На обратной стороне

Глава I

Знайте, истина всегда скрыта от наших глаз. Истина открывается лишь тем, кого она выберет. Но однажды узнав ее, человек больше не сможет жить в прежней реальности – он будет жить в той реальности, в которую поверил.

Наступил третий день священного праздника Тела и Крови Христовых. В этот маленький городок я приехал с группой трудяг, вечно ищущих возможности заработать и странствующих по всей стране. Улицы были заполнены путниками и казались на удивление оживленными, лица приезжих светились особой благостью из-за праздника. Мы решили, что здесь нам должно повезти с работой.

Город окружал большой лес. Он словно переливался в блеске прозрачного воздуха, очаровывал своей старинной архитектурой. Его насквозь пронизывали извилистые улочки, вымощенные брусчаткой. Все они, словно по cговору, стекались к центральной площади. По обеим сторонам улиц были разбросаны дома разных размеров. Часто на довольно большом расстоянии друг от друга, что создавало впечатление необыкновенного простора.

Разнообразие здешних архитектурных стилей поражало. Не ожидаешь встретить в таком небольшом городе строения из разных эпох. Это наслоение форм показывало, каким древним был город. Ближе к центру можно было еще встретить редкие примеры деревянных строений XI века, которые не успели уничтожить огонь или время. Некоторым из них безуспешно пытались придать более современный вид, украсив фасад резьбой.

Дальше от центра тянулась застройка более поздних веков. Фасады этих домов были щедро украшены фресками и барельефами. Но многие из них осыпались и разрушились, ведь содержать дома в приличном виде стоило больших денег, которых у современных жителей города не хватало. О былой красоте оставалось только догадываться.

Центральную площадь с трех сторон окружали улицы. На западе же к ней почти вплотную подбирался лес.

Мне приглянулся этот уютный мирок, да и дороги утомили. Место очень напоминало мой родной город, но тогда я еще не мог понять, чем именно.

– Знаете, доктор, я много лет ездил по стране, подрабатывая в разных местах, и решил на некоторое время остаться здесь. Хотя сам я родом совсем из иных краев. У пожилой вдовы я снял старую лачугу недалеко от леса. Это было тихое место. Вдова жила с сестрой в другой части города, и дом был полностью в моем распоряжении. Столько лет мне не удавалось насладиться одиночеством! Работая на судне или в других многолюдных местах, редко выпадала возможность укрыться от шума. Обычно мы жили втроем, а то и впятером в каюте или съемной комнатушке. В таких условиях привыкаешь к храпу, ночным разговорам, пьяным крикам – ко всему. Первое время в маленькой хижине одному мне было неуютно. Я старался чаще видеться с приятелями, которые так же, как и я, прибыли сюда в поисках работы.

В городе всегда царило спокойствие, несмотря на толпы гуляющих приезжих и паломников. Я тоже любил бродить по городу, думая о своем.

– О чем о своем? – прервал доктор.

– Я думал о разном. В основном о семье.

– У вас есть жена?

– Нет, и не было. О родителях думал…

– Продолжайте, – попросил доктор, записав что-то на листе. И посмотрел на меня из-под стекол своих круглых очков.

– Иногда мы с товарищами ходили поесть и выпить в какую-нибудь забегаловку. Они рассказали, что местные жители очень религиозные. Я же, к тому времени накопив некоторую сумму, мог не спешить с поиском работы, хотя знал, что во многих домах пара рук лишней не будет. В городке насчитывалось около трех тысяч жилых зданий. Многие из них были предназначены для паломников, приезжавших сюда на религиозные праздники. Вечерами мы паломников не видели. А вот днем они собирались со всех концов города и шли к расположенному возле центральной площади костелу. Огромный, с темными каменными стенами, цветными витражами и большим крестом вверху, он источал запах ладана и почему-то промозглости. Когда я увидел его впервые, мне показалось, что костел существует отдельно от города: он как будто был намного старше всех остальных зданий, которые я видел здесь. Окруженный раскидистыми деревьями и памятниками, он притягивал взгляд каждого прохожего. Высота костела была такова, что стоя рядом с ним, можно было рассмотреть лишь отдельные части фасада: до крыши взгляд не доставал. В знойные дни тут было приятно – прохлада, идущая от стен, остужала тело.

