скачать книгу бесплатно
Дариус заметил, что дождь прекратился. Небо прояснилось, как будто невидимые руки очищали синеву от ватного серо-белого налета, разгоняя его в стороны. Показалось солнце и спешно скрылось за облаками. Мэдсден поднялся, чтобы постоять у окна и поразмышлять. Панорамное остекление выходило на фасадную сторону, отсюда отлично просматривалась прилегающая территория, имитирующая парковую лужайку для прогулок, только без фонтанчиков и прочих потенциально опасных для жизни предметов. С минуты на минуту должен начаться ежедневный предобеденный моцион, и Дадс намерился понаблюдать за ним.
Вот, наконец, вывели больных. Это делали в любую погоду, кроме совсем уж непрогулочной, да и зонтики можно использовать в качестве оружия, слишком опасно. Пациенты любили бывать на улице, которую видели обычно из-за прочной решетки, лишь в редких случаях кого-то приходилось выводить силой. Дариуса, настроенного категорически против насилия (тем, кто лечился здесь, и без того досталось в жизни), это всегда расстраивало, но правила есть правила, свежий воздух нужен всем вне зависимости от настроения.
Дюжина силуэтов в казенных серых костюмах, телогрейках и резиновых сапогах высыпала на лужайку. Все, за исключением Сэма, спящего в своей палате после утреннего приступа. Сопровождали их несколько медсестер и медбрат, они следили, чтобы внутри коллектива сохранялся порядок и спокойствие, чтобы никто не начал есть траву и так далее. Бежать куда-то с этой лужайки было бессмысленно, каждый об этом знал, включая пациентов.
Территория лечебницы казалась обширной, потому что, находясь у здания, на возвышенности, нельзя заметить частокола высотой в полтора человеческих роста, которым она обнесена принципиально не вблизи прогулочных мест. Выходя во двор, больные наблюдали просторы зелени вокруг, а не тюремные решетки: иллюзия свободы благотворно действовала на их нервы. Как будто никто не ограничивает твое перемещение, и ты можешь идти, куда захочешь.
Предела не существует, пока ты его не видишь – так устроена человеческая психика. Поэтому-то и кажется, будто вещи, конца которых мы не в силах достичь, бесконечны. Но это заблуждение, продиктованное ограниченностью человеческой природы, которая как раз ощутима вполне отчетливо, но почему-то продолжает являться мерой всех вещей во вселенной. Возможно, потому что кроме собственной личности люди на самом деле больше ничем не обладают. Парсеки бытия им приходится отмерять неподходящим, но единственно доступным инструментом – собой.
Те же, кто слишком хорошо это понимал, обычно оказывались в местах, подобных этой лечебнице.
Далеко от здания никто не отходил, хоть это и не запрещалось. Вероятность преодолеть частокол стремилась к нулю, переживать было не о чем, территорию им все равно не покинуть. Максимум – добегали до мелкого подлеска, что начинается примерно в ста ярдах, но неизменно возвращались без дополнительных увещеваний и погонь. Марта шутила, что всем слишком нравится столовая еда, чтобы отсиживаться в лесу. В каждой шутке, как она любит говорить, лишь доля шутки, а все остальное – правда, замаскированная юмором для безобидности, чтобы оставался путь к отступлению.
На прогулках никто из больных не носил рубахи с длинными рукавами и не испытывал иных ограничений в движениях или перемещениях. В этой маленькой приятной частности таилась суть политики управления (и лечения) доброго Дадса, который запросто мог прогуляться с пациентами, пообщаться и пропустить партию в шахматы без «конвоиров».
«Самое важное для их психического здоровья, чтобы они продолжали чувствовать себя людьми, а не заключенными, над которыми ставят опыты, – так он рассуждал и такие установки транслировал персоналу. – Наши пациенты ни в коем случае не должны страдать или чувствовать себя угнетенными».
А те, кто не мог найти в себе гуманности или злоупотреблял полномочиями, под чутким оком Марты в отделении не задерживались.
