Царица Хатасу

Тогда вся толпа рабов рассеялась. Одни сели в лодки, другие бросились в воду, плавая вокруг лодок с криками дикой радости. Всем были розданы кубки, которые наполняли евнухи, как только жадная рука протягивалась к ним. Скоро опьянение охватило всех. Пруд кишел обезумевшими существами, все звуки покрывало страстное пение под аккомпанемент арф.

Сначала Нейта с захватывающим интересом наблюдала за этим фантастическим действием. Но по мере того, как праздник переходил в отвратительную оргию, ею начинал овладевать ужас. Никогда еще ее целомудренный взгляд не оскорбляло такое гнусное зрелище. Воспламененные и искаженные скотскими страстями лица мелькали вокруг лодки. Эти подобия людей плавали вокруг Нейты и протягивали кубки, причем иногда руки сжимались, как бы нацеливаясь в голову господина. Все это пугало Нейту, и она, дрожа, прижалась к своему спутнику.

– Чего ты боишься? – спросил Хоремсеб, ударяя бичом по обнаженной спине раба, осмелившегося подплыть слишком близко к лодке и вызвавшего у Нейты крик ужаса.

Праздник или, вернее, отвратительная вакханалия достигла теперь апогея. Пение и музыка слились в какой-то хаос. Дикое веселье несчастных существ, отупевших от щедро раздаваемого им яда, переходило в какое-то неистовство. Тем не менее, евнухи, плававшие по пруду, старались поддерживать известный порядок. Они отгоняли кнутами более буйных, вылавливали крючками тонувших и собирали в кучу на плот женщин, не позволяя им снова вернуться в воду. Несмотря на все эти предосторожности, несколько несчастных утонуло.

Вдруг у самой лодки князя появился пловец, возбужденный до невменяемости. Это был здоровый молодой нубиец могучего телосложения. Его широкая грудь тяжело вздымалась, а дикие налитые кровью глаза вперились в Нейту так, что у нее застыла кровь. Раб ухватился рукой за борт лодки и потянулся к девушке. Нейту обдало пьяное дыхание этого животного, и она откинулась к Хоремсебу. Почувствовав сильный толчок, чуть не опрокинувший лодку, князь резко обернулся.

При виде дерзкого безумная ярость исказила его лицо.

– Бешеная скотина! Ты осмеливаешься прикасаться к тому, что принадлежит твоему господину! – прорычал он, молниеносно выхватил из-за пояса небольшую секиру с золотой рукояткой и рассек голову раба. Череп несчастного раскололся, как ореховая скорлупа, и струи крови и мозга брызнули на Нейту, почти ослепив ее. Даже не вскрикнув, Нейта упала в обморок. С минуту отвратительный труп еще держался за борт лодки, потом руки разжались, и он тяжело упал в воду.

Хоремсеб наклонился к Нейте и, зачерпнув рукой воды, вспрыснул окровавленное лицо своей спутницы. Это ни к чему не привело и он проворчал с досадой: «Глупый случай. Но не беда! Она все равно привыкнет…» Приказав причалить к берегу, он поднял Нейту и унес ее в комнату.

Это положило конец разгулу. Все несчастные, служившие для гнусного развлечения князя, были выведены на берег. Тех, кто еще мог кое-как плестись, как стадо животных, погнали ударами кнута в их помещения. Несколько евнухов под руководством Хамуса разобрали оставшихся. Мертвецки пьяных отнесли, мертвых оттащили в специально отведенное место. Тех трех или четырех, кого тяжело ранили, вытаскивая крюками, и на выздоровление которых нельзя было рассчитывать, в бессознательном состоянии бросили в садок на корм рыбам, предназначенным для стола Хоремсеба.

Когда, наконец, Нейта очнулась от долгого обморока, все следы ужасного гульбища исчезли. Вспоминая, что произошло, она с тоской спрашивала себя, случилось ли все на самом деле или это был только отвратительный бред, созданный ее больным мозгом?

