скачать книгу бесплатно
Его часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Хотя на Восточном побережье было на три часа больше, Рой был уверен, что контактер в Виргинии ждет его звонка.
У первого же красного светофора он взял с пассажирского сиденья свой кейс. Он подключил к сети компьютер, который все еще был соединен с сотовым телефоном. Но не стал его отключать, поскольку оба аппарата были ему нужны. Нажав несколько кнопок, он наладил радиотелефон таким образом, чтобы тот реагировал на заданные голосом инструкции, а также действовал микрофон с громкоговорителем, чтобы руки были свободны для управления машиной.
Когда зажегся зеленый свет, Рой пересек перекресток и, включив междугороднюю связь словами:
– Соедините, пожалуйста, – произнес вслух нужный ему номер в Виргинии.
После второго гудка раздался знакомый голос Томаса Саммертона, который невозможно было спутать ни с чьим – такой южный и мягкий, как ореховое масло.
– Алло?
Рой сказал:
– Будьте добры, позовите Джерри.
– Простите, вы ошиблись номером. – Саммертон повесил трубку.
Рой прекратил связь словами:
– Теперь, пожалуйста, разъедините.
Через десять минут Саммертон перезвонит ему из безопасного места, и они смогут поговорить, не боясь подслушивания.
Рой проехал мимо сверкающих витрин магазинов на Родео-Драйв к бульвару Санта-Моника, затем свернул на запад в сторону жилых кварталов. Среди огромных деревьев стояли большие дорогие дома, жилища привилегированных, оскорбляющие его чувства.
Когда зазвонил телефон, он не стал снимать трубку, лишь произнес:
– Пожалуйста, примите вызов. – Соединение произошло по устной команде. – Теперь, пожалуйста, закодируйте, – сказал Рой.
Компьютер издал сигнал, свидетельствующий о том, что все, что будет ими произноситься, станет непонятным ни для кого, кроме них с Саммертоном. При передаче их речь будет расчленена на отдельные звуки, и эти звуки будут передаваться в беспорядочном сочетании. Оба телефона подключены к одному устройству, так что бессмысленный поток звуков будет преобразован в нормальную речь на выходе.
– Я видел утренний репортаж из Санта-Моники, – сказал Саммертон.
– Соседи говорят, что утром она была на месте. Но, очевидно, ей удалось улизнуть до того, как мы установили дневное наблюдение.
– Как она узнала?
– Могу поклясться, у нее на нас какой-то нюх. – Рой свернул на запад, на бульвар Сансет, вливаясь в плотный поток машин, скользящих по мокрому асфальту и освещающих тротуары фарами. – Ты слышал что-нибудь о человеке, который там оказался?
– И сбежал?
– Но мы действовали очень грамотно.
– Значит, ему просто повезло?
– Нет, еще хуже. Он знал, что делает.
– Ты хочешь сказать, что он имеет соответствующую подготовку?
– Да.
– Где-нибудь здесь, в местных органах или на федеральном уровне?
– Он сделал одного из наших бойцов как младенца.
– Значит, его уровень повыше местного.
Рой свернул с бульвара Сансет на более тихую улицу, где особняки прятались за высокими заборами, живой изгородью и огромными деревьями.
– Если нам удастся выследить его, что с ним делать?
Саммертон ответил после некоторой паузы:
– Надо выяснить, кто он, на кого работает.
– И задержать его?
– Нет. На карту поставлено слишком многое. Надо, чтобы он исчез.
Извилистые улицы змеились вверх по лесистым холмам, огибая уединенные поместья, где въездные аллеи обрамлялись высокими разлапистыми деревьями, с которых стекала вода.
Рой спросил:
– Должны ли мы переключиться с женщины на него?
– Нет. С ней надо разобраться немедленно. Еще какие-нибудь новости?
Рой подумал о мистере и миссис Беттонфилд, но не стал говорить о них. Необыкновенная доброта, которую он проявил по отношению к ним, не имела никакого отношения к работе, и Саммертон бы его не понял.
Поэтому Рой сказал:
– Она кое-что оставила для нас. – Томас Саммертон ничего не ответил, вполне возможно, он почувствовал, что именно могла она им оставить. Однако Рой уточнил: – Фотографию таракана, прибитую к стене комнаты.
– Разберись с ней как следует, – сказал Саммертон, вешая трубку.
Вписываясь в длинный поворот под мокрыми зарослями магнолии возле чугунной ограды, за которой в дождливой тьме виднелся освещенный дом в колониальном стиле, Рой произнес:
– Прекратить кодирование. – Компьютер издал сигнал, свидетельствующий о том, что команда выполнена. – Пожалуйста, соедините, – сказал Рой и назвал телефонный номер, подключавший его к «Маме».