Дариус следил за перемещениями серых силуэтов по темно-зеленому после дождя ковру травы. Кто-то бродил, как положено, кто-то стоял на месте в неестественных позах, мадам Фарси выкатили на инвалидной коляске (она внушила себе, что не может ходить, хотя на самом деле могла бы и бегать). Была здесь и женщина, которая считала себя свечой. Она все время стремилась поджечь себе волосы, чтобы лучше соответствовать образу, но, к счастью, бдительности персонала хватало, чтобы этого не допустить. Однако и ее намерение не ослабевало. В жаркую погоду или находясь у батареи она делала вид, что тает, как воск, и действительно в это верила. Ее актерская игра была убедительной. И безвредной, к счастью.
Неосознанно Дариус искал на лужайке того, о ком шла речь в документах на его столе. Найти оказалось несложно. Худая и сутулая из-за высокого роста фигура, вызывающая неприятные ассоциации со старыми фильмами ужасов, под стать ей вытянутое лицо с синеватой щетиной, густые черные волосы, жесткие, как проволока, и торчащие отдельными прядками, как перья ворона. Самый юный пациент во всей лечебнице. Через месяц ему исполнится всего лишь девятнадцать лет.
Молодой человек спокойно гулял, схоронив руки в глубоких карманах распахнутой телогрейки. Тощий по природной комплекции, чернявый, смуглый и небритый, в этой униформе сейчас он напоминал Дариусу наивного молдавского разнорабочего, какие не были редкостью на восточном побережье, куда приезжали на заработки не от хорошей жизни. Сходство реальностью не подкреплялось: паренек являлся самым настоящим американцем, рожденным и выросшим в Вудбери.
На прогулке юноша придерживался четкого маршрута – квадрат с закругленными углами – и двигался по нему против часовой стрелки, словно механизм, стремящийся в прошлое. Иногда он бил сапогами по мокрой траве, поднимая брызги, или присаживался на корточки и мочил ладони, которыми затем протирал впалые щеки и высокий лоб, закрыв глаза от приятной прохлады. В этих действиях таилось что-то ребяческое, словно невыгулянное, оборванное детство рвалось из него и теперь, и Дариус вновь подумал о том, какое он еще дитя. В сыновья ему годится. Но возрастом обманываться не стоит, как и внешностью. При попадании сюда паренек доставил им не меньше хлопот, чем остальные пациенты, вместе взятые, хоть эти хлопоты и отличались от ущерба, причиняемого, например, Сэмом.
Больной завершал третий круг под внимательным взглядом мистера Мэдсдена. Вдруг он замер, словно вспомнил что-то неотложное, посмотрел перед собой и наверх и нащупал взглядом своего наблюдателя за стеклом. Дадс немного изменился в лице, но вряд ли это можно было заметить с такого расстояния. Неожиданно выглянуло солнце, отчего трава заблестела, словно усеянная бриллиантовой пылью. Теплый свет лег на лицо черноволосого пациента, выхватив спокойную признательную улыбку. Достав из кармана костлявую руку, он коротко помахал, позаботившись, чтобы жест остался незамеченным для остальных и не дискредитировал заведующего. Но тот, удивленный, ответил ему тем же. После этого юноша потерял к нему интерес, прибился к компании из трех человек, разговорился с ними и даже смеялся.
Дадс вызвал Марту по селектору, размышляя о настроении пациента, которое таинственным образом передалось и ему, как будто через солнечные лучи. Лицо парнишки казалось более, чем уравновешенным, он получал неподдельное удовольствие от погоды и пребывания на улице, как любой нормальный человек. Мэдсдену даже самому захотелось выйти прогуляться, и теперь он осторожно к себе прислушивался.
– Слушаю, – сухо отозвалась старшая медсестра.
– Скажи мне, свет мой, как вел себя Флинн последний, скажем, месяц?
– Странно, что ты спросил именно о нем. Образцово себя вел, надо заметить. Срывов не было. Нападений тоже. Пьет все таблетки, ходит на все процедуры. Не спорит, как раньше. Много читает. Он спокоен, как никогда. А что?
– Да ничего. Хотя, собственно, кое-что есть, – Дадс потер переносицу, Марта молча ждала продолжения. – Когда в последний раз от нас переводили в терапию?
Марта сразу сообразила, что к чему, и после паузы спросила с отчетливым недоверием:
– Да ну, серьезно?
– Полагаю, розыгрыш маловероятен.
– Ничего себе. Пригляжу за ним.
