Сага о Лисьем Сердце

Ксения Фосс

Сага о Лисьем Сердце

Глава 1

Сначала пришёл запах пепла. Он всегда просачивался первым – до звуков, до света, до воспоминаний о снах. Горький, сухой, тёплый и родной. Вулканический пепел отличался от обычного пепла, оставляемого все поедающим огнем. Он был более терпкий, более насыщенный. Калиста медленно приоткрыла глаза, прислушиваясь к утренним шорохам кратера. Тихий треск, легкий скрежет и негромкое пение пролетающих мимо птиц.

Снаружи дышала земля. Это дыхание было едва уловимым – дрожь в воздухе, теплая пульсация под ступнями, слабое шипенье, когда росинки испарялись с камней.

Тонкие лучи света проникали сквозь щели в навесе, сотканном из застывшего лавового стекла и пёстрой ткани. Над ней свисали сухие травы, обереги и ленты с молитвами – всё, что должно было защищать от дурных духов и плохих снов. Но духи, если и были здесь, давно перестали казаться злонамеренными. Они просто… были. Как жара. Как вулкан под ногами.

– Калиста! – оклик прозвучал резко и близко. Рун, ее отец, нередко просыпался раньше дочери и обычно очень наигранно ворчал, по поводу ее долгого сна, – Ты проспала утренний жар!

Девушка села, откидывая в сторону легкое одеяло, под которым ночью пряталась от прохладного воздуха, протирая глаза, и не сразу поняла, что в жилище уже светло. Ветерок с запахом серы коснулся её щёк – предвестник зноя, который каждое утро просыпался вместе с кратером. Серые бусины на входе покачнулись, начиная звенеть.

– Я не спала, – соврала она, потянувшись. – Просто лежала с закрытыми глазами.

Рун фыркнул. Его ноги – босые и закопчённые – оставили следы на глиняном полу, когда он вышел обратно на улицу. Калиста, лениво нацепив по верх молочной рубахи зеленое льняное платье, последовала за ним. Солнечный свет ослепил её на миг, и она зажмурилась, чувствуя, как от камней поднимается знакомое дыхание земли. Небо окрасилось в тускло-золотой, с проблесками медного света и багряными тенями, будто солнце не поднималось, а вырастало из глубины земли, едва касаясь мира своей медной ладонью.

Ашхейм – их родина, их ловушка, их крепость – не знала понятий “утро” и “вечер” в привычном смысле. Здесь время определялось по жару. Утренний – мягкий и терпимый, когда можно было собирать воду в углублениях скал. Полуденный – невыносимый. Вечерний – тревожный, когда над кратером поднималась мгла, а в темноте просыпались те, кого даже старейшины боялись называть.

Сладко потянувшись, Калиста окинула теплым взглядом свою деревушку. Большой кратер, от некогда великого вулкана, заставлен небольшими деревянными домиками. Люди, словно насекомые, суетливо носились по узким улочкам. Кто-то нес подношения к статуе их бога, кто-то шел к главному залу, дабы позавтракать, кто-то учил детей балансировать на скользких каменных плитах, чтобы с юных лет они чувствовали дыхание земли – будто бы и вправду можно подружиться с вулканом, если лишь знать, как правильно на него ступать. Над крышами, обмотанными в шкуру горного зверя и отполированными пеплом, вился дым: то ли от завтраков, то ли от ароматических трав, призванных умиротворить духов. А где-то, у подножия одного из склонов, где черный камень отдавал остатки ночного холода, слышался звон – кузнецы Ашхейма уже трудились, закаляя лезвия в пепельной воде.

Калиста сбежала босиком по ступеням, вырубленным прямо в скале, ощущая, как тёплая порода будит её тело, гонит остатки сна прочь. Найти среди жителей Ашхейма человека в обуви, практически невозможно. Практически все ходили босиком по теплым и горячим камням, но старейшины изредка носили кожаные ботинки, с меховым верхом и старыми рунными камнями для защиты.

– Калиста! – снова донёсся голос отца. Теперь он звал не раздражённо, а с оттенком настороженности.

Она обернулась, отворачиваясь от рассматривания вырезанной в стене статуи бога хитрости и обмана Лока, заметила, что отец стоит у края смотровой платформы, вглядываясь за пределы кратера, где за зигзагообразными стенами вулкана простирались туманные дали – земля чужаков, незнакомых племён, давно ушедших прочь от огненного сердца.

– Что там? – спросила она, подойдя ближе.