Мелькнул экран дисплея. Взглянув на него, Рой увидел первый вопрос: «Кто здесь?»
«Мама», в отличие от телефона, не реагировала на устные команды, поэтому Рой съехал с шоссе к аллее, ведущей в поместье, и остановился у высоких кованых чугунных ворот, соответствовавших духу допроса, которому подвергся Рой. После того как он передал изображение отпечатка своего большого пальца, он получил доступ к «Маме» в Виргинии.
Из ее обширного меню он выбрал «Старший офицерский состав». Затем указал «Лос-Анджелес» и тем самым подсоединился к самому большому из «детишек» «Мамы» на Западном побережье.
Он прошелся по нескольким меню лос-анджелесского компьютера, пока не нашел файлы отдела фотографий. Файл, интересовавший его, постоянно менялся – он так и думал, – и он подключился, чтобы изучить его.
У его портативного компьютера экран давал черно-белое изображение – такая и появилась фотография человека крупным планом. Однако его лицо было повернуто от объектива, наполовину в тени, к тому же за завесой дождя.
Рой был разочарован. Он надеялся получить более четкое изображение.
Это, к сожалению, было больше похоже на картину импрессиониста: в общих чертах понятно, но в деталях – сплошная загадка.
Несколько раньше в Санта-Монике команда наблюдения сфотографировала незнакомца, зашедшего в дом до того, как на него совершила нападение команда специального назначения. Но ночное освещение, сильный дождь и густые деревья помешали сделать хороший снимок, так что трудно было разглядеть лицо этого человека. Более того, поскольку они никак не ожидали, что он туда зайдет, сочли, что это обычный прохожий, который просто пройдет мимо, и поэтому были чрезвычайно удивлены, когда он вдруг свернул к дому женщины. Тут же попытались сделать снимки, но все они оказались неудачными, и ни на одном нельзя было разглядеть лицо человека, хотя фотокамеры были снабжены телеобъективами.
Более удачные снимки были уже заложены в систему компьютера, где они подверглись обработке по программе усиления. Компьютер выделит дождевые помехи и уберет их. Затем он постепенно высветлит затемненные участки, пока не станет возможным идентифицировать все биологические структуры – учитывая и обширную информацию по строению черепа, справляясь по огромному каталогу отличий, существующих между расами, полами, возрастными группами, – компьютер выделит то, что можно будет выделить по этому снимку, и выдаст информацию.
Однако процесс был непростым и занимал некоторое время, даже учитывая бешеную скорость, с которой действовала программа. В конце концов любой снимок разбивался на темные и светлые точки, называемые пикселями: кусочки мозаики одинаковой формы, но слегка различающиеся по структуре и освещенности. Каждый из сотен тысяч пикселей будет тщательно проанализирован, из него извлечется информация не только относительно того, что он сам несет в себе, но также и о том, как он связан с другими пикселями, его окружающими, а это значило, что компьютеру предстояло совершить несколько сотен миллионов операций по сопоставлению и принятию решения, чтобы сделать изображение четче.
И даже тогда все же не будет гарантии, что изображение, появившееся в результате всей этой работы, адекватно внешности сфотографированного человека. Вся аналитическая работа такого плана была больше искусством – или, скорее, цепью догадок, нежели надежным техническим решением. Рой знал множество примеров тому, как улучшенные компьютером фотографии имели столь же мало сходства с изображенным человеком, как рисунок художника-любителя, толпы которых осаждают туристов у Триумфальной арки в Париже или же на Манхэттене. Однако все же лицо, появляющееся на компьютере, частенько достаточно похоже на свой оригинал.
Теперь, когда компьютер приступил к принятию решения и работал с пикселями, слева направо по изображению на дисплее, казалось, пробегает дрожь. И хотя кое-какие изменения произошли, они не смогли сыграть значительной роли. Все же это было не то. Рой не мог различить черты лица человека.
В течение ближайших нескольких часов эта дрожь будет пробегать по изображению каждые шесть-десять секунд. Истинный эффект можно будет получить лишь через довольно большой промежуток времени.
Рой выехал из аллеи, оставив компьютер в рабочем состоянии так, что ему был виден экран.
Некоторое время он мотался вверх-вниз по холмам, время от времени останавливаясь на красный свет светофоров, пытаясь выбраться из сгустившейся темноты туда, где огни сгрудившихся особняков, не загороженных густыми деревьями, мерцали своим таинственным светом, намекая на загадочную и непонятную ему жизнь.
Время от времени он бросал взгляд на экран компьютера. Лицо, по которому все время пробегала дрожь. Повернутое вполоборота к нему. Незнакомое и затененное.
