Уильям Питт. Вечно Младший

Плавно переходим от одежды к уходу за внешностью.

«Одна пинта топленого масла, четверть фунта свиного сала, одна унция спермацета, немного воска первого отжима. Разогреть с небольшим количеством розовой воды и взбить венчиком». Рецепт приготовления крема для лица в домашних условиях. Из книги Ханны Гласс, которая в XVIII веке переиздавалась несколько раз. Книга, вообще-то, кулинарная, но Гласс включила в нее рекомендации и по приготовлению вот таких снадобий.

Макияж в среде богатых и успешных обязателен и для женщин, и для мужчин. Молодость и естественная красота понятия временные, дальше нужно прибегать к ухищрениям. Возрастающее употребление сахара наносит ущерб зубам, отметки от перенесенной оспы вещь распространенная, иногда нужно и прикрывать последствия венерических болезней.

Предпочтение и женщины, и мужчины отдавали белизне лица, активно используя пудру. Немного карминовых румян для обоих полов, для контраста. Злоупотребление косметикой не приветствовалось. В середине XVIII века был даже принят специальный закон, который разрешал мужчинам, попавшимся в ловушку «женских хитростей» в виде обильной косметики, накладных волос и тому подобного, расторгать брак. Неприятно, должно быть, проснуться после брачной ночи и обнаружить рядом с собой что-то… совсем другое.

Деликатная тема. Гигиена. Только в Викторианскую эпоху будет более-менее решена проблема с туалетами и системой канализации. А в Георгианскую… Делали, что могли, а могли пока немного. Дамы из высшего общества могли позволить себе служанку на случай продолжительных мероприятий. Бал или даже богослужение. Служанки имели при себе бурдалю, нечто напоминающее соусник, но использующееся для естественных нужд. Мужчины… Скажем так, особой стеснительностью не отличались. Специально оборудованные туалеты на открытом воздухе – относительная роскошь даже для состоятельных семей.

Мыться, снова в первую очередь знатные и богатые, стали в то время чаще. Уже упоминавшийся Браммелл принимал ванну ежедневно и одежду менял несколько раз в день. Но этому образцу следовали далеко не все из его адептов.

Плохое санитарно-гигиеническое состояние сказывалось и на внешности, и на здоровье. Здоровье нации – последняя тема, на которой мы остановимся в этой главе.

Снижение уровня смертности, увеличение продолжительности жизни – это общая тенденция. Однако, углубляясь в детали, мы понимаем, что человек XVIII века слабо защищен от болезней, а медицина ему помогала еще не сильно. Бедным так вообще больше приходилось рассчитывать на молитвы и деревенских шарлатанов. В домах представителей среднего класса уже имелось что-то вроде аптечки, правда, большая часть содержащихся в ней «лекарств» весьма сомнительны. Единственное, что имело несомненный эффект в качестве обезболивающего, – опиаты. Они были вполне доступны и использовались и при ранениях, и при родах. Алкоголь тоже считался действенным лечебным средством, и об этом мы поговорим применительно уже к самому Питту Младшему.

Доступную медицинскую помощь бедняки могли получить от парикмахера, хирурга по совместительству. Широко распространенная практика, хотя эффективность самого популярного метода лечения, кровопускания, вызывает большие сомнения. Многие предпочитали использовать пиявок, в аптеках они продавались в огромных количествах.

Чтобы не превратить текст в подобие медицинской энциклопедии, затронем более-менее подробно одну из отраслей медицины, стоматологию. В 1768 году зубной врач Георга III, Томас Бердмор, написал учебник по стоматологии. Его знания и практические рекомендации сильно помогли врачам, но в целом на протяжении всего XVIII века уровень стоматологии был довольно низким и смерть от абсцессов в полости рта – явлением распространенным. Впрочем, англичане достигли определенных успехов. В первую очередь – благодаря врачам военно-морского флота. У моряков заболевания зубов едва ли не главный бич, и работавшие на кораблях хирурги имели богатейший материал для исследований. Француз Пьер Фошар, считающийся основоположником современной стоматологии, начинал как раз со службы на флоте, где он получил разнообразную и необходимую практику.