Изнеможенная Нейта действительно чувствовала себя нездоровой. Ее бил озноб, в теле была свинцовая тяжесть, а больную голову, казалось, сжимал железный обруч. Но зато сознание прояснилось, вырвавшись из-под влияния ядовитых благовоний. Нервы были натянуты, как струны, а на сердце лежала тоска. В эту минуту Хоремсеб внушал ей отвращение и ужас. Как и в первый раз, между ней и чародеем победоносно встало красивое лицо Ромы. Нейта сжала обеими руками пылающую голову. Неужели она забыла и перестала любить этого человека, такого благородного и такого доброго, каждый взгляд и каждое слово которого пробуждало в ее душе покой и счастье? С болезненным сожалением о потерянном она вспоминала их разговоры. Перед Ромой она всегда раскрывала все свои чувства. То, что она читала в его ясных глазах, никогда не заставляло ее краснеть. Его поцелуй вносил мир в ее сердце, а в его объятьях она укрывалась, как в спасительной крепости.

По сравнению с этим, каким же адом была ложная любовь Хоремсеба! Без сомнения, он тоже уважал ее и никогда не посягал на ее женскую честь, но отчего же при виде князя кровь бросалась в голову? Почему, когда он наклонялся к ней, она, казалось, задыхается в каком-то огненном чаду? Почему его поцелуй ввергал в безысходную тоску, а его пламенный взгляд испепелял? Вся дрожа, Нейта призналась себе, что роковая любовь к Хоремсебу разбила ее жизнь, не дав счастья. Необъяснимое влечение требовало его присутствия. В его поцелуе она искала облегчения, награды за изнурительное ожидание, за страдание, но никогда не находила ни покоя, ни отдыха.

Бедная Нейта! Ее грубо оторвали от всех привычек, от честных привязанностей, которые ее окружали, от здоровой и правильной жизни. И теперь это нежное создание прозябало в фантастическом мире, где, казалось, ниспровергались все законы природы. Она постоянно чувствовала себя, как под влиянием грез. В этом странном дворце ночь превращали в день. Лучи заходящего солнца будили его обитателей. Только при свете факелов начиналась лихорадочная деятельность. Облака благоухающего дыма наполняли комнаты и сады, а сцены, вроде вчерашней, могли заставить поверить, что находишься во власти демонов. Все эти обстоятельства были хорошо рассчитаны на то, чтобы истощить самый сильный организм, а не то что хрупкую впечатлительную девушку. Кроме того, нездоровое влияние Хоремсеба было так же вредно для души Нейты, как этот новый образ жизни для ее тела. Князь, правда, не давал ей яда, который, несомненно, мало-помалу убил бы ее, но приносил пахучие амулеты и сам весь был пропитан ядовитыми ароматами, которые, как только он наклонялся к ней, отравляли Нейту, возбуждая в ней страсть.

День прошел очень тягостно. Сон бежал от пленницы. Когда жара сменилась приятной свежестью, она встала и сделала знак своим женщинам, чтобы они одели ее к ужину. Ей хотелось выйти в сад насладиться несколькими часами дня и тем солнцем, которого она почти не видела. Она машинально позволила одеть себя. Ее мысли витали вокруг Хоремсеба. Необходимость видеть его за ужином вызывала у нее ужас и отвращение, между тем – странная вещь, она ни за что на свете не согласилась бы отказаться от этого свидания и даже начала считать часы, которые их разделяли.

Закончив одевание, рабыни ушли, кроме той, которая надела на нее драгоценности и вспрыснула ароматической эссенцией. Когда молодая рабыня поднесла большое металлическое зеркало, взгляд Нейты случайно упал на ее лицо. Там было написано мрачное отчаяние. Великодушная и сострадательная по природе, Нейта под влиянием своего прозрения еще больше открылась для сочувствия. В первый раз она внимательно всмотрелась в свою служанку и заметила преждевременную старость, печать утомления и страдания, которыми дышала вся ее фигура. Положив руку на голову молодой рабыни, она спросила ее с добротой:

– Ты слышишь меня? Или ты тоже – глухонемая? Для верности Нейта указала рукой на рот и уши.

