«Хроники мёртвых городов – 2». Сборник рассказов

– Савва! – растерянно одними губами пролепетал Артём.

– Пора! – ответил доктор.

Артём открыл глаза. Перед ним в метре над землёй все так же неведомым образом висел шар из блестящего переливающего металла. И Артёма не стало снова. Он появился там, двадцать лет назад и просто хотел…

Дышать!!! Господи, как же хочется дышать! В глотку словно «ёрш» засунули и дёргают туда-сюда. Нос, горло, лёгкие… Всё разъедено. Глаза тоже разъело, кажется вытекают вместе со слезами. Насколько там процентов человек из воды состоит? Слезы, сопли, слюни, пот… На все сто! Только что кровища из пор не сочится пока. Пока…

Скоро эти проберутся через кольцо огня, и засочится ещё, фонтаном хлестать будет, когда станут рвать его на части. Пока, судя по звукам: вой, визги, хрипы, им там есть, чем поживиться.

Чёрт! Надо валить быстрее, а то, действительно, так и будет, пока он тут шоркается посреди улицы.

Но бежать Артём уже не мог. Не мог он и идти, даже согнувшись в три погибели, даже приложив к лицу грязную мокрую тряпку, в которую превратилась наглаженная Ингой рубашка, когда он стянул её с себя и вымочил в луже. Никакой другой воды на улице не оказалось, а надо было пробираться туда, во двор, где дыма ещё больше, где нет воздуха, уже совсем нет.

Какое-то время он тащился вдоль стены, но потом упал на колени и пополз. Это даже не назвать «на четвереньках», потому что одной рукой он все же прикрывал лицо, пытаясь получить через тряпку хоть какую-то возможность вдоха.

У подъезда кучка мертвяков копошились вокруг подёргивающегося тела, значит, у него есть несколько минут. Когда агония жертвы прекратится, они потеряют «аппетит». За это время надо успеть добраться до песочницы.

Успеет?

А есть выбор?

Иди! Ползи! Ну, что ты уставился на них? Сколько можно на это смотреть? Просто изуродованная, полуобглоданная нежить жрёт полумёртвого. Ты и раньше это видел, одних «Ходячих» десять сезонов намострячили. Накаркали сволочи! Ну, зато теперь знаешь, каких тупостей лучше не совершать. А сам именно так и поступаешь. Сколько раз ты орал в монитор: «Беги! Чего уставился? Зомбаков не видал? Что за тупость!!!» А теперь, когда самому нужно нестись со всех ног, встал и пялишь слезящиеся зенки. Оторваться не можешь. Да что с тобой?! Кто ж мог подумать, что вся жизнь превратится в сериал. Первый сезон, эпизод семь, дубль…

Который, кстати?

Так… В прошлом, какая-то чокнутая баба саданула его топором. До этого шар портала раскрылся прямо в толпе зомбаков, Артём и понять ничего не успел, как ему вырвали кадык. Пару раз он не мог прорваться через кольцо огня, пришлось самоликвидироваться. В остальных случаях Савка поднимал такой крик, словно Артём не брал его за руку, а сам впивался в него зубами.

Аутист, что с пацана взять. Не выносит прикосновений. Нарушены коммуникативные способности, не реагирует на речь. Общаться он не может, понимаешь ли, не способен, видите ли, прикосновения к себе не выносит, посмотрите на него! А дыру в потусторонний мир расковырять умудрился. Гадёныш! Уникальные способности у него! Способность воздействовать на пространственно-временные измерения, открывать проходы «червоточины», «кротовые норы» между измерениями в параллельный мир. Из-за него байда эта и попёрла. Сколько народу положил! Ну, здорово, чего там? Действительно, феноменальные способности. А зачем? Зачем было лезть со своими способностями в пространство и время? Не ответит. И никто не ответит. Как там Инга говорила? «Такова природа аутизма…»

