скачать книгу бесплатно
Петрович кивнул.
«Это даже лучше. Возможно, они мне не понравятся», – подумал он.
Когда официант ушел, он краем глаза стал наблюдать на мужиком, на которого он кивнул. Мужик сидел грустный, в черном костюме, перед ним стояла рюмка водки, накрытая кусочком хлеба, и блюдо со льдом и устрицами.
«А ведь это же он!… ее любовник!» – вдруг подумал Петрович.
Ведь он так же сидел и поминал Лариску на сорок дней.
Борис еще интенсивнее скосил глаза, рассматривая его.
Мужик был приличный, интеллигентный, взрослый, и он скорбел. Больше Петрович ничего не мог о нем сказать.
Мужик иногда опрокидывал рюмку, опирался лицом на ладони и явно скорбел.
Петрович проглотил принесенную ему устрицу. Его чуть не стошнило. Он подумал, что со стороны он, пожалуй, позеленел.
«Господи, и что люди в них находят… второй раз мне этот аттракцион ни за что не повторить», – ужаснулся он, глядя на лежащую перед собой раковину.
Борис подумал, что тупой получился вечер, как, пожалуй, и вся их жизнь, истинное лицо которой открылось ему в последние дни. Он – Борис, Лариска, этот мужик, устрицы – слишком много персонажей, слишком тесно в одном месте.
Борис расплатился и встал.
Проходя мимо злополучного посетителя ресторана, он подумал:
«Спасибо тебе, мужик, за все. За блеск в ее глазах, за ипотеку, за диван, за торшер. Бывай, что ли».
Пироги и орехи
Андреева подперла румяную щеку, облокотившись на подоконник, и смотрела в окно. Бывший одногруппник Гусев летящей походкой выбежал из ее подъезда, кутаясь в тонкое пальто, два раза поскользнулся, голой рукой смахнул снег со стекол своего джипа и запрыгнул внутрь.
«Как удивительно, давненько за мои сорок четыре года у меня не ночевал мужик. Пусть и институтский товарищ».
Гусев проспал всю ночь на диване, а Танька – запершись в своей девичьей спальне, но это не мешало чувствовать себя сегодня куртизанкой, принимающей по ночам мужчин.
Гусев был случайно встречен вчера в супермаркете.
– Танька?
– Мишка?
Она толкала битком набитую тележку, он шел с бутылкой водки и банкой оливок, намеревался выпить – с горя или от радости – в честь окончания второго развода.
«У людей уже по второму разводу. А у меня еще ни одного похода в ЗАГС».
Они шли по магазину и болтали. Гусев как будто никуда не спешил, расспрашивал ее о нынешней жизни и вспоминал институтские годы, когда они учились на экономистов. Дошли до кассы, вышли на улицу.
– Ты пешком? Я тебя отвезу.
Затолкал Таньку с пакетами в машину и довез до дома. Она ехала и думала, прокатит ли ее вот так еще кто-нибудь когда-нибудь.
Оказалось, что этим субботним вечером делать ему нечего, он напросился к Андреевой домой. Танька вылезала из машины и надеялась, что весь двор отметит, что и ее катают на красивых машинах красивые джентльмены.
Сели на кухне, болтали и пили водку. Гусев поведал о двух своих бурных браках, о работе, о друзьях, о делах и еще много о чем.
«Какая интересная у людей идет жизнь».
Татьяна гордилась в жизни некоторыми достижениями – виртуозным плетением макраме и победой на выставке собак ее ныне почившего пуделя Велюра. Еще она отправляла в журнал по садоводству составленные ею кроссворды, их напечатали пару раз. Однако, Гусеву ничем из этого похвастать не хотелось. Она даже незаметно от Гусева убрала в шкаф три портрета Велюра в черных рамках. «Прости, Велюрчик».
– Да так… пишу для журналов… – сказала она, – работаю бухгалтером, ну, и личная жизнь не очень-то сложилась.
«Эти три недоразумения мужского пола не стоят нынче ни моего, ни Гусевского внимания».