Вслед за паломниками я пришел рассмотреть получше этот необычный храм. Везде сновали люди. Мне было неловко от того, что на меня смотрит столько глаз, и я решил зайти внутрь. Я стоял неподвижно посреди огромного зала, рассматривая массивные колонны, возносящиеся вверх своды и позолоченный алтарь. На дубовых скамьях сидели прихожане, держа в руках книжечки с молитвами.

Вдруг гробовое молчание прервал сильный голос. К алтарю вышел ксендз и начал свою проповедь. Его голос эхом разливался в полумраке, окутывая людей спокойствием. Старик поднимал руки, и все присутствующие повторяли за ним. Потом прихожане встали, и ксендз долго зачитывал им Священное Писание. Когда он закончил проповедь, все сели на свои места, запел ангельскими голосами хор. Под конец мессы прихожане выстроились в очередь для принятия таинства Евхаристии.

Яркий блик, скользнувший по моему лицу, заставил меня отвлечься. Я поднял голову выше – и обомлел. Большой золотой крест возвышался над алтарем. Это была удивительно искусная работа: тело и черты лица Христа были проработаны до мельчайших деталей. Никогда раньше я не видел ничего подобного. Высота креста была не менее полутора метров, а отлит он был из чистого золота. Вокруг головы Спасителя расходились в разные стороны золотые лучи. Дополняли композицию мраморные святые, стоящие над алтарем. Их одежды также сияли позолотой. Свет от множества свечей падал на крест, заставляя его переливаться разными оттенками, отчего в душе возникало чувство благодати и покорности перед Господом.

Месса закончилась через час. Люди начали расходиться, на их лицах были умиротворение и отрешенность. Я остался один посреди огромного зала.

Меня всегда удивляло это выражение у религиозных людей. Как-то я спросил приятеля, почему он так спокоен. Он сказал, что выпил двойную порцию браги – вот откуда умиротворение! Ей-богу, вид у него был ничуть не хуже, чем у этих паломников.

Погруженный в свои мысли, я не заметил, как сбоку ко мне подошла женщина. По ее одежде было ясно, что она монахиня.

– Хотите пройти помолиться? – обратилась она ко мне. Я засмущался, но отказываться было неправильно, и я пошел прямо к Святому Кресту. Присел, сложил руки и начал делать вид, что молюсь. Да я и молитв-то толком не знал. Родители редко водили меня в костел, так что привычки посещать храм у меня не было – хотя глубоко в душе, как и любой из нас, я хотел во что-то верить. Чтобы не вызывать подозрений, я закрыл глаза и что-то шептал себе под нос.

Глава II

– Мой отчим бил меня плетью, пока не начинала слезать кожа. А потом, увидев зияющую рану, он с удовольствием вздыхал и, глядя на меня с таким же умиротворением, как на лицах людей после мессы, приговаривал: «Вот теперь будешь научен».

– По-вашему, за умиротворением религиозных людей не стоит ничего святого?

– Доктор, умиротворение – это только неведение. Кажется, будто ты нашел что-то важное и правильное, но это только потому, что ты не знаешь всей правды. Мой отчим не знал правды о себе. Он не знал, что был просто садистом и мерзавцем, избивавшим нас с матерью ради удовольствия, а не во имя высшего блага. Он умер в канаве, зарезанный в драке с какими-то бандитами, когда мне было двенадцать лет.

– Если бы вы встретили его теперь, когда вы уже не ребенок, захотели бы отомстить? – спросил доктор.

– Хе-хе… Если бы? Да я встретил его!

Теперь я часто ходил к костелу. Однажды внутри я увидел, как в исповедальне кто-то разговаривает со ксендзом. Когда женщина вышла, я понял, что это та самая монахиня, которая предложила мне помолиться. Она подошла ко мне и, пытаясь скрыть свою грусть за улыбкой, спросила, может ли чем-то помочь: она не вспомнила меня, приняв за паломника. То ли от смятения, то ли от стыда, что я пришел сюда просто так, а не помолиться, я соврал, что ищу работу. К моему удивлению, женщина обрадовалась: оказывается, они нуждались в человеке, который следил бы за порядком в костеле, так как сама она не справлялась. Недолго думая, я согласился. Так, нежданно-негаданно, я нашел себе работу.

