скачать книгу бесплатно
– Только не рыжих…
Мишка махнул рукой, укрыл его пледом и ушел дописывать курсовую.
***
Утром завтрак готовил Мишка. Папаша со стеклянным взглядом сидел за столом, замотавшись в плед, и просил любой еды.
Мишка пожарил картошки, хоть для него это было и сложно. Отец был очень рад картошке, налил в нее сметаны, уплетал за обе щеки.
– Картошку – это ты хорошо придумал, Мишаня, – приговаривал он. – Вижу, не зря мне бог сына послал…
– Ешь-ешь, – рассмеялся сын.
– Курсовую сегодня сдаешь? – прошепелявил Семен Андреевич, обжигаясь картошкой.
– Ага-а… Страшновато что-то…
– Нормально все будет, ты же весь в меня. Не мог плохую курсовую написать. И не думай о ней, раз все равно уже написал. Думай о приятном… А что, есть у вас видные девчонки в группе?
– Есть всякие, – Мишка пожал плечами.
– Надо встречаться с красивой, чтобы глаз радовался. А высокие есть?
Мишка отрицательно покачал головой.
– Надо непременно выбрать высокую, – продолжал отец, напавший на картофель как заправский белорус, – высокая спутница – она ж как флаг! Издалека видно, все рассматривают. Модель!… Хотя… Бывает, что и не модель, а просто оглобля… Но это не наш вариант. Да, тебе непременно нужна высокая модель. Чтоб над тобой, как знамя, гордо реяла. Подружка твоя высокая?
– Не очень, – улыбнулся Мишка.
– А красивая?!
– Для меня красивая, – улыбнулся сын.
– М-м-м… – недовольно проурчал Семен Андреевич. – Ну, они недостаток красоты могут компенсировать эффектными нарядами и эпатажным поведением… А имя-то у нее есть? Хорошо, если имя красивое и редкое, на слух приятное. Как вы лодку назовете, так она и поплывет.
– Люся она. Люсей зовут.
– Наша лодка Люся… Вот и поплывем.
***
Через два месяца отмечали Мишкин юбилей – двадцать лет.
Накануне похода в ресторан Миша решил, наконец, познакомить отца и Люсю, чтобы назавтра не было неловкостей и чтобы знакомство не прошло впопыхах.
Ради такого случая Семен Андреевич заказал еды, накрыл стол, купил шампанского.
В дверь позвонили. Он снял свой холостяцкий передник, встретил сына с Люсей.
Люся зашла вслед за Мишей в холл, поздоровалась и замерла, стеснительно уставившись в пол.
Семен Андреевич, добродушно улыбаясь, смотрел на их новую гостью.
Люсенька была невысокой сбитой девушкой, кругленькой, не красавицей, но юной и оттого милой. Она была одета в серое платье и не накрашена. Ее голубые глаза блестели, светлые волосы обрамляли личико и были заплетены в косу. Она часто моргала из-за стекол очков в черной оправе.
– Ой, вот, я принесла… это пирог, – она протянула замотанную в полотенце тарелку. – Только он подгорел… я редко готовлю, так что заранее извините. Но зато много и хорошо учусь, – улыбнулась она.
– Проходите, дорогая Люся, – Семен Андреевич проводил ее в гостиную.
Мишка взял пирог и понес на кухню, отец зашел вслед за ним.
– Сынок, вижу, ты вообще наставления отца не слушаешь? И чего я тут целыми днями бубню… – он демонстративно закатил глаза.
Мишка засмеялся:
– Пап, ну, отстань, а?
Семен Андреевич достал из холодильника бутылку и взял три высоких бокала.
– Пойдемте выпьем. Выпьем за любовь.
Моллюски и их раковины
Борис Петрович был озадачен скоропостижной кончиной жены.
Прошли похороны, прошли девять дней.
Только теперь он начал осознавать, что Ларисы больше нет.
«Мне всего пятьдесят, а я уже вдовец».
