Вечный приговор

врасти в этого человека, затеряться в нём, и остаться там навсегда. Но с каждым

годом это желание слабело, и однажды здравый смысл всё-таки пробился сквозь

тугую пелену наваждения и приказал ей бежать. У неё едва хватило сил и

решимости собрать свои вещи и послушаться.

Но, даже живя в другой стране, на берегу Северного моря, она не смогла

закрыть эту страницу и продолжала писать Сергею письма. Глупые письма.

Безнадёжные письма. В ответ он посылал что-то полушутливое и полу-

восторженное, но совсем не то, что она так хотела услышать. Затем у неё также

хватило здравого смысла перестать писать. На волне того же здравого смысла

она окончательно поняла, что ей нужно залечить раны и навсегда распрощаться

с этим наваждением. Она потратила долгие годы на зализывание и исцеление

своих старых ран. И почти уже поверила, что проделанная работа даёт отличные

результаты.

И хотя Сергей продолжал приходить к ней во сне, Надежда понимала, что

это её собственная душа обращается к ней: «Всегда люби себя! Это и есть твоя

настоящая любовь. Твоя собственная способность любить приходит в образе

Сергея, чтобы подарить тебе утешение и всё то, о чём ты всегда мечтала. Это ты

даёшь себе любовь, а не он». Но тогда она спрашивала: «Тогда почему я любила

его, а не себя? Что именно я ТАМ увидела?»

Теперь она была настроена решительно – она должна была вернуться в

родной город, встретиться с Сергеем и посмотреть, что же именно она любила.

Она имела на это полное право – в конце концов, она его выстрадала! И вот

через пятнадцать лет они встретились опять – на том же пляже. Он мало

изменился – только постарел немного, и, как всегда, его желания

сосредотачивались на трёх вещах – выпить, закусить и переспать. Больше

ничего. Но изменилась она.

Ей хватило буквально двух часов встречи, чтобы определить: «Да! Это всё

омерзительно. Я действительно себя не любила…» Надежда даже искренне

обрадовалась тому, что увидела, и поэтому уходила от него походкой

победителя, свергнувшего своего мучителя с пьедестала и повергшего его в

пучину вечного забвения! Она вспомнила, с какой радостью возвращалась

домой, вдыхая воздух обретённой свободы, и мысленно хороня старый, такой

знакомый до боли образ…

И вот прошло два года с этой последней встречи, а Сергей по-прежнему

продолжал приходить к ней во сне. Надежда понимала, что это была её

последняя рана, и эта рана почему-то не поддавалась никакой терапии. Она

сделала всё возможное и невозможное, испробовала все доступные ей средства

– только для того, чтобы понять, что ничего не помогло. Её сердце продолжало

напоминать захоронение токсичных отходов Чернобыльского реактора, с

которым тоже не знали, что делать.

И вот однажды, с каким-то фатальным наслаждением, она неожиданно

поняла, что это её вечный приговор, и что ничего больше не надо делать, а

просто научиться с этим жить. Что жизнь сыграла с ней какую-то злую шутку, и

теперь со злорадством наблюдала, как она опускает в изнеможении руки. Да, ей

пришлось признать своё полное бессилие перед чарами того далёкого

апрельского дня на киевском пляже, когда этот незнакомец поцеловал её в губы,

и она провалилась в другой, блистательный мир.

Возможно, в ней по-прежнему жила та одинокая, сломленная жизнью и

поставленная на колени любовью женщина. Эта женщина продолжала жить

своей неведомой жизнью, надеясь на новую встречу с любимым. И она всё-таки

дождалась своего счастья… Все её надежды и мечты сбылись, и теперь она

была навеки соединена с человеком, который поглотил всё ее существо и

воображение… Возможно, когда-то она поверила, что если отпустит это

магическое воспоминание, это мимолётное обещание жаркой любви, то у неё

больше ничего не останется, и она уже больше никогда не испытает подобного

накала. И ей было страшно отпускать…

Вечером Надежда покорно легла в постель и закрыла глаза. Сможет ли она

забрать у этой женщины её единственную и последнюю мечту? Ведь сама она

не стала ждать, а пошла вперед, на поиски нового счастья. Временами ей даже

казалось, что она его нашла, но не оказалось ли оно такой же призрачной

иллюзией, как и предыдущая? Перед тем, как провалиться в глубокий сон, она

со сладкой и мучительной горечью обратилась к кому-то в темноте: «Ладно,

дорогая, пошли отбывать наш вечный приговор».