Она нажала отбой прежде, чем он дал добро и поблагодарил ее за отзывчивость. В том, что начальник хочет от нее именно этого (присмотреть за Флинном), женщина не сомневалась, а в благодарности за исполнение прямых обязанностей не нуждалась. «Слишком занята для пустословия, даже если беседует со мной, – подумал Дадс и улыбнулся, – не тратьте время Марты на ерунду, а то она будет злиться, все правильно говорят. Нужно повысить ей жалованье и заставить взять помощницу».
Однако это были мимолетные мысли. Куда сильнее его занимало будущее Йена Флинна, внезапно очутившееся лично в его руках.
Мужчина вернулся за стол и настроился изучать бумаги о переводе, не откладывая на потом. Сегодня он решил не спускаться в столовую. Попросит Марту принести ему обед прямо в кабинет. Она, конечно, отчитает его за прием пищи в неположенном месте, но просьбу выполнит.
Итак, сверху лежал официальный запрос (на приятной плотной бумаге крафтового цвета) о переводе пациента такого-то (паспортные данные, диагноз, лечащий врач, время лечения и т.д.) по причинам таким-то (здесь всегда писали одно и то же – о примерном поведении, отсутствии агрессии и осознанном желании излечиться на протяжение не менее месяца) в отделение общей психиатрической терапии, где условия лечения и пребывания отличаются от местных по многим факторам. Если здесь их необходимо строго соблюдать для безопасности персонала и других пациентов, в терапии угрозы внезапного припадка, вспышки ярости, проявления грубой силы и иных вредоносных действий со стороны больного не может быть в теории.
Лечащий психиатр Йена заключал, что его подопечный в течение года лечения по определенной методике с минимально травмирующим медикаментозным вмешательством (его личной методике, которую он хотел представить теперь на ближайшем симпозиуме) достиг нужной стадии эмоционального равновесия и готов был к более легкой, вербальной терапии без применения лекарств. Самой собой, новый статус был достигнут путем кропотливой работы врача и встречного стремления пациента, и прочее в том же духе. Настоящим запросом заверяю, что… намерен и далее вести лечение Йена Флинна, восемнадцати лет, в общей терапии, и прогнозирую выздоровление… в течение года. Дариус присвистнул. Дата и подпись – вчерашние, Аарон Крэнсби, психиатр лечебницы Вудбери. Прилагаю последние анализы, историю болезни и дневник наблюдений, и так далее…
Дариус распечатал неофициальное письмо от Аарона и быстро прочел его. Оно было кратким и панибратским.
«Дадс! Мальчик не безнадежен. Как хорошо сложилось, что он попал в мои руки. Мы сразу нашли общий язык, я тебе рассказывал. Я намерен дать ему шанс выкарабкаться. Он делает большие успехи – осознанные успехи, что важно. Я горжусь им. И хочу предоставить условия для возвращения к обычной жизни. Уверен, он этого заслуживает, как и любой человек заслуживает шанса исправить ошибки. Должно быть, ты уже подумал, что я излишне привязался к Йену, а проявлять эмпатию к пациенту непозволительно и непрофессионально, но, уверяю, я скорее в восторге от выносливости его психики и от прогресса, который он продемонстрировал за последние полгода активного применения моей методики. Внимательно изучи документы. Если нужно, обсудим все с глазу на глаз. Аарон».
Мэдсден посидел над ворохом бумаг, неподвижно размышляя. Вспоминал, как Флинна привезли к ним год назад, в каком плачевном состоянии пребывала его психика. Первые несколько недель юноша не шел на контакт ни с кем, вырывался и буянил, отказывался есть и пить, когда кончались силы активно сопротивляться и выражать протест – бормотал несвязный бред, несколько раз пытался бежать, нападая на санитаров и поражая всех необыкновенной силой и упорством, непонятно откуда взявшимися в изможденном теле. Пришлось держать его на седативах и ждать, ждать, ждать, а Дадс этого очень не любил – успокоительные затуманивали сознание, лишали возможности полноценного диалога, их применение не несло прогресса в лечении, но было вынужденной мерой. Постепенно их уровень снижали.