По-хорошему, не мотаться бы за ним сейчас через его же Портал, каждый раз помирая в муках, иногда успев полюбоваться на его истерики, а придавить бы мерзавца, закопать в этой его песочнице, где он ковыряется. А нельзя! Это он в свои пять лет мир похерил, а в двадцать пять изобрёл Портал. И торопиться ему больше некуда. Теперь времени у него вагон. Так же и число версий Артёма, чтобы поправить эту хрень. Знать бы, как. Артём согласен бесчисленное количество раз умирать и возрождаться снова. Смотреть, как соседи жрут друг друга, как Инга выбрасывается из окна, словно птица вылетает, только не вверх, а вниз. Бездушный ублюдок? Пусть. Он согласен, если только это все исправит. Если найдётся способ закрыть эту дыру в ад.

Найдётся… Само ничего не найдётся. Надо думать. Думать надо, чёрт тебя дери, а не стоять на четвереньках и пялиться на мертвяков! Надо думать мозгами, или что там в твоей тупой башке, капитан Артём Назаров? Надо думать, за каким хреном ты опять здесь возле этой песочницы. Что ты должен сделать? Для чего Савва Игнатьевич, будь он не ладен, хрен знает в который раз отправил тебя сюда, к нему самому через портал.

Снова эти «зачем» и «для чего»? Есть ли ответ? Поди пойми этого аутиста!

Ему на секунду показалось, что это вовсе не мысли толкутся в его голове. Будто кто-то снаружи, извне сказал эту последнюю фразу. Словно сам Савва, не это малыш в песочнице, а тот взрослый дрыщ под два метра со своей неизменной манерой клонить голову в бок, чтоб не дай бог глаза в глаза не вышло, чтоб прятать взгляд под копной светлых кудлатых прядей, незнакомых с расчёской. Будто тот нескладный чудик в самое ухо твердил.

В голове всё перевернулось и встало на свои места.

Понять… Понять аутиста. Господи, да как же! Как же он раньше-то… Он же и не пытался. Он лишь прорывался всеми силами через кольцо огня, через толпы зомби, туда, к песочнице, чтобы вытащить, забрать с собой туда, в мир через двадцать лет. А выходил из портала всегда один. Не пропускал Портал Савку. Обнулял.

А нужно ли это? Вернее не так. Это ли нужно?

Артём поднялся на ноги и зашагал к песочнице. Савка набирал полные горсти песка и швырял в центр дыры. Артём первый раз не схватил его на руки, за руку, вообще не прикоснулся, просто перешагнул через оградку, сел рядом. Потом тоже набрал полные горсти песка и швырнул в дыру, где колебался отвратительного вида беловатый пространственный «кисель», откуда лезли и лезли отвратительные мёртвые твари. Они, разумеется, не обращали на песок ни малейшего внимания, не замечали и Савку, проигнорировали и Артёма, просто лезли из своего потустороннего мира в наш, переползали через оградку песочницы или перешагивали, в зависимости от своей целостности или, наоборот, поврежденности, и плелись, волоклись, шагали на зов плоти. Ни Савва, ни Артём их не интересовали.

Зачерпнув очередную пригоршню, Артём почувствовал на себе взгляд. Он повернулся к Савке. Малой внимательно смотрел на него. Это было странно, очень странно. Артём прекрасно знал, Савка – аутист. Аутисты не смотрят прямо, заинтересованно, они вообще не смотрят на тебя, их взгляд невозможно поймать. Но Савка смотрел, смотрел внимательно и серьёзно. Смотрел Артёму прямо в глаза.

– Это бесполезно, – голос был бесцветным, лишённым интонаций.

– Что? – растерялся Артём.

– Швырять в них песок, – точно так же продолжил разговор Савва.

Артём, готовый к любым неожиданностям, уже ни о чём не задумываясь, протянул неопределённое:

– Но…

– Что «но»?

– Но ведь ты швыряешь?

– Я швыряю, чтобы успокоиться. Меня успокаивают повторяющиеся действия. А ты зачем это делаешь?

– Я? – переспросил Артём и задумался. – Я просто хотел понять.

