скачать книгу бесплатно
Он молчал, минуту помедлив, сделал шаг к ней, все так же молча распахнул руки, словно говоря: “Иди ко мне!”
Агата рванулась и… была поймана мертвой хваткой удивительно крепких рук.
– Ты рехнулась? Это же морок. Сама посмотри, он боится света луны.
Волк держал ее, будто капканом, взъерошенный, заспанный, но невероятно решительный.
– Пусти, придурок хвостатый! Паша, забери меня, помоги мне, ты слышишь?
Стоявший рядом не шевелился. Так и остался стоять, призывая в объятия. Как и всегда, даже не думая помогать – она сама должна была сделать к нему шаг.
Агата кричала, шипела, извивалась, била когтями несносного этого парня, готова была просто убить, порвать на лоскутки. Но отчего-то теперь он был намного сильнее. Или она так ослабла? Прижимал к своему голому волосатому телу каменной хваткой, крепко обвивал руками плечи и только в ухо шептал:
– Не пущу, и не думай. Все, все, девочка, уймись.
Она – девочка? Только Канину разрешалось подобное! А он – вот он стоит опять, такой же равнодушный, как всегда, ему просто нет дела до ее отчаяния, до ее практически воя.
Вдруг ветер подул, налетев с туманной реки, мельница покачнулась, будто отряхиваясь. Что-то громко скрипнуло на крыше, вниз упала гнилая доска, аккурат рядом с кругом из соли. Новый пучок лунного света упал прямо на гостя и… тот преобразился. Рядом с Агатой и волком стоял вовсе не Паша, а омерзительный старик в грязном рубище и с клюкой. Длинные жидкие седые волосы, паклей свисавшие с головы и лица, делали его похожим на поросший лишайниками старый пень.
Они замерли. Волк так и не отпустил ее. Словно боялся – сорвется опять, дел натворит. Сидел и прижимал к себе – весь изодранный, окровавленный даже (поди подержи злую тигрицу), сопел прямо в ухо и только зубами скрипел.
– Ты кто? – рыкнула она.
Больше ей в голову ничего не пришло. Выйти за круг захотелось еще сильнее – но теперь уже для того, чтобы прибить эту сволочь лесную. Или речную – без разницы. Влез ей в самую душу, достал все самое больное и тягостное. Это вам не русалки голозадые, это – любовь ее неразделенная. Вот убила бы!
– Черный мельник, – просветил ее волк, поскольку существо беседовать с ней явно не желало.
– Это душонка у него цвета такого или не мылся давно? Пусти, Руд, я ему сейчас наваляю. Станет в клеточку или полосочку даже, как зебра.
– Не пущу. Тут его место, он очень силен. Не хорохорься. Даже если бы ты была альфой… – но хватку ослабил. А может – устал.
Этого было достаточно. Ну уж нет, черти вы ли лесные, черные, красные, желтые или даже коричневые, но подобного унижения Агата Гессер не простит никому и никогда. Секунду сосредотачивалась, вспоминая простейшие боевые заклинания. Силен, значит. Мельник. Ну-ну.
Грянул гром, в руках у Агаты зажегся огненный шар размером с крупное яблоко.
Мельник все еще молча пялился на Агату. Вот и славненько.
Меткий бросок, вспышка – и мельник из черного стал совершенно невидимым. Испарился, наверное. Хотя что ему, призраку, сделается, просто изгнала на долгое время.
– Что ты наделала? – вопль Рудика вывел ее из сладостного и умиротворенного размышления. – Мы же горим!
Упс. Это она не подумала. Огненный шар был боевым заклинанием – пожароопасным, конечно. Хоть и очень эффектным. Папа бы был недоволен.
Волк подхватил девушку на руки, теряя штаны на ходу (та в последний момент цапнула кузовок и ботинки) и, отчаянно чертыхаясь, сиганул с мельницы прямо в воду, надеясь на то, что русалки больше не рискнут с ними связываться.
Мельница горела, как стог сена. Полыхала фейверками и сияла пожаром на весь темный лес.
– Ну ты, дева, даешь!
