Гробгород

Девушку снова закопали в гнилые листья, когда с опилками было покончено. После силуэты из черной плоти выбрались из оврага и неспеша направились в сторону города, и чем дальше они уходили, тем прозрачнее становились.

Виктор дождался, пока нечисть скроется с глаз, а потом судорожно кинулся в обрыв. Шевырял умершую зелень и ветки во все стороны, нырял в сырую броснь зловонно пахнущую, месил руками рыхлую землю на самом дне низины, а тела всё нет, будто бы исчезло.

Шурша и тут, и там, метаясь в разные стороны, коченея от холода, бедолага, наконец, споткнулся и рухнул. Оцепенел на пару секунд и принялся вслепую искать то, что задело ноги.

– Нашёл!

Он выволок девушку из оврага и, недолго думая, помчался прочь из усопшей чащи. Тело его уже начинало подводить и переставало слушаться.

Виктор не придумал ничего лучше и притащил спящую беспросветным сном находку из Кашкерского Леса к себе на чердак. Отогрелся сначала сам, надел старёхонький свитер и шерстяные штопанные носки, а после укрыл незнакомку двумя лоскутными одеялами.

Когда кожа прекратила колоться иголками, а мышцы передумали скручиваться судорогами, Виктор нагрел воды кипятильником, который сам смастерил, тот работал на щепках, и заварил себе скудные луговые травы. Парнишка уселся на подушки, заменяющие табуретки, пришёл в себя и стал внимательно рассматривал бессознательную странность, а та всё никак не хотела просыпаться, всё ворочалась и подминала под себя одеяла, свернувшись калачиком.

Поначалу бедолага решил, что необходимо дать девушке как следует проспаться, но время, как хромая кобыла, ковыляло медленно, неприлично долго тащилось, а терпение истощалось на внушительных скоростях. Не выдержав и получала, он аккуратно принялся будить незнакомку, легонька тряся её руками и приговаривая:

– Проснитесь, пожалуйста. Мне очень нужно, чтобы вы проснулись.

Может от незнакомого голоса, а может от того, что согрелась, кашкерская находка вскочила, стала активно отмахиваться от сна. Довольно странно, конечно, ведь пока Виктор нес её из Мёртвого Леса в Гробгород, она покойником лежала на руках, не ёрзала, не приходила в сознание.

Девушка молчала, зрачки её маячили туда-сюда, а ладошки вцепились в одеяло. Внешне она походила на рыбу, если бы та приняла человеческий облик. Глаза карие, далеко расположенные друг от друга, узенькие, среднего размера плоский нос и широкие большие губы. Волосы длинные и прямые, чернее чёрного, тоненькие косички разбросаны по всей голове, а в них вплетены бусины и неизвестного происхождения серебряные монеты.

– Украли?! – вскрикнула она громко.

– Нет, что вы, я вас спас, – гордо выдал Виктор.

– От кого?!

– Два непонятных существа… Жуткие такие…

– Это Мразь с Мерзавцем!

– В-вы знаете их?

– Конечно!

– Ну, в таком случае я вас действительно украл, но ненамеренно, извините, я думал, что вы в опасности.

– Где я нахожусь?! – девушка грозно задала вопрос, по-командирски, оглядывая внутренности чердака.

– В Гробгороде, где же ещё…

– Не-е-ет… Мне нужно обратно! Мне срочно нужно в лес!

– Я могу вас отвести.

– Который час?!

– Около двух часов дня.

– Рано! Нельзя, чтобы меня увидели!

– Вы не местная? Я вас впервые вижу, это так странно…

– Я дождусь ночи, а потом уйду!

– Хорошо…

Незнакомка была ужасно испугана, даже шокирована, озиралась по сторонам, смотрела на всё и ни на что одновременно. Она забилась в угол, обмоталась одеялами так, что виднелась только половина лица, и замолчала. Виктор же внимательно наблюдал за каждым её движением, поражаясь тому, какие чудеса сейчас происходят. Внутри себя он безумно радовался, столько лет беспросветных поисков и вот, наконец, находка! Да ещё какая!

– Вы не местная? Вы случайно перешли границу и теперь не можете выйти, да?

Девушка никак не реагировала на вопросы, только лишь ковыряла монетки в волосах и хлопала глазами, видимо от того, что нервничала.

– А эти ваши знакомые… Это какая-то новая нечисть? Я подобного никогда раньше не видел и…

– Это Мразь и Мерзавец! Так их зовут.

– А вас как зовут?

