скачать книгу бесплатно
Шторм не заметил, как вошел Кассий.
– Никогда не слышал от тебя столь траурной музыки, Гней, – сказал он.
– Это заупокойная песнь, – ответил застигнутый врасплох Шторм. – Думаю, мы добрались до самого конца. Я с пристрастием допросил Полианну. Она весьма наблюдательна, хотя на вид почти без мозгов.
– Меня это порой удивляло.
– Тебя тоже? Значит, мне не показалось. Неужели кто-то способен настолько притворяться?
– Возможно. К тому же чрезмерная озабоченность редко вызывает у мужчин желание приподнять ее маску, в силу собственного эгоизма. Ты хотел меня видеть?
Шторм подумал, что надо спросить Фриду и дочь, как они воспринимают госпожу Эйт с женской точки зрения.
– Мы с тобой стареем, вступив в пору заката. Многое ускользает от нас, будто мы застряли во временном болоте.
Кассий удивленно поднял брови. Слова давались Шторму с трудом.
– Для Легиона наступают последние дни, – продолжал Шторм. – Возможно, как и для всех вольных войск. Думаю, мы станем как причиной, так и следствием нашей собственной гибели, и я не вижу выхода.
– Пока есть корпорации и богачи, которые в нас нуждаются и которых не запугать правительству, для нас всегда найдется работа.
– У нас остается все меньше времени. Конфедерация начинает играть мускулами. Это исторический процесс, и он неизбежен. Демократическое правление и правительственные директивы наступают быстрее, чем отодвигаются рубежи. Еще немного, и они нас настигнут.
– Ты чересчур пессимистичен.
– Вспомни прошлое, Кассий. Стоит какому-нибудь очагу заразы, вроде Старой Земли, проголосовать единым блоком, и конец. Это древняя история, еще со времен Рима. Зачем делать что-то самому, если достаточно проголосовать за того, кто ограбит для тебя другого?
Шторма удивила собственная раздражительность. Он даже не осознавал, насколько сильны охватившие его чувства.
Он рассказал Кассию о том, что узнал от Полианны.
– И что ты предлагаешь?
– Во-первых, дай Ди отсюда сбежать. Все может пойти не столь быстро, если у него будут связаны руки. Пусть этим займется Торстон – у него слишком куцее воображение, чтобы поддаться Майклу. А сам отправляйся на Гору. Возьми с собой Мыша. Обратно в Академию его отправлять ты все равно не собираешься, и ты говорил, что его интересует работа в Разведке. Выясните вдвоем, с кем встречался Майкл. И обрати особое внимание на Сета-Беспредельного.
– А ты куда мягкосердечнее, чем кажешься, друг мой.
Шторм пожал плечами:
– Если будет путаться под ногами – отправь его домой. И скажи Вульфу с Гельмутом, чтобы начинали готовиться к Черномиру.
– Зачем?
– Похоже, рано или поздно мы все равно там окажемся, нравится нам это или нет. Нужно быть в форме. Да, и пусть сержанты придумают работу для Бенджамина и Гомера. Стоит держать их подальше от возможных неприятностей. Люцифер пусть выяснит все прошлое своей пустоголовой женушки. Вплоть до места ее рождения. Ясно?
– Ясно. Как я понимаю, тебя самого здесь не будет?
– Нет. Встретимся на твоем обратном пути с Горы. – Он огляделся, отчасти ожидая увидеть прячущегося в тени Майкла. – Там, где мы держим Фирчайлда. У меня к нему есть вопрос.
– Куда ты отправляешься?
– В Фестунг-Тодезангст, – буркнул Шторм. – Это единственный намек, имевшийся в бумагах Майкла. О нем упоминала Полианна. И Ричард тоже.
Кассий лишь слегка приподнял брови в ответ:
– Прямо в логово льва. Собираешься увидеться с Валерией? Или самой Хельгой?
– С Валерией. Майкл будет использовать все средства, чего бы ему это ни стоило. Возможно, Валерия в курсе происходящего.