Когда он наконец снова выехал на бульвар Сансет, а затем на улицу у подножия холмов Вествуда, туда, где располагалась его гостиница, он был рад снова оказаться среди людей, более похожих на него самого, чем среди тех, кто жил в роскошных особняках наверху. Здесь, внизу, люди знали и нужды, и страдания, и неуверенность в завтрашнем дне, это были люди, чью жизнь он мог улучшить, люди, которым он мог дать хоть толику справедливости и милосердия – тем или иным способом.
Лицо на экране все еще было призрачным, расплывчатым, возможно, зловещим. Это было лицо хаоса.
Этот человек, как и та неуловимая женщина, стояли на пути порядка, стабильности и справедливости. Возможно, это злой человек или же просто встревоженный и сбитый с толку. В конце концов, это не имеет значения.
– Я подарю тебе покой и мир, – пообещал Рой, глядя на медленно изменяющееся лицо на экране дисплея. – Я найду тебя и дам тебе покой и мир.
Глава 5
Под стук непрекращающегося дождя по крыше, под завывание ветра в роще, пока пес мирно спал, свернувшись в клубок на соседнем стуле, Спенсер пытался с помощью компьютера составить досье на Валери Кин.
В соответствии с данными отдела автотранспорта водительское удостоверение получено ею впервые, это не перерегистрация, и для того, чтобы его получить, она представила в качестве своего удостоверения личности карточку отдела социального обеспечения. Отдел автотранспорта произвел проверку и удостоверился, что ее имя и номер соответствуют тому, что занесено в файлы отдела социального обеспечения.
Это дало Спенсеру четыре отправные точки для того, чтобы отыскать Валери в других банках данных: он знал ее имя, дату рождения, номер водительского удостоверения, номер карточки социального обеспечения. Теперь не представляло труда узнать о ней больше.
В прошлом году он, употребив все свое терпение и искусство, постарался проникнуть во все организации, предоставляющие кредиты. Они были наиболее защищенными из всех. Теперь он опять внедрился в самые крупные из них в поисках Валери Кин.
Их файлы включали сорок две женщины с таким именем. В пятидесяти девяти случаях имя писалось как «Кийн» или «Киин», а в шестидесяти четырех – как «Кинь». Спенсер набрал номер ее карточки системы социального обеспечения, ожидая, что придется отсеять шестьдесят три – шестьдесят четыре номера, однако ни у кого номер карточки не совпадал с тем, что был занесен в данные отдела автотранспорта.
Нахмурив брови, он набрал дату и год рождения Валери, надеясь получить что-нибудь здесь. Из шестидесяти четырех Валери лишь одна родилась в указанные день и месяц, однако – на двадцать лет раньше.
Сидя рядом с похрапывающей собакой, он набрал номер водительского удостоверения девушки и стал ждать, пока система проверит всех Валери. Из тех, у кого были водительские удостоверения, пятеро получили их в Калифорнии, но ни один номер не совпадал с ее номером. Еще один тупик.
Зная, что при введении данных бывают ошибки, Спенсер проверил данные на всех калифорнийских Валери, пытаясь отыскать ту, у которой дата рождения отличалась от имеющейся у него на одну цифру. Он был уверен, что сможет обнаружить, где служащий просто ошибся, введя шесть вместо девяти или перепутав еще какие-нибудь цифры.
Ничего. Никаких ошибок. И судя по полученной по файлам информации, ни одна из этих женщин не могла быть той Валери, которая ему нужна.
Невероятно, но Валери Энн Кин, недавно работавшая в «Красной двери», отсутствовала в списках клиентов организаций, предоставляющих кредиты, – очевидно, она никогда ничего не брала в кредит. Это было возможно лишь в том случае, если она никогда ничего не покупала в кредит, никогда не имела никаких кредитных карточек, никогда не открывала счет в банке и не брала там ссуд, ее никогда не проверяли на предмет ее кредитоспособности ни работодатели, ни хозяин квартиры.
Чтобы дожить в Америке в наше время до двадцати девяти лет, не имея дела ни с какими кредитующими организациями, надо быть цыганкой или безработным бродяжкой, по крайней мере, с подросткового возраста. Судя по всему, она никак не могла быть ни тем ни другим.
Хорошо. Надо подумать. Налет на дом означал, что за Валери охотится полиция – какой-то из ее отделов. Значит, надо искать среди данных на преступников.
Спенсер вернулся в компьютерную систему полицейского департамента Лос-Анджелеса и оттуда начал проверять все списки города, округа и штата на предмет присутствия в них Валери Энн Кин, выясняя, была ли она когда-либо под судом и следствием, обвинялась ли в каких-либо преступлениях.
Городская система ответила: «Отсутствует».
«Нет данных» – был ответ из округа.
«Не обнаружено» – ответ из штата.