Она начала мяться, подёргивать плечами и ногами под одеялом, но спустя какое-то время всё же неуверенно сказала:

– Аиша.

– А я Виктор.

Она удовлетворительно кивнула головой и снова замолчала, на своего горе-спасителя внимания никакого не обращала и даже перестала глазами изучать скудный интерьер, смотрела вниз и больше ничего не делала, словно окаменела.

Минуты бегали, шагали, а атмосфера на чердаке всё никак к разговору не располагала. Бедолага пялился на незнакомку, понимал, что это ужасно невежливо, но ничего не мог с собой поделать. Ведь находка! За столько лет! Хотелось рассмотреть её, узнать о ней всё и будь она случайно найденным заковыристым предметом, Виктор тут же бы каждый миллиметр изучил, но перед ним сидела девушка, а не заморская железяка. С живыми принято разговаривать, даже если и изучать, то через диалоги.

– Кто вы такая?

– Разве важно?

– Вы не похожи на гробгородцев и на нечисть вы тоже не похожи. Откуда вы взялись?

– Как ты меня нашёл? – спросила Аиша резко, зло и разочарованно.

– Следил за теми двумя.

– Зачем?!

– Хочу покинуть Гробгород.

Она хмыкнула, да так, будто Виктор сказал несусветную глупость, нахмурилась, отвела взгляд в сторону и равнодушно выдала:

– Это невозможно. Смирись с этим.

– Не в состоянии.

– Ну, а ты постарайся.

– Учить меня не нужно, – обиженно выдал парнишка, – Я с этим и сам справляюсь.

– Плохо ты с эти справляешься, раз лезешь куда не нужно.

– Я ищу свободы! Готов хоть на чёртову гору взобраться ради подсказок каких, – бедолага воодушевлённо встал на ноги, показывая свои намерения, сделал лицо посерьёзнее.

– Не сможешь.

– А ты откуда знаешь?

– Просто знаю.

– Тебе известно что-то?

– Может быть.

– Расскажи!

– С чего бы? – удивлённо спросила Аиша, с искренним непониманием.

– Пожалуйста…

– Обойдёшься!

Виктор возмутился от невоспитанности, даже разозлился, схватил одеяло, в которое упаковалось кашкерское сокровище и вырвал его одним рывком. Девушку нехило так тряхануло.

– Рассказывай!

– Ты маленький наглый мальчишка! – громко выругалась она.

– Я хочу сбежать!

– Нет у тебя ни единого шанса! Смирись и просто не мешай!

– Да кто ты вообще такая? – голос вдруг стал неприятным, голос наполнился отвращением.

Аиша поднялась и грозно направилась к крохотной кривой дверце, демонстрируя всё своё раздражение. Она встревоженно выглянула на улицу, высматривая людей и, когда таковых поблизости не обнаружилось, начала спускаться с чердака по скрипучей раздолбанной лестнице. Лицо она скрыла в капюшоне плаща.

– А ну постой!

Виктора вся эта ситуация страшно разозлила. Ну, может быть, он действительно местами был через чур резок и нетерпелив, но эти настроения были оправданы убогостью выживания и скудностью существования. Он тащился в Кашкерский Лес, мучался от холода и от смрада, перерыл гнилой овраг, а после доволок Аишу к себе и позаботился о ней, как считал Виктор, а она сейчас просто сбегает! Неслыханное безобразие, не иначе!

И если бы он обнаружил в листве просто какую-нибудь потеряшку, которая случайно перешла черту, или заблудившегося гробгородца, то вопросов бы, в целом, не возникло. Но Аиша что-то точно знает, да и ведёт себя подозрительно. А ещё эти, Мразь и Мерзавец, Виктору они просто покоя не давали.

– Постой, кому говорю!

Он молниеносно выпрыгнул из чердака вслед за Аишей, и пустился в погоню. Состояние, в котором бедолага сейчас пребывал, было для его головы и тела редкостью, таким резким раньше он был только с семьёй. За время, проведённое в одиночестве, оскудела широта эмоций и настроений. Виктор успел запамятовать, что может быть вот таким невоспитанным и вспыльчивым.

Крепкий сон, очевидно, незнакомке пошёл на пользу, она петляла по пустым дряхлым улицам зверьком, проворно перепрыгивая бочки с отходами и изгороди. Виктор не отставал, Гробгород он знал наизусть и от того имел весомое преимущество, просчитывая наперёд маршрут. Аишу он всё-таки догнал, схватился за подол плаща и резко дёрнул на себя. Кашкерская находка свалилась на Виктора. Он вцепился в пойманное руками и ногами, словно капкан, сжимающий в своих тисках животное.

