скачать книгу бесплатно
В избу ворвалось густое облако морозного пара, оно окутывало человека, но быстро осело и расстелилось по полу. У порога стояла фигура пьяного мужа.
– Варька, кто пришёл?
– А вы, Василий Тимофеевич.
– Гы! – оскалился Василий и тяжело рухнул на лавку, широко раскинув руки и ноги.
Этот плюгавый человек, гнувший спину перед любым начальником: подрядчиком, приказчиком, старостой – чувствовал себя господином этой женщины и упивался своей властью рабовладельца.
– Варька, сымай лапти!
– Василь Тимофеевич, помилуй сударь мой батюшка!
Но Василий не менял позы и выражения лица.
– Ну!
Варвара робко начала развязывать смерзшиеся лыковые бечевки.
– Цалуй лапоть!
Покорно, по-собачьи осторожно прислонилась Варвара губами к лаптю, сильный, обдирающий лицо удар опрокинул её на спину.
– Как цалуешь, стерво!
Он несколько раз пнул её лаптем, но, чувствуя себя неустойчиво, схватил её за косы и потащил к столу. Почувствовав опору, он начал, не торопясь, пинать ногой беспомощное тело женщины.
Диким котёнком прыгнул Яшка с печки на шею отцу и вцепился руками в бороду.
– Тять, оставь мамку!
Василий оторвал от себя Яшку и швырнул его на пол. Мать быстро вскочила на ноги, схватила Яшку, обняла его руками и крикнула мужу:
– Не дам Яшку, не дам, идол!
Это уже не была та покорная женщина, которая минуту тому назад извивалась под ударами мужа, не смея уклониться от них, это была мать во всем её величии звериной любви и решимости защищать своего детёныша.
Василий, бормоча угрозы, кинулся на лавку и вскоре захрапел.
Мать, обняв сына, плакала слезами обиды, утешая его. Разбуженная шумом старуха-свекровь ворчала:
– Охальница ты этакая. Да как это язык-то у тя не отсохнет, мужу такие слова говорить. Мужа то ублажить надыть, а ты… эх, ты, змея лютая. Мало бьёт он тебя.
Варвара уложила сына и начала раздевать сонного мужа. Эта беззащитная женщина, покорная мужу жена без особых усилий поворачивала расслабленное тело мужа и, как ребёнка, перенесла его на постель. Потом погасила свет и долго молилась, кладя земные поклоны перед иконами, тёмные лики которых широко открытыми глазами равнодушно глядели на муки женщины, на дикую жизнь человеческого семейства.
Дядя Михайло
Сладок на заре детский сон. Так не хочется открывать глаза, а ведь потом надо вылезти из-под тёплого зипуна и идти в предрассветную сырость.
Яшка слышит голос матери, чувствует её настойчивые толчки, но хочется ещё немножечко, ещё чуть-чуть полежать, выгадать несколько драгоценных минут. Но мать безжалостно стаскивает зипун, и сон исчезает. Яшка надевает зипун, кладёт за пазуху ломоть хлеба, луковицу и соль, завязанную в узелок тряпицы. Всё это заботливо приготовлено матерью. Вот они выходят на двор. Мать открывает ворота, и Яшка гонит скотину на пастбище. Он звонко щёлкает длинным кнутом и басовито выкрикивает ругательства. Пасти приходится одному. В лесу можно растерять большое стадо. Яшка не трусит. Он уже чувствует себя большим. Его семилетний возраст не мешает ему чувствовать себя настоящим мужиком. Это очень интересно в семь лет.
Взошло солнце. Трава ещё покрыта росой, но уже не ощущается холода. В лесу на полянке Яшка пускает коров пастись, а сам ищет ягоды, слизун, кислицу – вот и завтрак готов. Потом он следит за птицами, стараясь понять, куда ползёт этот дятел или почему сороки подняли такой отчаянный галдёж. Он жадно наблюдает жизнь леса, скрытую и тихую, но красочную и интересную. Стоит только уметь замечать, и перед глазами открывается жизнь и борьба. Вот осторожно крадётся ласка, грациозно изгибая красивое хищное тело. Вот в траве бессильно трепещет крылышками птичка, скованная взглядом змеи. Она видит надвигающуюся смерть, но её движения парализованы уколами холодных змеиных глаз. Всё это интересно Яшке, всё это понятно ему, и всему он может дать объяснение. Но как только взгляд его охватывал более широкое пространство, начинают мучить вопросы: почему? Почему дует ветер? Почему бывает день и ночь? Где кончается лес и что идёт дальне? Эти вопросы вспыхивают в голове Яшки и гаснут, не получая ответа.
В полдень Яшка выгнал скотину к реке. Спасаясь от жары и овода, коровы стояли в воде, лениво обмахиваясь хвостами.
