Вечный приговор

тенденцию не возвращаться…

Когда Омар приходил далеко за полночь, Наталья обычно была уже в

постели, вымученная ожиданием и накатываемым волнами возмущением. Это

возмущение прорывалось в каждом её жесте и громко выкрикиваемых словах.

Как он мог? Ведь она отдала ему всё! Предоставила такие роскошные условия

для жизни. Разве ему лучше было в общежитии? Почему он этого не ценит?

Несмотря на всю эту разыгрываемую драму, в глубине души Наталья

понимала, что Омар еще слишком молод и ему неинтересно сидеть дома с 33-х

летней дамой, а также таскать её повсюду за собой – только потому, что она

предоставляет ему жилье и еду. Но она загоняла эту мысль в глубь своего

подсознания, как смахивают крошки со стола, чтобы навести порядок в доме.

Но порядок навести было трудно, потому что в ответ на её гневные

обвинения Омар только вызывающе хохотал. Он прибегал к излюбленной

тактике любого мужчины, обладающего увесистой долей здорового эгоизма, и

который всеми способами старается избежать обсуждения «женских» проблем –

он прикидывался полным идиотом! Его взгляд излучал полное недоумение, как

будто он действительно не понимал, чего от него хотят. В такие минуты он

небрежно раскидывался в глубоком кресле, и, находя промежутки между её

гневными тирадами, спокойно и деловито вставлял: «Слушай, что у нас есть

покушать?» Короче, вёл себя с достоинством счастливчика и баловня судьбы,

которому люди просто не могут предъявлять претензий, и поэтому должны

прощать все его невинные фривольности.

Когда же Омар видел, что его природное очарование никак не действовало

на Наталью, и она по-прежнему не несла ему поздний ужин, его голод каким-то

чудотворным образом начинал действовать на понимание «женских» проблем. И

тогда он менял тактику – сдавался и обещал, что больше этого никогда, никогда в

жизни не повторится. Что с этого самого дня они всегда будут ходить на

вечеринки вместе, или приглашать друзей домой. В таких случаях Наталья

сдавалась, начинала верить во всю эту ахинею, или, вернее сказать, её

успокаивал сам звук этой целительной ахинеи, и тогда она послушно шла к

холодильнику…

Но иногда он всё-таки делал попытки раздвинуть границы заключённого

контракта, и тогда, напуская на себя важный вид, говорил, что у него бывают

дела, и что он не может всё время сидеть дома как привязанный, и, в конце

концов, ему дома скучно!

Вот уже несколько дней у неё болела спина – сказывалась сидячая работа, а

также отсутствие физических нагрузок. Одна из её подруг услужливо

предложила ей телефон знакомой женщины экстрасенса, которая, по её словам,

«поднимала на ноги даже мёртвых». Наталья набрала номер, и на другом конце

провода «поднимающая мёртвых» дружелюбно попросила её подъехать по

названному адресу.

Двери ей открыла еще моложавая женщина лет сорока, довольно приятной,

но специфической наружности. Под её довольно яркой и безвкусной одеждой,

облегающей еще хорошо сохранившееся стройное тело, выделялась огромная,

можно было даже сказать карикатурная, грудь. Сама Сусанна (так звали

экстрасенса), с ног до головы обвешанная бижутерией и золотом, производила

впечатление персонажа, сошедшего со страниц комиксов. Глядя на неё, можно

было действительно поверить, что она экстрасенс!

После многих мануальных тестов и манипуляций, Наталья быстро

почувствовала облегчение, но Сусанна предписала ей прийти еще пару раз,

пообещав составить специальную диету. Нужно было также убедиться, что боль

больше не вернётся, т.е. окончательно «закрепить» лечение. В один из визитов

они разговорились, и Наталья поделилась с ней своей небольшой любовной

проблемой, сопроводив историю демонстрацией фотографии Омара. Сусанна

деловито взяла её в руки, и, странно улыбнувшись, изрекла: «Да, а он ничего.

Приведи его ко мне – я тебе помогу. Будет сидеть дома, как привязанный!»