Гусев сначала был весел и бодр, хорохорился по поводу развода, потом скис и начал жаловаться на вторую жену, которая оказалась такой же взбалмошной и меркантильной как первая.
– Она требовала и требовала у меня кольцо!
«Ну, и купил бы, дурак, может, разводиться бы не пришлось».
Но Танька лишь понимающе кивала.
Закончил Михаил на мажорной ноте – его адвокат по разводам оказался молодец, Гусев доволен. Он даже радостно ударил кулаком по столу.
Гусев давно сжевал свои оливки и, хотя в начале вечера заявил о приверженности правильному питанию, к одиннадцати часам без зазрений совести съел Танькины пироги, тарелку борща, голубцы и мамины огурцы.
«Тощий такой. Как в него входит?» – думала Танька, но предложила ему все, что было в холодильнике.
Откусив кусок пирога, он закатил глаза и пробурчал с полным ртом:
– Танька, пироги твои божественные, ты просто богиня пирогов.
Татьяна довольно улыбнулась, богиней (пусть и пироговой) ее никто никогда не называл.
Время клонилось к полуночи, Гусев все более напивался. Татьяну саму разморило, ей было весело.
«Какой прекрасный вышел вечер».
Она накренилась, облокотившись на стол, вдруг заметила, что грудь ее лежит на столе справа, а сама она сидит слева. «Неудобно как-то перед Гусевым», – и выпрямилась.
А ведь Гусев ей очень нравился в институте. Он был да и остался веселым балагуром, шутником и любимцем женщин. Она была рада его встретить. Да еще привнес такое разнообразие в ее монотонную скучную жизнь.
– Танька, ты такая замечательная баба! Это я тебе как дважды разведенный говорю. Ты не обижайся только, пироги твои хоть на выставку вози, но ты зря на свои пироги так налегаешь.
Андреева аж поперхнулась такой наглости.
– Ну, прости-прости, Танька, – он засмеялся и притянул рукой ее голову к себе, поцеловал в лоб. – Я пьяный и говорю всякую ерунду.
Танька вздохнула и решила не злиться на него, она, действительно, не модельной внешности.
Они все болтали и болтали, время бежало. Вспомнили и поездки в колхоз в самом начале учебы, и курьезы при сдаче госэкзаменов.
– Андреева, – вдруг сказал Михаил, – а куда я сейчас поеду? Я видел, у тебя там диван стоит в гостиной. Давай я у тебя заночую? Ты не переживай, – он поднял ладони, – я приставать не буду, честное слово.
«Да лучше б ты не давал своего честного слова».
– Оставайся, конечно, – Андреева ради такого случая достала новые простыни, которые десять лет лежали в ожидании непонятно какого грандиозного мероприятия. И спрятала еще два портрета Велюрчика.
Гусев смеялся, про разводы уже не вспоминал, разделся до трусов прямо при ней. Она ошарашенно отвернулась. Через две минуты Гусев уже похрапывал, не отягощенный думами о досадивших ему женах.
Татьяна прошла в спальню, закрылась на замок, но надела новую ночную рубашку.
Всю ночь провела в полудреме, ненадолго забываясь сном.
Проснулась от пения Гусева, этот весельчак залез в ванну, мылся и пел.
«Какой самостоятельный гость», – подивилась Андреева, быстро оделась, причесалась и вскипятила чайник. Со злостью посмотрела на стоящую на столе тарелку с идеальными пирогами.
«Поменьше налегать…».
Гусев вышел уже одетый. Благоухал как майская роза.
«И как ему удается? Я выпила в пять раз меньше его, но как же мне худо».
Он радостно чмокнул Андрееву в щеку, выпил две кружки чая и опять восхвалял пироги.
«Забыл еще кое-что добавить», – мрачно подумала Татьяна.
Вскоре он засобирался, тепло попрощался с Андреевой, с комсомольским задором и с песней вышел в дверь.
«Как все неожиданно вышло…», – теперь думала Танька, облокотившись на подоконник.
Гусев прогрел джип и уехал из двора.
Танька залезла в ванну.
«Тут только что стоял голый Гусев, кто бы мог подумать…», – подумала она.