Рабыня подняла глаза. В них светились печаль и признательность. Затем несколькими быстрыми движениями она объяснила, что отлично слышит и понимает.

– Каким образом ты онемела, бедное дитя? Или ты, как и твои подруги, нема от рождения?

К глубокому удивлению Нейты, служанка от этого вопроса необыкновенно разволновалась. Ее всю трясло, глаза сверкали, а с губ срывалось хриплое ворчание. Через минуту она овладела собой, покачала головой и оживленной жестикуляцией объяснила, что евнух (она представила его так, что нельзя было ошибиться) отрезал ей язык.

– О, какой ужас! Но по чьему приказанию? – воскликнула Нейта, охваченная тяжелым предчувствием. Раздирающий и отчаянный смех сорвался с губ молодой рабыни. Еще более выразительными жестами, дышавшими ужасом и отвращением, она указала на господина, по воле которого так изуродовали всех рабов.

Охваченная внезапной слабостью, Нейта в изнеможении опустилась на стул и закрыла лицо руками. Тоска, страх и отвращение к Хоремсебу захлестнули ее. Его образ стал ярче от этой новой жестокости. И это чудовище она любит? Ради него она покинула и забыла Рому, который, без сомнения, скорбит о ее смерти. Легкое прикосновение оторвало ее от горьких мыслей. Она подняла голову и увидела, что рабыня встала перед ней на колени, молитвенно сложив руки, и боязливо смотрела на нее. Поймав взгляд госпожи, она с умоляющим видом прижала палец к губам.

– Не бойся, бедное дитя. Я не выдам того, что ты доверила мне.

Нейта протянула рабыне руку, которую та с признательностью поцеловала.

И вот она вышла в сад.

Солнце еще не село. Его живительные лучи играли на густых кронах и сверкали, отражаясь на гладкой поверхности пруда. Нейта жаждала чистого воздуха и дневного света, с которыми теперь почти никогда не встречалась.

Вид пруда вызвал у нее отвращение, поэтому она углубилась в одну из аллей. Походив совсем немного, девушка почувствовала усталость. Мучившее ее болезненное состояние теперь вернулось еще с большей силой. Нейта поднялась ка первую попавшуюся террасу и села на скамейку, прислонясь к колонне. Перед ней расстилалась поляна, окруженная стеной зелени. От нее начиналась аллея сикомор. Все было пустынно и молчаливо. Никто из служителей не появлялся, чтобы зажечь факелы и треножники и расставить благовония, так как еще не наступил час, когда выходит их господин.

Постепенно странное оцепенение овладело ею. Голова отяжелела, ледяная дрожь пробегала по телу и, казалось, черное покрывало опустилось перед глазами. Вдруг ей почудилось, что какая-то тень выступила из-под пальм и быстро направилась к ней. Сосредоточившись, она увидела женщину, лицо которой было закрыто покрывалом, а украшенные браслетами руки были протянуты вперед. Она словно скользила к террасе, слегка касаясь земли.

«Кто бы это мог быть? – подумала Нейта. – Кто-нибудь из танцовщиц или служанок? Но как она смела прийти сюда и приблизиться ко мне?»