Это показалось Наталье довольно простым и лёгким способом угомонить

своего молодого распоясавшегося любовника и поставить его в рамки той

жизни, которую она хотела для себя. Она отказывалась признаться даже самой

себе, что манипуляция еще никогда ни к чему хорошему не приводила, но, к

сожалению, ничего другого придумать не смогла. Мало того, если бы её

спросили в тот момент, какую именно жизнь она хотела для себя, она

затруднилась бы ответить. Как всякая женщина, она хотела быть любимой и

хотела подержать в руках хоть немного счастья, при этом, не давая внятного

определения, кем именно она хотела бы быть любимой, и почему счастья

должно быть только «немного». Но когда приходило время бороться или

добывать это женское счастье, любые методы казались хороши…

Когда Наталья с Омаром пришли к ней, как было уговорено, Сусанна

встретила их крайне радушно, и, как только они перешагнули порог её

квартиры, тут же скомандовала: «Машина уже ждёт. Мы все едем в ресторан!» В

тот вечер Сусанна была разодета особенно ярко, напомажена французскими

духами, что застало Наталью немного врасплох – ведь она была совершенно не

одета для такого события. Но ей было неудобно отказывать человеку, который

добровольно вызвался ей помочь в таком немаловажном деле, и они вышли из

парадного, где их ждал личный шофер Сусанны, сидящий за рулем новенькой

«Волги».

В ресторан пришло еще несколько её друзей, и столик был заранее накрыт.

На сцене неторопливо разыгрывались музыканты, привычно подготавливая себя

и публику к вечернему веселью. И когда вечеринка началась, Наталью невольно

поразила необычайная щедрость Сусанны – водка и вино лились в тот вечер

рекой, за что экстрасенша платила с показной готовностью. Но из чувства

благодарности Наталья не хотела бередить смутные подозрения, то и дело

всплывавшие в её душе.

Она только с недоумением следила за восторженным взглядом Омара,

который открыто, восхищённо, и даже как-то вызывающе, смотрел на Сусанну и

её объемное портмоне. «Собирается она мне помогать или нет?»,– спрашивала

себя Наталья в каком-то тревожном нетерпении, в то время как под громкую

музыку оркестра шансы на дружескую помощь медленно и уверенно уплывали.

Когда они далеко за полночь вернулись домой, Омар, почти не разговаривая,

быстро улёгся в постель и тотчас отвернулся к стене, сославшись на усталость.

Он показался ей каким-то раздражительным с тех пор, как они покинули

ресторан. Наталья тоже чувствовала себя уставшей и даже немного униженной,

и поэтому особенно не допытывалась. «Каким всё становится обыденным!»,-

подумала она перед тем, как погрузиться в неглубокий тревожный сон.

На следующий день Омар не вернулся домой после занятий, и на

следующий тоже. Наталья металась по квартире, не зная даже, что думать. Её

встревоженный ум и интуиция породили одно ужасное предположение, но,

будучи по натуре человеком порядочным, доверчивым и добрым, ей трудно

было в него поверить. Поэтому она решила набраться терпения и подождать.

Подтверждение пришло только через неделю.

– Он у Сусанны торчит целыми днями! – быстро говорила в телефонную

трубку подруга, которая их и познакомила. – Мой брат был у неё вчера – у него

тоже проблемы со спиной. Послушай, не расстраивайся! Бросай его к чертовой

матери. Зачем он тебе нужен?

– Спасибо за информацию,– тихо сказала Наталья и положила трубку.