Рудик невозмутимо полоскал штаны в реке, рассматривая их в отсветах горящей мельницы.
– А сам-то? Чего ты вцепился? А вдруг я тебя бы убила? Видал, как я его?
– Мельника? Да, приложила отменно. Я все никак не пойму, ты морф или магичка? Что-то не клеится.
– Я… – Агата замялась. Не хотелось до времени парню рассказывать всю свою запутанную историю. – Мать – ведьма-магичка, отец – оборотень. Вот я и вышла такая. И кстати – я альфа.
Глаза у парня стали огромными, брови стремительно поползли вверх.
– Да ладно?! Погоди, а ведь я удержал тебя. Выходит…
– И входит, и выходит, и замечательно входит. Как я уши тебе надрала поначалу, забыл?
Он насупился очень обиженно.
– Я, кстати, выловил из реки свою одежду, что русалки уволокли. Забирай штаны, только все очень мокрое.
И штаны, и вообще все – было, как… из реки.
Агата молча и решительно разделась. Морфы вообще очень спокойно относятся к обнаженке. Пашу, помнится, это всегда напрягало.
– Не пялься так на меня. И не тыкай в меня своим волчьим достоинством. Не впечатляет. Лучше вообще обернись, а то так и будешь ходить драным моими когтями.
Молча послушался. Рядом с Агатой сел волк. Собрала вещи, свои и его, развесила на ветках кустов у реки. Вытряхнула кузовок. Тяжко вздохнула.
Придется опять колдовать, что поделать. Очень ей не хотелось показывать все свои способности и умения постороннему. Но говоря откровенно, парень ее почти спас. Его ругать она могла сколько угодно, но знала сама: переступи она через круг Павлу навстречу – пропала бы. Когда колдуны держат в руках твою слабость – нет против той силы щитов и оружия. Как Мельник нашел в ее сердце то самое, что ее мучило? Поделом ему! И ей тоже, дурехе.
Ладно, делать нечего, не ходить же им мокрыми и холодными? Придется опять удивлять серого и хвостатого.
– Калорем[1 - Калорем (от лат. calorem – жарко) – эффективное, простое бытовое заклинание позволяющее быстро сушить и согревать (предметы и окружающих)]!
Быстрый взмах рук, и вещи высушены. Пальцем коснулась мокрой шерсти соседа – и он стал вдруг пушист и прекрасен. Так-то, серый. Смотри и учись.
Встала и пошла легкой походкой к реке – одеваться. Зачем-то от бедра. И отчего-то искренне торжествовала, услышав громкий восторженный присвист за спиною. Мальчишка!
– Инис[2 - Инис ( от лат. Ignis – огонь) бытовое заклинание, позволяющее создать небольшое, размером с газовую горелку, абсолютно безопасное пламя для бытовых нужд (приготовление еды, обогрев)]!
И на камне у реки зажглось небольшое пламя размером с газовую горелку: тепло, безопасно, удобно. Надолго ее сил сегодня не хватит, но воду на чай вскипятить она может. Из кузовка достала свой маленький чайничек, нагло украденный из избушки “для встреч”, поставила на огонек. Горделиво так и подчеркнуто-медленно оглянулась, натягивая трусы.
Волк стоял… во всех местах волк стоял, мучительно одеваясь, что было непросто. Белья он не носил, как практически все морфы, это ведь было совсем неудобно – натягивать трусы каждый раз в обороте. Агата ему позавидовала.
9. Слезы великой Агаты
– Елки, да высплюсь ли я в этом мире когда-нибудь? – ворчала Агата, устало бредя по речному берегу. Спотыкалась, тоскливо оглядывалась на почти прогоревшую мельницу, то и дело опираясь ладонью на холку спокойно шествующего рядом зверя.
– Выспишься, – пообещал, порыкивая, Рудик и словно случайно задевая ее ногу хвостом. – Прямо сейчас и выспишься. Обещаю, уложу и буду охранять твой сон. Вот только кустики найдём подходящие.
– Кустики-то нам зачем? Я что-то не заметила в тебе особой стеснительности.
