Моно логи. Том 2

– Где это? – спросил он, и, забыв слово, показал руками процесс вращения коловорота, для убедительности добавив и звук, – Бжжжжжж.

– Там! – незамедлительно откликнулся я, стоявший у верстака, и указал направление кивком головы.

– Тут! – кивнул на коловорот Леха, что-то мудривший у токарного станка.

– Ага, там где-то, – добила Вика, стоявшая у раковины вообще спиной к Грише.

Я, Штамайзен и колбаса!

Писали мы с Лёхой как-то ночью партию. Ночью, это значит ночью! Сроки поджимали, вот мы и гнали партию голограмм ночью. Я писал, а он проявлял. Сидели, шизели каждый в своём помещении… Я – в голографичке, а он в химичке.

И в определённый момент мы поняли, что задолбались окончательно и жутко хотим жрать!

Гонцом снарядили меня, как самого младшего. Денег – в обрез. Студенты же! Я ткнулся в круглосуточный магазин на углу, купил палку докторской и булку хлеба…

Пришёл. Мы налили себе по стакану чая, преломили палку колбасы о колено, рубанули пополам булку… Эх, молодость, молодость! Ничего в моей жизни не было вкуснее той палки колбасы, съеденной на работе, под гудение лазера и витающий в воздухе аромат изопропилового спирта.

Шойдин, часы и факс.

Была у четы Шойдиных дочка Ольга. Потрясающей красоты девушка и недюжинного ума! Сказка, а не девушка… Несколько лет это очаровательное создание проучилось в Китае, благодаря чему шпарило на китайском также успешно, как я на русском матерном. И когда у "Оптика" появились какие-то там дела, в которые нас, простых технарей, не посвящали, Ольга активно помогала родителям в этом нелёгком деле, выступая переводчиком и посредником.

И вот однажды к нам приехал некий китаец. Деталей я не знаю, фиг его знает, для чего он к нам приехал, и почему в этот момент рядом не было Оли… Я просто вошел в офис как раз в тот момент, когда Шойдин пытался объяснить оживлённо болтавшему на своём языке китайцу, что он не может что-то там подписать, пока не получит факс с каким-то подтверждением! Причем факс должен придти около 12-ти часов.

Диалог немого с глухим!

Шойдин, тыкая пальцем в каждую называемую им вещь: я не могу сейчас подписать! Не могу! Понимаете? Андерстенд? Факс придет в 12 часов! (при этом Шойдин тыкает пальцем в настенные часы, в число 12-ть), Твелв! Двенадцать! Понимаете?

Китаец: бла-бла-бла-бла!

Шойдин: да блин! Доунт андерстенд, ёпт! Не понимаю! Говорю же, не могу сейчас подписать! Факс должен придти! Факс! Понимаете? Факс! В 12-ть часов придёт, как Москва проснется!

Китаец просидел у нас пару часов, отчаявшись добиться от Шойдина чего-то внятного, дождался Олю, и… Оля долго смеялась своим искристым заливистым смехом, а, вернувшись в адекватное состояние, рассказала отцу:

– Китаец интересуется, почему ты утверждал, что вот эти часы на стене – это факс?

Китаец смотрел на ржущих нас и тоже улыбался…

Мы и слесарь!

Однажды вечером, часов в 19-20, мы вышли из офиса, и… И обнаружили у нас под дверью лежащего навзничь слесаря, без сознания, с лужей крови под головой.

Надо сказать, что обитали мы в подвале. А в подвал вела очень крутая лестница… Ох, сколько раз я на ней ногу подворачивал, не счесть… Думаю, тот факт, что слесарь под вечер был пьян, ни у кого сомнения не вызывает? Поэтому ничего удивительного в том, что он навернулся с лестницы, не было…

Мы вызвали скорую, помогли погрузить его на носилки (при погрузке слесарь очнулся и попытался встать, но был отоварен врачом по лбу и снова улегся), и, в конечном итоге, всё кончилось хорошо. Проведя пару недель в больнице с переломом основания черепа, слесарь благополучно вернулся на работу и снова стал пить. Даже бутылку нам не поставил за спасение жизни своей…

Удивительно другое. Расспрашивая дежурную по этажу, бабушку-божий-одуванчик Дарью Васильевну, не видела ли она, что произошло, мы услышали следующее:

– Я подошла к лестнице в подвал. Смотрю, внизу слесарь лежит… ну они же всё время пьют! Ну я и подумала: прилег отдохнуть. И не стала волноваться!