– Я не отпущу пока всё не расскажешь!

Аиша забрыкалась, стала изворачиваться. Бедолаге прилетела сначала пощёчина, потом удар в живот, в нос, в колено. Беглянка царапалась, кусалась, пиналась и шипела:

– Уйди! Уйди по-хорошему!

– Пока не расскажешь никуда не уйду!

И он не отпускал, держал крепко, терпел удары. Аиша успокоилась на полминутки, не больше. За это время глаза её заполнились яростью, пальцы рук начали перебирать воздух и ладошки моментально скопили в себе нечто парообразное зеленоватого цвета.

Виктор же стал всматривался в самый конец улицы, неразбериха вдалеке привлекла его взгляд. Красная скотина гнала гробгородцев с кладбища. Свиньи, бешено визжа, цапали за ноги, лошади лягались в прыжке, бараны бодались, а куры путались под ногами. Толпа неслась вслепую, охала, ахала, кричала и свистела, неслась прямиком на рассевшуюся посреди дороги парочку. Мётлы, железные прутья и лопаты местные, от чего-то, не использовали для зашиты, они бессмысленно держали их в руках. Бежали все с обезображенными лицами и складывалось такое впечатление, что напасть пострашнее бессмертия несётся в город.

Аиша щелкнула пальцами и зелёные тучки в её руках схлопнулись. Виктора отбросило в сторону и протащило по щебёнке. Волна болотного тумана накрыла испуганную орду, гробгородцы шлёпнулись на землю, а красная скотина застыла и успокоилась.

Когда дымок рассеялся местные вытаращились на Аишу и толи от шока, а может от внезапно свалившейся усталости, или от того, что растерялась, ведь с людьми девушка не водилась, кажется, очень давно, она просто ссутулившись сидела, смотрела в никуда, а ноги её будто бы отказали.

Самые старые гробгородцы, те, кто сильно старше ста двадцати лет, а в толпе таких не мало, вдруг начали растирать свои глаза. Из зрачков посыпался мелкий фиолетовый песок и, видимо, старикам это причиняло боль. Лица их скорчились, рты пооткрывались. Тишина затянулась минутки на три, а после её звериным криком растерзали на куски горожане:

– Ведьма!

– Чертовка!

– Она прокляла!

– Она нас сгубила!

– Убить её!

– Сжечь в чёртовом пламени!

– Чтоб и костей не осталось!

Старухи и старики разразились хрипящим ором, вопили так, что слюни вылетали. Вилы, лопаты и мотыги устремились в Аишу, но она, от чего-то, колдовать не стала, а только лишь закрыла лицо руками, принимая удары. Гробгородцы разорвали бы её прям на месте, ведь память вернулась, значит и ненависть тоже. Но красная скотина изрядно подпортила планы, резко взбесившись, прямо-таки до предела.

К этому времени, как раз, подоспели бесовские гуси, они уже даже и не красные были, а багровые. Именно от сумасшедших крылатых исчадий пыталась скрыться орда, ведь те обладали изощрённой озлобленностью, сеяли страх и ужас, были хуже любой другой твари.

Хаос случился молниеносно. Одни отбивались, другие кусали, третьи били копытами, четвёртые размахивали прутьями. Свиньи очень довольно хрюкали, вгрызались в бока. Бессмертием были награждены и гробгородцы, и красная скотина, но вот боль чувствовали только люди. Огнеглазым тварям было всё нипочём.

Виктор остался в стороне, он лежал на земле с выбитым коленным суставом, не в состоянии подняться. По камням его протащило прилично, руки и лицо обжигали раны. Нападал на бедолагу лишь петух, упрямо атакуя больную ногу, сколько бы булыжников в него не прилетело.

Аиша рукой подозвала красного коня. Состояние копытного переменилось на покорное и даже какое-то благородное. Он наклонился, чтобы ведьме было проще забраться, а когда та уселась поудобнее, рванул прочь.

Виктор остался смотреть как его кашкерскую находку увозят обратно в Мёртвый Лес, злился и не обращал особого внимания ни на бойню под боком, ни на боль в теле. Чувство прикатило в голову, несправедливое такое, будто его обокрали.

Препротивная ведьма

Гробгородцы оживились. За столько лет монотонного ожидания смерти казалось, что люди настолько иссохли и окостенели, что попросту неспособны на какие-либо поступки, но нет. Ненависть всякое живое в силах зарядить, всякое живое в силах встряхнуть.