Оловянный юбилей

В этом году они должны были отмечать десятилетие своего супружества, по

обычаю именующееся оловянным юбилеем. Алан никогда не помнил о

годовщинах, оставив и этот аспект их жизни заботам Татьяны. Обычно она

заказывала столик в небольшом ресторане – их было множество в английском

городке на побережье, где они жили. Но в этом году она тоже забыла…

Впервые за десять лет супружества она забыла о годовщине их свадьбы.

Этот странный факт удивил её саму, но, возможно, для этого были какие-то

потаённые причины, о которых она еще и сама не подозревала. Но последнее

время Татьяна ловила себя на мысли, что часто злится на мужа, и в основном по

самым ничтожным поводам. Она периодически спрашивала себя об этом,

пытаясь что-то раскопать, но даже мудрость накопленного опыта отказывалась

дать ей вразумительный ответ.

Эмоции не уходили, а даже наоборот. Они нарастали всё с большей силой, а

однажды даже прорвали плотину в её душе. Повод был довольно тривиальным,

хотя довольно важным для выживания их семьи. Да, в финансовом плане они

по-прежнему не жили, а выживали. Вот уже десять лет они работали в пабе,

принадлежащем большой компании, и дела шли совсем плохо – рента

повышалась с каждым годом, а доходы под давлением экономического кризиса

шли неустанно вниз.

В компании происходили какие-то изменения, старый представитель,

курирующий их бизнес, уволился, а нового еще не назначили. О пабе как будто

забыли. Вот уже восемь месяцев ничего не было слышно о новом

представителе, а так как петля на их шее постепенно затягивалась, Татьяна

решила позвонить в компанию. Новый представитель не только нашёлся, но

даже сообщил ей нечто такое, что привело её в глубокое смятение: «А я был

недавно в пабе и разговаривал с Аланом. Он сказал, что у вас всё в порядке».

Когда она попросила мужа пролить свет на это странное заявление, он с

легкостью отпарировал: «Ах, да! Прости, дорогая, я забыл тебе сказать».

Она не верила, что такое могло произойти, и голос её начал дрожать: «Как

можно забыть о том, что является важным не только для нашего существования,

но для всего выживания?! Мы же на пути к банкротству! На какой планете ты

вообще живешь??!!» Постепенно, по мере того, как Татьяна пыталась дать

оценку поведению мужа и раскручивала свои мысли, она всё больше падала

духом, а затем просто махнула рукой, села и заплакала. Слёзы текли по её

щекам, и в голове звенела одна и та же мысль: «Я не хочу больше быть ничьей

женой! Я не хочу больше быть женой!»

Вечером она попросила Алана переселиться в гостиную. «Я больше не могу

спать с человеком, который не участвует в делах нашей совместной жизни. Я

больше не знаю, кем ты для меня являешься. Моим ребенком? Квартирантом?

Или подчинённым? Я больше не знаю, кем я являюсь для тебя. Твоей мамой?

Начальником? Секретаршей? Мне не нравится то, кем я стала. Мне не нравится

злиться и возмущаться. Мама и сын не могут спать в одной постели. Давай

сначала выясним для себя наши роли. Когда ты будешь готов стать настоящим

мужем, когда ты будешь действительно готов, дай мне знать. Я тебя не

заставляю меняться, но если так будет продолжаться, я больше не хочу быть

твоей женой. Мы должны на какое-то время отстраниться друг от друга. Уйти,

чтобы вернуться, но вернуться по-настоящему».

Алан не спорил и не возражал – только удивленно слушал её длинный

монолог, а затем молча взял подушку и одеяло, и ушёл в гостиную.