– Не знаю даже, что и предполагать… И все же… Гней, это чертовски опасно. Если угодишь ей в лапы…
– Я осознаю опасность. Но у меня есть преимущество – она меня не ждет. Возле одного входного шлюза в стороне есть посадочная площадка, за которой не ведется наблюдение. У меня есть все опознавательные коды. Я потратил на это состояние еще тогда, когда там шло строительство.
– Гней, и все-таки я не думаю…
– Тебе меня не отговорить, Кассий. Это необходимо сделать. Так что давай оба слетаем и вернемся, прежде чем нас кто-нибудь хватится. Мы не сможем вечно удерживать Майкла, даже если прикуем его к стене.
– Я готов.
Уединившись среди любимых вещей, Шторм прошелся по кабинету, мягко дотрагиваясь то до одной, то до другой. На него нахлынули давно забытые, потрепанные временем чувства. Вряд ли их с Кассием можно было назвать психически нормальными. Множество тяжких решений и жестоких потерь превратили их в заскорузлых и безразличных ко всему людей.
Его беспокоили молодые, особенно Мыш. Последуют ли они по тому же гибельному пути? Он надеялся, что нет.
Шторм расхаживал по кабинету, что было для него не вполне обычно. Он осознавал опасности, которые таил в себе Мир Хельги, и сомневался, что в очередной раз выйдет сухим из воды.
– Нужно рискнуть! – прорычал он. – Нужно попытаться. Ключ где-то там. Если он вообще есть.
Проведя несколько минут с женой, он собрал снаряжение, которое держал наготове со времен строительства Фестунг-Тодезангста. Прощаться не стал.
Кассий знал, что делать, если он не вернется.
19. Год 3020
Лягуш очнулся в госпитале корпорации. Над ним склонились трое. Первый – медик Блейка, с которым он уже имел дело раньше. В качестве лакея корпорации Смайт был не так уж плох. Другой, с лисьими чертами и голодным взглядом, был ему незнаком. Третьей была Мойра. Малышка Мойра. Он попытался улыбнуться.
Он не сразу сообразил, что вокруг нет официальных лиц, и удивился.
Лягуш начал ругаться, будто заикающийся араб, а затем, когда язык наконец стал слушаться, прорычал:
– Проваливай отсюда, Смайт! Я уже полвека обхожусь без вашей помощи. Так что никаким фальшивым счетом за лечение Блейку меня не разорить.
– Все за счет заведения, Лягуш.
– За счет моей задницы! Блейк даже с прошедшим четвертые руки гондоном просто так не расстанется. – Он взглянул на Мойру, белокурого ангелочка, которая беспокойно ерзала на жестком стуле. Приняв беспокойство за смущение, он одарил ее слабой улыбкой. – Поговорим об этом позже.
Он яростно уставился на типа с лисьей мордой, который взгромоздился на невысокий комод, поставив ногу на пол.
– А ты кто такой, черт бы тебя побрал?
– Огаст Плейнфилд. Новостное агентство «Стимпсон-Грабовски». Обозреватель. Мне поручили сделать про вас репортаж.
– Гм? – Лягуш ощутил дурной запах стервятника.
Подобное отродье всегда оказывалось там, где можно было поживиться человеческой падалью.
Он снова посмотрел на Мойру. У той был встревоженный и усталый вид. В самом ли деле она просто за него беспокоилась? Или ее вконец замучили репортеры из голосети?
Лягуш не был любителем головидения, но смотрел его достаточно, чтобы знать: репортеры ради своих историй готовы на все и им неведома человеческая жалость.
Отчасти он опасался, что его подвиг возбудит их профессиональный интерес, но не предполагал, что они станут преследовать Мойру. У него уже были заготовлены для них несколько отборных фраз. Но Мойра… Она – всего лишь ребенок и вряд ли выдержит подобное давление.
Что могло значить спокойствие маленькой девочки для стервятника вроде Плейнфилда? Такие, как он, воспринимали всех и все как пушечное мясо для камеры, с помощью которой снабжали добычей чудовище в облике зрительской аудитории.
– Мойра, выйди на минуту. Мне нужно кое-что сказать этой твари.