У Йена Флинна оказался запущенный эмоциональный срыв. Если бы кому-то пришло в голову нарисовать то, что с ним происходит, рисунок представлял бы собой огромный клубок из туго стянутых узлов. Целый год Аарон, который не испугался и принялся за этот случай, распутывал клубок, узелок за узелком развязывая нагромождение травм и комплексов. Тяжело было и врачу, и пациенту, но безоговорочное сочувствие установило между ними подобие хрупкой связи. Далеко не сразу, но Йен, вроде бы, начал доверять Аарону. Вскоре в подробностях стала известна история, из-за которой парень тронулся рассудком. Они собирали ее по кускам, словно разбитый вдребезги стакан, тщательно выверяя реальные фрагменты, отделяя их от фантазий, страхов и кошмаров, восстанавливая не только форму, но и хронологию, с котором эти кусочки от него откалывались.
История Йена вовсе не новая, ничего сверхъестественного в ней нет, но оттого не менее болезненная. Аарон называл ее архетипичной, как Эдипов комплекс или Стокгольмский синдром, просто с другим содержанием. Главный монстр, с которым сражался парень – чувство вины. Подпитанное окружающими, оно окрепло настолько, что обвинение виделось ему в каждой мелочи и вызывало множество осложнений, побороть которые сами по себе тоже оказалось непросто.
Но Крэнсби, пройдоха, видимо, что-то придумал. Он много экспериментировал, у него всегда были какие-то свои безумные теории, механизм которых он тщательно скрывал, но мог частично поведать в подвыпившем состоянии – все равно никто ничего не понимал. Даже Дадс в глубине души считал бредом фрагменты услышанного, но если они давали результат, то не такой уж это и бред.
Состояние Флинна то поэтапно улучшалось, то стремительно скатывалось на несколько ступеней назад. Происходило это скачкообразно и без видимого алгоритма. Отсутствие закономерности между подъемами и спадами смущало всех, но не Аарона, он утверждал, что отсутствие закономерности – это тоже своего рода алгоритм. Стоит заметить, что таким спокойным и беззаботным, как сегодня, Флинна еще не доводилось наблюдать. Неужели Крэнсби со своей странной методикой сотворил вербально-химическое чудо? Травма была серьезная: в плане психики парень напоминал калеку с оторванными конечностями, прирастить которые невозможно, оставались только протезы. Но и они полноценности не вернут, будь врач хоть тысячу раз талантлив.
Профессионал-теоретик внутри Дадса здраво рассуждал, что подлатать такую травму ни за шесть, ни за двенадцать месяцев невозможно, излечить – подавно. Пациенты с депрессией средней тяжести или запущенным обсессивно-компульсивным расстройством и того дольше посещают психотерапевта. Но одиннадцатилетняя практика в психиатрии, взаимодействие с реальными больными помогали обрести веру в какие угодно метаморфозы. Мозг человека, его химический состав, предопределяющий свойства и функционирование, – критически слабо изученная область. Утверждать о чем-то со стопроцентной вероятностью даже в рамки академической традиции с трудом укладывается, хотя там такое любят.
Эти стены видели всякое. Даже самое невероятное. Вот и Флинн теперь не бросается на людей, вспыльчивый от невосполнимой утраты, а спокойно беседует с ними, шутит, улыбается; не пытается покончить с собой от всепоглощающего чувства вины, а гуляет на свежем воздухе, радуется солнцу и дождю, машет ручкой врачу. Научиться принимать мир в его истинном облике, мерзком и несправедливом, – самое важное, чему должен в своей жизни обучиться человек.
Флинн производил впечатление того, кто встал на путь смирения с действительностью и готов двинуться дальше. Но Дадс задумался, мог ли пациент изображать выздоровление в личных целях. Перебрав в уме несколько аргументов, сравнив их между собой, пришел к выводу, что скорее нет, чем да.
Во-первых, нелогичный мотив. Актерская игра на протяжении полугода, чтобы попасть из одного отделения в другое, оставшись в том же здании? Зачем? Здесь его не бьют, не мучают, условия хорошие, появились приятели, кормят отлично. Ведь речи о том, чтобы выпустить его, никто не ведет, поэтому он не может действовать, исходя из надежды на освобождение. Просто смена палаты и строгости надзора, даже врач останется тот же.