Вдруг она заметила еще несколько новых теней. Они возникали, казалось, из кустов и даже из-за колонн террасы. В мгновение ока они окружили Нейту. Онемев от ужаса, она была не в состоянии пошевелиться и приросла к скамейке. Закутанные в черное женщины столпились вокруг нее. От них шел смертельный холод и сочился удушливый отвратительный запах. Кулаки, покрытые ожогами, протянулись к ней, и хриплые, глухие голоса закричали:

– Вот та, для которой он нашел и любовные поцелуи, а не только смертельные, которыми награждал нас. Она не предназначена для смерти. Беги из этого дворца. Мы не потерпим здесь твоего присутствия. Беги, Нейта, так как тот, кого ты любишь, принадлежит нам. Или стань такой же, как мы, и раздели нашу участь.

Черные покрывала упали, Нейта увидела молодые лица, обезображенные страданием и животными страстями. Пламя бушевало вокруг зловещих теней, и у каждой жертвы из раны на груди текла черная густая кровь. Покрывала превратились в дым, который носился вокруг этой ужасной толпы. Нейта хотела бежать, но онемевшие ноги отказывались повиноваться ей. В этот момент вся ее жизненная сила сосредоточилась на зрении и слухе.

– Посмотри! Эти раны – дело его рук, – сказал один из призраков, искаженное лицо которого дышало дикой ненавистью. – Хоремсеб пил кровь, которая течет в нашей груди, и этими кровавыми узами он связан с нами. Он принадлежит нам, и мы увлечем его в бездну. Там, освобожденный от плотского тела, он будет в нашей власти. Если ты хочешь разделить нашу власть, отдай и ты свою жизнь, чтобы напитать его.

Жалобно смеясь, отвратительные тени теснее обступили ее, как вдруг, кружась вокруг собственной оси, они исчезли с террасы, как огненные шары, гонимые ветром.

Отчаянным усилием стряхнув оцепенение, приковывавшее ее к скамейке, Нейта, дрожа, встала. Ее испуганный взгляд упал на Хоремсеба, который с беззаботной улыбкой шел к ней по аллее. Она, движимая только желанием не оставаться одной бросилась к князю. Но силы изменили ей, и она с глухим криком упала на колени.

– Что с тобой, Нейта? – спросил Хоремсеб, нежно наклоняясь к девушке, расстроенное лицо которой дышало безумным страхом.

– На меня напали женщины, окруженные пламенем и с ранами в груди. Они грозили мне, – пробормотала Нейта, задыхаясь. – Они сказали мне, что я не имею права на твою любовь, пока ты не напьешься моей крови. Эти женщины утащат тебя в бездну, где ты будешь в их власти. Ах, вот они возвращаются! Они окружают тебя, цепляются за тебя. Прогони их, если ты любишь меня!

Голос ее оборвался, и она упала на землю без чувств.

С минуту Хоремсеб стоял неподвижно. Бледный, с потускневшим взглядом, он, казалось, собирался с силами. Сильное тело его дрожало. Не духи ли его жертв, подобно ледяному ветру, касаются его влажного лба и приподнимают его волосы? Не их ли руки протягиваются к нему из-за каждого куста, в каждом темном углу? Стиснув зубы, он поднял Нейту и одним прыжком очутился на террасе. Здесь, положив девушку на скамейку, он хлопнул в ладоши.

Тотчас же прибежали Хамус и несколько рабов с факелами в руках.

– Вина и эссенций, – приказал Хоремсеб хриплым голосом.

Благодаря его стараниям, Нейта скоро открыла глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, целуя ее.

– Теперь лучше. Кажется, меня мучали дурные грезы, – заметила Нейта, стараясь улыбнуться.

– Без сомнения, ты бредила. Пойдем теперь ужинать – это окончательно восстановит твои силы, – сказал Хоремсеб, обнимая ее за талию, чтобы помочь ей идти.

Ужин проходил в полном молчании. Нейта не могла ни есть, ни пить. Хоремсеб озабоченно наблюдал за ней. Глубокая складка прорезала его лоб.

– Твои видения делают тебя больной, Нейта. Ты бледная, расстроенная, потеряла аппетит – так продолжаться не может. После ужина я отведу тебя к великому мудрецу и врачу. Он даст средства, которые тебя вылечат, – Хоремсеб замолчал, видя, что Нейта встала. Ее широко открытые глаза с ужасом следили за каким-то предметом.