В XVIII веке и в Европе, и в Америке уже развивалась и косметическая стоматология. Проще говоря, изготовление протезов и искусственных зубов. Делали их, как правило, из слоновой кости или рога моржа. Качество довольно низкое, а наибольшее распространение протезы получили… Ну конечно, в Америке! Традиция знаменитой белозубой улыбки довольно давняя.

С зубными протезами пока не очень, а вот с очками уже вполне хорошо. В XVIII веке даже каждый представитель среднего класса мог позволить себе очки для чтения. К традиционной форме (загибающихся за ушами) шли, правда, довольно долго, но повесить на нос было что.

Конечно, есть еще очень много важных вопросов, но пора подводить итоги. Битву и со старением, и с болезнями жители георгианской Англии вели тяжелую. И понемногу начинали побеждать не столько благодаря прогрессу в медицине, сколько прогрессу вообще. Росту экономического благосостояния, успехам науки и, что очень важно, политике государства, открывавшего больницы, приюты и т. д. Пусть все потребности общества еще не удовлетворялись, но движение имело место.

А так… Даже королей лечили, как умели. Когда Георг III заболел непонятной болезнью, названной «безумием», издевались над ним страшно. Держали в смирительной рубашке, обливали холодной водой, заставляли голодать… Все «по науке». Душевнобольных в те времена считали «недочеловеками». Георгу еще повезло, его личный врач Фрэнсис Уиллис был человеком гуманным. Но лечил больно…

Глава третья. О национальной гордости, морали и нравах

«Англичане честны, у них есть нравы, семейная жизнь, союз родства и дружбы… Позавидуем им! Их слово, приязнь, знакомство надежны: действие, может быть, их общего духа торговли, которая приучает людей уважать и хранить доверенность со всеми ее оттенками. Но строгая честность не мешает им быть тонкими эгоистами. Таковы они в своей торговле, политике и частных отношениях между собою. Все придумано, все разочтено, и последнее следствие есть… личная выгода. Заметьте, что холодные люди вообще бывают великие эгоисты».

Снова Карамзин. Пробыл он в Англии совсем недолго, но постичь британцев, как он сам, наверное, считал, сумел. Русского путешественника еще и живо интересовала политика, и определенные выводы он тоже сделал.

«Они горды – и всего более гордятся своею конституциею. Я читал здесь Делольма (швейцарский публицист, автор книги “Английская конституция”. — М. К.) с великим вниманием. Законы хороши, но их надобно еще хорошо исполнять, чтобы люди были счастливы. Например, английский министр, наблюдая только некоторые формы или законные обыкновения, может делать все, что ему угодно: сыплет деньгами, обещает места, и члены парламента готовы служить ему. Малочисленные его противники спорят, кричат, и более ничего. Но важно то, что министр всегда должен быть отменно умным человеком для сильного, ясного и скорого ответа на все возражения противников; еще важнее то, что ему опасно во зло употреблять власть свою. Англичане просвещены, знают наизусть свои истинные выгоды, и если бы какой-нибудь Питт вздумал явно действовать против общей пользы, то он непременно бы лишился большинства голосов в парламенте, как волшебник своего талисмана. Итак, не конституция, а просвещение англичан есть истинный их палладиум».

Цитаты длинные, но сокращать их рука не поднимается. Мнение Карамзина необыкновенно интересно и сегодня. Соглашаться со всем не обязательно, но кое-что подмечено метко.

Полтора века спустя об англичанах рассуждал уже англичанин, великий историк Джордж Маколей Тревельян. У него было время для того, чтобы перейти к обобщениям.

«По сравнению с самодовольством середины XVIII века общеизвестное самодовольство викторианцев – это сама скромность… Типичным представителям периода Блэкстона, Гиббона и Бёрка (то есть середины и второй половины XVIII века. – М. К.) казалось, что Англия является лучшей страной, какая только возможна в несовершенном мире, и что потому ее надо оставить в покое… Их оптимизм в отношении Англии основывался на пессимизме в отношении всего рода человеческого…»

Тревельян говорит как раз о времени Питта Младшего. И великий премьер обладал вышеупомянутым «самодовольством» в полной мере. Не он один. Солдаты Веллингтона, выходцы из самых что ни на есть низов, поглядывали на своих союзников, португальцев и испанцев, с ощущением собственного превосходства.