Песок из зрачков высыпался у всех стариков до единого, обнажая закупоренную память. Глубоко, за истощенными извилинами мозга, было спрятано крохотное нечёткое воспоминание, изрядно потрепавшееся от времени. Гробгородцы вспомнили Аишу, вспомнили как она, будучи ещё совсем юной, начала уродовать город и мучать местных жителей.

Губернаторский Царь тоже вышел из забвения, будто очнулся от тяжелого сна и это, надо сказать, придало ему сил и энергии. Эмоции и чувства, жестокие и крайне злые, подзарядили его, даже переполнили. Главный гробгородец с обновлённой яростью принялся сыпать на горожан громогласные речи, а те соглашались со всем, кивали и поддакивали.

Он отменил общие похороны, посиделки в могилах и выставление свечей. Запретил колотить новые гробы, рыть трупные ямы, писать письма, горланить песни и плести ритуальные венки. Всё прошлое под запретом!

– Ведьму нужно просто убить! Утопить, обезглавить и сжечь! Только в таком порядке, иначе не сдохнет, – кричал Царь сиплым голосом так громко, как позволяли силы.

Губернатор ходил из угла в угол по ухоженному крыльцу своего дома, похрамывая, скрипел суставами и ежеминутно поправлял корону на голове. Местные же верещали в нетерпении расправиться с чертовкой, поднимали вверх всё, что под руку попадётся, и метёлки, и прутья, и замызганные шапки.

– Всё колдовство сдохнет вместе с ведьмой! Вот тогда наладится всё! Вот тогда! – не унимался царский рот.

Аишу начали искать повсюду. Толпы обходили поля, берега реки Соволочь, улицы, норы, погреба, покосившиеся сараи и старые пустые голубятни. В добавок к поисковым делам горожане придумали ещё кое-что, для пущей грандиозности. Факелы в руках гробгородцев служили символом скорой расправы, а так же, как оказалось, ими можно пугать красную скотину, зверьё огонь обходило стороной.

На дорогах разожгли костры, охота не прекращалась даже ночью. Местные обследовали каждый переулок, проверяли сточные ямы, по несколько раз на дню заглядывали в пустые могилы. Сторонились они лишь одного места – Кашкерского Мертвого Леса. Не настолько ещё гробгородцы пропитались ненавистью и отчаялись, чтобы тащиться в промёрзшую чащу. Пока что страх не позволял этого сделать.

Несколько дней Виктор отлёживался на чердаке, перебирая мысли в голове и залечивая раны. Гематомами была усыпана вся правая сторона тела, синяки ломили и пульсировали болью.

У Виктора была припрятана кашица из сорняков, состряпанная им лично для особых случаев. Травянистую жижу он стал втирать в кожу, а поверх наматывал бинты, чтобы всё поскорее вылечилось. Колено он себе сам вправил, как смог, а после обложил чашечку лопухами и обвязал марлей.

Аиша не давала покоя, никак не хотела выходить из головы. Догадки и предположения перебивали друг друга. А Мразь и Мерзавец кто вообще такие? Призраки? Нечисть? Смертные? Сильные?

Ведьма, на которую сейчас охотится весь город, показалась бедолаге зашуганной, запуганной. Он, конечно, злился на её раздражительность и даже начинал раздражаться сам. В добавок ко всему, она прилично так его покалечила, хотя Виктор не отменял и своей вины.

Сплетни горожан нагоняли ужаса, как Аишу только не называли и чего только ей не приписывали. Её окрестили ведьмой по понятным причинам и глупо было бы с этим спорить. Подобно гробгородцам, Виктор тоже не сомневался в колдовских силах кашкерской находки, но от чего-то ему хотелось верить, что её просто оклеветали и она не негодяйка вовсе. А ещё внутри бабочкой порхала надежда, хрупкое допущение, что ведьма знает как Гробгород покинуть.

Упрямый бедолага направился в Мёртвый Лес снова, как только острая боль в ноге поотпустила. Себя он совсем не жалел, увечья до смерти всё равно не доведут. Ковылял по тропинкам и дорогам Виктор медленно, при появлении гробгородцев делал вид, что так же, как и они, ищет ведьму. Факел в руке освещал ему путь, поношенная курточка сохраняла тепло тела, а колючий шарф скрывал лицо.