На многих домах в городе краска облупилась и выцвела, заколоченные наглухо двери доходчиво сообщали, что хозяева не ждут гостей. Мои друзья были правы: местные в самом деле были религиозны – возможно, даже слишком.

За пожелтевшими заборами виднелась выжженная солнцем трава – желтоватая, как краска на фасадах домов. Тогда я понял, чем этот город напоминает мой родной и еще десятки других, виденных мной: их всех объединяла желтизна. Возможно, потому город показался мне таким уютным… хоть и ненадолго.

Вскоре я узнал историю этого городка – или, по крайней мере, ту ее малую часть, что была известна. Паломники приезжали сюда из-за Святого Креста, который находился в костеле. С этим крестом была связана легенда.

Говорят, что задолго до появления здесь христианства местные жители поклонялись странному культу. Он не был языческим: в нем отсутствовало многобожие, но было свое видение Бога. Многие ритуалы были связаны с огнем.

Местные яростно сопротивлялись приходу христианства. Чтобы окончательно покончить с культом, было решено привезти в город мощную реликвию, которая внушала бы страх и почтение перед Богом, – золотой крест уникальной работы. За реликвией в город потянулись паломники, став важной частью здешней жизни.

Глава III

– По сравнению с работами, на которые мне приходилось устраиваться раньше, присматривать за костелом было несложно. Я мыл фасад и стены, убирал внутри и снаружи этот, как я понял потом, проклятый храм.

Расскажу подробнее о самом костеле. Как я уже говорил, он был огромен и высок. Внутри из-за колонн вкрадчиво выглядывали скульптуры ангелов, за ними тут и там виднелись лица святых, а еще дальше была статуя Георгия, убивавшего змея. Снаружи, у тяжелых железных дверей, находился барельеф с необычным сюжетом: он изображал не святых и не Христа, а что-то напоминавшее языческие обряды.

Этот сюжет никто по-настоящему не понимал. Некоторые трактовали содержание барельефа как раннехристианскую молитву, но были и те, кто видел в нем нечто чуждое религии. Поговаривали, будто на этом месте когда-то была святыня культа. Что барельеф находился в костеле с момента его постройки, не подлежало сомнению, но никто не знал, был ли он еще на стене старой святыни или его создали уже после основания костела.

Сюда приходило много верующих, съезжались паломники из разных городов. Я часто наблюдал за ними – с какой жаждой и трепетом они заходили в костел и выходили из него! Я думал о них, об их глубокой вере. Смог ли бы я так уверовать?

Монахиню, предложившую мне работу, звали Агата. Это была добрая и спокойная немолодая женщина. Она ушла в веру, как только ей исполнилось семнадцать. По словам Агаты, вера спасла ее душу от отчаяния и даровала спокойствие.

Агата жила недалеко от костела. В ее обязанности входило содержать залы в опрятном виде, вести учет и заказывать церковные товары. Но больше всего ей нравилось украшать алтарь лилиями в праздники.

При каждой нашей встрече Агата цитировала что-то из Святого Писания, надеясь меня заинтересовать. Мне было стыдно признаться, что я не знаю молитв, обрядов и всего того, чему учит Библия. Но, думаю, Агата все понимала. Меня очень удивляло, что каждую неделю она ходила на исповедь: она же монахиня.

На заднем дворе костела раскинули свои кроны старые деревья. Их ветви извивались, словно змеи, застывшие в вечности, а корни вылезали из-под земли и переплетались в затейливые узоры. Проржавевшие от времени решетки закрывали входы во мраморные капеллы, расположенные через равные промежутки вдоль стены, которая отделяла задний двор костела от остального мира. Возле статуи одного из святых рос ветвистый дуб, под ним стояла ветхая лавочка. Иногда мы с Агатой там беседовали.

– Знаете, – начала она, – а ведь до вас здесь работали и другие.

– И где же они теперь? – поинтересовался я.

– Все куда-то исчезли. Наверняка уехали и даже не предупредили нас, – печально вздохнула она.

Агата родилась в соседнем городе. Семьи у нее не осталось. Может, поэтому она сильно переживала, когда ее отношения с людьми портились. К счастью, случалось это редко,

Прошло несколько месяцев. Моя очарованность городом постепенно исчезала. Когда наступала ночь и улицы пустели, между домов злобно завывал ветер. Трактиры закрывались рано. Складывалось впечатление, что жизнь остановилась. Город терял красоту, а порой в нем проглядывало что-то болезненное.