Я, Дарья Васильевна и сигнализация.

Каждый вечер мы ставили "Оптик" на сигнализацию. Каждое утро – снимали. Процесс снятия был следующим: приходим на первый этаж, проходя мимо дежурной, кричим: "Я в 35-ю, снимайте!", спускаемся вниз, открываем дверь, в результате чего наверху благим матом орёт сигнализация, дежурная вырубает этот вой, и… И всё. Рабочий день начался. Таким образом, каждое утро проверялась и работоспособность сигнализации. Орёт при нашем приходе, значит, заорёт и ночью, при появлении воров.

Однажды утром я как всегда пришел на работу, гаркнул Дарье Васильевне, болтавшей в это время с техничкой: "Доброе утро, снимайте 35-ю!", спустился вниз, открыл дверь.

Взвыла сигнализация. Всё как обычно.

Я уже включал лазер, когда услышал робкий стук в дверь.

Открываю. На пороге – Дарья Васильевна.

– А, это вы… – говорит она, заглядывая мне через плечо внутрь, – А я думаю, чего сигнализация сработала?

– Так я ж проходя крикнул вам, что иду!

– А я не слышала. А тут как сирена взвоет… Ну я и пошла проверить…

И вот так у нас в России всё! Вой сирен. Значит воры, правильно? Но бабушка-божий-одуванчик бодро идет на разведку сама! Чтоб ещё и её грохнули попутно!

Штамайзен и АЧТ

В рамках экспериментов по записи на галогениде серебра мы запускали схему с красным лазером. Проявлять серебряные фотопластинки можно было только при зелёном свете, а зелёного фонаря у нас, само собой, не было. Поэтому проявляли мы в полной темноте!

Я выгонял Лёху из химички, запирался там и при едва ощутимом свете зелёных диодов в часах "электроника" практически на ощупь проявлял пластинки. Иногда Лёхе было впадлу уходить, и он оставался в тёмной комнате со мной. Иногда Вике было впадлу сидеть в офисе, и она присоединялась к нам поболтать…

И вот сидим мы втроём в темноте. Точнее. Мы с Викой сидим, а Леха стоит. На фоне чёрной двери. Не видать ни хрена вообще. Так, силуэты… Наступает пауза в разговоре, одна из тех, когда менты рождаются, и в тишине слышно, как Лёха шуршит чем-то в своём углу.

– Что ты там делаешь? – спрашивает Вика.

– Изображает абсолютно чёрное тело! – сказал я, глядя на тёмное пятно на месте Штамайзена в чёрном халате на фоне чёрной двери!

Я и "Иннова"

Процесс записи голограмм прост, но хитрожоп. Когда схема у тебя отлажена, то ты просто время от времени встаёшь из-за стола, кладёшь новую пластинку, выжидаешь минуту и нажимаешь на кнопку. Зачем нужна эта минута? Гологамма – это запись интерференционных полос на фотоэмульсии. Интерференционные полосы – штука тонкая и больше всего на свете боится вибрации. Если кто-то во время записи голограммы топнет в соседней комнате – интерференционная картина сместится и на фотопластинке не будет ни хрена. Или будет только часть изображения… на жаргоне голографистов это называется "уход". Ушла голограмма… Поэтому, положив пластинку на объект, нужно выждать минуту или даже больше, чтобы устаканились все остаточные колебания в стекле, объекте, столе и т. д.

Больше всего на свете голографисты боятся вибраций! Через пару месяцев работы мы начинаем ощущать их кожей, всем своим существом. Вот на соседней улице проехал грузовик… Вот в соседнем корпусе какая-то сволочь громко хлопнула дверью!