Вот и всё… Она еще долго сидела неподвижно, уставившись в одну точку

на стене, ничего при этом не видя перед собой. Она была опять одна,

оставленная в холодной тишине, и эта тишина теперь крушила последние

остатки её женского достоинства. Только три слова, «Как они могли?!»,

ритмично стучали у неё в висках, отсчитывая долгие нестерпимые минуты. Она

сама не знала, как долго просидела в этой неподвижности, почти физически

ощущая вонзившийся в её спину нож – такой невыносимой была боль. Эта боль

медленно растекалась по её хрупкому телу, заполняя каждую его клетку и

выдавливая слёзы из ничего не видящих глаз…

Наталья прожила следующие две недели в каком-то полусне, заставляя себя

утром вставать на работу, и что еще хуже – возвращаться обратно в этот

холодный ненавистный вакуум. Она всё еще не могла понять, почему это

произошло, и проанализировать до конца всю картину открывшегося обмана и

предательства. Временами ей хотелось выпить таблеток и умереть, но ей мешал

это сделать накапливающийся внутри гнев. Этот гнев становился всё сильнее и

настойчивее каждый раз, когда она наталкивалась на вещи Омара, которые

теперь, казалось, были разбросаны везде. В конце концов, однажды вечером она

торопливо сложила все его вещи в чемодан – как будто это было чрезвычайно

срочным и неотложным делом. Ей надо было суетиться и действовать, чтобы

окончательно не сойти с ума!

Вскоре Омар объявился, как будто ничего не случилось. Когда Наталья

увидела в дверях его невозмутимое лицо, её, наконец, прорвало и она

язвительно, со смехом, проговорила:

– Ну что? Хорошо провёл время? А то я уже подумала, что ты утонул в

роскошном бюсте Сусанны!

– Кто тебе такое сказал? – громко и вызывающе рассмеялся Омар, что

показалось Наталье не совсем подходящим в сложившейся ситуации.

– Не волнуйся! Нашлись добрые люди.

– Ты бы поменьше слушала. Это совсем не то, что ты думаешь!!

– Да что вы говорите! И ты думаешь, что я поверю, что вы обсуждали книги

или занимались еще чем-то невинным? – уже кричала Наталья, тут же

переключившись на главное обвинение. – Конечно, стоило ей помахать деньгами

перед твоим носом, как тебя корова языком слизала!

– Мы просто хорошие друзья,– бросил он, небрежно взмахнув рукой.

– Почему ты мне всё время врешь? Я устала от твоего вранья! Найди в себе

мужество хоть раз сказать правду.

– Я говорю правду…,– на этот раз он уже стоял в позе обиженного.

– Слушай, надоело! Можешь забирать чемодан и отправляться к своей

новой возлюбленной. У меня нет места для чужих вещей. И вообще, тебя там

наверняка уже заждались. Не пора ли уматываться?

– Я заберу вещи послезавтра.

– Ну, нет уж! Я так долго ждать не собираюсь. Если ты сейчас же не

заберёшь свой чемодан, я его выброшу с балкона. Это я тебе точно обещаю!

Её вначале такой спокойный и насмешливый голос незаметно перешёл в

сплошной крик, который, в свою очередь, неожиданно для неё же самой начал

переходить в истерику. Теперь Наталья уже ожесточённо размахивала перед

Омаром руками, безуспешно пытаясь вытолкать его за дверь. В её голове только

на секунду промелькнуло: «Я ведь обещала держать себя в руках, и не

раскисать!» Но эта единственная здравая мысль была быстро смыта мощным

потоком нахлынувшего гнева, который она уже не в состоянии была удержать.

Так неожиданно открывается язва, и собравшийся гной горечи находит выход и

начинает отравлять всё, что попадается на его пути…

Омар схватил Наталью за плечи и попытался её встряхнуть: «Успокойся!

Успокойся! Что с тобой?» Но было уже поздно – её трясло от нестерпимых

рыданий, и в этом отчаянии она всё сильнее и сильнее отталкивала своего

бывшего возлюбленного. А её искаженные страданием губы повторяли только

одну фразу: «Убирайся отсюда! Убирайся отсюда!»

Достигнув пика нахлынувших эмоций, Наталья еще раз всхлипнула, а

потом тихо сползла по стене на пол. Теперь она сидела на корточках, в отчаянии

закрывая лицо руками. Омар опустился рядом с ней, то и дело повторяя:

«Успокойся, пожалуйста! Я никуда не уйду. Я никуда не уйду». Он гладил её

мягкие волосы и покрывал лицо поцелуями, удивленный и потрясенный такой

неожиданной вспышкой женского горя. Потом нежно взял её на руки и отнёс в

постель.