– Что?

– Тебя. Понять тебя. Понять, зачем ты это сделал?

– Что сделал?

– Что? И ты ещё спрашиваешь, что?!

Нет, больше сдерживаться, ломать комедию Артём не мог. Аутист. Невменяемый. Особенный… Ага, как же! Вот он сидит и вполне себе вменяемо задаёт вопросы. Правда они идиотские. Нет. Не так. Они наглые. Возмутительные. Он действительно особенный. Так пятилетние дети не говорят. И не думают. Так говорят двадцатипятилетние циники.

– Ты прав!

– Что?!

– Ты прав, так пятилетние не говорят.

Артём замер с открытым ртом. Нет, он не мог сказать это вслух.

– А ты и не говорил, – спокойно ответил мальчишка. – Ты подумал. И да, это я тоже могу. Так что ты хотел понять?

– Вот оно как? Ну, раз ты читаешь мысли, значит уже всё…

– Да я-то понял, просто мне хочется, чтобы ты сам это сказал.

– Хочется? То есть, тебе ещё и хочется услышать? Что ж, слушай, засранец! Уж, не знаю, как тебе это удалось, но ты в лёгкую уничтожил весь город. Да что там, ты весь мир засунул черту в задницу. Не знаю, как у тебя это получилось, и знать не хочу. Просто скажи, зачем?

– Не скажу!

– Ах так! Ну тогда я просто вынужден закопать тебя прямо здесь. И пусть это не исправит ситуацию, но хоть в какой-то версии, ты, поганец, сдохнешь. Узнаешь, как это. Каково мне вот так, каждый раз!

– Я знаю.

– С чего бы? Откуда тебе знать? Особенный… Гений! Доигрался? Натворил делов, ещё и потешается он.

Артём уже плохо контролировал себя. Ему хотелось ухватить мелкого подонка за тонкую шейку, сжать, глядя прямо в глаза, почувствовать, как под сильными пальцами хрустит и ломается трахея.

– Не делай этого!

– А кто мне помешает?

Артём кинулся к Савве, но тот успел запустить полную пригоршню песка ему в разъярённое лицо.

Песчинки тут же попали в выпученные в гневе глаза, в разинутый рот. Артём захрипел, закашлялся, завыл, отплёвываясь, растирая глаза.

Вдруг голос Саввы зазвучал теперь прямо у него в голове.

– Это не я. Не я сделал дыру. Это дворник. Он начертил пентаграмму, открыл проход. Он не дворник вовсе. Он служитель культа Иблиса. Много раз пытался открыть Врата для Повелителя и вот… У него получилось.

Артём замер, он даже перестал отплёвываться и тереть глаза. Звёзды, загогулины, рисунки… На снегу, на песке… Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт…

– А ты?

– А что я? Я просто вырос, перевёл зашифрованные суфийские тексты. Там описан ход обратных действий и артефакт – совок из сплава семи металлов. И у меня даже получилось его отлить, но как передать его себе сюда? Поэтому я и сделал портал. И послал тебя с ним сюда. Просто отдай его мне.

Артёму казалось, что он сходит с ума. Но куда уж больше? Он посреди ожившего ада в кольце живых мертвецов сидит в песочнице и мысленно спорит с ребёнком-аутистом.

– Не тяни. Делай, что говорю.

Это было почти смешно. Пятилетний ненормальный отдавал приказы капитану полиции. Вот только посылал он их прямо в мозг. И ослушаться не получалось.

Артём засунул руку в карман брюк. Пальцы ощутили холод металла. Путаясь в штанине, Артём вынул маленький детский совочек. Он помещался на его ладони, поблёскивал и переливался зеркальной поверхностью.

– И ты не мог сказать?! – возмущению Артёма не было предела.

– Конечно, не мог. Я же – аутист. Я не могу разговаривать с нормальными.

– А сейчас? Сейчас, что ты делаешь?