Однажды, когда посетителей почти не было, я случайно столкнулся на заднем дворе с незнакомым человеком. На нем была выцветшая драная рубашка серого цвета, а правый глаз покрывало пугающее бельмо. Я подумал, что это один из паломников, приехавших поклониться Святому Кресту, и решил провести его к двери в костел, полагая, что он заблудился. Но мужчина сказал, что не нуждается в помощи, вышел сквозь калитку в каменной стене и пошел прочь. Меня не покидало ощущение, будто он что-то искал.

Иногда я оставался до позднего вечера, когда уже зажигали керосиновые лампы и свет дня уходил прочь. В мерцании огней я сидел во внутреннем дворе под сводами древнего навеса, и мое одиночество нарушало лишь пение цикад и легкий шум ветра. Но в тот вечер я услышал нечто иное: из костела донесся человеческий стон. На мой недоуменный окрик ответа не последовало. Я собрался взять лампу и пойти посмотреть, откуда доносится стон, но поднялся такой страшный ветер, что лампы погасли. Оставшись в темноте, я почти на ощупь побрел домой.

В больнице скрипнула дверь, вошла санитарка. Наклонившись, она что-то сказала доктору.

– Хорошо, – кивнул доктор, поворачиваясь к пациенту. – Вам пора отдыхать. Продолжим завтра.

Адама повели по длинному коридору к двери его спальни. Там, свернувшись клубком, он долго смотрел в стену, пока сон не одолел его.

Глава IV

– Я начал замечать, что погода в этом месте была странной. Иногда ветер подымался будто сам собой, хотя целый день не было ни дуновения, а потом так же быстро стихал.

Я часто оставался допоздна, чтобы убрать после вечерней мессы и закрыть костел. В тот день мне пришлось задержаться на час, до самого заката. Я уже собрался уходить, но обойдя костел, увидел кое-что неожиданное. На заднем дворе, возле дуба, где мы обычно беседовали с Агатой, на земле сидели люди. Они беспристрастно смотрели на костел, и мне почудилось, что их волосы и подолы одежд шевелятся, хотя погода была безветренной. Среди них я узнал человека с бельмом на глазу.

В ту ночь, вернувшись в свою лачугу, я хорошо закрыл дверь на замок. Разразилась гроза, молнии сверкали всю ночь.

По правде говоря, я почти все время чувствовал себя усталым. Вскоре воспоминания о странных событиях потускнели. Мне стоило бы уже тогда заподозрить неладное, но я списал все на недосып и дела пошли своим чередом.

На следующий день во дворе не было ни следа чужого присутствия. Дни становились короче, в воздухе появился привкус осенней прохлады. Приезжих было все меньше, паломники реже посещали нас. Слова проповедника доносились из костела, глухим эхом отражаясь от стен, и пение хора казалось более тихим, словно стены здания сделались толще и поглощали звук.

Я уже знал каждый уголок костела снаружи и внутри, знал каждую трещину на стене и оттенок любого камня на фасаде. Даже закрыв глаза, я мог сказать, где находится тот или иной барельеф и какой сюжет на нем изображен. Когда я мыл витражи, приставив к стене лестницу, разноцветные стекла казались мне мутными, словно свет не хотел проникать внутрь этих стен. Иногда, прислонившись к стеклам, я видел в них пелену, похожую на туман. Это придавало зданию особенно трагический вид.

На фасаде костела виднелись темные потеки. Сколько я ни пытался их отмыть, ничего не получалось. Они навсегда въелись в каменные стены, и казалось, что костел залит слезами.

На запад от костела начинался густой лес, а на восток, в нескольких десятках метров, была центральная площадь. Я старался больше не задерживаться после работы и идти прямиком домой. Но однажды после уборки меня разморило. Я присел отдохнуть на скамью внутри костела, а когда опомнился, день уже близился к завершению. Полусонный, я лениво стал собираться.

За колонной что-то мелькнуло. Скользнула тень. Не придав этому значения, я продолжил сборы. Но вдруг тень остановилась, возле нее возникло еще несколько. Они слегка заколебались, словно подсвеченные пламенем свечи. Дрожь пробежала по моей спине. Кто это?! Что им здесь нужно?! Мне хотелось кричать, звать на помощь, но слова потерялись где-то по пути к глотке. Да и кто бы услышал меня безлюдным вечером в пустом храме?