Всю ночь он не выпускал Наталью из своих нежных, горячих рук. И она,

как никогда раньше, медленно упивалась этой привычной близостью – подобно

хроническому наркоману, которому снисходительно предложили очередную,

такую желанную дозу. Но даже это упоение не спасало её от предательских,

бесчисленных вопросов, на которые она периодически натыкалась в уголках

своего сознания: «Почему он остался? Из жалости? Из боязни потерять

стабильность? Или он действительно меня любит?» При этом она знала, что

последний вопрос навсегда останется без ответа. Но у неё больше не осталось

сил ни думать, ни сопротивляться, и поэтому она только слабо возразила:

– А как же она?

– Не волнуйся. Всё будет хорошо. Вот увидишь,– уверял он, всё больше

увеличивая наркотическую дозу.

Подруги в один голос твердили, что она последняя дура, приняв Омара

обратно, после всего случившегося. Она и сама, конечно же, не планировала это

делать, но на этот раз ею двигала совсем не любовь, и даже не чисто женское «Я

не могу без него жить!» Теперь её сжигало горячее, необузданное желание

проучить коварную соперницу, и доказать, что её собственные чары сильнее

всяких приворотов, и даже сильнее самой доморощенной колдуньи Сусанны.

Ещё в Наталье зрело какое-то новое чувство хищной и властной

собственницы, о которой она раньше и не подозревала, но теперь в полной мере

ей предстояло вкусить всю сладость возвращения того, что «принадлежит мне!».

В этом не было никакой логики, но так своеобразно её слабость и бессилие

искало утешения, увидев в этом акте всепрощения полную победу над

соперницей. Или Наталья опять пыталась найти предлог для того, чтобы не

остаться одной? Она совсем запуталась…

Постепенно всё вошло в прежний ритм. Омар действительно не вернулся к

Сусанне, и приходил каждый день домой, как порядочный и примерный супруг.

Это успокоило Наталью, но время от времени недоверие всё еще прорывалось

наружу, и тогда она опять начинала упрекать своего любовника в неверности. С

другой стороны, как бы она ни была поглощена мыслями о его предательстве, в

глубине души она хорошо знала, что всё-таки готова с этим мириться. Да, она

продолжала жить с человеком, который её предал, и которому она больше не

доверяла, по-прежнему предоставляя ему свой дом, стол и постель.

Но всё в жизни имеет свою цену. И эта цена не всегда выражается

денежным эквивалентом. Эта цена может выражаться потерей душевного покоя,

ущемлением собственного достоинства, или даже отказом от затаённой мечты.

Мы иногда думаем, что если простить подлость и каким-то образом постараться

склеить свою распадающуюся на мелкие части жизнь, то на такой отравленной

почве можно вырастить чудесные плоды счастья и умиротворения.

Но так не бывает. Наша загнанная в угол божественная душа всё равно

найдёт способ нам шепнуть: «Вырви всё с корнем, дай почве отдохнуть, и посей

новые семена…» Но мы редко её слушаем. Мы продолжаем смотреть на жалкие

поникшие растения в своём жизненном саду в ожидании сладких плодов, а

иногда с нетерпением срывая зеленые и неспелые, при этом удивляясь, почему

так горько и невкусно!

Наталья тоже сидела в ожидании – целых два года. Плоды были не то чтобы

сильно горькими – они были никакими! Такова была цена за её прощение, за

усилия склеить разбитые отношения, за нежелание вырвать всё с корнем, за

готовность жить с мыслями о предательстве и с самим предателем. Она всё

чаще начала замечать, что у неё с Омаром нет ничего общего, и им вообще не о

чем разговаривать. Но самым нестерпимым было то, что теперь на неё

накатывало раздражение каждый раз, когда он открывал рот! Его глупость вдруг

стала такой очевидной, как будто её только что выставили в витрину напоказ.

Наталья всё чаще закатывала глаза, когда они были в гостях, и Омар с

умным видом высказывал своё мнение по различным вопросам или делился

своими доморощенными суждениями. Его поверхностность, его недалекость,

его глупость. Теперь Наталья скрупулёзно выискивала недостатки, как будто бы

искала повода избавится от Омара. Не то, чтобы она сознательно к этому

стремилась. Нет, ни в коем случае! Она готова была с ним жить до скончания

века.