Рун долго молчал. Потом медленно, словно пробовал слова на вкус:

– Дым. За северным гребнем.

Калиста нахмурилась. Дым был привычным явлением в Ашхейме, но не там. Северный гребень – это граница. За ней начинались земли, где ходили рассказы, а не люди. Где жили те, кого называли иначе. Племена воды, племена ветра, племена кости и луны.

Только некоторые из племени пепла имели право выходить из кратера, за пределы хребтов. Лишь отличенные воины, уходившие за новыми знаниями, оружием, или редкими дарами земли, могли пересекать дымные границы Ашхейма. Их называли Шагнувшие Вне. Калиста всегда слушала истории о них, затаив дыхание – покрытые шрамами и украшениями из стекла и кости, они возвращались другими: молчаливыми, пронизанными дальним взглядом, будто внутри них жил ветер чужих земель.

Иногда – не возвращались вовсе. Они говорили о разных чужаках, о их традициях и обычаях. Иногда описывали жестокость других племен. Детям было запрещено туда ходить, но иногда, под покровом ночи, Калиста выбиралась из кратера через небольшую расщелину и уходила в лес. Там в самой глубине леса, стоял покосившейся от времени дуб, в дупле которого девушка прятала свою блокнот, в котором записывала ночные видения богов.

Первым и единственным чужаком которого увидела Калиста стал торговец Мейлан. Пожилой мужчина с тонкой серебристой бородой, большими черными татуировками на руках и уродливым длинным шрамов через все лицо. Из за этого шрама он был слеп на один глаз, а часть рта не открывалась.

– Что это?.. – прошептала она.

– Это могут быть Шагнувшие… или торговец Мейлан. – предположил Рун, недоверчиво вглядываясь в возвышающейся к верху дым. Казалось провидец ждал плохих вестей из-за границы.

– Я слышала ночью завывания пса. – тихо поделилась ночным видением девушка, вглядываясь в напряженный профиль отца. Слегка смугла от постоянной жары кожа покрылась небольшой паутиной морщин, а темные как смоль волосы начали светлеть.

– Да, я тоже. – мужчина коротко кивнул, – Кто-то уйдет к Хель.

День только начинался, когда с восточной стороны кратера, по извилистому ручью, сопротивляясь с ветром, вплыл драккар Мейлана – длинная, обмотанная чешуей из рыбьих шкур и тонких дощечек лодка, что плыла чисто на усилиях своего владельца. Два весла в своеобразном ритме поднимались и опускались, подкидывая в воздух капли воды. По бокам свисали амулеты из ракушек, а ткань на парусе была выкрашена в цвета воды – мягко переливалась сине-зелёными волнами.

Дети и подростки с восторженным визгом сбежались к торговцу ещё до того, как он успел соскочить на землю. Его драккар всегда полный затейливых фигурок, необычных кушаний и украшений всегда привлекал много внимания у жителей таких отдаленных племен как Ашхейм. Молодые невесты искали там резные медальоны и ремни, что должны были украшать их платья, мудрые матери и жены покупали игрушки детям и иногда необычные вина. Для Калисты мужчина всегда откладывал чернила и перья, чьи-то чертежи и выкройки одежды.

– Спокойнее, спокойно! – смеялся Мейлан, размахивая рукой, – Всем хватит!

В ту же секунду на главной площади появились столы, устеленные потрепанными циновками. На столах быстро появились чудеса: стеклянные бусины, меняющие цвет от тепла рук, сушёные фрукты, пахнущие солнцем, пузырьки с солёным воздухом и диковинные музыкальные инструменты, звучащие, будто морской прибой.

Калиста наблюдала за всем с прищуром, прислонившись к деревянному столбу. Сама она подходила к Мейлану редко – не хотела столкнуться с навязчивыми вопросами, которыми Мейлан буквально сыпал. Чаще всего он спрашивал про мать девочки, изредка упоминая ее схожесть с племенем Кальдир. Матери Калиста не знала, да и отец обычно не рассказывал про нее, лишь изредка, в особо печальном и отрешённом состоянии упоминал о ее невероятной красоте и о том, как сама Калиста похожа на нее.

В это время взрослые собирались в тени у главного зала. Рун, Кальбрин и ещё несколько старейшин слушали Мейлана, который, наконец, отдышавшись, откупорил бурдюк и сделал глоток.

– Весна ранняя, – сказал он, – Льды тают быстрее, чем обычно, и это добрый знак. На юге, у подножия Ветровой гряды, начали цвести лекарственные травы, которых не было три зимы подряд. Потоки между племенами открыты. Мы слышали, что даже Стьенгар готово говорить.