– А ты считаешь себя нормальным? Здоровый мужик сидит в песочнице с совочком в руках. Ты, как ненормальный, требуешь снова и снова вернуть себя в прошлое, туда, где ты привык быть. И тебя даже не смущает развернувшийся вокруг ад. Ты готов сидеть в самом его центре и швырять в бездну песок.

Савва взял из рук ошарашенного Артёма совочек, ковырнул им песок, зачерпнутую порцию швырнул в центр дыры.

Дальше произошло невероятное. Хотя, что может быть невероятнее дыры в пространстве из которой лезут оголодавшие мертвецы? Пожалуй, только это: песок завис в середине, песчинки выстроились в спираль, напоминающую галактику, медленно поплыли вокруг своего центра. Спираль ширилась, затягивала собой дыру, пока та полностью не закрылась песком. Исчезла бесследно.

Артём сидел в песочнице, набирал песок в кулак и пересыпал его из ладони в ладонь. Рядом, свернувшись калачиком, беззвучно рыдал Савка.

– Да сколько можно!

Измученная Инга колотила кулаком в стену.

– С ума сошла? – проснувшийся Артём приподнялся на локте. Даже после стука плач за стенкой не прекратился.

– Ты хоть знаешь, сколько время? – стонала жена.

– Без четверти шесть. Дальше что? Головой об стенку биться?

– Я не могу! Слышишь? Не могу больше выносить это! Он до двух ночи орал и с полшестого опять. Идиот!

– Он особенный, – вздохнул Артём. – Он совок потерял. В песке играл и… Ну, что ты смотришь?

– Мне кажется, что это всё уже…

– …Было? Это дежавю. Говорят, мельчайший сбой во времени. Ну, не смотри ты так. Сейчас встанем, кофе выпьем, пойдём с тобой перероем песочницу. Найдём пацану его игрушку. Поможешь?

Инга кивнула.

– Вот и славно. А то мне ещё с Каримычем разбираться.

– А с тем что? Тихий дядька.

– Тихий-то он тихий, только в тихом омуте… Да не хмурься. Лучше иди сюда.

Она мягко, по-кошачьи, скользнула Артёму под бок. Он нежно, но крепко обнял жену единственной рукой.

Жан Кристобаль Рене, Анастасия Венецианова ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

До чего же несправедлива человеческая осень! Жизнь, отплясав бабочкой-однодневкой в лучах молодости, забивается в потрескавшиеся оконные щели старости, выпрашивая у неё ещё один вздох, ещё один часик, ещё одну возможность взглянуть на остылый, но не опостылевший мир. Старость – старая прижимистая бабка, недовольно цыкает единственным зубом, ворчит под нос и иногда (о счастье!) бросает надоевшей подопечной ещё парочку дней, а то и месяцев. Просительница цепляется за эти, часто полные боли мгновения, словно за спасательный круг. Глупое обречённое насекомое с иссохшими крыльями, никак не желающее верить в смерть…

* * *

Серый вечерний сумрак грязным саваном укрывал город. На улице раздавались негромкие голоса – пара местных выпивох оккупировала скамейку на детской площадке. Марина отвернулась от окна и недовольно фыркнула. Утром снова по всей округе будет разноситься трескучий голос бабы Вали – старой дворничихи, которая больше всего не любила беспорядок во дворе, а больше работы любила всех строить да командовать.

– Ты готова?

Голос Нади раздался неожиданно, и девушка вздрогнула.

– Неужели испугалась? – хихикнула подруга. – Трусиха.

– Ничего я не испугалась, – передёрнула плечами Марина, – просто задумалась.

– Тогда садись.

Девушки – Марина рыжая, словно огонь, обладательница таких тёмных карих глаз, что не разглядеть зрачка, Надя белокурая и синеглазая, взгляд, будто озёрная гладь – уселись за круглый дубовый стол. Обе ладные, стройные, красивые. И одинокие. Почему так случилось – неизвестно. Только парни с ними серьёзных отношений не заводили. Погулять, в кино сходить, в гости пригласить… Но ни один из них не предложил жить вместе, познакомить с родителями, замуж…

Марина тяжело вздохнула.

