скачать книгу бесплатно
– Что-о? – в голосе Клары просквозило недоумение.
– Меня предупредили, что я должна вас во всём слушаться. И не возражать. Если вы не хотите, чтобы я говорила то, что думаю, то в следующий раз я солгу.
Клара молчала, откинувшись на спинку кресла. Моментально успокоилась? Или просто офонарела от наглости новой сиделки и готовится послать её куда подальше?
Ника лихорадочно соображала, как вывернуться из скользкой ситуации. Надо же, пройти собеседование у Эйдуса и так нелепо проколоться перед Кларой в первую минут знакомства. Леди мне этого не простит.
– Когда я вас увидела, я подумала… я подумала, что вы походите на леди Годиву. Честно.
Сравнение всплыло в мозгу интуитивно, откуда-то из подсознания. Ника ещё не успела толком понять, что сказала, но заметила, как в лице Клары что-то дрогнуло.
– Ты знаешь о леди Годиве?
– Читала в Интернете. И картинки видела. Она очень… эффектная.
На губах Клары появилась еле заметная улыбка. Или усмешка?
– Считаешь, что я на неё похожа?
– Да, – подтвердила Ника. Отступать было поздно. Что там эта Годива делала? Рыжая, это точно.
– Ну, голой на лошади ты меня вряд ли увидишь. А вот без лошади…
Всё с той же полуусмешкой-полуулыбкой она смотрела прямо в лицо Нике, и та, смутившись, отвела взгляд. И почувствовала знакомый прилив крови к лицу. А ещё говорят, что рыжие – бесстыжие. Хотя, кто сказал, что краснеют лишь от стыда?
– Напомни, как тебя зовут?
– Вероника. Но я привыкла к Нике. Называйте, как вам будет удобней.
Клара сморщила аккуратный, с едва заметной горбинкой, нос и шевельнула губами, будто собираясь что-то сказать. Вздохнула. Придирчиво оглядела Нику снизу вверх.
– Иди, переоденься. Потом помассируешь меня. Посмотрим, что ты умеешь делать руками. Язык-то у тебя точно подвешен.
Глава 5. Усмешка Годивы
Первые дни в усадьбе оказались на удивление скучными и пустыми на события. Даже Эйдус на выходные не появился. Экономка Раиса Маратовна «по секрету» шепнула, что «хозяин» на несколько дней уехал по делам. Клара Никой почти не интересовалась. Один раз спросила, после самого первого сеанса массажа, о том, где Ника работала раньше. Когда та ответила, вскользь заметила: «Вот как? Знаю этот салон. – И, вздохнув, добавила: – Когда-то сама туда ездила». Развивать тему Ника не осмелилась.
Встречались они с Кларой только во время массажа. Правда, заказывала его Клара часто, два-три раза в день. Видимо, очень нравилось. Едва Ника начинала разглаживать кожу, приступая к начальному этапу, как Клара тут же расслаблялась и, прикрыв глаза, задрёмывала, словно довольная рыжая кошка. Казалось, вот чуть-чуть – и замурлычет. Изредка, ленивым голосом, давала команды: «Ещё вот здесь… тут посильней, ага… хватит тут, дай перевернусь…»
Сеансы проходили, по настроению Клары, или в солярии на массажном столике, или непосредственно у неё в спальне, на кожаной кушетке. После очередного сеанса в спальне воскресным днём Ника осторожно спросила:
– Клара Агзамовна, а Ефим Борисович сегодня уже не приедет?
– А зачем он тебе? – отозвалась Клара после паузы.
Она лежала, ленивая и полусонная, на кушетке, в одних трусиках, подложив под голову подушечку. Небольшие, но округлые и выпуклые, словно дыньки, груди бесстыже топорщились темно-розовыми сосками. Ника давно привыкла к обнаженным женским телам, и тело Клары не вызывало у неё никакой особой реакции. Да, красивое и пропорциональное – если не считать изувеченной, в лодыжке, ноги. Но было в нем, одновременно, нечто ненатуральное – словно в искусно сделанной кукле. Клара действительно напоминала куклу: в основном – равнодушную, временами – злую.