Любое движение – зло. Громкие голоса – зло! Когда голографист заперся в своей комнатке наедине с лазером, вся компания ходит на цыпочках! Двери закрываются плавно и аккуратно, и даже говорить все стараются тише. Мало ли… Ведь каждая ушедшая голограмма – это убыток…

И вот однажды сижу я, пишу. Время от времени разговариваю с "Инновой" (а "Иннова" – это лазер, хороший мой, милый, зелёненький) – практика показывает, что через пару месяцев голографист начинает вести с ним беседы, а через год – лазер начинает ему отвечать… А в то время "Иннову" мою милую как раз недавно вернули из ремонта… Как обычно кладу пластинку на объект, сажусь, включаю таймер, выжидаю минуту, жму на кнопку, открывающую затвор…

Комната заливается зелёным инопланетным светом, которым я, несмотря на то, что здесь уже около года, всё равно любуюсь. Паразитное излучение, паразитные блики от зеркал и прочих элементов схемы – это, конечно, очень плохо, ибо это трата драгоценной энергии, но зато неимоверно красиво. Зелёная паутина линий, отражённая от дифрешетки, зелёное пятно, отбликовавшее от первой поверхности мощной линзы, многочисленные пятна и линии, отразившиеся хрен знает от чего… Всё это сияет и светится, рисуя на стенах голографички бесчисленные узоры!

От каждой поверхности линзы отражается 4% энергии. Кажется, так… давно я уже не рассчитывал ничего оптического. При мощности лазера в 1,2 ватта этих 4% вполне достаточно для того, чтобы обеспечить тебя зелеными зайчиками в глазу на пару часов. Поэтому инопланетным свечением мне можно любоваться только на стенах, ни в коем случае не оборачиваясь к самому лазеру… И я сижу, любуюсь…

И вдруг… Вдруг вся эта зелёная картина на стенах СМЕЩАЕТСЯ!

Меня аж перекосило от ужаса. Такое смещение возможно в нескольких случаях! Например, если по каким-то причинам сместилось одно из зеркал схемы, и схема поплыла! Или если началось землетрясение, и полуторатонный чугунный стол, на котором стоит лазер, едет сейчас на меня по комнате.

Но в любом случае, итог один. Нет больше голограммы! Уход будет чудовищным.

Вскакиваю! Матерюсь! Убираю мощность лазера, перенастраиваю всю схему… Колупаюсь с полчаса, подстраивая и подгоняя лучи туда, куда нужно. Сажусь вновь, включаю лазер, пишу… И снова картинка плывет спустя секунд так 10 экспозиции!

Мой мат сквозь две закрытые двери услышал Шойдин и пошёл проверять, что же случилось.

Вдвоём с ним мы перетрясли всю схему. Ничего не движется, всё намертво приклеено к столу. Включили лазер на мощность и с ужасом наблюдали, как плывёт пучок…

Плывет на выходе из лазера, а это… Это самое страшное! Это значит, что движется что-то внутри моей девочки, внутри мое зелёненькой "Инновы"!

А знаете, сколько эта красавица стоит? Миллиона полтора, не меньше!

У Шойдина наливаются кровью глаза. Он уже подсчитывает убытки. У меня опускаются руки, я уже оплакиваю свою возлюбленную, свой милый лазер…

Вскрываем "Иннову". Смотрим…

Видели когда-нибудь лазер? Очень простая конструкция, на самом деле. Два зеркала-резонатора, а между ними – сосуд с газом. Присматриваемся… Туды его в качель! Лазерщики, ремонтировавшие мою красавицу после недавней поломки, одно из зеркал приклеили на "МОМЕНТ" Момент нагревается, становится пластичным, и зеркало смещается! Смещается буквально на микроны! Но этого хватает, чтобы пучок на самой голограмме сместился на сантиметра так три. А достаточно и четверти микрона…

Финиш!

Гриша и "Иннова".

Любой, кто проводил в голографичке больше недели, влюблялся. Влюблялся в красавицу "Иннову", в её зеленые глаза, а, точнее – в один глаз, то есть в излучатель. Мощная, надёжная, стабильно выдававшая нужную мощность красавица поражала воображениея любого, имеющего отношение к оптике, и уж тем паче к голографии.