– Стали сходить с ума по-новому, – бормотал бедолага себе под нос, обходя взглядом местных, рывшихся чёрт знает где, – Разве будет она прятаться в навозных кучах? Ну, хоть бы чуть-чуть думали, что ли…

Кашкерский Лес держал в себе весь холод мира, всё обжигающе холодное было в нём, кроме снега. Через извилистые ветки сочился зловонный воздух, точно ядовитый газ. Рыхлая гниль укрыла всю землю и засасывала ноги, а глина под ней цеплялась за ботинки намертво.

Виктор совсем не разделял взглядов гробгородцев, ему они казались умалишёнными, откровенно больными. Царя он и вовсе ни во что не ставил, считал худющего вредоносного старикашку шутом. Отвращения не хватало терпеть похоронную чехарду и смертипризывающие обряды. Гробгородцы упрямы в своих верованиях, спорить с ними – себе вредить. Каждый вялотекущий день походил на убогий цирк. Бывало, Виктор даже впадал в апатию из-за бессмысленного потока глупости. Он не верил, что все несчастья рассосутся сами по себе и что обиженная дева с косой вдруг заявится на порог, но с одним бедолага всё же был согласен, хотя признавать этого, по какой-то причине, до конца не хотел, упрямясь подобно самим гробгородцам.

– Если убить ведьму, то что?

Паренёк тяжело волочил ноги, говорил под нос тихо, всматривался в туманный сумрак. Ботинки его стали похожи на копыта, тяжеленые, точь-в-точь каменные. Тишина звенела, холод подъедал руки и щёки, а факел не особо спасал положение, уж слишком зябко было.

– Если всё-таки убить…

Виктор считал, что сможет пойти на убийство, если потребуется. За свою жизнь он, конечно, ещё не успел оскотиниться и набедокурить, но порой задумывался о жестокости.

Были, само собой, нелицеприятные поступки. Тут своровал у сподручных Губернатора, там недоговорил, где-то нагло врал, кем-то пользовался в своих интересах. Ну, а что поделать? Гробгородские обстоятельства заставляют, хотя он, конечно, старался знать меру и не портить себя слишком сильно, для того чтобы в новом будущем остаться добропорядочным человеком. Так же следует упомянуть, что Виктор проживал свою жизнь в стороне от всех, а когда живёшь почти один, то плохо поступать, в основном, приходится по отношению к самому себе.

Бедолаге осточертело прозябать в проклятом месте, терпение начинало подводить, а смирение, подобно самой смерти, не объявлялось. А если через чью-то смерть получится добраться до свободы? Виктор согласился бы на кровопролитие? Этого, пока что, он и сам не знал, но крутить тяжёлую тему со всех сторон уже начал.

В Гробгороде убивать некого, всякий, кто перейдёт черту отравляется бессмертием и в подобной ситуации размышлять о бесчеловечных поступках проще простого, потому что самое страшное всё равно не произойдёт. Ещё до рождения Виктора местные устраивали кровавые скопища, в отчаянных попытках убить ближнего, но не случилось ни одной смерти, как бы ни старались, только калек плодили.

Чем глубже бедолага уходил в лес, тем больше он думал об Аише и тем меньше ему хотелось верить собственным рассуждениям о необходимости совершать убийство. Это сделало бы его нехорошим человеком, а как нехороший человек будет жить замечательную жизнь? Он пытался представить, что убивает и морщился в отвращении, а потом крутил головой быстро-быстро, будто отмахивался от мыслей, только не до конца непонятно было, что причиняло дискомфорт, жестокость или отвращение от жестокости. Проще было бы, конечно, так раз – и уничтожить, и освободиться. Так думал Виктор и покрывался брезгливостью к самому себе, стыд за мысли в голове кривил лицо, а желание освободиться пульсировало уже в висках.

– Если нужно, я смогу.

Бедолага принялся уговаривать себя на беспощадность и в тоже время гуманность в голове крутила танцы, будто била ложкой по внутренней стороне лба. Мысли путались, перебивали друг друга, противоречили. Ругаясь сам с собой и споря без конца Виктор забрёл уже слишком далеко.

Затхлым воздухом дышать невыносимо, ноги промокли, окоченели и забились от постоянных усилий справиться с глиной, она липким тестом обволакивала ботинки. Виктора схватил озноб, оделся он теплее, чем в прошлый раз, а ещё взял с собой огня, но ядовитость Кашкерского Леса оказалась непробиваемой. А ведь где-то ещё должна проходить граница, столбов-то никто не ставил и, честно говоря, это порядочно так тревожило.