От боли Лягуш с трудом соображал. Он был уверен, что Смайт, ушедший в соседнее помещение проверить показания мониторов, чем-то крайне возбужден. Как доктор он, может, был и неплох, но многое воспринимал чересчур серьезно.
Черт с ним, пусть переживает.
Мойра слезла со стула и молча вышла. В сдержанности на публике, как и во многом другом, она подражала Лягушу, по-своему выражая привязанность. Лягуша это приводило в замешательство. Как и многие, сдерживавшие свои чувства, он тосковал по ним у других. Для него это было поводом слегка приоткрыть душу. И это его пугало. Он мог угодить в ловушку, обнажив собственную ахиллесову пяту.
Он высказал репортеру несколько отборных фраз.
Потом еще несколько, злобных, цветистых и угрожающих. Плейнфилд выдерживал их натиск, будто гора, противостоящая многочисленным бурям, атакующим ее склоны.
– Что вы там нашли? – спросил он, когда Лягуш иссяк.
– Гм? Нашел? Ничего. Все ту же Теневую Черту и Солнечную сторону. И даже если бы я что-то нашел, все равно ничего бы не рассказал уроду вроде тебя.
– Я так и думал. Вы о многом болтали, пока были без чувств. Про желтое, про оранжевое. Доктор Смайт считает, что вам снились сны, но мне кажется иначе. Сны не вызывают лучевой болезни. Желтый цвет уже тысячу лет означает радиоактивность.
Лягуш столь сильно нахмурился, что его лицо на мгновение напомнило темноглазый чернослив.
– Я почти ничего не помню. Кислородное голодание плохо действует на мозги. Проверь записи бортового компьютера.
Он усмехнулся – Плейнфилд не доберется до краулера, пока его обследуют люди Блейка. На это могут уйти годы.
– Уже проверил. И ничего не нашел. Собственно, настолько ничего, что мне стало любопытно. Зачем кому-то приказывать компьютеру забыть место, где он едва не умер от лучевой болезни? Зачем кому-то тратить силы на регистрацию формальной заявки на участок тени в конце Теневой Черты, если он думает, что умирает? И это притом, что до этого он никогда не подавал заявок. И еще мне интересно, почему он пересмотрел завещание, как только зарегистрировал заявку.
– Я хочу, чтобы меня там похоронили, – сочинил на ходу Лягуш. – Кто-то все равно рано или поздно снова туда отправится. Хочу, чтобы он похоронил мой прах на единственном участке, на который я когда-либо заявлял права.
– Ну вот, теперь с вами можно нормально разговаривать, – усмехнулся Плейнфилд скорее с волчьей, чем лисьей улыбкой. – Возможно, вы говорите правду. Люди из корпорации, которые считают, что знают «этого чокнутого коротышку», предполагают нечто подобное. Или – думают, что вы замышляете некий план, чтобы вынудить их вышвырнуть деньги на ветер ради безумной мести. Я не страдаю их предубеждениями. Я вас не знаю. Но я хорошо знаю людей. Уверен, вы что-то там нашли.
– Всего лишь место для собственных похорон, – настаивал Лягуш, все больше нервничая. Подобный допрос вовсе не походил на интервью в его понимании.
Улыбка Плейнфилда стала шире.
– Вы можете оказаться там раньше, чем вам хотелось бы. Воплотившиеся в жизнь мечты об Эльдорадо порой пожирают самих мечтателей.
– Да ты вообще репортер или кто, черт бы тебя побрал? – не выдержал Лягуш.
– Можете называть меня воплотителем мечты. Я превращаю фантазии в реальность. В основном собственные, но иногда и чужие. И порой они превращаются в кошмары.
Лягуш уже не просто нервничал – ему стало страшно. Он огляделся в поисках оружия.
И понял, что вляпался по уши. Возмущаться было бесполезно, а перейти по своему обычаю в нападение он в нынешнем состоянии не мог.
Ощущение безысходности лишь разжигало злость. Неужели его плоть всегда предавала дух? Неужели он всегда оказывался чересчур маленьким и слабым? Почему его допрашивал не кто-то из людей Блейка?