В проеме каменной стены появился человек, за ним еще двое. Я сразу узнал их – те самые странные люди, что тогда сидели возле костела. Я попытался убежать, но тот, что стоял ближе, схватил меня, прижал к стене и мощной хваткой зажал рот. Мое сердце колотилось, а глаза молили о пощаде. Даже почудилось, будто по животу скользит холодное острие ножа.

Другой – тот, в драной серой рубашке и с бельмом на глазу – подошел ко мне вплотную и с угрозой в голосе сказал: «Беги отсюда со всех ног, а то они найдут тебя, и смерть покажется тебе счастьем». Хватка, державшая меня, ослабла, и я медленно сполз на холодный пол. Таинственные незнакомцы скрылись так же быстро, как и появились. Я был вне себя от страха: даже не помню, как попал в свою лачугу. Я терялся в догадках, почему на меня напали. Не придумав ничего лучшего, я убедил себя, что эти люди – грабители, которые, не найдя ничего ценного, решили меня припугнуть, а потом отпустили… Доктор, сегодня ночью был сильный ветер, вы слышали?

– Да, погода была ненастная.

– Доктор у меня болит голова, я бы хотел отдохнуть.

– Конечно, давайте продолжим завтра.

Доктор О. собрал свои вещи. Переодевшись, он тихо вышел из кабинета и побрел домой, погруженный в мысли о пациентах. Ночью снова была буря и доктору снился странный сон, как его окно открывает ветер и снаружи доносится крик: «Я ищу тебя». Но крик этот издавал не человек, а само пространство.

Глава V

– Ксендзом при костеле был старик, проработавший здесь всю жизнь. Именно к нему ходила Агата на исповедь. Голова его была седой, а в голубых глазах застыло все то же знакомое умиротворение. Он любил рассказывать истории о справедливости и доброте Бога, о чудесах, совершенных Христом, и об ангелах на небесах.

Иногда мне мерещилось, что кто-то поет прямо из стен костела и все вокруг вибрирует. Иногда посреди мессы я слышал смех, хотя все молчали – будто кто-то или что-то жило в стенах этого здания. Я пытался расспросить ксендза о песнях и смехе, но в ответ получал только добрую улыбку и притчу о том, как Провидение говорит со мной в этом намоленном месте.

После вечерней мессы я тушил все свечи, и костел внутри освещал только желтоватый свет луны. Позолота тускнела, и даже Святой Крест над алтарем из божественно-золотого превращался в обычный желтый.

Однажды грозовым вечером я сидел за столом в своей хижине и читал при огарке свечи Библию, которую мне дала Агата. Вдруг словно кожей почувствовал, что ко мне прикован чей-то пристальный взгляд. Медленно, стараясь не привлекать к себе внимание, я поднял глаза и осторожно выглянул в окно. В двадцати метрах от дома кто-то стоял. В темноте невозможно было понять, сколько там людей. Или, может, это и вовсе не человеческий силуэт?

Воспоминания о нападении в костеле захлестнули меня. Я вскочил из-за стола, опрокинув стул с такой силой, что он отлетел на несколько метров. Я подбежал к печи и схватил топор, который лежал рядом с дровами. Но даже оружие в руке не помогло мне совладать с собой. Замерев в углу, я пытался дышать очень-очень тихо, все еще надеясь, что останусь незамеченным, и прищурился, чтобы лучше видеть.

Вспыхнул огонь. Его мерцающее пламя осветило бесформенную массу. От нее отделилась часть, и я увидел силуэт человека. Возле него стояло еще двое. Вся троица была одета в мантии.

«Факел», – была моя первая мысль. Но нет, это был не факел. Я не мог поверить своим глазам. И хотя расстояние было неблизкое, а на дворе стояла ночь, но я точно был уверен, что это не факел, не лампа и даже не свеча, а горящий в открытой ладони человека огонь. Пламя поднималось из центра ладони на несколько десятков сантиметров. Огонь не обжигал руку человека и, видимо, не причинял ему боли. Я протер глаза и замер, а пламя по-прежнему полыхало в его руке. Мой ум тщетно пытался найти объяснение этому трюку: в голову ничего не приходило.