После Славной революции 1688 года в Британии появилась первая современная нация. Раньше, чем где бы то ни было. Понимали ли это те, кто жил в XVIII веке? Они, похоже, догадывались. Богатые, бедные, они все – англичане. Никогда не забывают! Американский философ и историк Ганс Кон довольно подробно описал истоки и особенности нового английского национализма. Мы ограничимся лишь констатацией факта – особая национальная гордость у англичан имелась. Основания для нее – тоже. А снобизм и высокомерие… Можно называть их издержками, можно – чертами характера.

Многие из политиков стран континентальной Европы, которые имели дело с Питтом Младшим, проявляли недовольство. Дескать, обещания британского премьера мало чего стоят, он способен в любой момент «развернуться» и т. д. Он мог, он так делал. Но для Питта не существовало никаких интересов, кроме английских. Он был настоящим националистом. Он рос с уверенностью в собственном превосходстве, он жил и работал, не сомневаясь в превосходстве своей страны над всеми остальными.

…«Одинокий пьяница, целиком посвятивший себя служению Англии…» Хрестоматийный образ. О знаменитом «одиночестве Питта» мы поговорим отдельно, пока – о пьянстве. Симптоматично, но активно эксплуатировать эту тему стали уже много лет спустя после смерти Питта Младшего. В подходящее время. При жизни Питта его пристрастие к спиртным напиткам, конечно, тоже обсуждалось, но трагедии из этого никто не делал. Потому что уж в чем-чем, но в пьянстве Питт был далеко не одинок.

Еще одна цитата знакомого нам графа Честерфилда – пожалуй, одного из самых остроумных англичан XVIII века: «Если кто уверяет, что выпил шесть или восемь бутылок вина за один присест, то из одного только милосердия я буду считать его лжецом, не то мне придется думать, что он – скотина».

Англичане той эпохи – сильно пьющая нация. В первой половине XVIII века власти вынуждены были даже бороться с так называемой «эпидемией джина», которая якобы «чуть не погубила нацию». Проблему слегка преувеличивали, но пагубное влияние потребления крепкого спиртного напитка на бедные слои населения имело место. В 30-е годы XVIII века среднестатистический житель Лондона выпивал 64 литра очень сомнительного «пойла» в год. Дешево, доступно. Несколько законов о джине – и ситуация нормализовалась.

Аристократы джин не пили, из крепкого – разве что бренди. В основном – шампанское, портвейн, херес, мадеру. И – очень много! Что считалось «нормой»? Две-три бутылки в день. Один из немногих близких друзей Веллингтона, герцог Ричмондский, выпивать начинал в завтрак и к обеду достигал «ровного состояния», которое сохранял до вечера.

Самое поразительное – то, что мы сегодня справедливо назвали бы пьянством, в те времена воспринималось совершенно спокойно. Как иначе? Ведь даже врачи, как мы уже знаем, рекомендуют спиртное в качестве «лекарственных средств». Тот же Питт Младший начинал в юном возрасте с «лечения», которое постепенно превратилось в привычку. В общем, Питт от многих аристократов отличался лишь тем, что сильно выпивал, будучи премьер-министром. Учитывая его достижения, можем ли мы сказать, что это ему сильно мешало?

…Несмотря на внешнюю холодность, англичане страшно азартные люди. В 1784 году некий член парламента, оставшийся анонимным, написал брошюру, в которой утверждал, что потеря колоний в Северной Америке произошла исключительно благодаря пристрастию англичан к азартным играм. Хотел вывести проблему на государственный уровень. Сложно. Но азарт у британцев, похоже, в крови. О картах и прочем чуть позже, пока о том, в чем сыновья Туманного Альбиона точно были впереди всей планеты.

Пари! Спорили отчаянно, на деньги и по любому поводу. В 1754 году лорд Монфор поспорил с сэром Джоном Блэндом на 100 гиней. Кто умрет раньше – Бо Нэш, известный денди, или актер и поэт Колли Сиббер? Обоим около восьмидесяти, надеялись дождаться. Однажды лорд Эванли в клубе сделал такую ставку – какая из двух дождевых капель первой достигнет нижней части оконного стекла. Смешно? А поставил 3000 фунтов. Список невероятных пари можно легко продолжить.