Яшка заметил мужика, склонившегося над ручьем, занятого какой-то работой. Он осторожно подошёл и увидел, что мужик устанавливает маленькую игрушечную мельницу на плотине, сделанной из камня и дёрна. Словно сказочный великан, он снял крышу мельницы и наблюдал за работой деревянного механизма.
– Пойдёт! – произнёс мужик вслух, подтверждая свои мысли.
Теперь он выпрямился, поправил ремешок, охватывающий длинные, вьющиеся на концах волосы, и улыбнулся Яшке ласковой улыбкой.
Между мужиком и Яшкой завязалась беседа. Познакомились. Дядя Михайло (так завали мужика) объяснил Яшке устройство модели водяной мельницы, по которой он будет строить настоящую, большую мельницу на реке Белой. Яшка узнал, что дядя Михайло столяр из соседнего села и славится своим мастерством. Он мог сделать из дерева всё, от баской ложки до ткацкого станка. Дядя Михайло охотно объяснил, как вырубаются замки, связывающие углы деревянных строений, сращиваются брёвна, укрепляются стропила, как из дерева строится громадное, прочное здание.
С этих пор дядя Михайло и Яшка встречались часто. Столяру нравился этот толковый любознательный парнишка, а Яшка не чаял души в своём новом знакомом. Он казался ему добрым волшебником, знающим много тайн, способным сказочно переделать окружающую жизнь. Сама внешность Михаила напоминала Яшке образ святого угодника, только всё лицо светилось доброй, мягкой улыбкой. И Яшка готов был отдать ему свою детскую душу.
Дядя Михайло уговорился с Яшкиным отцом, чтобы на зиму Яшку отдали к нему в ученики.
Семья дядя Михайла была большой и дружной. В этой семье не было тяжёлой нужды, ссор и драк, которые постоянно наблюдал Яшка в своём доме. В зимние вечера семья собиралась вокруг стола. На столе в резном светце горела берёзовая лучина. Женщины пряли лён, бабушка вязала чулки, мужчины плели лапти или делали ложки. Затейливым кружевом плелись сказки бабушки о прекрасных царевнах и царевичах, о сказочном царстве, о свирепых драконах и храбрых богатырях. Иногда Михайло рассказывал о городах и заводах, о далёких областях, где всё не так. Где текут широкие реки, где бурлаки тянут громадные баржи, где ходят чудовищные паровозы, где стоят большие дома и живут богатые люди.
Эти рассказы раскаляли Яшкино любопытство, и всё это сливалось в сплошную сказку.
Иногда Михайло затягивал песню. Мягкий и приятный голос сразу делал песню интересной. Её подхватывала бабушка, низкими голосами вторили сыновья, вплетали свои звонкие голоса невестки и дочка, Яшкина ровесница.
Особенно хороши были субботние вечера, когда комната была чисто вымыта. Освежённые баней члены семьи садились пить чай. После чаю Михайло расстилал на столе чистое полотенце, доставал с божницы толстую библию, тщательно завёрнутую в белую холстину, и благоговейно раскладывал её на полотенце. Он читал отдельные главы из Нового и Ветхого завета. Иногда библию сменяла книга «Житие святых». Перед Яшкой вставали образы Моисея, Саула, Макковеев, рисовались образы подвижников, которые гибли за веру, перенося невероятные муки.
Вскоре Яшка научился читать и к весне уже довольно бойко читал псалтырь. Хорошо давалось ему и ремесло. Наблюдательность и цепкая память не упускали ничего.
Весной, к пасхе, Яшка принёс свой первый заработок— два рубля восемьдесят четыре копейки (пятнадцать копеек он тайком отдал матери). В этот же вечер Василий крепко напился и ознаменовал это семейное событие тем, что жестоко избил жену и сына, крича, что он поилец-кормилец, что плевал он на чужое «богацество», что Яшка останется дома и нечего работать на Михаила.
Тяжело было Яшке покидать семью дяди Михайло, сменить тихие радостные вечера на буйство отца, ворчню бабушки, наблюдать материнские слёзы бессильного отчаяния.
Первый путь
Омутнинск – центр одного из старейших районов черной металлургии… Один из наиболее заброшенных уголков дореволюционной России.
Большая советская энциклопедия,
том 41, стр. 142
Нет больше царственной тайги. Сквозь неё прошли уже русские отряды с Устюга, Новгорода и Ростова-Суздаля. На месте вотского поселения была заложена крепость с земляным валом – Хлынов. Потом Хлынов был захвачен и подчинён Московскому государству. Свободные жители Хлынова были переселены в Московскую и Калужскую области, а на их месте присланы устюжане. Русское поселение разрослось в город Вятку.
Долгое время исторический путь проходил по водным путям, двигался к богатствам земли, вырастали такие заводы, как Омутнинск, Глазов, оставляя в стороне медвежьи уголки сёл. Их заводам нужен был уголь, и у местного населения появился новый промысел – обжигание угля.