– А что Кальдир? – выждав пару минут, спросил Рун.

– У них все без изменений. – легко отмахнулся торговец, забирая у рыжего мальчишки пару медных монет. До этого спокойное, даже умиротворённое лицо мужчина исказила лукавая ухмылка, – Месяц назад, когда я посетил их, то попал на праздник. У их вельвы и ярла Ульвара родился наследник, а ее дочурку замуж выдали за лучшего воина их племени. А что тебя так интересует в их жизни?

Рун огорченно нахмурился, но ничего не ответил, отвернувшись. Калиста, поймав на себе тяжелый взгляд отца тут же повернулась к столу, с интересом рассматривая зеркало. Небольшое круглое зеркальце, что легко помещалось в ладони, было украшено витиеватыми узорами в виде дракона. Калиста чуть нахмурилась, вглядываясь в свое отражение: овальное, практически кукольное личико с резкими скулами, прямой нос со слегка вздернутым кончиком усеянный мелкими веснушками, тонкие губы, большие огненно-карие глаза и золотистые вьющиеся волосы, украшенные костяными бусинами и грубыми зелеными нитками, что обвивали прядь волос. Внешностью Калиста не походила ни на кого из своего племени, слишком уж бледной была ее кожа и волосы.

– Калиста, Калиста. – чей-то противный скрипучий голос вырвал блондинку из раздумий. Проморгавшись, Калиста подняла взгляд от сжатого в ладони зеркала и повернулась в сторону. Перед девушкой, сверкая лукавой улыбкой стоял кузен. Флоки, неусидчивый мальчишка с манией величия, в скором времени должен стать ярлом, вместо своих родителей. Парень, как всегда, держался самодовольно: руки на поясе, подбородок высоко поднят, подбородок остро выступает, как у его матери, и тот же прищур, как будто он всё знает наперёд. Калиста молча спрятала зеркальце в складки юбки и смерила кузена холодным взглядом.

– Что на этот раз? – ровно спросила она, не желая играть в его привычные издёвки.

– Я слышал, ты опять лазала за холмы, к старому дубу. И одна, как всегда. – он сощурился и покачал головой с наигранным сожалением. – Отец говорит, такие как ты – одиночки, потому что им есть, что скрывать. Например, тёмную кровь. Или зов мёртвых.

Калиста не ответила. Говорить с Флоки было всё равно что кидать слова в ледяную расщелину – исчезают без следа. Но в груди закипало – не от обиды, а от усталости. От того, как часто ей приходилось выслушивать подобное. Она знала: если он уже завёл разговор, значит, хочет сделать сцену, в которой не однократно подчеркнет отличительные черты внешности сестры.

– Или ты просто хочешь казаться странной? Чтобы Мейлан откладывал тебе побольше игрушек? – Флоки сделал шаг ближе, – Ну давай, скажи всем, что ты не такая, как все. Покажи им своё особенное зеркало. Может, оно тоже говорит с тобой?

На этот раз Калиста усмехнулась. Тихо, чуть слышно, но с упрямым блеском в глазах. Она шагнула к кузену так близко, что между ними остался всего один вдох.

– Говорит, – прошептала она. – И знаешь, что оно мне сегодня сказало, Флоки?

Тот непроизвольно отпрянул, но быстро вернул ухмылку.

– Что ты, наконец, выучишься разговаривать со своим отражением?

– Что в ту ночь, когда твой отец уйдет в царство Хель, ярлом племени Ашхейм станешь не ты, а Инг.

Флоки скривился, что-то буркнул и, недовольный вниманием окружающих, поспешил скрыться среди торговых прилавков. Калиста осталась стоять на месте – спина прямая, руки спокойно скрещены за спиной. Она знала, что все видели этот разговор. И она знала, что вечером отец скажет: «Ты снова делаешь из мухи дракона». Видела краем глаза как Инг, брат – близнец Флоки, что был чуть меньше чем брат и слабее, тепло улыбнулся ей.

Но внутри уже кипело нечто иное. Не злоба – а зов. Что-то отдалённое, тянущее её всё дальше за холмы, к сосне, под которой, как она чувствовала, когда-то сидела женщина с волосами, похожими на её собственные.