– Ну а ты хотела прямо на берегу ночевать, о великая и ужасная? Чтобы к нам всю ночь ходили эти красивые голые женщины?
– Руд, а ты вообще о чем-то, кроме баб, можешь думать?
– Конечно. О еде.
Агата фыркнула. Ох, как она устала! Все время куда-то бежит, от кого-то спасается. Чужой мир надоел ей почти что до слез. Да ещё Мельник этот, будь он неладен, вытащил со дна души так тщательно там похороненные ею чувства, давно уже ставшие страхами.
– Вот тут хорошо, – заявил Рудольф, окидывая волчьим взглядом небольшой пятачок мягкой травки. – Давай так. Я на голой земле тебе спать не позволю, положим мою одежду, ты ляжешь. Волком тебя греть буду. А может, ты и вовсе обернёшься? Ты ведь морф, я видел. Кто: рысь, барс? Кошкой какой-то несет от тебя. В шерсти всяко теплее спать.
– Зайчик мой, видишь ли в чем проблема… – Агата совершенно без сил опустилась на скатанные в узел вещи Рудольфа. – Я хреновый морф. Неполноценный. Да и что ты там видел-то? Когти? Судя по осведомленности относительно вида хвоста – ничего и не видел.
– Разглядел все, что надо. Дралась ты как лев. А ноешь сейчас, как будто корова. Так в чем там хреновость твоя?
Сил не было пикироваться совсем. Хотелось на ручки и плакать.
– Я ведь морф только на четверть. Хотя… отец говорит, что все это предрассудки. Оборотничество – это не столько генетика, сколько талант.
Она потянулась, ловя с удовольствием на себе восхищенный взгляд волка.
– В тебе… эээ.. у тебя много всяких талантов, я вообще и не знал, что бывают кошки-магички. Я вот колдовать не умею совсем.
Агата фыркнула устало.
– Дурень. Ты просто не учился ничему, кроме формизма. Это ведь тоже – магия. Отец говорит…
– Ты часто его вспоминаешь.
Ее спутник тихо сел рядом, внимательно слушая и продолжая разглядывать.
– Он самый лучший мужчина вселенной. Тигр-альфа, гигант настоящий. Удивительный, всегда меня поддерживал во всем. Но мы давно не общаемся.
Говорить об этом было горько. Вспоминать – еще горше.
– Расскажешь?
– Нет. Ты хотел услышать про моего зверя? Ну так вот – я полная бездарь. Бились учителя, тренировали, даже под гипнозом пытались. Видишь ли, у меня тоже семейство совсем непростое. А я – старшая дочь, первая внучка и все такое. Возлагали надежды, а выросла – полный пшик. Тигрицы из девочки не вышло.
– Ну… – раздевающий взгляд волка снова порадовал, – пшиком назвать тебя сложно. Ты сильная, смелая, очень красивая. И потом… знаешь, я слышал, что такие проблемы бывают часто и у оборотней. У самых что ни на есть чистокровных. Ты же частично морфируешь? Далеко? Покажи.
Агата вздохнула. Усталость раскатывала, как каток по асфальту. Но у волка горели глаза, не хотелось его разочаровывать. Сосредоточилась, напряглась, тонкие девичьи руки покрылись густой серебристою шерстью. Показались огромные когти, пальцы укоротились, в штанах стало тесно – это полез предательски хвост. Потянулась, достала его из штанов, (сопровождаемая резким вздохом возбужденного донельзя волка). Звуки все стали громче, запахи – много острее.
– Собственно, все.
– Симпатично. Мне нравится. Женщина-кошка. И за хвост можно поймать, и… Ай! Только когти обрезать. Слушай, а ты, ну… во время… Никогда, что ли, не обращалась? Все же знают: морфы в приливе чувственной страсти очень часто обращаются просто спонтанно. Поначалу так все поголовно: гормоны, молодость, чувства, то есть течка. Да не дерись ты, я правду тебе говорю.
– Болтун.
Агата обиженно засопела, возвращая себе человеческий облик обратно.