Вот тогда-то тайга упала под ударами топора. Вырубались вековые деревья. Большая часть земли снова зарастала лесом, но это уже не был тот величественный лес, который рос по своей воле. С первым санным путём за сотни вёрст из лесных сёл к воде тянулись угольные обозы в сотни подвод.
С таким обозом выехал и Василий, прихватив с собой Яшку. За четырьмя санями, которые отправлял Василий, трудно было уследить одному. Из села выезжали двадцать-тридцать саней. По дороге из сёл, лежавших по пути, присоединялись новые санные группы, и обоз растягивался на несколько вёрст.
Это первое путешествие доставило Яшке много радости. Всё было однообразно, но в то же время изумительно ново. Дорога тянулась по лесной просеке. По бокам её стояла густая стена леса. Тяжёлые хлопья инея причудливо украшали деревья. Особенно красив был лес в лунную морозную ночь. Расплывчатый круг луны с трудом пробивал морозную мглу, и крупные серёжки инея вспыхивали яркими синими огнями. Скрипели полозья, отфыркивались лошади, мужики бежали за подводами, размахивая руками и хлопая себя по бокам, чтобы согреться. Иногда затевали возню, сталкивали друг друга с узкой наезженной дороги в рыхлый глубокий снег.
Иногда на пути встречался обратный порожняк. Начинались споры о том, кому сворачивать с дороги, но велись они больше для того, чтобы скрасить однообразие долгого пути. После лёгкой перебранки малый обоз-порожняк обычно со смехом сталкивали с наезженного санного пути, а большие обозы, поспорив, сами отводили порожняк в сторону: этого требовала справедливость.
Но однажды Яшке пришлось наблюдать картину, которая поразила его своей несправедливостью. В морозном воздухе послышался звон колокольчиков. По обозу прокатился встревоженный крик:
– Братцы, цорт нацальника несёт! Все, не соблюдая осторожность, принялись поспешно сворачивать лошадей в снег. Лошади вязли в снегу по брюхо, заступали в верёвки розвальней, калеча ноги. Опрокидывались короба, и ладно уложенный уголь рассыпался по снегу, втаптывался лошадьми.
Кибитка, звеня бубенцами, принеслась по дороге, мужики, сняв шапки, стояли по пояс в снегу, с каким-то страхом глядя на кибитку. Последние подводы не успели свернуть. Из кибитки поднялась фигура в енотовой дохе и разразилась угрозами и руганью. Кучер безжалостно хлестал кнутом испуганных лошадей и ещё более испуганных мужиков. Сани спешно были сброшены в снег, и кибитка умчалась.
– Какая сила в этих колокольчиках?.. – думал Яшка.
Но вот дорога становилась всё шире, лес редел, и наконец Яшка увидел низину, в которой раскинулся город. В одном конце его поднимался столб чёрного дыма и белого пара. Зарево огня красило всю окрестность багровым цветом.
– Пожар, тятька, гли-ка!
– Дурной, завод это.
Страшно было ехать к заводу. Чем ближе подъезжал обоз, тем Яшке становилось страшнее. То, что издали казалось маленьким, вблизи становилось большим: громадные дома, громадные корпуса, высокие домны.
Вся площадь у завода была заполнена подводами с углем. Мужики спорили из-за очереди, спорили до хрипоты. Спор переходил в дикую ругань, чаще всего заканчивавшуюся драками. Но вот место занято, и мужики уже добродушно греются, толкая друг друга плечом, потешно прыгая на одной ноге. Шум, гомон, фырканье лошадей. Пар от дыхания поднимался облаком над площадью.
Внезапно шум смолк, мужики сдёрнули шапки. На площадке амбара стоял коренастый человек, одетый как-то странно, непривычно для Яшки. Снова Яшка почувствовал силу одного человека над этой толпой.
– Ну, мужики, с богом, по порядку на платформу! Сани въезжали на платформу. Человек заглядывал в короб.
– Полтинник, вали! И короб опрокидывал и, высыпая уголь.
– Тридцать пять копеек! Вали…
– Цо вы, господин приказчик, помилуйте!
– Короба неполные, уголь мелкий. Ну, вали и проезжай! Пять подвод – рубль семьдесят пять копеек на руки!
Короба опрокидывались, и из окошечка будки рука протягивала бумажки и мелочь.
– Проезжай! Не годится – со снегом и короба неполные.
– Помилуйте, батюшка…
– Проезжай, проезжай.
– Батюшка-барин, уж сколько вашей милости будет угодно, не гоните ради Xриста…
– Двадцать пять копеек. Вали! Четыре подводы – один рубль.
– Добавьте по гривеннику… Семьдесят вёрст вёз.
– Пошёл вон – милости не понимаешь!
