скачать книгу бесплатно
Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века)
Гавриил Яковлевич Кротов
Частица ожившей истории нашей страны, которая была реальностью для автора и его предков. Описанные здесь происшествия и переживания помогут понять правду притеснённых людей того времени, увидеть некоторые причины крушения монархии. Реалии двадцатых и тридцатых годов, превращение юного общественного активиста в творческого педагога, размышления о возможностях развития человека и общества… Эти и другие темы, затронутые в книге, полны страстной убеждённости в том, что мир должен стать лучше.
Три поколения
Художественная автобиография (первая половина ХХ века)
Гавриил Яковлевич Кротов
© Гавриил Яковлевич Кротов, 2016
© Михаил Юрьевич Щербов, дизайн обложки, 2016
ISBN 978-5-4483-5020-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Под редакцией и с послесловием Виктора Кротова.
Дизайн обложки Михаила Щербова.
Завещание
Я, Гавриил, сын Иакова, сын Кротова, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю моим детям – Виктору, Леониду, Максиму – и всем, в кого вложены капли моего труда, третьему поколению, все богатства, накопленные двумя поколениями.
Повелеваю вам, дети мои, хранить и преумножать богатства сии, дабы, подходя к пределу своей жизни, каждый из вас мог помыслить спокойно о том, что он не был рабом ленивым, зарывшим свой талант в мусоре обывательского бытия. Чтобы, подводя итоги жизни, вы могли, как драгоценности, перебирать в памяти содеянное, узреть в общей жизни расцвет капель своей крови и труда.
Вам покажутся ничтожными сокровища наши, но оцените труд, с коим они добыты.
Понеже сии богатства невозможно выразить цифирью и иными бухгалтерскими средствами, тому следует изложение.
Машина времени
Если человеку выпадает случай наблюдать чрезвычайное, как-то: извержение огнедышащей горы, погубившей цветущее селение, восстание угнетенного народа против всесильного владыки или вторжение в земли родные невиданного и необузданного врага – всё это видевший должен поведать бумаге.
Человек же, испытавший потрясающие события и умолчавший о них, похож на скупого, который, завернув плащом драгоценности, закапывает их в пустынном месте, когда холодная рука смерти уже касается его головы.
В. Ян «Чингиз-хан»
Мне приходилось довольствоваться литографиями картин, тогда как вы можете ознакомиться с оригиналами картин Васнецова в Историческом музее: «Первобытная община», «Охота на мамонта», «Воины у стен Доростола», «Похороны знатного». Вот сегодня воскресенье, и я с наслаждением пошел бы с вами в музей. Посмотреть эти картины – всё равно, что очутиться в X веке.
Здесь всё, от одежды, оружия, архитектуры до лиц, даёт представление об эпохе. Эти картины можно смотреть, или даже читать, часами.
А сейчас я хочу рассказать о некоторых легендах, которые вошли в литературу и лексикон культурных людей. Очевидно, на уроках истории в восьмом классе вы не будете их упоминать, но знать их не помешает.
Место нынешней России населяли славяне – славные, сильные люди. Несмотря на свою силу, то были миролюбивые люди, сосредоточившие своё внимание на своём хозяйстве. Дети суровой природы, густых лесов они имели возможность применить свою силу на борьбу с природой, могли выйти один на один с медведем. Расчищая леса, добывая пушнину, рыбу, бортный мёд (в дуплах). Живя среди суровой природы, получая от нее всё, они любили и боготворили её. Грандиозность и таинственность природы поражали воображение славян. В причудливых изгибах деревьев они видели хозяина леса – Лешего. Всплески крупной рыбы говорили им о русалках. Усатую морду сома они могли принять за царя водяного царства. Ночная суета мышей или возня ежа вызывали представление о домовом.
Но боги древних славян были добрыми богами, с которыми можно жить мирно. Они не требовали человеческих жертв, как боги германских или скандинавских племён. Бог солнца – созидатель жизни Ярило, Перун – бог грозы, Сварог, Даж-бог, бог ветра Стрибог, бог скота и псин – Велес.
Славяне не строили своим богам храмов. Храмом была сама природа.
Славяне делились на племена: поляне (Украина, Волынь), древляне (жители лесов), дреговичи (жители болот), северяне, кривичи, родимичи, вятичи.
Племена делились на роды. Каждая семья имела свой участок земли и отделяла его от других Чуром – столбом – изображением человека. Никто не мог перейти через Чур, и должен был чураться по-своему. Но чураться – не значило враждовать.
Землю обрабатывали семьёй. Жена и муж назывались супряги (супруги), то есть запрягались вместе для пахоты земли, на которой они сеяли, главным образом, неприхотливую культуру жито (дающее жизнь), так до сих пор на Украине называется рожь.
