умею петь!

– Аджай, пожалуйста, для меня! – умоляюще говорит Мария.

– Никогда, это позор! Меня закидают камнями!

– В нашей стране это не принято, в крайнем случае, тухлыми яйцами или помидорами, – серьёзно отвечает журналистка.

Аджай в ужасе смотрит на неё и видит, что она опять подшучивает.

– Аджай, – почти касаясь его уха губами, шепчет Маша, – пожалуйста, спойте, а я буду сегодня вашей золотой рыбкой! – она молитвенно складывает ладони.

Аджай, не веря своим ушам, смотрит на неё, Маша кивает. Тогда он решительно встаёт, берёт микрофон:

– Только для этой прекрасной девушки, ради её чудесных глаз! Я заранее приношу свои извинения! – он начинает петь, и… это действительно ужасно! Посетители хохочут, Маша краснеет: она не ожидала такого, но Аджай отважно продолжает, и, восхищённые его смелостью, зрители начинают хлопать и подпевать, а потом устраивают овацию.

Вспотевший, красный, Кумар садится за столик, но есть он уже не хочет. Маша, тоже розовая, возбуждённая, говорит:

– Ты просто прелесть! – взлохмачивает ему волосы, хватает за уши и крепко целует в щёку. Затем вскакивает и выбегает из бара. Аджай бежит за ней.

– Маша, вы не устаёте меня поражать! Каждый день вы – другая! Как это вам удаётся? Вы прекрасно поёте, вы перевоплощаетесь… У вас очень хорошая актёрская пластика.

– Спасибо. Я поступала в юности в театральное училище, но провалилась.

– Наверно, педагоги были слепые? – подойдя ближе, тихо спрашивает Аджай.

– Нет, просто я была домашней девочкой из провинции и слишком смущалась на экзамене… – так же тихо отвечает Маша. Они смотрят друг другу в глаза. Вдруг Аджай говорит:

– Мария, отведите меня на дискотеку. Это возможно?

Маша удивлена:

– Вы хотите танцевать? Вы ещё не устали?

– Да, рядом с вами я полон сил и энергии!

Они идут в клуб «Розовый фламинго» на микшерную программу – современные танцы, бальные, рок-н-ролл, латинос и т.п.

Аджай и Маша – чудесная пара, яркая, контрастная, привлекающая внимание.

Медленный танец. Они танцуют, тесно прижавшись друг к другу, Маша положила голову Аджаю на плечо, он крепко обнимает её.

– Маша, – шепчет Аджай.

– Да? – она поднимает голову, их дыхание смешивается, взгляды проникают в самую душу.

– Вы выполните моё желание? – спрашивает Аджай.

Ни на секунду не замешкавшись, она отвечает:

– Конечно, я же обещала!

– Тогда пойдём! – он резко отстраняется, берёт её за руку и сквозь толпу танцующих тащит на улицу:

– Такси! – кричит он и обращается к Маше. – Завтра в ресторане «Москва» будет банкет для участников фестиваля, я хочу, чтобы вы меня сопровождали. Это возможно?

– Конечно, – Маша как будто разочарована.

– Тогда садитесь в машину, – он открывает дверцу подъехавшего такси и буквально впихивает туда девушку. – Вам необходимо выспаться, чтобы завтра быть в хорошей форме. Это очень важное мероприятие! Спокойной ночи!

Такси уезжает. Ошеломлённая, Маша не успевает даже попрощаться.

Аджай смотрит вслед машине, потом запускает руки в волосы, шипит:

– Чёрт! Чёрт! – дёргает себя за волосы, в ярости пинает подвернувшиеся банки из-под пива, словом, бесится.

Поздний вечер. Гостиница.

– Вики, представляешь, она была у меня в руках, была готова на всё, а я сам, сам, вот этими вот руками! – трясёт руками перед носом у остолбеневшего секретаря. – Отправил её домой!

Аджай мечется по номеру, как тигр, сметая всё на своём пути, потом кидается в кресло.

– Аджай-джи, вы в порядке? – робко спрашивает Вики.

– Нет! – кричит Кумар. – Я не в порядке! Я далеко не в порядке! Я просто круглый дурак!

– Аджай-джи, может быть, вы влюбились? – улыбается Вики. – Я вас таким что-то не помню!

– Ты что плетёшь! – рявкает на него Аджай. – Влюбился! В русскую! Белую! Замужнюю! С двумя детьми! Ты с ума сошёл?

– Тогда зачем так переживать, Аджай-джи? Не сегодня-завтра будет всё, как вам надо!

– Будет, будет… Послезавтра мы уже улетаем. Что же делать-то, а, Вики? – беспомощно спрашивает Аджай.

Вечер следующего дня. Ресторан «Москва». Подкатывает чёрный «Мерседес». Подбежавший швейцар открывает дверцу, и из машины показываются две изящные ножки в туфлях на высоком каблуке. Шлейф длинного платья подметает пол. Ножки идут по лестнице вверх, швейцар открывает двери ресторана, и каблучки – цок-цок – входят в банкетный зал.

Аджай разговаривает с представительным мужчиной в чёрном смокинге, и вдруг он видит Марию – она ослепительна: открытое платье, высокая причёска, элегантные перчатки – это настоящая светская дама, а не журналистка и не девочка-женщина, какой она была все эти дни. У Аджая отвисает челюсть, он на полуслове бросает беседу и через весь зал спешит к Марии.

– Здравствуйте, – задыхаясь, говорит он, – вы… вы… просто…

– Что? – кокетливо смотрит на него Маша. – Не ожидали?

– Никак нет! То есть, да, конечно, то есть, нет… – совсем запутавшись, Кумар замолкает.

Мария, с улыбкой наблюдавшая за его барахтаньем, говорит:

– Ну, кавалер, проводите даму, познакомьте со своими коллегами!

Аджай знакомит её с индийскими актёрами, продюсерами, представляет московским знакомым. Маша оживлённо беседует с каждым из них, очаровывая своей естественностью, остроумием, обаянием. Аджай не спускает с неё глаз, он теряет нить разговора, он не воспринимает ничего вокруг, он видит только её.

И вдруг… к Маше подходит высокий элегантный мужчина, здоровается, она на долю секунды меняется в лице и начинает с ним разговаривать. Кумар направляется к ним, стараясь услышать, о чём они говорят, но разговор идёт по-русски.

– Какими судьбами ты здесь, Маша? – спрашивает мужчина.

– Освещаю работу кинофестиваля, и меня попросили сопровождать одного индийского режиссёра. А вот, кстати, и он! – Маша переходит на английский. – Аджай, познакомьтесь: это Владимир, известный предприниматель. Владимир – это Аджай Кумар, режиссёр и продюсер, привёз в Москву свои фильмы.