На руки выдано свидетельство. Больше она не встречает его дома. Не болтает с ним, пусть и обо всякой чепухе, не жарит котлеты, не строит несбыточные планы, не поет в ванной. Как тихо. Какая звенящая тишина. Жизнь как будто замерла. Как будто Лариса в отъезде, скоро вернется, и все пойдет по-прежнему.
Он сидел на диване и прислушивался, вдруг она звякнет тарелкой на кухне или позовет его ужинать. Но она не звякала и не звала.
Дочь и сын очень помогли в эти дни, без них бы он совсем растерялся и был бы обманут похоронными дельцами и организаторами печального банкета.
Сын быстро уехал обратно к своей семье.
Борис Петрович с дочкой Машей сидят в квартире, в которой еще недавно суетилась по хозяйству его жена.
Маша обняла отца за плечи. Ей показалось, что за последние дни он осунулся и стал как будто меньше.
– Папка, а можно я с тобой поживу?
– Как это, Маша? – встрепенулся он, – а муж твой что скажет?
Маша махнула рукой и вздохнула.
– У нас уже давно все плохо… я вам говорить не хотела, чтобы не расстраивать… а теперь и так такое горе… – она всхлипнула, вытерла глаза рукавом.
«М-да, – грустно подумал Борис, – видимо, прошли те времена, когда семьи существовали до момента «пока смерть не разлучит».
– Я ж не знал, – отец неловко положил ей руку на плечо, – конечно, живи тут сколько хочешь. Хоть навсегда переезжай.
Они сидели на диване, уставившись в пол. Сидели рядом, но каждый по-своему одинок. У одного нет жены, у другой – матери. Было слышно, как тикают большие часы и как за стеной громко разговаривают соседи. У них все живы, есть с кем поговорить.
– Маш, я все думаю про ее сердечный приступ… вот ведь случай… и что она вообще на той улице делала…
– Да кто ж знает, папка. Может, к подруге ходила, может, например, на маникюр. Да что угодно.
Он кивнул в знак согласия.
– Давай, папка, выпьем немножко водки.
Борис Петрович снова кивнул.
***
Маша очень пригодилась отцу – прибирала квартиру, ходила в магазины, общалась с визитерами и вечерами составляла компанию самому Борису Петровичу.
– Пап, вы такие молодцы, сделали ремонт, мебель всю поменяли, – Маша всегда радовалась за родителей.
– Да… это все мать твоя… – он обвел взглядом комнату. И правда, все было новеньким. Это при их скромных зарплатах-то. И как только выкраивала деньги?
– Папа, кстати, это все случайно не в кредит? Как бы не забыть платить?
– Нет-нет, Маша, кредит только на эту квартиру. Представляешь, ведь остался всего один платеж. Всего один! Столько лет платили… Надо же, как она чуть-чуть не дожила… так символично… а была б так счастлива…
Они оба вздохнули.
***
Он был рад, что у него есть работа. В такой ситуации работа – спасение. Ведь хотелось только лежать и смотреть в потолок. Но как-никак каждое утро нужно было встать с кровати, побриться, умыться, выйти из дома, купить спортивную газету, дойти до института. Там на весь день получалось забыться, читая лекции студентам, погрузиться в мир литературы и высоких материй, общаться с одухотворенными людьми. Лариска была далека от всего этого, ее больше заботили практические вопросы. Прочитав книгу, она говорила что-то типа: «Хорошая книжка». И бежала по делам, успеть купить какой-нибудь диван со скидкой.
Это даже удачно, что в их паре один успешно решал бытовые вопросы, а другой – реализовался как филолог. Борис Петрович с добродушным презрением взирал на Ларискину мирскую суету, отдавая ей зарплату и не озадачиваясь мещанскими делами. Он днями пребывал в литературных чертогах, с учащимися-единомышленниками обсуждая тексты и подтексты произведений, изучая житие поэтов и писателей, как будто проживая с ними жизнь, то бродя по парижским подворотням с Бальзаком, то рассматривая картины будущего с Уэллсом. А вечером Петрович приходил домой, где его ждала в неизменно хорошем настроении Лариска, ждали любимые тапки, диетические котлеты и новый диван. Это его более чем устраивало. А души высокие порывы он, чего греха таить, несколько раз унял в романах с одухотворенными студентками.