– Кто эта бледная женщина, окруженная пламенем, с пурпурной розой в руках? Она хочет схватить тебя, Хоремсеб, – прошептала она.

Маленькие ледяные пальцы конвульсивно ухватились за ожерелье князя. Тот быстро обернулся.

– Что ты видишь, Нейта? Ничего нет!

– О, она остановилась между нами, а вот и бездна! Остановись, остановись! Не позволяй толкать себя туда, – уже кричала Нейта, в ужасе отступая назад.

– Ты больна, дорогая моя, – сказал Хоремсеб, притягивая ее к себе. – Я вижу, что ты меня очень любишь, так как не хочешь, чтобы я упал в бездну. Но успокойся, мы никогда не расстанемся с тобой.

Он прижал ее к себе еще крепче и поцеловал. Но, когда он прикасался к губам Нейты, на нее дохнуло едким горячим дымом изо рта Хоремсеба. Огненные языки окружили ее голову, освещая его лицо кровавым светом. Задыхаясь, изнывая, как в раскаленной печи, ослепленная и оглушенная, она стала отбиваться. Ее хрупкое тело изгибалось в конвульсиях.

– Пощади! Не жги меня, Хоремсеб, пламя душит меня! – кричала она, стараясь вырваться из его рук.

Вдруг она резко выпрямилась, а затем без чувств опустилась на руки князя. Снова Хоремсеб смертельно побледнел.

– Что это значит? Она, кажется, видит тех, кто здесь погиб? – с беспокойством пробормотал он. Вдруг его взгляд прояснился и на лице появилось выражение необычайной гордости и самодовольства. «Их души не могут найти себе покоя. Они еще любят и ревнуют меня. Бедная Нейта! Эти умные тени завидуют тому предпочтению, которое я оказываю тебе, и преследуют. Таадар должен избавить тебя от этого». Сделавшись, как по волшебству, спокойным, Хоремсеб поднял Нейту на руки и понес ее к мудрецу. Старый хетт стоял на пороге, словно ожидая их. Мрачный и молчаливый, не задав ни одного вопроса, он взял все еще бездыханную больную и, положив на ложе, долго исследовал ее. Наконец он сказал недовольным тоном:

– Чувства этого ребенка развиты сильней, чем это может вынести тело. Она видит жертвы, принесенные Молоху, и слышит их беспорядочные речи, полные ненависти и ревности.

– Ты это знаешь, учитель? – спросил удивленный Хоремсеб. – Но раз ты коснулся этого предмета, позволь задать тебе один вопрос. Если Нейта видит души этих женщин, значит, они существуют? Следовательно, эти мстительные тени, действительно, окружают меня, пылая ненавистью и любовью. Они хотят сбросить меня в какую-то бездну, чтобы отомстить мне?

– Я уже говорил тебе, что ничто не уничтожается… а тем более то нечто, совершенное и нежное, что называется душой, – важным тоном ответил мудрец. – Без сомнения, эти существа, разлученные с телами в самом расцвете жизни и молодости, носятся по тем местам, где они жили. Эти женщины желали бы обладать тобой и они ревнуют каждый взгляд, каждую мысль, которыми ты даришь другую, так как в этих бестелесных существах, бушуют все страсти живых. Чувства сохраняются и после смерти, только им недостает плотских органов. Поэтому они страдают вдвойне, их бессильные желания наталкиваются на непреодолимое препятствие. Оттого-то эти существа и хотят увлечь тебя в бездну, название которой – смерть.

Только тогда они могут стать опасными и по-настоящему угрожать тебе. Перейдя в тонкое тело, ты будешь доступным для преследования теней, пожираемых ненавистью и любовью. Но так как, питаясь кровью жертв, мы будем жить вечно, то этой опасности для тебя не существует. Сознание твоей неуязвимости еще больше возбуждает бессильную ярость невидимых существ.