Но предательский голос внутри продолжал назойливо досаждать и

саботировать все её усилия остаться. Теперь он нашёптывал: «Ну, так что всё-

таки лучше? Страх перед одиночеством или страх перед изменой и

предательством? Неужели это и есть предел всех твоих мечтаний о любви?»

Этот голос наверняка был той самой силой, которая неутомимо пробивала себе

путь к свободе и искала любого повода.

Вскоре надоевший любовник сам предоставил Наталье прекрасную

возможность избавиться от него. После нескольких месяцев примерного

поведения Омар опять пришел поздно – в три часа ночи. Ничего не подозревая,

он вставил ключ в замочную скважину. Дверь не поддавалась, потому что

Наталья заведомо поставила замок на предохранитель. Омар попеременно то

звонил, то опять вставлял ключ, как будто хотел удостовериться, что дверь

действительно заперта, и его там больше никто не ждёт. После нескольких

безуспешных попыток он окончательно капитулировал и вызвал лифт.

На следующий день Наталья спокойно сидела в кресле и ждала его прихода.

Она подготовилась к этому событию с особой деловой практичностью. Зная его

жадность и любовь к вещам, она отнесла недавно купленную, новенькую

аппаратуру – магнитофон и видеомагнитофон – к своей подруге через дорогу.

Она подозревала, что у Омара могут появиться определённые притязания на эти

предметы домашнего обихода, так как они покупали их вместе, правда за её

кровно заработанные деньги. Так как в прошлом он уже делал попытки увезти

их в Сирию, она решила не испытывать судьбу, и убрала с дороги

возлюбленного любой соблазн перед подобным посягательством.

Он заметил исчезновение аппаратуры очень быстро – как только вошел в

комнату: «А зачем ты спрятала наши вещи?» Наталья, не ответив на вопрос,

молча следила, как он складывал свои пожитки в чемодан – у неё в душе не

осталось ничего, кроме любопытства: «На что еще способен этот человек?»

Поистине, Омар был способен на многое, и поэтому захлопнул чемодан со

словами: «Так люди не делают!» Она отнесла его слова к выражению

благодарности за последние четыре года, на протяжении которых она

поддерживала и окружала заботой этого человека. Он даже не попрощался, не

сказал ей ни слова, а только вышел, с возмущением хлопнув дверью. Наталья

невольно вздрогнула – одновременно со звуком захлопнутой двери что-то

кольнуло в душе. Это проснулась её старая верная подруга – боль одиночества.

Целую неделю эта боль не давала ей покоя и следовала за ней буквально по

пятам. На этот раз Наталье было больно оттого, что она так долго насиловала

себя присутствием человека, который был ей совершенно чужд. Теперь эта боль

как будто мстила за все эти потерянные годы, оставляя глубокий след в памяти.

Чтобы в будущем ей больше неповадно было впускать в свою жизнь

малознакомых людей – только для того, чтобы заглушить одиночество.

Стояла глубокая ночь. Наталья лежала под одеялом, дрожа и прислушиваясь

к этой нестерпимой боли, одновременно понимая, что бежать больше некуда и

прятаться больше негде. И вдруг на неё накатила такая злость, что она даже

откинула одеяло и села на кровати. Ей захотелось бросить вызов гнетущему её

страху, распахнув свою душу до полного оголения. Она громко проговорила:

«Ну что? Что ты от меня хочешь??» В ответ она услышала тихий голос внутри:

«Не сопротивляйся! Дай страху уйти. Вспомни, как ты пережидаешь дождь под

навесом. Ты знаешь, что пройдёт какое-то время, и он остановится. Ты же не

злишься на непогоду. Ты просто смотришь на разбушевавшуюся стихию и

ждешь окончания грозы… Ненастье рано или поздно проходит, а после них

всегда наступают солнечные дни».