Она снова легла спать, включив телевизор и попивая таблетки от головной боли. Так и прошло воскресенье.
Вечером позвонила подруга Нина. Видимо, у Татьяны был столь загадочный голос, что подруга сразу почуяла неладное. Выпытав подробности вечеринки, она ахнула и развеселилась, подшучивая над Андреевой и обвиняя в распутстве. Танька только смеялась в ответ и велела не раздувать из мухи слона.
Так и уснула. Веселая и таинственная.
Пролетела неделя. О гусарском визите Гусева у Татьяны остался легкий флер воспоминаний. Подруга все спрашивала про их дальнейшее общение, а рассказать-то было нечего.
«Ну, развелся человек, переживал и хотел поговорить. Все-таки приятно было встретить давнего приятеля».
Закончилась пятница, Татьяна после работы зашла в магазин и двинулась в сторону дома. Вдруг раздался звонок, и телефон высветил имя Гусева.
– Танька, привет! – он как обычно был «мистер позитив года», – как дела? Что делаешь?
«Что я делаю… Плесневею я. Налегаю на пироги, Гусев».
– Да ничего особенного, Миша.
– Я понимаю, что сегодня пятница, у тебя, наверное, куча планов, и ты, скорее всего, не дома… но, может, ты все-таки свободна сегодня? Может, я к тебе заеду и снова устроим вечер дегустации спиртных напитков?
Андреевой даже улица показалась розовее.
– Как раз сегодня никаких планов нет, приезжай, – улыбнулась она.
– О-кей! – попел Гусев, – буду через полтора часа.
Татьяна развернулась обратно в магазин за водкой и оливками.
Нынешний вечер прошел как и первые посиделки. Теперь уже не говорили об институте (ведь обсудили вдоль и поперек), теперь болтали о книгах, о фильмах, о событиях в мире и обо всем, что приходило в голову.
«А Гусев не такой тупой, как казалось вначале», – подумалось Таньке.
С ним было весело и интересно.
Андреева подумала, что Нинка бы охренела, увидев в ее ромашковой кухне Гусева – холеного и модного – восседающего среди салфеток и графинов. Это ж насколько ему осточертели его жены и подружки, что он готов провести пятничный вечер в компании потрепанного жизнью сорокачетырехлетнего бухгалтера Андреевой?
«Вероятно, я еще ничего», – предпочла подумать Татьяна.
Пироги снова зашли на «ура», она постаралась не думать о данном им ранее совете на их счет.
Несмотря на все ее смутные надежды, несмотря на надетый ею новый халат, Гусев по прежнему сценарию веселился и пил, а потом стремительно упал спать.
Татьяна некоторое время сидела напротив дивана и смотрела на него. Какой же Гусев красивый мужик, ее диван больше никогда не увидит такого прекрасного мужика. Как жаль, что Гусев с одинаковым энтузиазмом смотрит и на диван, и на Андрееву.
Таким образом повторились три ночевки Гусева.
Татьяне вдруг показалось, что она очень старомодна на фоне своего одногруппника. Сначала она купила новый диван, потом наняла бригаду переклеить обои в квартире, переделать за неделю ванную комнату и купила новый кухонный гарнитур. Татьяна радовалась, что Гусев с его водкой очень кстати встряхнул весь ее мирок, подернутый паутиной.
Еще через неделю она пошла к парикмахеру, постриглась и выкрасилась в светлый цвет.
Душа ее пела. Жизнь заиграла новыми красками. Она ощущала себя обновленной и взбодрившейся.
А Гусев объявлялся с периодичностью раз в неделю, влетал в дверь как ветер, рассказывал о своих делах и своих женщинах – что очень ее задевало – и так же стремительно улетал. Он заметил все перемены и хвалил Андрееву.
– Мм, новая прическа? – Михаил жевал пирог и показал ей кулак с поднятым большим пальцем, – очень круто!
– Ой, спасибо… – заулыбалась она.
Он приносил пакеты продуктов и даже небольшие презенты, например, духи на восьмое марта. Такого у Андреевой не бывало очень давно.
Нинка грызла ногти, слушая ее рассказы про таинственного ночного посетителя.