Татьяна села за маленький столик, уставленный многочисленными кремами

и духами, и посмотрела в зеркало. На неё смотрела осунувшаяся 57-летняя

женщина, которая до сих пор не могла понять, почему она больше не хотела

быть женой этого человека. Она всё еще живо помнила, как любила его –

сильно, страстно и безотчетно, но теперь это стало больше воспоминанием, чем

реальным ощущением. В который раз она мысленно обернулась и вскользь

пробежала по ландшафту своего прошлого, как будто пытаясь найти там ответ.

Как следует любить мужчину? Готова ли она была быть женой, когда выходила

за него замуж? И кто её вообще учил, как ею быть? Кто были её главными

учителями?

Она открыла баночку с кремом и стала медленно наносить его на сухое

лицо. «Ну вот, дожилась! Покойным маме и бабушке предстоит ответить и за

это. Когда уже я их оставлю в покое?» Тем не менее, корни проблемы были

именно там – ведь первые уроки всегда являются самыми глубокими и

запоминающимися. Мама и бабушка не учили её напрямую, им это даже в

голову не приходило – они были слишком заняты собой, но Татьяне пришлось

наблюдать и впитать в себя самые неприглядные образчики чужих жизней.

Правда, она всегда отдавала себе отчёт в том, что ей не нравилось увиденное.

Родители развелись очень рано, после чего оставили Татьяну на воспитание

бабушки. Мама, тут же забыв о существовании дочери, жила свободной, не

отягощенной никакими обязанностями, жизнью. Татьяна следила за матерью с

болью и осуждением, но в её детское подсознание всё же просочился

неприглядный пример того, как надо любить мужчин. Согласно убеждениям

матери, к мужчинам совсем не обязательно привязываться – можно жить

самостоятельно, а в свободное от насущных трудов время принимать их в своём

«будуаре» коммунальной квартиры, и ублажать мужское, а заодно и своё, тело

чувственными удовольствиями. При этом никакой ответственности, никаких

тебе борщей и пирогов. Проводила с оперной арией «Сердце красавицы» до

входной двери и будь здоров! Следующий!

С бабушкой всё было по-другому. Татьяне, правда, не пришлось увидеть,

как бабушка любила мужчин, но она стала главным свидетелем

всепоглощающей любви своей воспитательницы к сыну. Отец Татьяны,

подающий надежды молодой русский поэт, получивший высшее юридическое

образование в Москве, был поставлен бабушкой на высокий пьедестал, каждый

кирпичик которого был облит слезами её умиления. Горе было тому, кто даже в

мыслях осмеливался посягнуть на её любимое чадо, выращенное и

выпестованное ею, простой неграмотной женщиной, в нужде, муках и

страданиях. Теперь бабушка убирала с дороги всё мешавшее её сыну писать

гениальные стихи, и в связи с этим он был освобожден от всякой

ответственности на этой планете, включая воспитание его собственной дочери.

Татьяна также стала свидетелем того, что ни одна из стратегий этих двух,

таких различных женщин, не работала. Под конец жизни мама осталась не

только одна, но даже умирала в полном одиночестве. Правда, уже будучи очень

больной, в возрасте 53 лет, она успела завести очередной роман с женатым

мужчиной. После смерти матери Татьяна решила ему позвонить и сообщить об

этом печальном известии. Но участник маминых любовных утех вежливо и

холодно выразил свои соболезнования, и, отклонив приглашение на похороны,

быстро повесил трубку.

Бабушке повезло чуть больше. Её сын приехал на похороны из Москвы, но

наотрез отказался побыть с больной матерью перед смертью, под предлогом

того, что не мог на «это» смотреть. Затем он оставил её лежать на чужой земле,

забыв даже дорогу к её могиле. В дальнейшем при упоминании о ней он только

пожимал плечами: «Мы никогда не были близки». Таковой была бабушкина

награда за возведение его на пьедестал…

Татьяне не нравилась ни одна из этих стратегий, особенно стратегия

«гейши», так как ей всё-таки хотелось иметь семью, мужа и детей, и она ценила

такие понятия, как стабильность, верность, и преданность. Поэтому ей была

ближе стратегия «пьедестала», в которую, правда, каким-то неимоверным

образом вписался и образ гейши, что выражалось в том, что мужчин,

поставленных на пьедестал, она одаривала различными чувственными

удовольствиями. Как мужчины воспринимали роль заботливой матери-гейши,

осталось неизвестным, но, судя по тому, что большую часть жизни Татьяна

провела одна, эта стратегия по-видимому тоже себя не оправдала.