Ничего, пусто, ноль.
Используя совместный банк данных лос-анджелесского полицейского департамента и департамента юстиции в Вашингтоне о лицах, обвиненных в совершении преступлений против государства, он также ничего не получил. Данных о ней не было и там.
В дополнение к десяти разыскиваемым преступникам ФБР, кроме того, разыскивало сотни людей, тем или иным образом причастных к расследованию преступлений – в качестве подозреваемых или возможных свидетелей. Спенсер проверил, имеется ли имя Валери в каком-нибудь из тех списков, но его и там не оказалось.
Это была женщина без прошлого.
Все же она совершила что-то, за что ее разыскивали. Причем с большим усердием.
Спенсер лег только где-то в начале второго ночи.
И хотя он здорово устал, а монотонный стук дождя звучал убаюкивающе, он не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя то на темный потолок, то на кроны деревьев за окном, прислушиваясь к бессмысленному бормотанию порывистого ветра.
Вначале он не мог думать ни о чем, кроме этой женщины. Ее лицо. Ее глаза. Голос. Улыбка. Тайна, ее окружающая.
Затем его мысли перенеслись, как это часто происходило, в прошлое. Для него воспоминания были дорогой, ведущей лишь в одном направлении – к той летней ночи, когда ему было четырнадцать; когда темный мир стал еще темнее; когда все, что он знал, обернулось фальшью; когда умерла надежда, а его постоянным спутником стал страх перед судьбой; когда он проснулся от неумолкающего крика филина, чей невысказанный вопрос так и остался главным вопросом его жизни.
Рокки, обычно хорошо чувствовавший настроение хозяина, все продолжал беспокойно бродить по дому. Казалось, он не понимал, что Спенсер погружается в тихий ад не отпускающих его воспоминаний и нуждается в его обществе. Пес не отозвался, когда Спенсер кликнул его.
В полумраке Рокки беспокойно ходил между открытой дверью спальни (там он останавливался, прислушиваясь к завыванию ветра в трубе) и окном (где, положив передние лапы на подоконник, смотрел, как ветер клонит верхушки эвкалиптов в роще). Хотя он не выл и не ворчал, в нем чувствовалось какое-то беспокойство, как будто эта неуютная погода вызывала и в его памяти нежелательные воспоминания, от которых он также не мог заснуть и вернуть себе тот покой, что излучал, когда мирно спал на стуле в гостиной рядом со Спенсером.
– Эй, парень, – тихо проговорил Спенсер. – Подойди ко мне.
Но собака не обращала внимания на него и продолжала бродить по комнате тенью в ночной мгле.
Во вторник вечером Спенсер отправился в «Красную дверь», чтобы поговорить о том, что произошло июльской ночью шестнадцать лет назад. Вместо этого он встретил Валери Кин и, к своему собственному удивлению, заговорил совсем о другом. Однако тот далекий июль по-прежнему не давал ему покоя.
– Рокки, подойди сюда, – сказал Спенсер, похлопывая по матрасу.
Потребовалось немногим более минуты повторять подобное приглашение, прежде чем пес наконец забрался на кровать. Рокки положил кудлатую голову на грудь Спенсеру и сначала мелко дрожал, затем, под рукой хозяина, дрожь утихла. Одно ухо вверх, другое вниз, он был готов внимательно выслушать историю, которую уже выслушивал бесчисленное количество раз вот в такие ночи, когда являлся единственным слушателем, а также вечерами, когда сопровождал Спенсера в пивные, где тот покупал выпивку незнакомым людям и те благодаря алкоголю слушали его.
– Мне было четырнадцать, – начал Спенсер. – Была середина июля, и ночь была жаркой и влажной. Я спал в своей кровати под одной простыней, а окно спальни было открыто. Я помню… мне снилась мама, которой не было в живых вот уже шесть лет, но я не могу вспомнить, что именно происходило в моем сне, помню только, что мне было хорошо, мне было тепло рядом с ней, я слышал ее ласковый мелодичный смех… У нее был потрясающий смех. Но меня разбудил совсем другой звук – он казался бесконечным, – такой глухой и зловещий. Я сел в кровати, ничего не понимая, еще не вполне проснувшись, но, в общем, я не испугался. Я слышал, как кто-то спрашивал: «Кто?» – снова и снова. Потом наступала пауза, молчание, потом вопрос повторялся опять: «Кто, кто, кто?» Ну конечно, когда я окончательно проснулся, то понял, что это всего лишь филин, усевшийся на крышу прямо над моим открытым окном…
Спенсер опять унесся мыслями к этой далекой июльской ночи, как астероид, попавший в мощное поле земного притяжения и обреченный на постепенное сближение с Землей, пока не столкнется с ней.