На славян часто нападали воинственные скандинавские племена вары, или как их называли, варяги (подобно слову «бродяги»). Они грабили славян, брали в плен или облагали податями.
Тогда славяне решили пригласить себе сильных воинов, которые стали бы князьями славян и защитили бы от варягов. И вот новгородцы пригласили трёх братьев: Рюрика, Тровура и Синеуса, и они стали первыми князьями.
После Рюрика князем стал Игорь, но за его малолетством регентом был Олег.
Пониманию истории прекрасно помогает искусство, литература. Советую прочитать книги: «Аскольдова могила», «Князь Серебряный», «Сын крестьянина», «Чингиз-хан», «Батый», «Последний консул», «Ледяной дом».
Часть 1. Предки
Человек ищет свободу
…Темень тут вечная, тайна великая,
Солнце сюда не доносит лучей,
Буря взыграет – ревущая, дикая —
Лес не подумает кланяться ей!
Только вершины поропщут тревожно…
Н. Некрасов
Мне трудно описать величие русских северных лесов. Постарайтесь помочь своим воображением.
От широких низменностей на север простираются вековые леса. У истоков реки Белой леса становятся настолько густыми, что можно пробраться в глубь их только звериными тропами. Деревья умирали и падали, образуя сплошной настил, закрывающий реки. Можно было идти по такому бурелому и слышать, как под ногами шумит речка.
Широко раскинулись густые леса дикого севера. Путь к ним преграждали болота, радующие взор изумрудом трав. Но горе тому, кто поверит этой яркой красоте. Болото коварно поглотит доверчивого путника в своей пучине. Только почти незаметные звериные тропинки затейливыми петлями ведут к сердцу тайги.
Вот она, величественная тайга, уснувшая в безмятежной тишине, среди которой хруст ветки под лапками осторожной белки кажется святотатством.
Высокие, ровные, как свечи, деревья широко раскинули в нежной синеве неба свои кроны.
Сквозь тайгу пробирается человек.
Как он попал сюда, минуя лукавые болота, густые заросли, непроходимые завалы?
Немало, видно, пришлось ему бороться с тайгой, ревниво охраняющей свой покой. Одежда его превратилась в лохмотья, тело покрыто царапинами и запекшейся кровью.
Что заставило его пройти этот путь? Трагедия ли крепостного права, ужасы ли жизни уральских заводов? Или свернул он с проторенной Владимирки, ведущей к каторжным рудникам?.. Видно было только, что человек искал свободу.
Вот он подошёл к реке, жадно напился воды, освежил лицо студёной влагой.
Тайга уже окутывалась мраком, хотя небо ещё отражало солнечные лучи. Наступала жуткая таёжная ночь. Человек казался здесь ничтожно маленьким, а лес – страшным в своей тишине и почти осязаемым мраком. Казалось, что это временная тишина, что в сгустках мрака таятся какие-то чудовища, которые только притаились и вот-вот бросятся на эту жалкую фигурку человека, посмевшего нарушить покой тайги, и по лесу пронесется громовое рычание победы.
Свободу охранял мрак и ужас.
Человек высек огонь, разжёг костер, отвоевав себе магический круг света и тепла у густого мрака тайги. Свет костра отгонял кошмары суеверия и диких зверей.
Утренний туман поднялся и открыл чудесную картину природы, освежённой утренней росой.
Здесь и остановился человек. Он выкопал себе землянку, напоминающую нору. Она защитила его от холода и дождей, оградила его от диких зверей и ужасов ночной тайги.
Человек нашёл себе товарищей, местных жителей-охотников, их в те времена называли вотяками. Незаметными тропами пробирались они в город, сбывали пушнину, рыбу, дичь, покупали себе охотничьи припасы и предметы несложного крестьянского хозяйства.
Тайга неохотно уступала человеку место, давая за тяжёлый труд скудный урожай. Словно лишай, разрасталась площадь, освобождённая от леса, покрывалась разноцветными заплатами посевов.
Такими застали их власти.
За их жилища, напоминавшие норы, их назвали Кротами.
Дикая природа наложила на них свой отпечаток. Люди срослись с природой. Борясь с ней, они одухотворяли её, считая живым существом, богатым и скупым. Сами они напоминали кряжистые деревья, глубоко пустившие корни в землю, могучие, но бессильные в своей неподвижности.
Цивилизация, завезённая попами и торговцами, не оторвала их от земли, а ещё больше захлестнула мутью суеверий, утверждённых церковью, и водкой. Разбойничья торговля и беспощадные подати ещё усилили бедность.
Люди потеряли больше, чем нашли.