Кстати, упоминавшиеся выше спорщики Монфор и Блэнд, оба, покончили жизнь самоубийством из-за чудовищных карточных проигрышей. Аристократы в карты играли в основном в клубах, и пагубная страсть нередко приводила к печальным последствиям. Питт Младший играл редко именно потому, что не раз оказывался свидетелем подобных эксцессов. Друг Питта, Уильям Уилберфорс, описал такую сцену. Как-то Питт просто наблюдал за большой игрой. Несколько раз порывался вступить – и внезапно стремительно выбежал из клуба. У бедных клубов нет, зато есть многочисленные подпольные игорные дома. Очень грамотно организованные, чтобы избежать всяких неприятностей.

Скачки… О, это истинная страсть англичан! Красиво, азартно. Как раз в Георгианскую эпоху жил и скакал Эклипс, едва ли не самая знаменитая скаковая лошадь в истории. Питт ипподромы посещал, но ему далеко до другого известного политика, многолетнего лидера вигов лорда Рокингема. Человека безумно богатого, содержавшего огромные конюшни и предпочитавшего скачки всем другим развлечениям. Рокингем-то обожал лошадей, но большинство джентльменов устремлялись на ипподромы с целью сделать ставки.

На ипподромах, в отличие от клубов, допускалось и присутствие дам. Они, правда, предпочитали сидеть в каретах и общаться друг с другом. Тоже развлечение.

Где еще можно было потратить деньги интересно и с риском? Да хотя бы на состязаниях по боксу и борьбе. Поразительно, но в них участвовали и женщины. Не из высших слоев, разумеется. Некоторые из них приобретали известность и даже славу. Как Элизабет Уилкинсон Стоукс, которую считают первой в мире женщиной-боксером.

Рядом с боксерскими поединками крутились деньги, но все же в первую очередь это спорт. И в чем англичанам в XVIII веке не было равных – это в увлечении спортом. Ни одна нация в мире и рядом не стояла! Для того времени – просто фантастика.

Игры? В XVIII веке футбол фаворитом еще не был. Первое место у другого национального вида спорта – крикета. «Он твердо стоит на ногах и держит биту в руках, наносит удары со всей мощью…» Так некий Джон Берн описывает в 1773 году игру герцога Дорсета. Аристократы очень любили играть в крикет, биту в руки брали даже дамы. Согласно распространенной легенде, старший сын Георга II умер после попадания крикетным мячом в грудь. Что ж, известно, что члены королевской семьи крикетом увлекались.

Крикет, бег, плавание, стрельба из лука, фехтование… Охота на лис – тоже, по большому счету, спорт. Главное – итог. Британские солдаты и офицеры во время «Большой войны» физически развиты лучше, чем их «Соперники». Кроме того, активные занятия спортом развивают дух соревновательности. Азарт и стремление быть первым очень помогают в боях.

…Почти все знают о том, что такое «викторианская мораль». Скромность, сдержанность, эмоций – отсутствие, приличий – сверх меры. В Георгианскую эпоху эмоции проявлять не стеснялись, не стеснялись и многого другого. Ведь, например, королевская семья – отнюдь не образец добродетели.

Георг I приехал в Англию из Ганновера с многолетней возлюбленной, с нею и жил. Его преемник Георг II ограничивался непродолжительными связями. Георг III был вполне счастлив в браке, зато его сыновья… Будущий король Георг IV даже заключил тайный брак со своей любовницей Мэри Фицгерберт, которая к тому же была католичкой.

Скандальные отношения короля с его законной женой, Каролиной, серьезно подорвали престиж британской монархии. Еще один из сыновей Георга III, будущий король Вильгельм IV, жил с актрисой Доротеей Блэнд, дамой разведенной и имевшей несколько детей от разных отцов.