И мужики, скорые на расправу с любым, здесь покорно благодарили ограбившего их человека. Яшку и здесь поражала эта сила одного человека над всеми.
Мужики отъезжали в сторону, останавливали лошадей, бросали им охапки сена и долго перебирали медяки и бумажки, мучительно подсчитывая разницу между надеждой и действительностью.
Василий и его односельчане получили расчёт. Задав лошадям корму, мужики отправились в трактир. Там стоял густой пар, и спёртый прокуренный воздух перебивался запахом щей и пельменей Яшка быстро наелся, а мужики, выпив водки, галдели, смеялись, пели.
– Тять, мы скоро домой?
– Подь, погуляй. Ночевать будем.
И Яшка вышел из душного трактира на улицу.
Благоустроенность лубочного ада
и неприглядная жизнь завода
Завод казался страшным, но Яшке хотелось посмотреть его. Он прошёл на заводской двор. Здесь всё было необычно. Яшка приблизился к домне, из которой валил густой чёрный дым. Вблизи она была громадная, а около неё сновали ничтожно-маленькие фигурки людей. Люди были совершенно чёрные от копоти и угля, только глаза и зубы блестели на чёрных лицах. В первое время Яшке показалось, что он видит ад. Устройство и быт ада были изучены Яшкой до мелких подробностей. Когда мать открывала сундук с бельём и холстами, Яшка всегда рассматривал лубочную картину, наклеенную на крышке сундука. Картина изображала ад. Внизу в правой стороне сидел главный чёрт. Художник не пожалел на него чёрной краски. Кругом озабоченно трудились чёрные фигурки чертей… Маленькие, хиленькие, они с трудом тащили тучные туши грешников. Красный фон огня подчеркивал трудность их работы. Яшка был убежден, что в аду мучаются черти от непосильной работы. Во всяком случае, ад, изображенный на лубочной картине, был гораздо привлекательней, чем заводской двор.
Люди толкали вагонетки, тачки, носили брусья чугуна, одеты они были в чёрные лохмотья, которые не прикрывали, а только причудливо драпировали тело. Захваченные своей работой, люди не чувствовали ни мороза, ни жара печей. Яшка видел, что эти люди служат громадным печам и машинам, а те зло требовали труда.
Вдруг около домны раздался окрик:
– Бей леток!
Люди поспешно отбежали в сторону. Несколько человек держали большой железный прут. Держа прут на весу, они разбежались и ударили в круглое окошечко внизу домны и поспешно отбежали в сторону. Из летка хлынула струя расплавленного чугуна, разбрызгивая тучи ярких искр. Чугун растекался по ямкам, сделанным в песке. Наконец струя истощилась. Чугун постепенно менял свой цвет. Один оттенок сменял другой. Из ярко-белого он стал жёлтым, потом оранжевым, потом покрылся переливающимся сизым налётом.
Всё это казалось страшным, непонятным, но интересным.
Яшка очнулся и заметил, что наступила ночь. Он поспешил в трактир. Мужики были пьяны. На Яшку никто не обращал внимания, да у него и не было охоты попадать под руку пьяным. Яшка свернулся калачиком в углу и заснул.
Утром Яшка проснулся раньше мужиков. В трактире была ужасная духота. Пахло водочным перегаром, табачным дымом и кислым запахом овчин. Люди спали вповалку, причудливо перепутав тела. Яшка с трудом пробрался через бесчувственно спавших и вышел на улицу.
Ему хотелось ещё посмотреть завод, и он снова направился к домне. Вдруг за углом заводского корпуса раздался страшный грохот, что-то так громко рявкнуло, что этот страшный звук долго перекатывался в поле. И вот из-за угла выползло невообразимое чудовище. Оно двигалось, и это давало право воображению считать его живым, кроме того оно, как живое, вздыхало, отдувалось густыми клубами пара. Из головы его валил черный дым с большими яркими искрами. Чудовище это или машина, но Яшка решил держаться от него подальше. Лучше уйти туда, где, пусть чёрные и страшные, но всё-таки люди. Яшка пошёл на то место, где был вчера.
По длинным мосткам на самом верху домны люди толкали вагонетки и опрокидывали их в доменную башню. Люди казались маленькими, по цвету и движениям напоминали муравьёв.
Вылитый вчера чугун разбивали кувалдами на чушки и складывали в штабеля.
Сколько прошло времени, Яшка не заметил, пока один рабочий не сказал:
– Ты, паря, подь-ка отсюда, а то зашибут ненароком.
Яшка спохватился, что надо идти к своим, и побежал к трактиру.
На площади опять было тесно от подвод с углём.
Зайдя в трактир, Яшка увидел, что ни отца, ни односельчан нет.
– А где наши? – спросил Яшка у хозяина, сидевшего за поплавком.
– Ваши? По лесу бегают да воют или в берлоге лежат.