Почти закончив свою обычную процедуру нанесения густого крема на

лицо, она опять задумалась. Теперь её внимание вернулось в сегодняшний день.

Как же она со всей этой полученной информацией вступила в права жены?

Одиннадцать лет назад она встретила Алана в английском пабе, где работала

менеджером.

Сначала он был просто её посетителем. В одной из бесед он как-то

рассказал, что его жена сбежала к другому, и хотя друзья горячо ему

соболезновали, на самом деле он был даже рад, что избавился от женщины,

тиранившей его на протяжении долгих шестнадцати лет. Новая, свободная

жизнь казалась ему вполне приятной и приличной – постоянная работа, ссуда на

дом, дочка в школе, пиво в пабе по вечерам. Помимо этого, у него не было

никаких дополнительных амбиций или жизненного направления – он просто

прохлаждался и наслаждался жизнью. И никого не искал.

У Татьяны всё было намного драматичнее. В отличие от Алана, она искала!

После скоропостижного развода с первым английским мужем у неё иссяк запас

толерантности по отношению ко всему мужскому населению страны, и теперь

она основательно убедила себя в том, что мужчины её больше не интересуют -

она может прекрасно прожить и без них! Но она определённо кривила душой -

через два месяца ей и её сыну грозила нелестная перспектива остаться без

работы и без дома, к тому же в чужой стране с просроченной визой.

Поначалу они с Аланом просто разговаривали. Он приходил по вечерам

попить пива, и они непринужденно болтали за стойкой бара. Он не ухаживал и

ничего не предлагал. Но тут на помощь пришел его друг, который и подстроил

для них «случайную» встречу. Татьяне импонировал этот загадочный

посетитель, с виду молчаливый и снисходительный, но, как выяснилось, добрый

и мягкий внутри. Её изболевшаяся на чужбине душа потянулась к нему, как к

спасательному кругу. Несмотря на все свои предыдущие разочарования, она всё-

таки решила попробовать. К тому времени ей уже было сорок пять, и это всё, на

что у неё хватило сил – попробовать в последний раз.

Она могла и не спать с ним в тот первый вечер. Ведь он совершенно не

настаивал – он просто поцеловал её в ту тихую лунную ночь на скамейке в

своём саду. Настаивала Татьяна. «Покажи мне ремонт в спальне, о котором ты

говорил сегодня». Ничего не подозревая, с невинным выражением лица, Алан

повёл её на второй этаж. Она с видом знатока оценила скромный интерьер, а

затем возлегла на кровать, направив на него долгий испытывающий взгляд,

полный чувственного вожделения. Он и не сопротивлялся – он никогда ничему

не сопротивлялся. Такая у него была натура.

Зачем она так торопила события? Дала волю укрепившейся с годами

привычке завоёвывать мужчину в постели, или торопила события из-за

отсутствия визы в паспорте? В любом случае, какая-то лихорадочная срочность

заставила её запустить в него тонкие крючки – дабы закрепить успех первой

встречи. Подсознательно она вела себя как утопающий, хватающийся за

соломинку, причем утопающий, который приступает к своему спасению с

хорошим знанием дела.

Крючки сработали. Алан был в полном восторге. Особенно ему нравился

тот факт, что ему ничего не нужно было делать – никаких ухаживаний, цветов

или подарков. Позже он признался, что у него никогда не было богатого опыта

ухаживания за женщинами – первая жена тоже быстро вывела его на финишную

прямую. А теперь и Татьяна избавила его от необходимости этому учиться. Он

просто появлялся в пабе, выпивал пару пинт пива, а затем послушно шел за ней

на второй этаж, где на него в просторной спальне обрушивали пылкую страсть.