Глава 2

Днём Калиста помогала отцу в его небольшом, но глубокоуважаемом деле: он был провидцем, хранившим не только тайны рун, но и целительные зелья, редкие камни, настои и порошки, добытые с риском из самых диких мест. Жители Ашхейма тянулись к их дому, с разными просьбами и жалобами. Кому-то были нужны отвары, а кому-то рунные камни. Калиста, по большой части занималась созданием отваров.

Отвар от головы, от живота, мазь от ожогов, пучок сушеных трав для подношения… днем их дом превращался в лавку, полную прекрасных ароматов, забавного бульканья и шипения котелков, рассказывающих байки клиентов, что смиренно ожидали свой отвар.

Её тонкие, но сильные пальцы быстро перебирали мешочки с засушенными корнями, раскладывали по глиняным блюдам толчёный уголь и голубую соль из пещер клана Камня. Она знала, где хранятся травы от головной боли, от сухой лихорадки, какие отвары использовать в холодные ночи и какие не давать никому без совета отца.

В тёплые часы, когда дым от очагов поднимался прямо в небо, Калиста выходила за ворота, чтобы забрать старые и уже сухие пучки с травой, что высыхали на палящем солнце или на разгорячённом камне у священных гейзеров. Иногда она позволяла себе задержаться у извилистой речушки, илистое дно которой можно было рассмотреть с берега и послушать сплети других девиц. Ближе к вечерам, в дни когда приезжал торговец Мейлан, Калиста, вместе с отцом носили ему полные корзины с дарами и лекарствами, за которые всегда получали один или два кожаных мешка с монетами.

Так, за делами, днем за днем проходила вся жизнь вельвы. Спокойная, полная достатка жизнь текла своим чередом. Иногда отец разрешал девушке взять в руки слишком большой и тяжелый двуручный меч и потренироваться на нем. Но главное, к чему Калиста готовилась с детства и с трепетом ждала каждый месяц, особенно месяцы жатвы или кровавые месяцы— ритуал мольбы Локи, бога хитрости и огня. Он проходил в тишине, среди красных скал за хребтом, туда вела тропа, о которой знали только избранные.

***

Калиста вымыв руки в талой воде, обвязала запястья красной шерстяной нитью и надела на шею амулет в виде лисьей лапки. Собирала жертвоприношение, на плоской, когда в дом зашел Рун, тепло улыбаясь дочери. В руках он нес большую каменную чашу с пеплом.

– Ты готова?

– Практически. – Калиста трепетно положила в чашу жертву: засушенную бабочку и кусочек янтаря, – Все, можем идти.

– Хорошо.

Сумерки ложились на Ашхейм. Воздух был неподвижен, как перед грозой, но зловещих туч не было – только багровое небо и запах пыли. Калиста шла за отцом, ступая босыми ногами по тёплым камням, уже знавшим их шаги. Молчание между ними не тяготило – оно было частью обряда. Извилистая дорога уходила назад, где оставался след от некогда горящей лавы. Ее закрывала не богатая растительность, демонстрируя огромную силу духа и воли, раз смогла вырасти в условиях постоянных перепад температур и пробила себе путь сквозь практически каменную землю.

– Сегодня особенная ночь, – сказал Рун, не оборачиваясь. – Солнце склонилось низко, а лисы в лесу воют раньше, чем обычно.

Калиста кивнула. Она знала, что это означает. Локи слушает.

Тропа вывела их к чаше среди красных скал – будто сама земля выжгла себе сердце, оставив его открытым. Здесь они делали это каждый месяц. Здесь горел огонь, которого не касался дождь.

– Готова? – тихо спросил отец.

Калиста не ответила. Просто встала у пепельного круга, поставила свой посох вертикально, коснулась его лбом. На губах – солёный привкус. Склонив голову, она начала говорить:

– Локи, странник и смехотворец… Ты, что шепчешь в ухо героям, и рвёшь их пути… Ты, что скрываешь правду в игре слов и даруешь свет в самый мрачный час… Услышь меня.

Слова шли медленно, но уверенно. Огонь, разожжённый от кремня, затрепетал, поймав багрово-оранжевый отблеск в её глазах. Рун бросил в пламя пучок сушёного папоротника, затем кристаллы из ледяной пещеры – те потрескивали, будто кто-то смеялся в глубине пламени.

Калиста опустилась на колени. Ладони её раскинулись по сторонам, как у тех древних женщин, чьи тени, по преданию, навсегда запечатлелись на скалах. Она не просила защиты, не взывала о милости. Только говорила:

– Пусть мой ум будет быстр, как твоё пламя. Пусть язык не обманет, но укроет. Пусть хитрость моя будет доброй, но сильной. Веди меня, Локи, не как дитя, но как соратницу.