Георгианская эпоха сильно отличается от ханжеской Викторианской легкостью нравов. Сказать, что аристократия «погрязла в пьянстве и разврате», будет небольшим преувеличением, но назвать досуг высших классов «разнообразным» – правильным. Питт Младший женщин избегал, но моралистом не был. В отличие от своего друга Уильяма Уилберфорса, который провел бурную молодость, а потом вдруг внезапно «прозрел».

Тем не менее в вопросах семьи и брака определенный порядок существовал. При Георге II, в 1753 году, был принят первый закон, регулирующий брак, закон лорда Хардвика. Брак считался законным только в том случае, если факт его заключения отражен в специальном реестре. Цель была довольно простой – предотвратить тайные или незаконные браки, а также не допустить вступление в брак несовершеннолетних без согласия родителей. Закон требовал проведения официальной церемонии бракосочетания. Все «злоупотребления» закон Хардвика не устранил, но это все же существенное улучшение по сравнению с прежними временами.

Большинство свадеб в ту эпоху довольно скромные, даже у богатых, и проходили они обычно в церкви. Во вполне демократичной по тем временам Англии предусматривались послабления для невест, оказавшихся «в положении» еще до свадьбы. Такое происходило обычно с представителями низших и, реже, средних классов.

Именно в вопросах брака «классовый подход» соблюдался практически неукоснительно. Потому поиск подходящего партнера был делом затруднительным, особенно для аристократов. Невест, как обычно, больше, чем женихов. Из-за войн? Лишь отчасти. Очень многие завидные женихи-аристократы предпочитали свободную холостяцкую жизнь. Найти не невесту, а просто женщину для них не проблема.

Категорически не приветствовался мезальянс. И холостые, и женатые мужчины могли содержать любовниц не аристократического происхождения, но брак… С гарантией – сразу превратишься в изгоя.

Браки по принуждению или «договорные» дело вполне обычное. Особенно у средних классов. Бизнес, ничего личного. Разумеется, браки по любви, свобода выбора тоже были, и немало, причем чем дальше, тем больше, но все же создание семьи в эпоху перемен дело непростое. Не трудности ли останавливали Питта Младшего? Вряд ли, но он о них, безусловно, знал.

Расторгнуть брак было гораздо сложнее, чем заключить. Для женщин – почти невозможно. Закон о разводе приняли лишь в 1857-м. До этого существовали два пути. Церковный суд, услуги которого стоили совсем недешево, и принятие частного акта парламента. Долго и непомерно дорого. За период с 1700 по 1857 год приняли меньше трехсот актов. Инициаторы – мужчины, и интересы актами защищены тоже их. Никакие «перемены» долгое время никак не сказывались на положении женщин. Даже просьбы о разводе на основании «жестокого обращения» рассматривались редко, а суд обычно принимал сторону мужчины.

Подобное бесправие относилось, конечно, в первую очередь к низшим и средним классам, но и для аристократов развод не был легкой прогулкой. Сдерживающий фактор, который держали в голове многие.

…Несмотря на все «сложности», браки заключались, дети рождались. Правда, среди них были и незаконнорожденные. В интересующую нас эпоху – от пяти до семи процентов. Не такая уж и маленькая цифра. Большинство матерей – из низших классов, но тем, кто был в состоянии заплатить, предлагали необычную услугу. Снять при появлении явных признаков беременности укромное жилье на время. Объявления печатались в газетах, с особым текстом. Для тех, кто понимает.

А историков интересует все. Они даже выяснили, какие имена чаще всего давали детям в то время. У девочек самые популярные Энн, Джейн, Элизабет, Мэри, Ханна и Сьюзен. У мальчиков – Джон, Джордж, Джозеф, Джеймс, Томас и… Уильям.

Какие-то стороны «жизни при Георгах» показались вам неприглядными? Пусть так. Однако не стоит забывать о том, что англичане в это время считали себя самыми свободными людьми в мире. Они фактически ими и были. Даже Великая французская революция ситуацию не изменила. Да, сохранялось экономическое неравенство, и других «несовершенств» хватало, но с точки зрения свободы личности и демократичности государственного устройства Англия не имела себе равных. Со скидкой на время, разумеется.