К такому он не привык! В пылу этой страсти они оба тут же решили, что

просто созданы друг для друга, и теперь уже вряд ли когда-нибудь расстанутся.

Или это она сама решила? Она уже точно не помнила. Но она помнила, что с

уверенностью сказала себе, что это конец поиска, и отныне все мужчины для

неё умерли, так как она хочет провести остаток жизни именно с этим человеком.

После развода и других многочисленных разочарований ей не хотелось

опять ошибиться, но на неё давили исключительные обстоятельства. За неделю

до того, как Татьяна должна была сдать хозяевам ключи от паба и остаться

бездомной, она поставила Алана перед этим неумолимым фактом. Он оказался

прижатым к стене, и хотя в его голосе не было особого энтузиазма, он всё же

предложил ей и её сыну переселиться к нему, что они вскоре благополучно и

осуществили. Два месяца назад она даже не знала о существовании этого

человека, а теперь она жила с ним под одной крышей. Совсем недавно она

клялась, что больше никогда не сделает такой ошибки, и не будет торопить

события, но жизнь, как всегда, посмеялась над её благими намерениями и

заставила поторопиться.

Несмотря на эту спешку, всё шло как нельзя лучше, и Татьяна была

счастлива и любима, как никогда раньше. Правда, идиллическую картину

счастья портила бывшая жена Алана с группой поддержки в лице своей мамаши

и дочки, которая начала наносить частые визиты, и просто считала своим

долгом оскорбить и унизить нагло вторгнувшуюся на её законную территорию

соперницу. По одной простой причине – несмотря на своё двухлетнее

сожительство с другим мужчиной, жена еще не готова была отдать мужа в

чужие руки, и поэтому тщательно планировала своё возвращение.

Правда, во время внедрения этого плана в жизнь Алан забыл ей подсказать

одну маленькую деталь – он даже не рассматривал подобную возможность, и

тем самым оставил дверь приоткрытой и даже подарил ей ложную надежду. Он

был человеком добрым, мягким, и тихим, и совершенно не умел спорить.

Внутренний покой был так ему дорог, что он даже не защищал Татьяну, когда

его не обременённые какими-либо рамками приличия родственнички врывались

в дом и оскорбляли её последними словами. Он просто молча стоял, опустив

глаза.

Но она и не жаловалась. Она его так сильно любила, что в её любви не было

места ни малейшим претензиям. Мало того, ей даже не приходило это в голову!

Она была так счастлива и благодарна за то, что он принимал её любовь, что ей

достаточно было того, что он просто существовал! Она любила и обожала в нём

всё – до самых крохотных мелочей. У него просто не было никаких изъянов! И

этим она опять поставила мужчину на высокий пьедестал. Именно поэтому

задачу по защите себя от нападений жены она тоже взвалила на себя. Она даже

не попыталась напомнить Алану, что это было совсем не её работой, и что он

сам должен был разобраться со своей бывшей женой.

Мало того, она совершенно добровольно взвалила на себя роль адвоката в

его бракоразводном процессе, как будто ей было мало своего! Целый год она с

завидным энтузиазмом участвовала в чужом разводе, писала письма адвокату

жены и в суд, усердно собирала документы, банковские счета и другие бумаги.

Кто её об этом просил? Никто… Её вознаграждение было простым – она

единолично расчищала себе дорогу к счастливому замужеству, в то время как

сам кандидат в мужья спокойно ждал в стороне и чуть ли не посвистывал.

Правда, над ней также висела топором угроза депортации, но даже это, во

всепожирающем пламени любви, стало вторичным.

Но вот наступил долгожданный день – они получили окончательную бумагу

о разводе. Теперь Алан был абсолютно свободен, и они могли пожениться и

послать документы на визу, о чем они и говорили весь этот год, как о

совершенно естественном продолжении их отношений. Или это она сама себе

говорила? В тот вечер она ждала, что он по традиции встанет на одно колено,

возьмет её руку в свою, и произнесёт такое волшебное и долгожданное:

«Дорогая, не согласишься ли ты стать моей женой?»