Первое поколение
Cтрада – тяжёлая, ломовая работа, натужные труды и всякого рода лишения, летние работы земледельца, особенно шесть недель жнитва и косьбы, уборка хлеба и покос.
Даль «Толковый словарь»
Страда.
Это слово не будит в нас его первоначальный смысл. Но оно точно выражает условия уборки урожая в старое время.
Жаркое солнце потухающего лета словно выливает свой неизрасходованный запас тепла. Земля, перегретая солнечными лучами, обдаёт удушливым паром, от которого кружится голова, от которого ты готов упасть на горячую землю и забыться тяжёлым покоем. Только громадным напряжением воли можно удержаться от этого обморочного состояния. Рожь поспела. Тяжёлые зерна её градом падают на землю, а ведь это – голод. Нужны последние усилия, чтобы спасти эти драгоценные зёрна, дающие жизнь, здоровье, радость. Терпеть, напрячь все силы, но спасти эти зёрна, а усталость и боль пройдут. Они забудутся в тёплой избе зимними вечерами, когда вкусно пахнет свежевыпеченным хлебом.
Эти мысли подгоняли каждого, бьющегося на своей полоске.
Скорей! Скорей!..
Но Варваре Кротовой тяжело. Большой живот не даёт согнуться. Мучительно ломит спину. Временами она чувствует, как мучительно ворочается у неё в животе существо, которому передаются муки материнского организма.
Временами она тяжело падает на землю, закусывает руку зубами и, пересилив боль, снова тянется к серпу, снова режет рожь с тяжёлыми кистями колосьев.
Но боль нестерпимо ударила в спину, рвала тело, сводя судорогой мышцы. С дикими, помутившимися глазами, по-звериному рыча, на четвереньках ползла Варвара к меже, под куст, где стояла вода.
– Прецистая! Бласлови и помилуй![1 - В вятском диалекте вместо Ч произносится Ц. (Прим. автора)]
Она кусала губы, подавляя стоны, готовые вырваться из груди. Но стонать нельзя: кругом работают мужики.
– Сраму-то!
Василий заметил, что жены нет на жнивье. Осмотревшись, он заметил, что она лежит на меже под кустом.
– Я те покажу, стерво. Я те, барыня, подбодрю кнутовищем-то!
Но когда он увидел измученное восковое лицо жены, окровавленные руки, мокрый сарафан и розовый живой комочек, он смущённо начал топтаться на месте, нелепо перехватывая кнутовище из руки в руку.
– Родила, цортушко? Допереж родила. Ить бабка баяла цё не сецяс. Погодила бы, цортушко.
Что-то похожее на нежность или жалость промелькнуло в душе Василия. Но это чувство было настолько незнакомо ему, что он окончательно смутился.
– Сынок аль доцка?
– Сынок. Уди ты ради бога.
Василий направился к возу, довольный тем, что теперь земельный надел увеличится на одну душу.
Через несколько часов Варвара снова жала рожь, а новый человек лежал под кустом, защищённый его тенью от солнечных лучей и сосал соску из жёваного хлеба, завёрнутого в тряпицу.
Варвара иногда подымала голову, прислушивалась, уходила к сыну и смотрела на него счастливыми глазами матери, озаряя его светом любви, купленным страданием.
Вечером Василий взял сеть, ушёл на реку. Наловив рыбы, приготовил уху.
– Варька, поди полопай щербы-те. Чай замучалась рожамши.
Варвара глянула на него счастливыми глазами. Она готова была перенести любые муки, чтобы видеть ласку близкого ей человека.
При свете костра они смотрели на сына.
– Целовек, поди, будет, – мечтательно произнес Василий, а Варвара крепко прижала к себе это родное тельце, пахнущее молоком и хлебом.
Зимний вечер
Томительно тянутся зимние вечера. За окнами шумит пурга, тянет свою безрадостную, как жизнь, песню.
В светце горит лучина, слабо освещая лицо женщины, которая прядёт бесконечную нить и поёт заунывную песню, обидно гармонирующую с обстановкой и самой жизнью.
Яшка примостился на печи, свесил свою вихрастую голову и слушает песню матери.
– Мам, а мам, расскажи про деда-горбунка.
– Спи, пострел! Ночь уже, – ворчит мать. Но сквозь суровый ответ проскальзывает нотка нежности.
– Жил это дед-горбун. Маленький-маленький. А жил он под сырой землей, и знал он и ведал про все клады, сокровища несметные…
Вдруг в сенях послышались тяжёлые сбивающиеся шаги. Кто-то нащупывал ручку двери. Яшка нырнул в тёмный угол за трубу печки, и закрылся зипуном, а Варвара, уронив веретено, растерянно стояла, прислонившись к стене.