– Он сказал, что должен со мной договор подписать.
– А что, не подписал ещё?.. Не переживай, когда-нибудь, да заедет.
Клара продолжала лежать с закрытыми глазами, не демонстрируя желания к общению, но и не проявляя раздражения. И Ника решила продлить разговор. Надо же как-то наводить мосты и укреплять контакты?
– Ефим Борисович сказал, что меня с испытательным сроком взяли.
– И что? По любому заплатим.
– Я не об этом. Хотела спросить – вам нравится, как я работаю?
Клара приоткрыла глаза:
– Что, хочешь у нас подольше задержаться?
Ника деликатно присела на край кушетки.
– Хотелось бы. Я старательная.
– Из-за денег старательная?
– Не только.
– Ишь ты-ы, – всё с той же ленивой интонацией протянула Клара, но лицо оживилось. – И ради чего ты ещё стараешься, старательная наша?
– Ради людей, – тихо и серьёзно произнесла Ника, быстро взглянув в глаза Клары и снова потупившись.
– Люди, это кто? Я, что ли? Или, может, Эйдус? – Клара называла мужа исключительно по фамилии.
– Зачем мне ваш муж? – с искренним недоумением отреагировала Ника.
– Что, не нравится? Старый и злой? – Клара засунула ладони под голову, в глазах – уже ни капли дремоты. С чего она так встрепенулась?
Ника в растерянности молчала, не зная, как ответить на резкий и откровенно провокационный вопрос. Кажется, опять влипла, подумала она. Интересно, кто кого разводит на откровенность? Я – её или она меня?
– Чего молчишь? Ты же у нас честная. Боишься сказать, что у меня старый и уродливый муж?
– А если и вправду боюсь?
Она не смотрела на Клару, а та молчала. Секунда, одна, вторая… Ника осторожно подняла взгляд. Клара улыбалась. Но не весело, а, скорее, озадаченно.
– Ладно, чёрт с ним, с Эйдусом. Значит, ты из-за меня стараешься? Только не говори, что я похожа на леди Годиву.
– Извините, это было неудачное сравнение, – почти шёпотом отозвалась Ника, водя ладонью по кожаной обшивке. Ей, наконец, удалось использовать «домашнюю заготовку». Но как оно повернётся?
– Что значит «неудачное»? – Клара снова отозвалась с запозданием. Ника, похоже, ставила её в тупик. Только бы не переборщить.
– У вас живая красота. А леди Годива… она же на картинке. Если бы я была художником…
Клара задумчиво поморгала, сосредотачиваясь. Потом протянула левую руку:
– Ну-ка, помоги присесть.
Подтянувшись при помощи Ники, она присела и выпрямила спину, продолжая держаться за Никину ладонь. Потом медленно заговорила:
– Когда мне было примерно столько лет, сколько тебе… я думала, что красота, это что-то вроде счастливого входного билета в мир сплошного кайфа… Меня даже рисовал… один художник… – Она взяла Нику свободной рукой за подбородок и слегка развернула его в свою сторону. – Точно, конопатая… Вот, не могу понять, то ли ты такая простушка, что дальше некуда, то ли, наоборот, хитрая, как лиса… Хотя ты, скорее, лисичка.
Лицо Клары находилось сантиметрах в тридцати, и Ника отчётливо разглядела светло-карюю, с желтизной, оболочку её суженных зрачков. Словно у рыси. Как бы не укусила! А у самой-то, между прочим, тоже конопушки. Тоже мне, «миска».
– Ладно. – Клара неожиданно свернула разговор и, продолжая держаться за руку Ники, медленно откинулась на спину. По лицу пробежала гримаса.
– Что с вами??? – Испуг получился неподдельным.
– Что-то спину тянуть начало. Мы когда последний раз укол ставили?
– Я ещё вам не ставила.
– Вот как? Это сколько я дней пропустила?.. Сегодня вечером поставишь, после ужина.
