скачать книгу бесплатно
Забрали еще пятерых.
Остались трое: я, Бойкая и еще одна девочка.
Мы сбились в кучку и сидели рядом в одном углу.
Я чувствовала их плечи по обе стороны от себя. Их тепло придавало мне ложной уверенности.
Я замерла, сцепив пальцы, и думала, что осталось уже совсем немного времени.
Люк открылся. Мы посмотрели друг на друга.
«Кто же следующая?» – пронеслась у меня мысль.
За подмышки схватили Бойкую.
Она, похоже, не собиралась просто так сдаваться. Заорала и согнулась, мешая ее вынуть. Она отчаянно цеплялась руками и ногами за стенки и крышку. Однако, ее дернули настолько сильно, что она, застряв под крышкой люка, неестественно сложилась телом напополам. Вскрикнула от боли. Белое платье порвалось посередине, и обнажилось ее смуглое тело. Хрустнули кости. Я это услышала. И она исчезла за дверью.
Девочка, сидевшая рядом, отвернулась с гримасой ужаса на лице, я обняла ее и закрыла ей глаза ладонью.
Мы сидели не двигаясь и не в силах что-либо сказать друг другу.
Я явственно слышала стук ее сердца. Она, вероятно, так же слышала мое.
Я поняла, что очень устала. Осталось только одно желание – чтобы все это побыстрее закончилось. Память так и не возвращалась. Да мне было уже все равно. Внезапно всплывшие воспоминания могли запросто оказаться еще страшнее всего происходящего с нами. Такое равнодушие, наверное, испытывают все люди, подвергающиеся мучениям.
Девочку забрали тоже. Вырвали из моих объятий. Я упала, резко отцепившись от нее. Она была здесь последним живым существом, с кем меня связывало общее несчастье. Мы не проронили с ней ни слова, коротко обменявшись взглядами. Я с отчаянием посмотрела в ее испуганные глаза.
Я осталась одна в темной коморке.
Я сидела, обхватив колени руками.
«Зачем я здесь. В этом непонятном наряде. Последняя из нашей странной группы. Что они там делают за пределами нашей коробки? Живы ли они все? Увижу ли я их еще когда-нибудь? Может быть, это всего лишь чей-то глупый неудачный розыгрыш? Ищет ли меня кто-нибудь сейчас? Дорога ли я кому-нибудь? Что будет, например, хотя бы завтра? Я когда-нибудь вспомню, кто я, чем я занимаюсь, где я живу, кто мои близкие? Может быть, я в чем-то виновата и не зря здесь оказалась? Случайно ли я оказалась последней или нет?».
Страх и безразличие накатывали поочередно по мере изменения мыслей.
Я была измотана морально и физически. Я не могла ни нормально выспаться, ни толком размяться.
В конце-концов я задремала.
«Вот бы хорошо так и не проснуться…» – было моей последней мыслью перед тем, как я провалилась в сон.
Люк открылся снова.
Теперь почему-то мне не было страшно. Мне было любопытно.
Руки протянулись и за мной. Меня подняли аккуратно. И не было больно.
Я оглянулась назад на нашу комнату, небольшой дом, его тут же сломали, смяли.
Передо мной было лицо мужчины. Он бережно меня держит.
Какое-то время он рассеянно смотрит на меня. Зачем я ему? Кто он такой? Что меня ждет?
Потом он меня поджигает пламенем из его руки. Мне не больно. Сквозь пламя мне тоже видится Куба. Табачные листья. У меня нет других воспоминаний. И их не может быть. Я просто последняя сигарета из пачки.
Опыт поколений
Миша и его отец – Семен Андреевич – совместно проживали аскетичным мужским тандемом.
Жена Семена Андреевича, она же мать Михаила, лет семь назад разлюбила супруга, после чего родителями и сыном было принято решение, что мужская часть развалившейся семьи живет отдельно, а женская ее часть – в виде одной жены – удаляется строить новое светлое будущее.
Так и поделили – светлое будущее и светлое нефильтрованное.