– Собственно, зачем это вам вообще понадобилось? В смысле, эта ваша безумная поездка? Полагаю, причины всегда могут найтись, но прежде всего мне хотелось бы знать, что могло подвигнуть вас на невозможное. Я изучил все, что известно о Солнечной стороне и Теневой Черте. Вы никак не могли знать, что сумеете там что-то обнаружить.
И в самом деле – что заставляет человека совершать поступки, которым нет разумного оправдания? Лягуш немало об этом размышлял, пока ехал к цели, и ему ни разу не удалось даже приблизительно объяснить собственные мотивы. Большую часть времени он убеждал себя, что делает это ради Мойры. Но порой подозревал, что делает это ради себя самого, чтобы успокоить собственное уязвленное самолюбие, показав человечеству, что оно не право, считая его клоуном. С другой стороны, при этом не учитывалась вероятность неудачи, что лишь подчеркивало его глупость.
Так зачем же тогда? Чтобы показать фигу Блейку? Из-за безумного глубокого убеждения, что он обязательно что-то найдет? Нет. Ни одна причина не являлась достаточной сама по себе.
За столько лет одиночества он так и не сумел постичь себя.
Человек, который прячется от себя самого, прячется лучше всех.
– Что вы нашли?
Лягуш попытался сосредоточиться на Плейнфилде – и понял, что ошибался в прежних своих оценках. Этот человек не был ни стервятником, ни лисом, ни волком. Он был змеем – хладнокровным, бесчувственным, смертоносным. Хищным и не знающим жалости. И он ни на кого не работал. Профессия репортера была лишь прикрытием. Он был сам по себе.
Плейнфилд придвинулся ближе, и в его ладони появился инъектор. Лягуш пробовал слабо сопротивляться, но инъектор все же коснулся руки.
«Я снова ошибся, – подумал он. – Он хуже змея. Он – человек».
– Что вы нашли?
Лягуш понял, что на этот раз ему не отвертеться. Этот человек, это существо, называвшее себя Огастом Плейнфилдом и притворявшееся репортером, собиралось лишить его одержанной победы, а затем убить. Даже сам Господь не помешает ему говорить после того, как сработает наркотик, а затем он перестанет представлять какую-либо ценность.
Лягуш заговорил. А потом, как он и предполагал, умер. Но прежде чем это случилось и пока он еще что-то соображал, в темную дверь перед ним шагнул еще один человек.
В палату ворвался Смайт, встревоженный показаниями мониторов. За ним, словно на коротком поводке, следовала Мойра. Доктор набросился на Плейнфилда, собираясь закричать.
Маленькое бесшумное оружие, помещавшееся в ладони, остановило сердце Смайта, прежде чем с его губ успел сорваться хоть звук. Мойра выскочила за дверь, будто ее дернули за веревочку. Плейнфилд выругался, но не стал ее преследовать.
На Лягуша нахлынула тоска. Ему было жаль как себя, так и Смайта.
На Черномире, как и на подавляющем большинстве планет, мертвые никогда не воскресали. Даже члены семьи Блейка оставались мертвыми после смерти. Воскрешение было слишком дорогой и сложной процедурой, к тому же имевшей весьма серьезные социальные последствия. Да и какая разница? Людей было столько, что их жизнь ничего не стоила.
Покончив с Лягушом, Плейнфилд исчез. Убийство осталось нераскрытым. Полиция корпорации объявила репортера в розыск, но того и след простыл.
Его разыскивали за воровство. Его разыскивали за уничтожение муниципальной собственности и собственности корпорации. Его разыскивали за подкуп муниципальных чиновников и сотрудников корпорации. Его разыскивали за длинный перечень преступлений. Но главным образом – за убийство Лягуша и Смайта.
У Блейка была очень хорошая память.
В «Стимпсон-Грабовски» утверждали, что никогда не слышали о Плейнфилде. Полицейские Блейка потребовали ответа – как в таком случае этот человек добрался до Черномира на чартерном корабле «Стимпсон-Грабовски»? Как он оказался в числе обозревателей, если о нем никто не знал?