– Ты чего? – Надя замерла с горящей спичкой в руках, которой зажигала свечи.

– Да не верю я во всё это, – девушка махнула рукой.

– Эй, подруга, с таким настроем никакое гадание не получится, – светлые брови Надюши устремились к переносице. – Или ты веришь, или… Ай!

Марина встрепенулась, а белокурая девица затрясла рукой, выронив потухшую спичку.

– Сильно обожглась? – непонятно откуда взявшаяся тревога когтём царапнула сердце.

– До свадьбы заживёт, – улыбнулась Надя. – И я хочу увидеть, с кем у меня эта свадьба будет!

Расставив свечи перед старинным зеркалом, подруги замерли в ожидании полночи. Именно в это время, если верить древним поверьям, луна входила в силу и открывала замки потусторонних врат. В ночь на Ивана-купала магия становилась во сто крат сильнее. И пусть прошло уже несколько столетий, на дворе стоял двадцать первый век, а барышни устраивали гадания в «хрущёвках» – желание узнать свою судьбу оставалось по-прежнему велико.

– Хорошее зеркало тебе от бабки досталось, – прошептала над ухом Надя. – Как раз для нашего ритуала. Оно словно само магическое.

Марина всмотрелась в сверкающую гладь. Она не увидела там ничего, кроме своего отражения и задорного личика подруги, но сердце вдруг сорвалось в галоп, понеслось, словно загнанный зверь.

– Кто первый гадать будет? Ты или я? – через зеркало девушка следила, как шевелятся губы Нади.

– Давай, ты сначала.

– Всё-таки боишься? – Надежда прищурилась.

– Я ещё не до конца поверила, – парировала Марина. – Не хочу всё испортить.

– Ладно, – кивнула подруга.

Часы в гостиной пробили полночь. Надя устремила взор в зеркало и зашептала слова гадания, а Марина слегка отклонилась, чтобы не мешать.

Девушка рассматривала комнату, которая в свете свечей совсем не походила на её спальню – тёмные углы пугали неизвестностью, а разводы на модных обоях казались чьими-то тенями. Вдруг взгляд её остановился на светловолосом мальчике лет шести-семи. Одетый в полосатую футболочку и тёмные шорты, малец сидел за одним столом с девушками и с интересом наблюдал за происходящим. Глаза Марины сделались огромными, рот беззвучно открывался, глотая воздух.

Надя продолжала смотреть в зеркало, на её лице отразилось восхищение.

– Какой хорошенький! – подруга причмокнула губами. – Такой ладный, красивый, светловолосый! Слышишь, Марин, я его вижу! – наманикюренный пальчик ткнул в зеркало.

– Я тоже… – девушка не могла отвести взгляд от непонятного существа, неизвестно как появившегося в её квартире. – А, это, наверно, твой суженый в детстве, – Марина хихикнула. – Точно! Блондин! Только я бы не сказала, что красавец.

Лишь на первый взгляд он казался ребёнком. Но стоило только присмотреться, чтобы увидеть морщинистое лицо жёлтого, словно восковая маска, оттенка. В широко распахнутых глазах мелькали красные огоньки, а толстые розовые мальчишечьи губки слегка причмокивали. «Малыш» улыбнулся, щеря острые чуть гниловатые зубы.

– Кого ты видишь? Вдвоём же нельзя в зеркало глядеть! Куда ты смотришь? – Надя затрясла подругу, схватив за хрупкие плечи.

Марина всего на мгновение перевела взгляд, а, когда снова повернула голову, мальца за столом уже не было.

– Он же был здесь! – голос сорвался на пронзительный визг.

– Кто? О чём ты? – не понимала Надя.

– Здесь только что сидел мальчик, – дрожащей рукой Марина указала на пустой стул. – Но не совсем мальчик…

– О, подруга, я так понимаю, ты гадать не будешь?