"Иннова" была прекрасна… И мы все любили её нежно и трепетно. И она отвечала нам взаимностью.

Перефразирую: натрахались мы с ней порядком!

Я тогда был ещё подмастерьем, до серьезных работ не допускавшимся. Голограммы писал Гриша, и секс с "Инновой" был именно его прерогативой. И вот однажды бегаю я туда-сюда по "Оптику", чем-то занимаюсь, время от времени прохожу мимо голографички и через открытую дверь вижу, как Гриша строит новую схему.

Поставит зеркало так, этак, воткнёт на пути пучка узел чистки, покрутит его, повертит… Разберёт схему заново, снова начнёт с самого начала… В общем, занят обычной работой голографиста.

Прохожу мимо один раз. Гриша колдует. Прохожу во второй. Гриша разобрал схему и тупо смотрит на идущий мимо него тоненький лазерный луч. Видимо, встала работа… Прохожу в третий. Гриша стоит перпендикулярно лучу, и с одинаковыми интервалами поднимает и опускает ладонь, "рубя" лучи ладонью.

И повторяет при каждом движении: "Бла! Бла! Бла! Бла!"

Работа голографистом налагает определенный отпечаток на психику…

Тогда я ещё не знал, что через полгода я сам буду разговаривать с "Инновой" и в минуты кризиса инженерной мысли буду выжигать лазерным лучиком узоры на чёрном листочке бумаги!

Шойдин и юбилей.

Не помню, сколько ему тогда стукнуло. То ли 50, то ли 60… Вероятнее всего, 50.

Мы накрыли стол прямо в "Оптике", Шойдин обзвонил всех коллег, с кем когда-либо работал… И в итоге у нас за столом собралось с десяток профессоров, пара лаборантов и мы, четверо студентов различных курсов.

Так моё представление о профессорах, как о серьёзных бородатых дядьках, было развеяно окончательно. Я ж ведь тогда ещё молодой был, первокурсник, студик… Мне казалось, что профессор – это уууууу! А профессор, это, оказывается, ооооооооооо… особенно, когда выпьет!

Рядом со мной сидел доцент Малинин! Будущая легенда СГГА, но на тот момент – просто полноватый и круглолицый маленький профессор. Он оживлённо размахивал руками, пару раз заехав мне по физиономии, рассказывая, какую рыбу он поймал на Волге в 1979-м… Напротив – доцент Лебедев, учивший Гришу водить машину. Да, да, учил он его прямо тут, за столом, держа воображаемый руль и время от времени нажимая на воображаемые педали!

Круче всех был, разумеется, Шойдин… Я застал его в голографичке, за объяснением двум лаборантам, что же такое голография!

– Голография – это удивительно! Вот представьте себе, что с помощью вот этого всего (жест в сторону СИНа, на котором стоит "Иннова" и куча всяких элементов трёх схем, работающих одновременно) можно записать на ПЛОСКУЮ поверхность полную информацию об ОБЪЁМНОМ изображении вот этого вот трёхмерного идиота (жест в сторону себя самого).

Я, кстати, тогда ещё не пил, но всё равно стал звездой шойдинского юбилея. Когда у меня с бутерброда упала колбаса, я отбил её ладонью у самых колен и подцепил ртом на лету…

Вика и шкаф.

Вика была девушкой маленькой. В смысле, по росту. Любила Толкиена и хоббитов, и на все мои шутки относительно своего роста, всегда отвечала: "Полурослики мы!" И гордости в этой фразе было столько, что я сразу же вспоминал, кто спас Средиземье, и перед кем склонял голову король Гондора!

Но как только Вика подходила к шкафу, чтобы повесить в него одежду, я сразу же забывал о почтительном отношении к полуросликам, и тут же запихивал её в шкаф и закрывал дверцу. И это повторялось из раза в раз, так мне нравилось, что Вика в этот шкаф входит без особых проблем!

Зато Вика была единственным членом нашей команды, который мог адекватно обедать в нашем "столовом уголке", потолок в котором был чуть более чем в полутора метрах от пола!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.