Перевод – лишь малый шаг по направлению к выздоровлению, и обратная дорога всегда остается открыта, никто не выстроит на ней ворот, чтобы уберечь от рецидива. Множество раз Дариус с печалью наблюдал, как по этой дороге возвращались те, кто, казалось, делал большие успехи, и из терапии люди попадали к буйным, но наоборот – почти никогда. Перевод не означает, что ты почти здоров, он означает, что ты больше не представляешь опасности для себя и окружающих, держишь себя в руках, и больше ничего.
Во-вторых, серьезная психическая деформация – не то, что можно замаскировать. Она выпирает, как рубец, и профессионалу видна невооруженным глазом. Долго делать вид, будто ты излечился, если на самом деле это не так, больной не сумеет физически. Нельзя притворяться, что у тебя нет ножевого ранения, если оно есть, и тут то же самое. Скрыть отклонения невозможно, как невозможно изменить психотип и темперамент, с которым рождаешься вследствие индивидуального гибрида химических и генетических игр.
В-третьих, и почему-то это казалось самым главным, значение имела сама сущность Флинна. Зная его целый год, зная, из-за чего он оказался здесь, не раз слыша, как он плачет и проклинает себя, любой заявил бы, что этот парень не умеет блефовать. У него всегда на лбу написано текущее эмоциональное состояние, и любое намерение становится очевидно прежде, чем осуществится. Театральное мастерство и Йен Флинн казались вещами столь несовместимыми, что скорее верилось, будто у Сэма внезапно и навсегда закончатся припадки.
И все же некое сомнение беспокоило Дадса. Маленькой червоточиной неприятно проклевывалось в груди, пробивая путь наружу, как слабый птенец клюет изнутри скорлупу. Но рано делать выводы. Мэдсден взял красный маркер и открыл историю болезни, планируя внимательно ее прочесть, подчеркивая все, что его обеспокоит или потребует дополнительного внимания. Параллельно он думал, что обязательно поговорит с Йеном лично, а потом обсудит все с Аароном.
Нет, сегодня эта эпопея точно не кончится, сегодня она лишь начинается. Неслыханный случай. Позволит ли Дариус стать ему прецедентом?
***
История болезни: ФЛИНН
Психиатрическая лечебница Вудбери, 2002 год
Паспортная часть
Полное имя: Йен Арчер Флинн
Дата и время рождения: 1983 г., 15 октября, 15:00
Место рождения: Вудбери, округ Нью-Хэйвен, штат Коннектикут
Место проживания: Вудбери, округ Нью-Хэйвен, штат Коннектикут
Образование: на момент поступления в клинику (июнь 2000г) окончил старшую школу Вудбери и готовился сдавать экзамены в колледж на медицинский факультет
Направлен на лечение биологическими родителями против собственной воли: пребывал в неадекватном состоянии и представлял угрозу для себя и окружающих
Субъективный анамнез
Наследственная отягощенность по психическим заболеваниям: по отцовской линии через поколение наблюдается яркое проявление паранойи и вероятная склонность к маниакально-депрессивному психозу
Характер и особенности личности ближайших родственников: мать (Эрин Флинн) – отклонений не выявлено, по психотипу истероид; отец (Марк Флинн) – склонность к агрессии, психотип яркого эпилептоида
Пренатальная патология: нервный срыв матери во время беременности (второй триместр), употребление антидепрессантов
Натальная патология: недоношенность (две недели)
Постнатальная патология: позднее формирование речи (два с половиной года), особенности воспитания (холодность и строгость со стороны отца), закрытая черепно-мозговая травма в возрасте семи лет, хронический бронхит и конъюнктивит
Раннее развитие: заторможено, слабый иммунитет, частая заболеваемость инфекционными заболеваниями
Дошкольный период: речевые девиации, пугливость, робость, молчаливость, отсутствие ярко выраженной любознательности, аморфность
Школьный период: скачкообразное развитие социальной активности, стремление занять свое место в группе, средние успехи в учебе, ярко выраженное стремление угождать и прислуживать тем, кто выше по статусу, чтобы поднять свой собственный статус; развитие подозрительности и паранойи, часто – апатичное настроение (прилагаются заключения школьного психолога до и после происшествия-триггера). Ухудшение памяти. Потребность в позиции подчинения
Период полового созревания: без отклонений. Начало половой жизни: шестнадцать лет. Нарушения гормонального фона: тестостерон – повышенный, кортизол – критически повышенный
Обучение после школы: отсутствует