…Выйдя от Клары, Ника закрылась в ванной комнате, находившейся в конце коридора. Скинув халатик, ополоснулась по пояс холодной водой. Потом долго рассматривала себя в зеркале. Почему все сравнивают меня с лисой? – думала Ника. Ну, рыжая немного, и что? Неужели я ещё и кажусь хитрой, как лиса? Кажусь ли? Я давно уже научилась врать и хитрить. И, похоже, мне начинает это нравиться.
Сработало ведь с леди Годивой и художником. Не зря в Интернете торчала, нашла таки затерянную информацию о том, как молодая художница писала когда-то портрет Клары. Не бог весть что, но сработало. Клара уже не крысится, как при первом разговоре.
Где-то Ника читала, если при первой встрече вы назовёте дурнушку красавицей, она сочтёт это издевательством. Если вы повторите своё утверждение при второй встрече, она сочтёт это грубой лестью. А при третьей встрече уже воспримет данное утверждение, как должное. Иными словами, она вам поверит. Женская психология, блин.
Клара же и не дурнушка вовсе, даже невзирая на шрамы и хромоту. И тело в хорошем состоянии, подтянутое и упругое. Но она измучена болью и отношениями с мужем. И ещё чем-то…
– Куда будем ставить? – Ника стояла около Клары со шприцем в руке.
Клара на секунду задумалась.
– Давай в левое плечо.
Она лениво расстегнула пуговицы короткого шелкового халата и скинула его на кушетку, оставшись в розовых трусиках. Клара вообще не носила бюстгальтера и без халата сразу становилась похожей на обнажённую одалиску – тонкая ткань трусиков не столько скрывала, сколько, наоборот, подчёркивала все интимные прелести.
– Чёртов укол, – произнесла без выражения, когда Ника воткнула иглу.
– Извините. Больно?
– Да нет. Почти нежно. Это я так, про себя… Книги любишь читать?
– Что? – неожиданный вопрос застал Нику врасплох.
– По вечерам здесь чем занимаешься, пока не спишь? Телевизор смотришь?
– Иногда. Чаще музыку слушаю по «Айфону». И учебники читаю, я же учусь.
– Понятно. А обычные книжки?
– Раньше много читала. А в последнее время больше по специальности. Времени нет.
– Теперь будет. У Эйдуса в кабинете большая библиотека. Видела?
– Нет. Мне Раиса Маратовна сказала, что туда без разрешения заходить нельзя.
– Правильно сказала. Но сейчас мы туда сходим, и выберёшь что-нибудь, на ночь. – Увидев недоумение в глазах Ники, пояснила: – Сегодня у меня в комнате спать будешь. Если заскучаешь – книга пригодится… Я, знаешь, одна плохо засыпаю, кошмары мучают. Первые ночи не стала тебя беспокоить, думаю, пусть обживётся девочка.
Она так и сказала – девочка, отметила Ника. Что бы это значило? Проявление чувств? Или обычная фигура речи? Девочками многих называют. На панели тоже девочки.
…Кабинет Эйдуса размещался на первом этаже. Ника немного схитрила, сказав, что не видела библиотеки. В пятницу, когда приходящая горничная Ирина делала генеральную уборку, Ника заглянула в кабинет через открытую дверь. Ирина там как раз пылесосила, вот Ника и не сдержалась. Но лишь заглянула, так, чтобы не нарываться.
Она знала, что внутри дома везде установлены видеокамеры. Усков предупредил, что, как правило, внутреннее видеонаблюдение отключено. Охрана его включает только по распоряжению Эйдуса в те дни, когда в доме никого нет. Но такое случается очень редко. Вернее, два раза в год, когда Клару вывозят на курорт. В остальное время камеры отключены.
Оно и понятно. Зачем Эйдусу, чтобы охрана наблюдала за его полуголой женой? А то и голой? Ведь в спальне Клары тоже установлена видеокамера, как и в солярии.
«А если охранник сам включит камеры, из любопытства?» – спросила Ника.