Она неподвижно продолжала сидеть в самой воронке этого страха,

медленно впитывая в себя глубокую мудрость неожиданных мыслей. И вдруг в

полной темноте она увидела, нет, она почувствовала молодую женщину, которой

раньше была, и которая каждый день возвращалась в свой холодный, пустой

дом, не зная, куда себя девать. Наталья чувствовала боль этого несчастного

существа, но теперь уже понимала, что это больше не её боль и не её страх.

Она нежно обняла эту бедную женщину и попыталась её утешить: «Прости

меня, что я тебя оставила. Я больше никуда не уйду. Я всегда буду с тобой –

только ты и я. Я помогу и поддержу, и научу тебя, что делать. Ты будешь в

полном порядке. Всё будет хорошо!» Наталья еще долго утешала её, при этом

ощущая, как страх и боль послушно разрезали темноту и растворялись в её

нежной любви к своему прошлому образу, в её сострадании и сочувствии к

нему. Улыбнувшись какому-то невидимому обещанию, она глубоко заснула…

На следующее утро, открыв глаза, она сразу поняла, что от боли не осталось

и следа. Неожиданно к ней пришло ясное осознание всей картины в целом. Этот

человек пришел в её скромный быт для того, чтобы добровольно взять на себя

роль её учителя – он потратил целых четыре года своей жизни на то, чтобы

показать ей, до какой степени она не любила одиночество. Он потратил целых

четыре года, чтобы она могла исследовать каждый поворот и изгиб этой

иллюзии, и пригубить каждую ложку этой горестной похлёбки. И за это Наталья

была ему теперь бесконечно благодарна.

Впереди её ждала большая безусловная любовь, которая никогда и ничего

не требовала взамен. Этой любви не знакома мелочность сделок, которыми мы

опутываем себя ради такого неистребимого желания быть любимыми, нужными,

признанными и понятыми. Наталье предстояло понять, что любовь – это

драгоценный внутренний дар, которым мы безвозмездно делимся с другими

людьми. И совсем неважно, что они сделают с этим даром. Мы должны уважать

их право принимать свои собственные решения и делать всё, что им

заблагорассудится.

Ведь люди принимают уродливые и жалкие обличья только ради того,

чтобы проверить, будет ли нам жалко того, что мы отдали. Вернее, даже не то,

что мы отдали, а как мы отдали. Безвозмездно и без сожалений? Или во

временное пользование и с определенными условиями? Подарили ли дрожащей

рукой и в нерешительности? Покривили ли душой, поступились ли своими

принципами, подчинившись страху и ложным убеждениям? Уподобились ли

нищему, который верит, что ему нечего дать, а сам сидит на сундуке с золотом,

который никогда не удосужился открыть? Разве все эти сделки не являются

полным абсурдом и насмешкой над нашей бесконечной способностью любить

весь мир?

Жизнь, принявшая обличье молодого незадачливого любовника, показала

Наталье, что она ещё дарила дрожащей рукой, давала во временное пользование,

и не готова была любить не только другого человека, но даже саму себя. Ведь

она не могла выдержать одиночества и своей собственной персоны даже одного

дня! В то время как жизнь её учила, что на почве, отравленной страхом и

нелюбовью к себе, нельзя взрастить ничего полноценного, и поэтому нужно

сначала вырвать все эти сорняки.

В то утро Наталья с какой-то необычайной лёгкостью поднялась с кровати,

как будто оставив позади тяжелую ношу, и пошла на кухню заваривать кофе.

Посмотрев из окна шестого этажа своей квартиры на улицу, она изумилась тому,

как незаметно преобразилась природа – стоял чудесный апрельский день, и

почки на деревьях уже успели набухнуть, готовые вот-вот прорваться и

освободить свои нежные лепестки от стягивающих их тугих листьев. Она опять

улыбнулась чему-то в душе и прошептала: «Теперь место освободилось для

чего-то более прекрасного. И я готова это прекрасное подождать». Она медленно

налила в крохотную чашечку ароматный напиток и сделала упоительный

первый глоток. Действительно, спешить было некуда. Теперь она могла ждать

без всякого страха…

Слепая Любовь

«И пусть дверь заперта, достучаться нельзя,

Пусть срывается крик в темноте,

И твоё безразличье не пустит меня

К безнадёжной и сладкой мечте.