Трудовой анамнез: официально не был трудоустроен, воинскую службу не проходил по состоянию здоровья (признан негодным)
Семейный анамнез: серьезных заболеваний среди членов семьи не выявлено. Выкидышей у матери не было. Родственные (кровные) связи между родителями отсутствуют. Генетические заболевания не выявлены. Младшая сестра страдала от аллергии на кошачью шерсть. Риск гинекологических онкозаболеваний матери – не более 30%, воспалительных заболеваний кишечного тракта у отца – 37%. Риск сердечно-сосудистых заболеваний для обоих родителей до 50 лет – не выше 40%
Перенесенные заболевания: корь, ветряная оспа, бронхит, конъюктивит, гнойная ангина. Аллергических реакций на препараты не выявлено
Экзогенно-органические заболевания головного мозга: вследствие тяжелой черепно-мозговой травмы, полученной в возрасте 16 лет (сразу после инцидента-триггера), проявляются депрессивные и бредовые состояния, подозрение на галлюцинации и сумеречное расстройство сознания
Употребление алкоголя, наркотиков и других психоактивных веществ: алкоголь употребляет с 14 лет, не курит, пробовал марихуану не более 5 раз. Галлюциногенные и иные опиоидные вещества, а также лекарства, не принимал
История настоящего заболевания (начало, поступление, динамика в отделении).
Йен Арчер Флинн поступил в психиатрическую лечебницу Вудбери в возрасте 17 лет в состоянии запущенного нервного срыва и помрачения сознания (частичная дезориентация).
Первые симптомы расстройства стали замечать за восемь месяцев до поступления. Самочувствие ухудшалось и сильно обеспокоило родителей больного. Заметив, что сын с трудом контактирует с людьми, Эрин и Марк обратились к специалистам.
Когда за пациентом приехала бригада, он закрылся в своей комнате и не отзывался. Санитарам пришлось вынести дверь с петель, больной оказывал агрессивное сопротивление. Некоторые его вещи изъяли для более точного контекстно-социального анамнеза. Тетрадь, служившая ему дневником, была полностью исписана одной и той же фразой: «я найду ее и верну домой».
Родители больного подробно рассказали об инциденте-триггере, после которого их сын изменился, но умолчали о многочисленных травмах и переломах, полученных пациентом в вечер исчезновения сестры. Изменения в поведении сына с характеров полученных повреждений не связывают, комментариев не дают.
В течение первой недели, прибегая к медикаментозным успокоительным среднего действия, провелось обследование пациента, а также несколько ознакомительных бесед для выяснения всех подробностей истории и состояния больного от первого лица. Вскоре было установлено, что с момента инцидента-триггера пациент пребывает в маниакальной депрессии, генерируемой тяжелым чувством вины в случившемся.
Раз в несколько месяцев он испытывает сильный эмоциональный подъем, сопровождающийся частичной амнезией (игнорируются или замещаются фантазиями отдельные события реального прошлого), потребностью исправить ситуацию, уверенностью в своих силах, имитацией активной деятельности, хорошим настроением и иллюзорными надеждами на будущее.
Например, в маниакальной фазе пациент уверен, что его действия приведут к возвращению сестры домой и счастливому варианту развития событий; каждый раз озвучивается новый сценарий к достижению цели. В депрессивной фазе появляются сопутствующие симптомы: повышенная тревожность, нарушения сна и речи (реверсивный порядок слов), кошмары, параноидальное состояние (подозрения персонала в содействии похитителям сестры больного), панические атаки. Наблюдаются зачатки обсессивно-компульсивного расстройства, проявляющиеся чаще всего в попытке придать сломанным/разрушенным вещам первоначальный вид, а также перемещении против часовой стрелки (это успокаивает больного).
В процессе вербальной и медикаментозной психотерапии стало изветсно, что больной страдает от синдрома навязчивых состояний (наиболее активно проявляется в маниакальной фазе, когда пациент открыт к беседе и доверяет психиатру свои планы, не подозревая его в пособничестве воображаемым врагам). Пациент одержим идеей поиска и возвращения сестры в семью и уверен, что справится с этим лучше, чем органы правопорядка. Собственная жизнь мало волнует больного, единственной целью он видит исправление своей ошибки. Фотографии детей (особенно девочек) или упоминание детях являются триггером для сильного беспокойства и катализируют депрессивную фазу посредством срыва.