Отец молчал, стоя чуть в стороне, и только его синие глаза – полные печали и гордости – смотрели на дочь, как смотрят на огонь, что уже не удержать в очаге. Он пророчил своей дочери великую жизнь вельвы, которую будут почитать и любить, к чьим словам будут прислушиваться и с трепетом относиться к видению.

Когда ритуал закончился, дым растянулся по темному небу, а смех в огне прекратился, оставляя после себя звонкую тишину, Калиста поднялась. С камней уже поднимался тёплый ночной пар, и казалось, будто тени вокруг двигаются быстрее, чем нужно.

– Умница. – негромко сказал Рун, когда они тронулись в обратный путь.

Ночь сгущалась темными красками на небе, деревня погрузилась в спокойную дремоту. Никто не заметил, как девичья тень выскользнула в расщелине у извилистой речушки, чуть не намочив подол длинного платья.

Калиста медленно ступала по хрустящему снегу, сильнее кутаясь в свой тонкий плащ. Лес был местом отдыха и отрады от мира сего. Слишком тихо и пусто, чтобы мысли могу спутаться от чьего-то дыхание или шагов. Припорошённая снегом дорожка вела девушку к старому дубу, что раскинул свои ветви над поляной, а корнями взрыхливал землю, словно великое древо Иггдрасиль. Большая крона раскинулась на всю поляну, словно удерживала на себе девять миров, а могучие корни расползались в три разные стороны: Хель под одним, под другим исполины и люди под третьим.

Калиста замерла между двумя корнями, опускаясь в полном уважении поклоне. Поклоне Богу ложи и обмана, поклоне его детям. Нету среди людей Ашхейма человека, кто не знал бы их истории, даже маленькие дети могут рассказать о том, как Локи, побрат Одина, спас их предков от неминуемой гибели, насланной Асами. На потрескавшейся от времени и холода, на объединенном стволе дуба, слегка припорошенные снегом, можно различить искусство вырезанные руны. Руна защиты, руна Бога – их Калиста вырезала сама, после первого видения.

Всё было обыденно – и треск огня в далике, и снег на массивных ветвях, и то, как лунный луч лениво падал на землю, сквозь тонкие ветки, замирая в причудливых формах. Но внезапно этот луч дрогнул. Стал как будто живым. Он вытянулся, завибрировал, и… мир оборвался.

Калиста не потеряла сознание – наоборот, почувствовала всё слишком ясно. Тело застыло, но разум словно выпал из времени. Её взгляд потемнел, но не в слепоте – это была ночь. В ушах раздался громкий звон, прерываемый чьим то тяжёлым, полным боли голоса. Голос, что звал её по имени, сливался с зовом реки, земли становясь причудливой песней. Калиста, запрокинув голову голову к небу, распахнула глаза. В нос ударил одурманивающий запах крови.

Огромное поле – изломанное, как треснувшее зеркало. По нему шли армии. Без счёта. В одном углу – фигуры в белых одеяниях, что несли герба с серебряными змеями. В другом – вопящие сущности из огня и дыма, с глазами, пылающими, как вулканы. Между ними – трещина в самой земле, зияющая пропасть, из которой вырывались образы: дети, старики, силуэты богов… и среди них – Он.

Локи.

Не в цепях, не в пламени, не смеющийся. Серьёзный. Величественный. Он стоял посреди хаоса и держал что-то в руках – будто осколки мира. Его глаза встретились с её. Он не говорил. Но голос прозвучал внутри неё:

«Когда мир треснет… ты, вёльва и конунг – станете мостом. Неси с честью мою метку.»

Глава 3

В ушах звенело, словно от шаманского бубна, которым иногда пользовался отец. Воздух налился свинцом, руки ломило, а глаза предательски жгло.

Болезненный стон сорвался с искусанных губ, когда Калиста, с трудом села на кровати. Как она оказалась дома и в своей кровати, девушка не помнила. Открыв глаза, девушка медленно поворачивая голову, осмотрела комнату. Все было так же, будто никакого видения и не было, будто это был обычный сон. Только, разве от обычного сна с рук льется кровь?

– О, очнулась, – противный голос старшего братца раздался где-то сбоку.