Всё ещё чувствуя в теле ошмётки страха, девушка отрицательно покачала головой.

* * *

Разменяв пятый десяток, Игорь привык относиться философски к перипетиям судьбы. Ушли куда-то в прошлое обиды на несправедливость, злость на начальство, возмущение… тут можно вписать массу всего, от низкой зарплаты до цен на ЖКХ.

Он не стал ворчливей с годами, как думал в молодости. Наоборот. Пропитался здоровым пофигизмом, помогающем перековать хандру в аморфное состояние покоя. Так удобней жить, хоть и скучней.

Впрочем, был один нюанс…

Звук, больше всего похожий на поскрипывание колёс детского велосипедика, вырвал из объятий сна. Игорь некоторое время ошалело озирался вокруг, потом, когда звук повторился, чертыхнулся под нос и затопал в коридор. Мама стояла, опираясь на ходунок. После инсульта ей трудно было передвигаться без этой конструкции, издающей тот самый скрип.

– Мам, третий час. Ты что тут ходишь?

Женщина неопределённо махнула рукой, опустила взгляд, сосредотачиваясь на следующем шаге. Сердце Игоря сжалось. Вот она – та самая слабинка, которая вносила диссонанс в стройную систему целенаправленного пофигизма. Он помнил мать совсем другой. Молодой, деятельной, активной.

– Мам?

Взгляд сквозь сына. Постепенное появление осмысленности в глазах. Даже голос изменился после инсульта. Стал хриплым, с визгливыми нотками.

– Он мне мешает спать…

– Кто «он»? Мы одни, мам!

Снова неопределённый взмах рукой.

– Он…

Игорь возвёл очи горе, а когда вновь взглянул на мать – похолодел. Рядом, крепко ухватившись за подол маминой ночнушки, стоял мальчик. Это было такое неожиданное и нелогичное зрелище, что мозг некоторое время не мог его воспринять. Равномерно тикали часы на стене, капала вода из неплотно прикрытого крана на кухне. А Игорь застыл, как вкопанный и всё смотрел на светлые волосы мальчишки, на его футболку в бело-красную полоску и синие шорты. Что-то смутно знакомое. Испугаться мужчина не успел. Вспомнил и вздрогнул от воспоминания. Давным-давно, в стране, которая осталась в позабытом прошлом, мама расчёсывала ему вот такие же точно непослушные светлые патлы, а он, одетый в точно такую же одежду, нетерпеливо притоптывал, стремясь побыстрее выйти из-под маминой опеки и сбежать во двор, к друзьям.

Мама сделала шаг вперёд, лицо мальчишки исказила злобная гримаса, он оскалил совсем не человеческие зубы, зашипел, между остриями зубов замелькал раздвоенный язык, а Игорь стоял и смотрел сквозь видение. По его щекам текли слёзы. Не было ни страха, ни удивления, ни пофигизма. Только горькая боль утраты.

Мальчишка захлопнул акулью пасть, озадаченно склонил голову на бок и… исчез.

* * *

Лиза безумно любила своего пса по кличке Джек. Он появился в жизни девушки пять лет назад, в переломный момент, когда она рассталась с парнем и попала в больницу с кровотечением – из-за переживаний произошёл выкидыш. Нетрудно догадаться, что разрыв отношений произошёл после того, как Лиза «обрадовала» своего возлюбленного. Молодой человек заявил, что не готов к созданию семьи, пелёнкам, памперсам и вечным крикам младенца.

Пролежав несколько дней в палате с белыми стенами, девушка решила начать всё с чистого листа.

Новый виток жизни встретил её холодом и пургой. С самого начала зимы не прекращало вьюжить, а к Новому году так хотелось хорошей погоды!