Психический статус
В сознании, не контактен, частично ориентирован. Менингеальных симптомов не наблюдается. Запахи, звуки различает. Глазодвигательных расстройств нет. Расстройств чувствительности по ветвям тройничного нерва нет. Нарушения жевательных функций нет. Роговичный рефлекс в норме. Лицо симметрично в покое и асимметрично в миметических пробах. Расстройств вкуса не выявлено. Частое отсутствие аппетита. Вестибулярный аппарат частично в норме, слух не нарушен. Наблюдается гипотрофия в грудинно-ключично-сосцевидной и трапециевидной мышцах. На вопросы отвечает правильно. Зрачки симметричны. Острая реакция на свет. Глазные яблоки неограниченно неподвижны.
Соматический статус
Состояние удовлетворительное. Астенический тип телосложения. Вес на момент поступления – 163 фунта, рост – 6,2 футов. Питание недостаточное. Кожные покровы и лимфатические узлы глобально в норме (рекомендована проверка у дерматолога и эндокринолога). Костная система хрупкая, суставы не деформированы, есть зажившие переломы. Дыхание в норме, без хрипов, через нос. Сердцебиение – несильная тахикардия, тоны приглушены. Пульс 80/мин, артериальное давление 90/75. Язык чистый. Живот при пульпации мягкий, безболезненный. Печень в норме.
План обследования.
Выделение симптомов.
Депрессивная фаза: чувство тоски и подавленности, апатичное настроение, комплекс вины, самобичевание, речевая и двигательная заторможенность, паранойя и подозрительность, скрытность, агрессия, замедление психический процессов, отсутствие интереса к окружению, нарушение аппетита. Маниакальная фаза: высокая подвижность, учащенные пульс и сердцебиение, увеличение скорости речи, повышение настроения, интеллектуальное возбуждение, контактность, употребление по отношению к себе местоимения множественного числа «мы», почти полное отсутствие сна (при отказе от снотворного).
Ведущий синдром: синдром навязчивых состояний, паранойя
Предполагаемый диагноз: маниакально-депрессивный психоз
Окончательный диагноз (согласно лабораторным, инструментальным и патопсихологическим исследованиям, а также консультациям специалистов): маниакально-депрессивный психоз, отягощенный параноидальной шизофренией.
План лечения.
Наблюдение лечащим психиатром в лечебнице Вудбери: назначен Аарон Крэнсби
Психофармакотерапия (поддерживающая): антидепрессанты, препараты лития, нормотимики, нейролептики (дозы и их изменение на усмотрение лечащего врача)
Психотерапия и психосоциальная реабилитация в условиях отдаления (не менее 4 раз в неделю)
Терапия сопутствующих патологий, включая соматические
Психический статус (повторное обследование после годового курса лечения).
Контактен, сознание ясное, агрессию не проявляет, частично общителен, не препятствует лечению, исчезли четкие границы между фазами, переход более плавный (на момент обследования находится в слабо выраженной маниакальной фазе). Жалобы: кошмары, нарушение аппетита, тревожность, перепады настроения, провалы в памяти. Расстройств восприятия не выявлено. Галлюцинации не испытывает.
К моменту повторного обследования пациент признает ранее обнаруженные расстройства и выражает желание вылечиться. К своему текущему состоянию относится спокойно, слегка депрессивно. Серьезных расстройств мышления не обнаружено. Редкие нарушения речи. Больной выражает критические отношения к бредовым идеям, признает их нереализуемыми.
Сверхценные идеи пациента: семья, спокойствие, полноценность, дом, родство. Навязчивые состояния: чувство вины, панические атаки, внезапный страх и тревога. Запас знаний и возможность их использовать: ниже среднего, полностью соответствует полученному образованию. Качество суждений и способность к умозаключениям: норма.
Нарушение ассоциативного мышления и способности к абстракции, зачастую демонстрирует буквальное восприятие и непонимание переносного смысла. Новую информацию запоминает и удерживает хорошо, однако много заблокированных воспоминаний из прошлого (последние три года, включая инцидент).