– О! Больше, чем когда-нибудь, я должен приносить жертвы и пить их кровь, – вскричал Хоремсеб в какой-то дикой экзальтации, – Я хочу, я должен жить вечно! Эти грубые, полные ненависти души никогда не будут иметь надо мной власти.

– Тебе нечего бояться. Но я возвращаюсь к Нейте. Может, могущественный аромат и зрелища, подобные вчерашнему, страшно возбудили ее организм. Она видит и слышит то, что невидимо для других, у которых легкие нити, привязывающие душу к телу, тесно закреплены и слегка ослабляются только во время сна. У Нейты это ослабление переходит всякие границы. В таком состоянии органы души начинают вибрировать и открывают живущим то, что скрывается в атмосфере, населенной чудесами. Но подобное состояние, в тоже время, и очень опасно, так как может повлечь за собой разрыв сердца. Молодой женщине необходим свежий воздух и абсолютный покой. Я уже просил тебя поберечь ее, но так как ты не обратил внимания на мою просьбу, то я оставлю ее здесь, в верхней комнате павильона, и сам буду ухаживать за ней. Знай, Хоремсеб, что Нейта – дочь моего народа. Здесь она находится под покровительством своего бога и под моей защитой.

Старый мудрец величественно посмотрел на него и положил руку на голову женщины.

– Ты бредишь, Таадар! Каким образом Нейта – дочь Мэны, начальника царских палаток, может быть дочерью хеттов?! – недоверчиво спросил Хоремсеб.

– Это ты ошибаешься, Нейта – дочь фараона Хатасу и царевича Наромата, старшего брата Саргона. Поэтому-то я и сказал тебе, что в случае опасности этот ребенок будет для нас могущественной защитой, так как царица боготворит это воспоминание о своей единственной любви.

Пораженный Хоремсеб слушал, не перебивая.

– И ты говоришь мне это только сегодня? Но это невозможно. Неужели же гордая Хатасу могла полюбить побежденного? И затем, как она скрыла все это от отца?

При слове «побежденный» лицо хетта омрачилось, и в его глазах сверкнуло ядовитое выражение.

– Побежденный судьбою! Вспомни, Гиксы доказали Египту, что он не всегда бывает победителем, – холодно произнес Таадар.

– Прости меня, учитель, я не хотел оскорбить тебя. Только крайнее удивление вырвало у меня такие несправедливые слова. Но раз ты уже столько мне открыл, то объясни все до конца. Если только состояние Нейты не требует твоего немедленного вмешательства.

Мудрец взял флакон и натер девушке виски и лоб. Потом сказал, опускаясь на стул:

– Пока ей больше ничего не нужно, и я удовлетворю твое совершенно понятное любопытство, хотя открыть эту тайну меня заставила только необходимость обуздать тебя.

Таадар облокотился на стол и погрузился в свои воспоминания. Хоремсеб чуть ли не задыхался от нетерпения, и учитель, собравшись с мыслями, сказал:

– Мне тяжело возвращаться ко временам несчастья и унижения, когда боги отвернулись от нашего несчастного народа, и гордый победитель раскинул лагеря в полусожженных дворцах наших царей. Решительная битва, проигранная нами, отдала тысячи пленных в руки египтян. Среди них был и Наромат, самый красивый из хеттов, надежда и гордость своего народа. Покрытый ранами, а главное, истощенный потерей крови, молодой герой был найден среди груды тел, когда египтяне в присутствии своего царя стали считать убитых.