…«Как француз на всякий случай напишет песенку, так англичанин на все выдумает карикатуру». Еще одна цитата из Карамзина по случаю. Очень наглядный пример того, о чем говорилось выше. В какой еще стране мира политическая карикатура была столь важной частью общественной жизни? Где еще великий карикатурист Джеймс Гилрей мог стать национальным героем? А он ведь не жалел ни чужих, ни своих. Зло, едко – про все и про всех. Гилрей рисовал «против» Питта, он рисовал и «за» него. Питт Младший был и «исчадием ада», и «воплощением света». Поговаривали, что некоторые из «светлых» карикатур были проплачены сторонниками Питта, но за руку Гилрея никто не поймал, а карикатуры подтвердили свою действенность как средства пропаганды.

Так было в георгианской Англии. Где с 1771 года с одобрения обеих палат парламента в газетах начали публиковать парламентские дебаты. Массовыми тиражами газеты еще не выходили, но прочесть их мог каждый. Не обязательно покупать – в многочисленных кофейнях они лежали бесплатно. Неудивительно, что «средний англичанин» был осведомлен в политике гораздо лучше жителя континентальной Европы.

Глава четвертая. Правительство и корона

3 апреля 1721 года, в ничем не примечательный день, произошло событие, на которое современники отреагировали вяло. Король Георг I назначил Роберта Уолпола первым лордом Казначейства. Вполне ожидаемо. Спустя несколько лет произошло нечто, оставшееся практически незамеченным. Уже Георг II подарил Уолполу дом № 10 по Даунинг-стрит. Со временем здание превратится в резиденцию британских премьер-министров, а Уолпола будут считать первым премьером, хотя сам он себя так называть категорически отказывался.

Именно это словосочетание, «премьер-министр», войдет в обиход уже в XIX веке, причем даже не в его начале. Однако со временем премьерами стали называть всех глав кабинета министров, начиная как раз с Уолпола. Есть ли здесь какая-то путаница? Есть то, что можно назвать «очень английскими сложностями».

По сути, в XVIII веке первый лорд Казначейства это и есть премьер-министр. Но существует ряд тонкостей. Глава Казначейства руководит правительством, он в любом случае – первый министр. Не «премьер-министр»? Это как раз тот случай, когда не стоит придираться к словам. Премьеры во времена Георгов сильно отличались от нынешних, но называть их премьер-министрами уже можно. Историки так и делают, суть важнее словосочетания.

Как раз во времена Георгов с наиважнейшей должностью происходят изменения. И многие считают, что именно Питт Младший – первый настоящий премьер-министр. Питту посвящена эта книга, но экскурс в историю премьерства необходим. Ведь мы должны понять, чем он отличался от своих предшественников.

Итак, считающийся первым, Роберт Уолпол. В дом № 10 на Даунинг-стрит он переехал лишь в 1735-м, после долгого ремонта, и ни один министр ранее не имел такой привилегии. Жить в самом центре Лондона, рядом с парламентом и королевскими дворцами. Решать Уолполу предстояло крайне сложные задачи. У страны – огромный государственный долг, проблемы с тарифами и т. д. Официально Уолпол – первый лорд Казначейства, значит – интересуют его прежде всего финансовые вопросы.

Внешнюю политику он отдал своему верному соратнику (и родственнику) Чарльзу Тауншенду, но в 1730-м Тауншенд ушел в отставку и полномочия Уолпола значительно расширились. Он упорно отказывается называть себя премьер-министром, но в том, что в правительстве он первый, никаких сомнений нет.

Как раз при Уолполе начнется то, что многие историки называют «тихой революцией». У правительства отныне есть признанный глава, который осуществляет деятельность от имени монарха, но имеет поддержку в парламенте. Уолпол продержался у власти 21 год – рекорд, который не побит до сих пор, именно потому, что обладал большим влиянием и на короля, и в парламенте. Кроме того, мало кто из британских премьеров умел так тонко чувствовать момент, как Уолпол, а управлять ему было непросто.

В первую очередь потому, что короли в то время – фигуры очень влиятельные. Плохо знавший английский Георг I и заседания кабинета министров часто посещал, и происходящим живо интересовался. Уолпол наладил с ним хорошие отношения, что, к несчастью, автоматически означало негативную реакцию со стороны принца Уэльского. Отец с сыном друг друга терпеть не могли.