Так как сыну исполнилось уже девятнадцать лет, то в мужском коллективе царило равноправие, приправленное отцовскими поучениями.
Утром Семен Андреевич заботливо будил сына, мимоходом скидывая одеяло на пол, и готовил спартанский завтрак порциями гигантского размера. Взъерошенный сын являлся на кухню, подставлял голову под поглаживание рукой отца, включал веселую музыку. Минут пятнадцать они методично работали челюстями и обменивались новостями и планами на день. Потом Миша мыл посуду.
В ванной умывались и причесывались одновременно, стоя у двух раковин. Семен Андреевич расческой выравнивал сыну пробор на голове и давал дежурный подзатыльник за то, что тот опять побрызгался его селективной парфюмерией. Миша пинцетом выдергивал волос, торчащий на мочке уха Семена Андреевича.
Потом оба одевались. Чтобы не путаться в трусах и носках, их поделили по цветам – черные носил папаша, а синие и серые – сын. Мишка вышел в холл в джинсах и футболке, Семен Андреевич поморщился и показал сыну на дырку на плече. Пришлось футболку выбросить, надеть другую.
Мишка взял ключи от БМВ и рюкзак. Семен Андреевич отобрал ключи, вручил ему брелок от «Опеля». Выдал тысячу рублей на еду.
Закрыли дверь, спустились в паркинг. Отец по-отечески приобнял сына, разъехались в разные стороны.
***
Мишка весь день просидел на лекциях и семинарах, потом до шести часов вечера торчал в гостях у друга Вовы. Мама у Вовы отлично готовила, так что Мишка любил у них бывать. Что ни говори, а отсутствие матери в доме сказывалось на дефиците котлет и борщей.
Мишка забежал домой переодеться перед прогулкой с новой знакомой девушкой. Его отец сибаритствовал дома – в халате с шелковыми отворотами и с бокалом виски в руке он давал наставления бегающему по квартире сыну.
Мишка любил, когда папаша поучал его, особенно в вечера погружения в расслабленный алкогольный флер, и передавал молодому поколению набитую граблей мудрость.
– Михаил, – крикнул отец, пока Мишка причесывался в ванной, – я так понимаю, у тебя завелась новая девица?
– Папа, не завелась, я появилась. Не девица, а подруга, – прокричал Мишка, смеясь.
– Да, ты прав, что я не прав… Действительно, объект обожания не должен называться девицей… И куда ты ее ведешь?
– Мы будем гулять!
– У тебя есть деньги? Своди ее в кино!
– Нет, мы будем гулять! Нам интересно поговорить друг с другом. Но деньги я могу взять, – рассмеялся сын.
– Какой прагматизм, однако… Какая твоя подружка, расскажи?
– Девушка как девушка… что тут рассказывать…
– Знаешь, Мишка, вот мой тебе совет, никогда не заводи пухлую подружку. Пухлая молодая подружка – это увесистая спутница жизни в зрелости! Слышишь?…
– Да слышу-слышу, папа. Я понял…
– Пухлая она?
– Нормальная она, – улыбнулся Мишка, стоя в дверном проеме, – но я тысячу взял, спасибо.
***
Назавтра вечером Мишка подошел к отцу, попросил завязать галстук – отец отлично вязал виндзорский узел.
– И куда мой сын пошел такой красивый?
– Мы идем в театр, в оперный. На балет. Балет я хотя бы могу смотреть, потому как опера – совсем тоска…
– Слушай, а она у тебя часом не зануда?…
Мишка помотал головой, а Семен Андреевич, серьезно глядя в глаза, продолжил:
– Михаил, с занудами не надо встречаться… Девушка должна быть веселая. Если она все время ржет, то и жить веселей. А зануда… сам не заметишь, как вся твоя жизнь превратится в занудное болото… и сам занудой станешь… А главный признак зануды – очки! Как увидел очки – сразу насторожись и точно проверь…
– Пап, ну я ж сказал, что она нормальная, – ворчал Мишка.
– Все они сначала нормальные…
***
Утром оба поглощали по огромной яичнице с беконом.