Но кандидат в мужья почему-то молчал… Молчание тянулось целых два

дня, что для Татьяны стало совершенно невыносимым. И тогда она всё-таки не

выдержала и перед сном неуверенно спросила: «Я не совсем понимаю, что

происходит. Мы, кажется, собирались пожениться, как только ты получишь

развод?» Сначала он не уловил в её голосе нарастающей обиды, и поэтому

повернулся и со вздохом ответил: «Но прошло всего лишь два дня! Дай мне

насладиться свободой».

Впервые за полтора года их знакомства она о чём-то его попросила, и он

ответил ей отказом… Она отвернулась к окну и притихла. Алан сразу понял, что

сказал непростительную глупость, и, будучи человеком миролюбивым, не

любившим конфликтов и сцен, попытался предотвратить надвигающуюся грозу.

Но было уже поздно! «Целый год я воевала с твоей женой, тёщей и дочкой,

терпела их унижения, помогала тебе с разводом, довела себя до нервного срыва,

при этом считая, что это наша проблема! Ты прекрасно знаешь, что у меня

закончилась виза, и мне грозит депортация, но тебе некуда спешить! Значит,

твои проблемы – это наши проблемы, а мои – это только мои! Неплохо ты

устроился!»

Татьяна отбивалась и упорно отталкивала его, в то время как он пытался её

схватить, заверить и успокоить: «Извини, пожалуйста! Я сказал ерунду.

Конечно, мы завтра же пойдем в загс и подадим заявление!» «Мне уже ничего

не надо. Это мои проблемы, и я их как-нибудь решу сама!»,– продолжала она

стоять в позе, всё сильнее вызывая в нём глубокое чувство вины. «Я не хочу

выходить замуж за человека, который не уверен, что ему нужно. А одолжения

мне не нужны. Спасибо, что ты сделал мне такое оригинальное предложение.

Это именно то, о чем я мечтала всю жизнь!»,– язвительно заключила она.

«Поверь мне! Я очень хочу жениться на тебе…»

На следующий день они всё-таки пошли в загс и подали заявление, но

настроение у Татьяны было изрядно испорчено. Романтический момент,

которого она ждала так долго и с таким нетерпением, был упущен навсегда! В

дальнейшем она припоминала ему это каждый раз, когда злилась или была чем-

то недовольна. Всем известно, что у женщин очень долгая память на такие

вещи. Но, так или иначе, через месяц они поженились, и постепенно новая

жизнь сгладила и это разочарование.

В день свадьбы она, правда, почему-то сильно нервничала – её просто

трусило мелкой лихорадкой, и долгие годы она не могла понять причины этого

страха. И хотя Татьяна уверяла себя, что это самый счастливый день в её жизни,

и она выходит замуж за мужчину своей мечты, какой-то необузданный,

панический страх, которому не было даже объяснения, сжигал её в тот день на

медленном коварном огне.

Возможно, на каком-то интуитивном уровне она осознавала, что, выходя

замуж за этого человека, ей придётся и в дальнейшем взваливать все житейские

проблемы на себя, и пожизненно тянуть эту лямку забот. И что романтикой как

не пахло, так уже никогда пахнуть не будет. Её интуиция прочитала в этой

ситуации нечто такое, чего мозг не смог проанализировать и осмыслить до

конца. Это была интуиция, которую мы часто забиваем своими фантазиями,

проекциями и раскалёнными желаниями, в то время как действительность,

подобно бедной родственнице, тоскует на задворках.

Если бы наша жизнь разворачивалась идеально, мы бы учились науке

любви в следующем порядке. В самом юном возрасте, когда о нас заботятся

родители и родные, и нам нужна их защита и поддержка, мы бы учились

принимать любовь. Когда мы выходим во взрослую жизнь, и нам нужно

получить знания, освоить стратегии, установить стандарты и определить

желания и направление в жизни, мы бы учились любить и поддерживать самих

себя. И только тогда, когда всё это более или менее достигнуто, мы были бы