«Не включит, – ответил Усков. – Для этого надо сначала замкнуть реле в кабинете Эйдуса, и только потом сигнал поступит в сторожку у ворот. Теоретически, конечно, можно исхитриться и, проникнув в кабинет, вывести сигнал на компьютер охраны. Только для чего? Наблюдать за голой Кларой себе дороже. Можно не только работы лишиться, но и глаз… Но ты будь осторожней. Мало ли что…»
Теперь у Ники появилась возможность оглядеться в домашнем кабинете политика. В вотчине, так сказать. Она зашла вслед за Кларой и остановилась у порога. Та-ак. Слева от входа кожаный диван с подушками. Напротив входа, почти от угла до угла, тянулись огромные витражи. По правую руку от двери, также почти до самого угла – книжные шкафы со стеклянными дверцами. Посредине кабинета, ближе к витражным окнам, стоял длинный и широкий, светло-коричневый стол. С правого, дальнего торца – кожаное кресло. За ним глухая стена с единственным украшением – габаритной картиной (примерно два метра на полтора – прикинула Ника) в шикарном золочёном багете. А на ней…
Ника, в ошеломлении, приоткрыла рот. В пятницу, заглянув в кабинет, она попросту не заметила картины, расположенной в дальнем углу. Тогда внимание Ники привлекло большое количество разнообразных часов, часть из которых стояла на столе, а часть висела на левой стене. Теперь же, при свете люстры, взгляд Ники почти сразу же уткнулся в картину. Вот это да!
– Ты чего? – небрежно спросила Клара. – Никогда столько книг не видела? Или часов? Так это Эйдус коллекционирует.
Но Ника смотрела на картину. На ней художник изобразил Клару. Она полулежала на тахте с распущенными волосами, полностью обнажённая. Одна нога подогнута, другая вытянута и откинута в сторону, словно специально открывая стороннему взгляду выпуклый лобок, покрытый тёмно-рыжими кудряшками. Полуопущенные ресницы вкупе с полуулыбкой создавали двойственное впечатление – девушка то ли дремала, то ли за кем-то лукаво подглядывала, делая вид, что спит.
Вот она, та самая картина, информацию о которой Ника нашла в Интернете. Странно, что Усков о ней ничего не сообщил. Хотя, возможно, просто не счёл это обстоятельство важным.
– Вот ты куда уставилась, – скучающим голосом заметила Клара. – Было дело, рисовала меня… одна начинающая художница. Правда, не успела полностью закончить, но тело, говорят, неплохо получилось. Художница хотела назвать её «Спящая Годива». Так что, взгляд у тебя намётан… Эйдус её никому не показывает, лишь сам любуется и смакует, как скупой рыцарь… Странно, почему она открыта.
Клара подошла к стене и нажала на какую-то кнопку за углом книжного шкафа. Снизу, от пола, вылез широкий экран-витраж и с тихим жужжанием закрыл всю правую стену до потолка.
– Считай, тебе повезло. Обычно она за экраном спрятана. Эйдус, наверное, забыл закрыть.
Врёшь ты всё, подумала Ника, ничего он не забыл. Если бы забыл, я бы её заметила в пятницу. Багет-то, вон как сверкает. Да и такую яркую красотку в натуральную величину, как не заметить? Это ты специально опустила экран перед тем, как меня сюда завести. Похвастаться решила…
Нарисовано и, вправду, здорово, да только вот никто не видит. Наверное, заходит сюда, когда Эйдуса нет, и смотрит на себя, молодую и красивую. И счастливую. Была же она когда-то счастливой? Сволочь этот Эйдус. Но что же всё-таки между ними произошло? Надо, видимо, что-то сказать, отреагировать?
– Если любуется, наверное, любит.
Глуповато. Но для такой наивной девчонки, как я, сойдёт.
– Что??? – Глаза Клары расширились. Рысь, чистая рысь, мелькнуло в голове у Ники.
– Я говорю… вы сказали, что ваш муж любуется на картину. Я подумала, раз любуется, значит, любит.
Клара прищурилась.
– Кого или чего любит?