– Чтобы всё обойти… Это сколько времени потрачу?

Бедолага отчаялся и стал кричать. От Гробгорода далеко, местные вряд ли услышат, да и если услышат, то в Мёртвый Лес точно не сунутся. Стоять столбом и орать затея так себе. И холодно, и голодно, тревожно, сыро, а страх дурачит голову. Движение всё же как-то отвлекает. Вот и пошёл Виктор медленным шагом, периодически выкрикивая имя Кашкерской Ведьмы, горланил изо всех оставшихся сил.

Лес становился темнее, мрачнее, туманнее и мертвее. Лес стал походить на покойника, который умер неделю назад. Воняло соответствующе. Ни зверьков каких, ни птиц, даже насекомые в подобных местах не водятся. Атмосфера плющила рассудок и Виктору казалось, что его хоронят заживо, но он ковылял дальше и упрямо звал Аишу.

Мразь и Мерзавец шевырялись меж деревьев с тазами и вёдрами в руках, вели себя в упокоенной тишине и тошнотворном зловонии безмятежно, будто ужасное состояние леса их никак не касалось. Расслабленности пришёл конец, когда безликие заслышали посторонний голос, они тут же закрутили чёрными головами в разные стороны, в попытках распознать кто и откуда кричит. Моментально переменились и походить стали на собак-ищеек: резко замирали, вскакивали, а после быстро-быстро шагали на встречу доносившемуся звуку.

Чёрные силуэты заскакали по трухлявой земле, заглядывали в кусты, всматривались в макушки деревьев, рылись в ямах. Виктора они нашли по блуждающему в тумане огоньку. Безликие спрятались и держались поодаль, какое-то время просто наблюдали, а после у них завязался немой спор. Один хотел прогнать найдёныша, а второй намеревался привести его к Аише. Мразь и Мерзавец бодались на пальцах, махали руками, зло подпрыгивали, чуть-чуть рычали и надевали друг другу вёдра на головы, но всё-таки кое-как смогли договориться между собой.

Они подлетели к бедолаге сзади, факел прихлопнули ладошами и швырнули в сторону, а заплутавшего гробгородца схватили под руки с обеих сторон и потащили к ведьме. Виктор, естественно, сильно испугался, сначала от неожиданности, а после от неизвестности будущего, даже вскрикнул. Сопротивляться не стал, так как было это абсолютно бессмысленно.

Несли паренька недолго, он колокольчиком болтался между безликими, ногами не касаясь земли, а Кашкерский Лес, тем временем, менял облик, становился живее, холод отступал, а зловоние улетучивалось. Зелень замаячила перед глазами, деревья приобретали здоровый вид. Стали встречаться и грибы, и цветочки, и ягоды, и чем дальше Мразь и Мерзавец шли, тем ярче становились краски. Бедолага не понимал, какая растительность является нормальной, а какая нет. В старёхоньких учебниках по биологии, которые уже самостоятельно получалось выцепить у гуманитарных служб, а не через добрую женщину-волонтёра, рассказывалось о разнообразных прелестях природы, но то, что Виктор видел сейчас сильно не соответствовало картинкам. Были, конечно, и сходства, например кусты смородины и крыжовника, лилии, васильки, анютины глазки, жимолость, малина. Но также взгляд ловил и много диковинных культур, настолько необычных, что они даже казались ядовитыми, но при этом не лишённые красоты. Виктора шокировали открывшиеся глазам пейзажи. Обескуражили! Он даже подумал, что помер и тащат его прямиком в рай.

Мразь и Мерзавец доставили бедолагу к толстостволому высоченному дубу, тот шуршал зелёными листьями точно погремушками, а ветки его были окольцованы красными широкими линиями, украшены цветными лентами и ветряными колокольчиками. Он, очевидно, был самым важным деревом живой части леса.

Безликие провели легонько ручищами по коре, и она принялась складываться гармошкой, стала отодвигаться в разные стороны, разрешая пройти внутрь. Мразь и Мерзавец, не раздумывая, протолкнули Виктора, а после по очереди зашли сами.

Аиша ссутулившись сидела за низеньким столом, нарезала корешки, на только что прибывших гостей она даже не оглянулась. Под её ногами скопились кастрюли, жестяные ведра и чугунные котелки, все всклень наполнены голубоватой жидкостью с приторно еловым запахом. К слову, разноцветная вода в различных посудинах заполняла собой всю кухоньку. Заставлен был и пол, и полки, и даже под столом столпились банки.