Семен Андреевич почитывал газету – он любил печатную прессу, которая пачкала чернилами пальцы.
– Как яичница?
Мишка показал кулак с поднятым вверх пальцем:
– Как и предыдущие пять тысяч раз – отличная, – засмеялся он.
– Ха-ха, – покачал головой отец, – это только кажется, что яичницу легко приготовить! Надо и яйца ловко разбить, видишь, желтки целые? И чтоб сковородка раскалилась до нужной температуры. И бекон раньше яиц поджарить, и огонь вовремя убавить. В общем, знаешь, мастер – этот тот, кто совершил все мыслимые ошибки в деле. Учись, пока я жив.
– Ты б еще борщ научился готовить, а? – Мишка бубнил с набитым ртом.
– Борщ!? Это гендерно недопустимо… Кстати, твоя подруга, у нее как с готовкой? Нам тут не помешает ценный кулинарный кадр, сам знаешь.
– Я пока не знаю, пап, – усмехнулся Мишка, – мы ж с ней гуляем, дома не сидим.
– А вот зря! Проверить надо заранее. Если баб… девушка вкусно готовит – то и ты никогда голодным не останешься. И я тоже, надеюсь, – он многозначительно поднял вверх указательный палец.
– Ты думаешь, мы с тобой собираемся жить? – Мишка изогнул бровь.
– А что, к мамаше своей поедешь?
– Мамаша-то тут причем? Я сто лет ее не видел. Кстати, надо бы с ней встретиться…
Семен Андреевич демонстративно прикрылся газетой.
– Да ладно, пап, ты у меня самая лучшая мамаша.
Семен Андреевич довольно улыбнулся.
***
Вечером следующего дня Мишка печатал курсовую, пыхтел, изо всех сил пытался сосредоточиться.
Отец пришел в десятом часу. Несмотря на покачивающуюся походку, он был эффектен – в костюме и блестящих ботинках, завалился в кресло.
Мишка был рад отвлечься, уселся рядом с ним:
– Ну, что, где был?
– Думаешь, ты один хочешь ходить на свидания? – гордо поднял голову отец.
– О? – засмеялся Мишка, – У нас будет новая мама?
– Ну, это ты загнул, конечно… скорее, ровесница-сестренка… – он сбросил ботинки на пол, – налей отцу, пожалуйста, вискаря. Зря я, что ли, тебя с пеленок растил…
– Пап, вы развелись, когда мы было тринадцать… то есть вчера буквально… про пеленки ты преувеличил слегка, – Михаил взял бокал и налил виски.
– Да, приврал маленько.
– А ты что вернулся так рано, раз на свидании был? – Мишка сделал глоток из стакана и передал его отцу.
– Ну… как тебе сказать… охота мне уснуть на моем ортопедическом матрасе, с моими плотными шторами, не вызывать никакое такси, завтра выспаться как следует… Мишка, наверное, твой отец постарел, – он развел руками. – Мне уже не хочется бегать с букетом всю ночь по улицам города в любовном восторге, смотреть на звезды и петь под гитару. Мда…
– Ты просто недостаточно влюблен, – Миша ушел на кухню и сварил себе чашку кофе – ночь с написанием курсовой предстояла долгая.
– Да, наверное, я недостаточно влюблен… Знаешь, бывали времена, когда я был и достаточно влюблен, и даже более, чем достаточно. Так вот по итогу скажу тебе: не влюбляйся в блондинок с эльфийской внешностью… они такие тоненькие… такие светленькие… кожа прозрачная… глаза хрустальные…
– И чем это плохо?
– Чем-чем… они хороши только до двадцати пяти лет… потом они уже никакие не эльфы… – он хлебнул из стакана. – Глаза мутные, сами синие.
– Да ну тебя. Кстати, я сегодня маме звонил, – сказал Миша.
– О! А брюнетки типа нашей мамы – еще хуже. Они даже не удосуживаются прикинуться миленькими.
– Пап, так кого любить-то? Ни белых и ни черных…
Семен Андреевич захмелел и оперся лицом на руку. Засыпая, он изрек:
