Лети, светлячок

Головная боль нарастала.

– Теперь в Беверли-Хиллз, мэм?

Джонни и дети – надо бы их навестить. Поделюсь с Джонни своими невзгодами, а он пускай убеждает меня, что все будет хорошо.

Нет, нельзя. Я сгорала от стыда, и гордость мешала мне попросить о помощи.

Я надела темные очки.

– Нет, в аэропорт.

– Но…

– В аэропорт.

– Хорошо, мэм.

Я сдерживалась изо всех сил, каждую секунду. Закрыв глаза, я беззвучно твердила себе: ты выдержишь. Снова и снова.

И впервые в жизни сама в это не верила. Внутри у меня бешено плясали паника, страх, гнев и тоска. Они переполняли мою душу и рвались наружу. В самолете я дважды начинала рыдать и, силясь унять слезы, зажимала рот рукой.

Когда самолет приземлился, я вышла из него, будто зомби, спрятав покрасневшие глаза за темными стеклами очков. Я всегда гордилась своим профессионализмом, а о моей выносливости ходят легенды – так я уговаривала себя и отгоняла ощущение собственной хрупкости.

Зрителей своего ток-шоу я убеждала в том, что в жизни можно получить все и сразу. Я советовала просить о помощи, уделять время себе, выяснять, чего же хочется тебе самому. Любить себя. И отдавать свою любовь другим.

На самом же деле я не знаю, возможно ли получить все и сразу. У меня самой, кроме карьеры, ничего и не было. Впрочем, еще у меня были Кейт и ее семья. Тогда этого казалось достаточно, но сейчас жизнь опустела.

Когда я вышла из машины, меня колотила дрожь. Самообладание сделало ручкой и покинуло меня.

Я открыла дверь и вошла в вестибюль.

Сердце тяжело стучало, дыхание сбивалось. Окружающие смотрели на меня. Они знали – от меня жди беды.

Кто-то тронул меня за руку, и от неожиданности я едва не упала.

– Мисс Харт? – Это был консьерж, Стэнли. – Вам плохо?

Я слабо тряхнула головой, пытаясь привести себя в чувство. Надо, чтобы Стэнли отогнал на парковку мою машину, но я какая-то… словно оголенный электрический провод, а смеюсь неестественно громко и напряженно. Я даже сама это понимаю. Стэнли нахмурился:

– Мисс Харт, помочь вам домой подняться?

Домой.

– Мисс Харт, вы плачете, – сочувственно проговорил он.

Я посмотрела на Стэнли. Сердце колотилось с такой силой, что в голове шумело и дыхание перехватывало. Что же со мной творится? Точно мячом в грудь заехали… Я старалась вдохнуть поглубже, до боли.

– Помогите… – прохрипела я, потянувшись к Стэнли, и в следующий миг рухнула на холодный бетонный пол.

– Мисс Харт?

Открыв глаза, я поняла, что лежу на больничной койке. Рядом со мной высокий мужчина в белом халате. Вид у него слегка неряшливый, волосы чуть длинноваты для нашего прагматичного времени, лицо вылеплено грубовато, а нос с горбинкой, кожа цвета кофе со сливками. Не исключено, что корни у него гавайские, или азиатские, или африканские. С ходу не определить, но на запястьях татуировки – явно племенные.

– Я доктор Грант. Вы в приемном отделении. Что произошло, помните?

К сожалению, я помнила все – амнезия сейчас была бы лучшим подарком. Но признаваться в этом теперь, особенно незнакомому мужчине, который смотрит на меня как на ущербную…

– Помню, – коротко ответила я.

– Хорошо, – он взглянул в блокнот, – Таллула…

Значит, он даже не знает, кто я. Печально.

– Когда меня выпишут? Сердце у меня уже работает как полагается.

Мне хотелось сделать вид, будто никакого сердечного приступа даже не было, и вернуться домой. Мне всего сорок шесть. С какой стати у меня вдруг сердечный приступ?

Врач водрузил на нос нелепые старомодные очки.

– Ну что ж, Таллула…

– Талли. Только моя умственно отсталая мать зовет меня Таллулой.

Врач серьезно посмотрел на меня:

– У вас умственно отсталая мать?

– Я шучу.

Похоже, мое чувство юмора его не впечатлило. Не иначе, в его мире все сами выращивают себе еду, а перед сном читают труды по философии. Для моего мира он такое же инородное тело, как и я – для его мира.

– Ясно. Ну что ж, случившееся с вами не похоже на сердечный приступ.

– Может, инсульт?

– Сходные симптомы бывают при панических атаках…

Я выпрямилась:

– Нет уж. Никакая это не паническая атака.

– Перед панической атакой вы принимали какие-то препараты?

– Да не было у меня панической атаки! И препаратов я никаких тоже не принимала. Я что, на наркоманку похожа?

Врач явно не знал, как со мной поступить.

– Я позволил себе проконсультироваться с коллегой… – Не успел он договорить, как дверь открылась и в палату вошла доктор Харриет Блум. Высокая и худая, она кажется суровой, пока не посмотришь ей в глаза. С Харриет, известным психиатром, я познакомилась много лет назад и неоднократно приглашала ее к себе на ток-шоу. Увидев знакомое лицо, я обрадовалась:

– Слава богу, Харриет!

– Привет, Талли. Хорошо, что я как раз на дежурстве была. – Харриет улыбнулась мне и посмотрела на врача: – Как тут наша пациентка, Десмонд?

– Паническая атака ее не устраивает. Предпочитает инфаркт.

– Харриет, вызови мне такси, – попросила я, – пора мне сваливать отсюда.

– Доктор Блум дипломированный психиатр высшей категории, – сказал Десмонд, – а не секретарь на телефоне.

Харриет виновато улыбнулась:

– Дес телевизор не смотрит. Он бы и Опру не узнал.

Значит, мой врач считает, что смотреть телевизор ниже его достоинства. Неудивительно – вид у него такой, будто он круче всех на свете. В молодости нрав у него наверняка был огненный, вот только мужчины средних лет с татухами – и правда не совсем моя аудитория. У него наверняка и «харлей» в гараже припрятан, и электрогитара там же пылится. И все же не знать Опру – это в пещере надо жить.

Харриет забрала у Десмонда блокнот.

– Я попросил сделать ей МРТ. Врачи «скорой помощи» говорят, что при падении она довольно сильно ударилась головой.

Десмонд посмотрел на меня, и мне показалось, будто он опять меня оценивает. Не иначе убогой меня считает. Еще бы – белая женщина средних лет, которая ни с того ни с сего хлопнулась на пол.

– Поправляйтесь, мисс Харт. – Наградив меня раздражающе доброй улыбкой, он покинул приемное отделение.

– Слава богу, – выдохнула я.

– У тебя паническая атака была, – сказала Харриет, когда мы остались наедине.

– Это ваш доктор Байкер сказал?

– У тебя была паническая атака, – уже мягче повторила Харриет. Она отложила в сторону блокнот и пересела поближе к моей койке.

Лица с такими острыми чертами не считают красивыми, к тому же Харриет выглядит отстраненно-надменной, и все же глаза выдают в ней человека, которому, несмотря на внешнюю суровую деловитость, вы далеко не безразличны.

– Ты очень переживаешь, верно? – спросила Харриет.

Мне бы соврать, улыбнуться, рассмеяться. Но вместо этого я, пристыженная из-за собственной слабости, кивнула. Лучше бы со мной и правда инфаркт приключился.

– Я устала, – тихо призналась я, – и сплю плохо.

– Я выпишу тебе ксанакс, он снимает тревожность. Начнем с пяти миллиграммов три раза в день. И желательно еще пройти курс психотерапии. Если ты готова потрудиться, мы попробуем помочь тебе снова научиться управлять собственной жизнью.

– Путеводитель по жизни для Талли Харт? Спасибо, обойдусь. «Зачем думать о неприятном?» – вот мой девиз.

– Мне известно, что такое депрессия, – с бесконечной грустью сказала Харриет.

Я вдруг поняла, что Харриет Блум не понаслышке знает, что такое печаль, отчаяние и одиночество.

– Талли, депрессии не надо стыдиться, и не замечать ее тоже нельзя. Иначе только хуже будет.

– Хуже, чем сейчас? Так не бывает.

– Еще как бывает, уж поверь мне.

На расспросы у меня не было сил, да и, говоря по правде, мне вовсе и не хотелось ничего знать. Боль в затылке усиливалась.

Харриет выписала два рецепта, вырвала странички и протянула их мне. Я прочла назначения. Ксанакс от панических атак и амбиен от бессонницы. Всю жизнь я избегала наркотиков, почему – и дурак догадается. Когда в детстве наблюдаешь, как обдолбанная мать с трудом передвигает ноги и блюет, сразу знакомишься с самыми неприглядными последствиями наркоты.

Я посмотрела на Харриет:

– Моя мать…

– Знаю, – перебила меня Харриет.

Если живешь под лупой всеобщего внимания, то неудивительно, что на поверхность всплывают все подробности твоей жизни. Мою печальную историю каждый слышал. Бедняжка Талли, которую бросила собственная мать, наркоманка и хиппи.

– У твоей матери наркотическая зависимость. Просто соблюдай предписания и не злоупотребляй лекарствами.

– Хорошо. Хоть посплю теперь.

– Ответишь мне на один вопрос?

– Разумеется.

– Как давно ты делаешь вид, будто все в порядке?

Такого я не ожидала.

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что однажды, Талли, ты наплачешь целое море и слезы хлынут через край.

– В прошлом месяце у меня умерла лучшая подруга.

– Ясно, – только и сказала Харриет. Помолчав, добавила: – Приходи ко мне на прием. Я помогу.

Когда она ушла, я откинулась на подушку и вздохнула. Правда о том, что со мной происходит, разрасталась, постепенно занимая все больше пространства.

Милая старушка отвела меня на МРТ, где юный красавец-врач, называющий меня «мэм», заявил, что в моем возрасте падение нередко приводит к травмам шеи и что со временем боль утихнет. Он выписал мне обезболивающее и посоветовал физиотерапию.

После МРТ, порядком уставшую, меня определили в палату. Я терпеливо выслушала рассказ медсестры о том, как моя программа, посвященная детям с аутизмом, спасла жизнь лучшей подруге ее кузины. Когда сестра наконец умолкла, я даже умудрилась улыбнуться и поблагодарить ее. Она дала мне таблетку амбиена, я проглотила ее, откинулась на подушку и закрыла глаза.

Впервые за несколько месяцев я проспала всю ночь.

Глава седьмая

Ксанакс помог. Благодаря ему тревожность у меня притупилась. Когда доктор Байкер, как я его мысленно называла, меня выписал, я уже придумала план. Больше никакого нытья. И хватит тянуть время.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Имеется в виду Университет штата Вашингтон (столица штата – Сиэтл), который находится городе Пулмэн в 400 км от Сиэтла. – Здесь и далее примеч. перев.

2

Песня Митча Мюррея и Питера Калландера (1974), ставшая сначала популярной в Великобритании в исполнении группы Paper Lace, а затем в США – в исполнении группы Bo Donaldson and The Heywoods; песня о Гражданской войне была воспринята как антивоенная, о Вьетнаме.