Тебе известно, что Хатасу сопровождала Тутмеса в этом походе. Прекрасная, как Гатора, она была еще совсем ребенком, хотя уже и тогда отличалась необыкновенной энергией и гордостью. О том, какое влияние она имела на царя, ты можешь судить по тому, что мне рассказал твой отец, как очевидец. Фараон, готовивший свою любимую дочь для трона, всеми силами старался дать мужской закал ее характеру. С ее женской хитростью должны были соединиться невозмутимость и мужество воина. С этой целью он заставлял ее присутствовать на сражениях, конечно, на таком расстоянии, чтобы она не могла быть ранена. В этот день он привез ее смотреть как будут считать мертвых.

Стоя на царской колеснице, она не морщась смотрела, как считали и записывали отрубленные руки, разбирая груду трупов, около которой остановилась царская колесница. Из этой кучи тел скоро вытащили бесчувственного Наромата. По золотой каске и по украшениям Тутмес узнал царевича, которого он разбил накануне, и сказал: «Это был лев! Этот герой умер смертью храбрых». Можно только догадываться, что происходило в эту минуту в душе Хатасу. Тем не менее, она заметила:

– Мне кажется, мой отец и фараон, что сыну царя, хоть и мертвому, не подобает быть изуродованным в общей куче трупов. Если даже такой победитель, как ты, сам бог войны, воздает такую большую хвалу его памяти, то не заслуживает ли герой погребальных почестей?

Царь был в восторге. Он похвалил тактичность и великодушие дочери и приказал с почестями похоронить Наромата. Когда же его подняли, боль вырвала стон у раненого. Узнав, что он не умер, его отнесли во дворец. Как встретились и полюбили друг друга Наромат и дочь Тутмеса I, я не знаю. Только Сэмну, тогда еще простой воин из свиты царевны, и одна из сопровождавших ее женщин по имени Сатати принимали участие в этой истории. Эта любовь, единственная в жизни гордой Хатасу, совершенно овладела ею и смягчила ее сердце к побежденным. Царевна добилась от Тутмеса больших послаблений для них, и Наромат взошел бы на трон своего отца в качестве данника Египта, если бы Хатасу решилась расстаться с ним. Но здесь эгоизм подавил все остальные чувства. Царевич должен был следовать за армией и… раны его снова открылись. Наромат умер, а беременная Хатасу в отчаянии вернулась в Фивы. Случай помог скрыть эти обстоятельства. Тутмес I немедленно должен был отправляться в Ливию. Думая, что дочь его утомлена продолжительным походом, он на этот раз не взял ее с собой. Во время его отсутствия родилась Нейта. Мэна, ее названный отец, был женат вторым браком на одной родственнице царя. Царевна доверилась ему. Так как начальник царских палаток также оставался в Фивах для излечения ран, то он и объявил, что возьмет ребенка к себе. Жена Мэны умерла в родах, произведя на свет мертворожденного ребенка. Этого ребенка заменили Нейтой. Только Мэна, Сэмну, Сатати и два хетта, Тиглат и колдунья Абракро, были посвящены в эту тайну. Узнал я все это от Тиглата, а передал только твоему отцу и тебе. Хоремсеб жадно слушал этот рассказ.

– Благодарю тебя, Таадар. То, что ты мне рассказал, осветило много вещей и объяснило необыкновенную гордость Нейты. Это перешло к ней от матери. Вернемся теперь к настоящему. Конечно, я влолне подчиняюсь твоим распоряжениям и пришлю тебе cюда все, что Нейте нужно. Но позволишь ли ты мне навещать ее?

– Разумеется. Только Нейте необходимо совершенно поправиться, прежде, чем она будет в остоянии переноcить новую обстановку. Я возвращу ее тебе гораздо более cильной, так как ароматы ассимилируются в ее крови.

К великому cвоему удивлению, Нейта пришла в себя в павильоне и осталась там жить. Она скоро привыкла к обществу старого мудреца, который обращался с ней ласково и которого занимали ее развитой ум и ее тонкие и острые ответы. Благодаря серьезному лечению и более здоровой жизни, к Нейте вернулись мало-помалу и силы и прежняя свежесть.