Калиста, тяжело моргнув, медленно подняла голову и мутным взглядом уставилась на самодовольную физиономию Флоки. Тот даже не удостоил её прямым взглядом – стоял у стены, глядя в небольшое медное зеркало, и с серьёзным выражением лица поправлял свои нелепые косички. Воины действительно часто заплетали волосы, вплетая в них рунные камни, зубы зверей или охотничьи талисманы – только вот Флоки, похоже, решил, что две толстые, короткие косы с разноцветными бусинами и вовсе делают его старшим друидом или каким-нибудь полубогом.

– Понравилось лежать без сознания на снегу? – усмехнулся он, откинув одну косу за плечо. – Или ты решила, что раз поклоняешься Локи, то снег тебя греть должен?

Калиста лишь нахмурилась. Губы дрогнули, но она промолчала, зарываясь подбородком в мех одеяла. Он всегда умел доводить её до точки, даже когда она не могла говорить в полную силу. Но прежде чем она нашлась с ответом, в комнате появилась тень – отец подошёл к ней, сдержанный и строгий, с чашей тёплого настоя в руках.

Флоки фыркнул и вышел, бросив на ходу:

– Только не забудь – в следующий раз, если решишь валяться в снегу в одиночку, поставь хотя бы табличку: "Не трогать. Пророчествует".

– Да или ты к Одину! – в сердцах воскликнула девушка, разъярённо сжимая кулаки. Левая рука заныла, кровь хлынула с новой силой, пачкая рукав светлой льняной рубахи.

– Унке испугался за тебя. – в звенящей тишине голос Инга звучал громче чем обычно, чем он обычно говорил. Кажется, он сам испугался своего голоса, неприятно поезжившись то ли от подавшего прохладного, ночного ветра, то ли от тяжёлого баритона.

– Уверена отец уже придумал для меня наказание. Или ваша матушка помогла. – буркнула Калиста, задирая рукав. Предплечье стягивала пропитавшаяся кровью повязка из лоскута ткани. Не раздумывая, блондинка стянула повязку, роняя кровавую ткань на глиняный пол. Рядом с кроватью, на полу растиралось мокрое пятно, по всей видимости от сапогов девушки, чьи носы торчали у изножья кровати.

– Да нет. Унке сказал, что ты не просто так упала. Но они весь день распрашивают до Ерма.

Калиста недовольно фыркнула, разглядывая вырезанную на руке метку. Спираль, с тремя огненными лозами, сплетающимися в центра. У каждой лозы точка. Око.

– Ну наконец-то очнулась! – в комнату влетел добродушный голос, и вслед за ним – сама Фригг.

Она пахла дымом, тёплым тестом и сушёными травами, а в её руках уже была простыня и небольшой мешочек с перевязочными средствами. На ней было всё то же тёмно-красное платье с вышивкой по подолу, и на груди висел амулет – старый, потемневший от времени, но явно любимый. Мелкие косички в её русых волосах были перехвачены шнуром, и вместе образовывали ту самую длинную, тяжёлую косу, будто верёвку, что держит её силу и терпение.

– Что ты себе думаешь, девочка? – на ходу пробормотала она, опуская свёрток на край кровати и берясь за кружево на рукаве Калисты, который девушка быстро одернула обратно. – На снегу лежать, да ещё с такими ранами! Чуть раньше нашли бы – могло б хуже быть. Ну, Флоки-то тебе уже всё высказал, я уверена, – с оттенком иронии в голосе добавила она, – только вот не он тут знахарь.

Калиста чуть выпрямилась, позволив тёте стянуть промокшую от крови ткань. Та лишь покачала головой и что-то пробормотала себе под нос – возможно, молитву, возможно, ругательство.

– Руна позвал Флоки. Он знает, что ты видела, – добавила Фригг уже тише. – И если ты скажешь, что это не был обычный сон – я тебе поверю.

Калиста вздрогнула, но кивнула, вцепившись пальцами в край одеяла. Тепло Фригг хоть немного оттаивало ей сердце, но язык всё ещё не слушался. Её трясло, словно от лихорадки, но, казалось, тётушка и это понимала, потому и не давила.

В этот момент в дверях появился высокий, худощавый силуэт. Рун. Ветер с улицы трепал края его дорожного плаща, под которым поблёскивал амулет на кожаном шнуре. Суровое лицо, тень от капюшона, и глаза, что будто насквозь видели. Он ничего не сказал, рассматривая дочь печальным взглядом, будто видел её насквозь.

– Ты можешь идти. – его голос был на удивление сух и отстранен. Калиста неосознанно вздрогнула. Инг, бросив короткий взгляд на сестру вышел из комнаты. В след ему звенели стеклянные бусины в дверях.