Рука с огнем протянулась к ладоням остальных, и пламя, словно перепрыгивая, загорелось в их руках, но через несколько мгновений погасло. Я, все еще не веря в происходящее, пристально наблюдал за силуэтами, пытаясь увидеть огонек или хотя бы искры.

Люди начали удаляться в сторону леса. И тут я увидел в окне голову человека, лицо которого скрывал капюшон. Но с другой стороны послышались шаги, и человек в мантии исчез так же быстро, как и появился. Через минуту в дверь постучали.

– Адам, вы здесь? – послышался из-за двери знакомый голос. Это была Агата. Она выглядела встревоженной. – Я хотела с вами поговорить, но, кажется, у вас были гости. Я видела человека, уходящего от хижины. Почему вы такой бледный?

Я только пожал плечами, ничего не ответив. Но сам еще долго не мог отойти от увиденного. Я предложил Агате чаю.

– Представляете, на днях я видела нескольких бывших работников костела, которые когда-то исчезли, и мы не знали, куда. Они выглядели такими измученными! Я подошла поздороваться и предложить помощь, но они быстро ушли, даже не обратив на меня внимания. А мне ведь казалось, что во время их службы мы хорошо ладили. Один из них был в таких заношенной и разодранной серой рубахе, что я ужаснулась. А ведь когда он исчез, то оставил в костеле свою чистую одежду!

Сегодня вечером я вспомнила, что забыла кое-что важное в костеле. Но когда я к нему подошла, то увидела, что дверь приоткрыта. Я перепугалась и побежала к вам. Скажите, Адам, вы точно заперли сегодня дверь, когда уходили?

Я вспомнил о людях, которые напали на меня несколько недель назад и которых я принял за воров.

– Да, дверь точно была заперта, – ответил я. – В последнее время я тоже замечал у костела странных людей. Думаю, бывшие работники могли опуститься до воровства. Одним туда идти небезопасно, нужно оповестить полицию.

Я задумался. Неужели этот человек в серой рубашке был среди нападавших? И все они раньше работали в костеле? Может, он хотел отомстить кому-то и наткнулся на меня? А эти силуэты в мантиях возле дома… Были ли они как-то связаны? Все эти догадки не давали мне покоя, но я решил оставить их при себе.

– Скажите, Агата, – задал я давно волновавший меня вопрос. – Почему вы ходите на исповедь? Ведь вы же…

– Монахиня? – продолжила она за меня.

– Да, именно! – подтвердил я.

– Религия учит нас, что Бог вседобрый, а мысли о зле нам внушает дьявол. Но мы можем преодолеть эти мысли с помощью Бога. В моем отрочестве дьявол часто искушал меня. Но Господь меня спас, и теперь, когда злые мысли появляются, я знаю, что это все от лукавого и исповедь помогает их преодолеть. А вы как считаете?

– Да, я тоже верю, что человек не был создан злым изначально.

…Мы тщательно проверили костел вместе с полицейским, но все было на месте.

Глава VI

– Я не знал своего отца, отчим появился, когда мне было пять лет. В первый же день он ударил меня по голове за то, что я не хотел называть его «папа». Видимо, желал воспитать во мне мужчину. Шрамы, которые остались на спине от ударов плетью, каждый день напоминают мне о нем. Когда отчим лупил мать, она только закрывалась руками и тихо плакала. Терпела, потому что он приносил деньги, которые позволяли нам выжить. Однажды я попытался сопротивляться, начал отбиваться кулаками. Мне было все равно, как он меня из-за этого выпорет. Тогда отчим переключился на мать, и мне ничего не оставалось, как сдаться и получить пять ударов плетью. Я не вставал с кровати две недели, а перед моими глазами виднелось его мерзкое умиротворенное лицо с застывшей уверенностью в своей правоте.

Как-то раз я чистил тот самый старинный барельеф у входной двери, сюжет которого многие трактовали как раннехристианскую молитву. Тщательно отмывая все выступы и впадины, я наконец-то смог в мельчайших деталях рассмотреть происходящее. Там были люди в мантиях, стоящие в кругу, а в их открытых ладонях полыхало пламя. Как, как я мог не заметить этого раньше?! Сюжет был очень похож на то, что я видел из окна своей хижины. Теперь пребывание в городе внушало мне ужас…