Лиза почти бежала, время от времени скользя по наледи – колкий снег, ветер и всё ещё подавленное состояние совсем не располагали к прогулке. Но вдруг где-то неподалёку раздался скулёж. Девушка застыла, оглянулась. На стоянке, под старым ржавым «жигулёнком», на котором уже давно никто не ездил, притулился щенок. Почти такой же белый, как сугроб, который постепенно разрастался вокруг него. Лиза поманила к себе пса, сложив пальцы щепоткой и делая вид, что хочет угостить его чем-то вкусненьким. Но, то ли щенок попался не слишком доверчивый, то ли просто не видел её, только вылезать из своего укрытия малыш не спешил. Пришлось осторожно, чтобы не спугнуть, подойти поближе и присесть.

– Не бойся, маленький, – Лиза протянула руку и ухватилась за шерстяной комочек.

Вытащив бедолагу, который едва дышал и потому не сопротивлялся, девушка прижала щенка к груди и поспешила к дому.

Этот Новый год они встречали вместе – Лиза и Джек. И впервые за долгие дни на душе, как и на улице, засияло солнце…

Каждое утро неразлучные друзья вместе шли в ближайший парк, чтобы размять косточки. Хозяйка гордилась своим питомцем, ведь пёс мог исполнить любую команду и всегда отличался послушным нравом. А каким острым умом обладал! Не собака, а одна только радость!

В то утро моросил противный дождь. Небо скрыл тяжёлый занавес туч, а по улицам разгуливала промозглая сырость, на цыпочках подбираясь к прохожим и хватая их ледяными пальцами за руки, носы и шеи. Но девушку это совершенно не пугало. За всё то время, что прошло с той нелепой зимы, Джек научил свою спасительницу радоваться и принимать с улыбкой любую погоду.

Вот и теперь, одевшись потеплее, Лиза разминалась перед пробежкой, наблюдая, как её любимец резвится среди опавших листьев. Внезапно пёс замер в стойке, словно к чему-то прислушиваясь. Лиза повернулась, проследив за взглядом собаки.

За аккуратно постриженными кустами на детской площадке, где обычно резвилась малышня, сидел маленький мальчик и что-то раскапывал в песке. Одет он был не по погоде – в полосатую футболку, синие шортики и лёгкие ботики. Волосы, цвета застывшего воска, промокли и прилипли к голове.

Хрупкая детская фигурка вызывала жалость, и девушка не понимала, почему Джек нервно рычит и скалится, обнажая клыки.

На душе стало сыро, словно её пропитали капли осеннего дождя. «А ведь у меня сейчас мог быть такой малыш…» – грусть цедила чувства по капле, и от этого становилось только больнее, – «Маленький мальчик. Мой маленький принц…»

– Эй, кто потерял ребёнка? – Лиза оглянулась, но в парке, кроме неё и Джека никого не было. – Чей ребёнок? – повторила еле слышно.

Девушка снова обернулась к мальчику, тронула его рукой за плечо.

– Ты чей?

Тут он посмотрел на неё, и Лиза невольно вскрикнула. Сухое, потресканное морщинами желтоватое лицо, глаза с красными зрачками и пухлые детские губы. Незнакомец шмыгал курносым носом.

Девушка моргнула, чувствуя, как по щекам побежали слёзы.

– Простите, вам плохо? – раздался рядом тяжёлый мужской голос, и чья-то рука коснулась плеча.

Лиза посмотрела на пожелтевшую траву возле кустов – ни следа.

– Всё в порядке, – грустно улыбнулась она, взглянув на седого мужчину в очках и длинном чёрном пальто. – Джек, идём домой!

Пёс подбежал к хозяйке, подождал пока на ошейнике застегнут поводок и повёл девушку прочь из парка…

* * *

Человеческая осень полна надежды. И пусть солнце жизненного цикла склоняется к горизонту, пропитывая мысли багрянцем безнадёжности, но за окном раздаётся задорный детский смех, звучат признания в любви, шумят машины и спешат на работу люди. Жизнь продолжается. Листья, пожелтевшие к осени, устилают пёстрым ковром подножие дерева под названием Человечество. А на нём, на этом дереве, ждут весны нераскрывшиеся почки. Цикл продолжается.