В эту среду после работы Борис Петрович пошел выпить и поболтать с другом. Михаил – давний друг Бориса – был патологоанатомом. По иронии судьбы он работал в том же морге, куда привезли до похорон жену Бориса.
Они уже изрядно напились, сидя в баре, грызли чесночные гренки и периодически опрокидывали по рюмке.
– Миха, вот ты меня с Лариской познакомил, ты же ее последний и проводил… – печально изрек Борис.
– Да, Петрович, такая трагедия… такая случайность… кто бы мог подумать…
Они опять выпили.
– Да я как увидел, кого к нам привезли – обомлел! – Михаил стукнул рюмкой по столу. – Сразу подумал, как ты теперь? Такое горе…
– Миха, даже не рассказывай мне, как ее привезли…
«Не хочу думать, что ты видел Лариску голой. Хоть и при таких обстоятельствах».
– Не буду. Петрович, в общем, давай выпьем за Лариску, земля ей пухом. Ведь она была такая хорошая жена и вашим детям отличная мать, а ведь еще и красивая такая, даже в свои пятьдесят. И ведь всегда на нее приятно посмотреть, всегда нарядная… худая вон какая… не то что моя жена.. эх, знал бы раньше, не познакомил бы вас, – попытался пошутить Михаил.
– Да, красивая была, – повторил Борис.
«Даже странно, что Лариска до сих пор была такая красивая… Работала целыми днями, детей вон вырастила, на даче успевала батрачить. И сохранилась же бодрая, глаза блестели, явно не из-за меня… странно».
– Боря, тут такое дело, не хотел тебе говорить. Да и не имею права. Но ты ж мне товарищ.
Борису стало тревожно, он очень не любил сюрпризы и тайны.
– Ну?
– У нас в морге студенты-медики практику проходят, им дают разные задания, – он помолчал. – Один занялся исследованиями содержимого желудка поступающих мерт… поступающих лиц. И у твоей жены содержимое желудка проверял. Ты не переживай – все этично, все в пределах инструкций.
– И зачем вам это надо… – с сомнением в голосе насупился Петрович.
– Ну, они ж студенты… изучают всякое. И это тоже. Он мне потом показал результат, знал же, что Лариса моя знакомая. И вот что интересно – у нее в желудке любопытное содержимое было. Если не вдаваться в химические термины, то у нее был полный желудок устриц.
– Устриц? Всмысле? Каких устриц?
– Каких-каких.. едят которые! В раковинах.
– Она ела устрицы?
– Ну да, как будто перед смертью наелась устриц. Неожиданно так, – Миха пожал плечами. – Студент ее даже графиней назвал после этого.
«Устрицы… откуда устрицы? Графиня Лариска и устрицы?… Лариска и борщ, Лариска и пюре – вот это укладывается в голове. А устрицы? Посиделки у подруги что ли? Не с вареньем, а с устрицами?…».
– Да вы там напутали что-то со своими студентами. Откуда у Лариски устрицы. Они ж вроде еще и дорогие.
Миха пожал плечами:
– Ну, я не знаю. Просто передал тебе. Можешь не думать об этом. Давай еще выпить закажем.
***
«Устрицы…».
Они не шли из головы Бориса.
Устрицы скорее вязались с ним – утонченным филологом, преподавателем литературы, всю жизнь потрясающим перед лицом жены своими гуманитарными дипломами. Лариска с ее техническим образованием казалась ему хоть и красавицей, но простушкой без изысков.
А тут устрицы. Ишь чего.
Борис даже залез в интернет посмотреть цены на эти моллюски. Цена колебалась и доходила до пятисот рублей.