– Теоретик, скорее. Что поделать, еще не успел. У нас в клане девушки в эти самые дни, раз в год, охраняются старыми, как те сокровища. Пока замуж не выдадут – ни-ни. Ну а ты-то у нас старая уже. Хоть и драчливая. Кошечка, не обломай пальчики о мои косточки, я очень твердый. Везде, между прочим.
Агата тяжко вздохнула, закрывая глаза. Хотелось заплакать. Зачем вот она рассказала ему это все?
– Эй, тигра, ты правда не знала?
– Отстать от меня, блохоносец.
Повернулась спиной к нему. Нечего видеть хвостатому слезы Агаты.
– Погоди, а этот, мужик твой – тот, на мельнице… Неужто ни разу тебя с ним не тянуло – кусаться, когти там выпускать? Мне сестры рассказывали – крышу сносит, ежели любовь. И не остановить того зверя, не удержать.
Не удержать? Ей вспомнилось все вдруг. С самого первого раза и после, всегда. Какое “не удержать?” – раскачать бы!
Агата села порывисто, зарычала и всхлипнула вдруг. Так себя стало жалко…
– Ты слышал, что я сказала тебе? Я ущербная, я! Не он. Он… добрый, щедрый, спокойный, умный. А я…
Откуда вдруг слезы взялись? Кто их просил?
Волк вдруг быстро обернулся человеком, порывисто обнял ее, привлекая крепкой рукой к очень широкой (внезапно) своей груди. А она отчего-то не отстранилась. И что, что он опять голый? Не было в этом жесте ничего романтического. И не жалость. Поддержка, мужская, твердая, очень надежная. Просто мальчишка, юнец, девственник, а сумел быть мужчиной.
– Ну, котенок. Он, наверное, просто не твой? Так бывает, я слышал. От тебя им не пахнет совсем.
– Мы расстались. Давно уже, с этой весны. Я сбежала от него в Академию.
Жесткие сильные пальцы успокаивающе пробежались по волосам.
– Ты не поняла. Эх, кошки. Слабоваты вы на… чутье. От женщины пахнет не потом мужским и не… ну ты поняла. Остро пахнет любовью. Просто несет. И влюбленная оборотница неприкосновенна для других. А ты пахнешь грустью.
Все вдруг оказалось так просто. Мальчишка хвостатый сказал – и будто морок спал с глаз и души. Была ли любовь у Агаты? Канин – завидная партия, хорош собой, умен, очень талантлив. И все. Ей его захотелось. А он – так и не дался. Тигрица просто охотилась, самозабвенно и долго. Вот и вся вам любовь.
От этого впору взвыть. Она и рыдала, вдруг обнаружив, что держится пальцами уже вновь за волка – пушистого, положившего голову ей на колени, обернувшегося вокруг ее горя мускулистым кольцом.
Так и уснула, в соплях и слезах. И снилось ей невозможное: как бежит по лесу на четырех сильных лапах, размахивая длинным хвостом. Как мощное, сильное тело поет каждой мышцей, роскошная серебристая шуба блестит в лучах полной луны. И огромный волк летит следом, беззвучно ее сопровождая – серый, могучий, стремительный. От этой безудержной скачки в кошачьих ушах воздух свистит, сердце бьется упоенно, дыхание хищницы не сбивается. Впереди только радость и полный восторг.
С первыми лучами летнего солнца Агата проснулась. Было тепло, пахло вкусно. Открыла глаза, все еще чутко принюхиваясь.
Волка рядом не было, зато на полянке горел костерок, настоящий, потрескивали дрова. На небольшой сковородке шипели крупные куски… чего-то. Вероятно, съедобного. Две глиняные чашки стояли чуть дальше, ее маленький чайник закипал. Все было аккуратно и чинно, даже сухая одежда лежала в сторонке сложенной стопкой.
– Доброе утро, котенок!
– Сдурел?! Не называй меня так! А то станешь щенком!
– Хоть горшком, только в печку не ставь. Как хочешь, так меня и зови. Зайца не было, птицу я не поймал, уж прости.
Девушка еще раз повела носом в сторону стремительно подрумянивавшегося нечта.
– А это что? Кстати, сковородка откуда?
