скачать книгу бесплатно
Убийство на поле для гольфа
Агата Кристи
Эркюль Пуаро #2
Получив отчаянный призыв о помощи от французского мультимиллионера Поля Рено, Эркюль Пуаро и его давний приятель Гастингс немедленно отправляются в путь. Однако, когда они прибывают во Францию, месье Рено уже лежит в свежевырытой могиле посреди поля для гольфа – с ножом в спине. Полиция считает, что в деле замешана супруга убитого, ведь незадолго до трагедии Рено изменил свое завещание, и теперь женщина становится наследницей огромного состояния. Но Эркюль Пуаро знает, что поиски убийцы только начались…
Агата Кристи
Убийство на поле для гольфа
Agatha Christie
The Murder on the Links
© перевод с английского Е. Калявина
© ИП Воробьёв В. А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
* * *
Глава 1. Попутчица
Полагаю, многим известен анекдот о молодом авторе, который решил во что бы то ни стало сразить наповал пресыщенных редакторов и начал рассказ оригинальной и захватывающей репликой:
«– Чёрт побери! – вскричала герцогиня».
Как ни странно, мое повествование начинается практически в том же духе, разве что особа, употребившая столь экспрессивное восклицание, отнюдь не герцогиня!
Это был обычный день в начале июня. Закончив кое-какие дела в Париже, я возвращался утренним поездом в Лондон, где мы с моим старинным другом – удалившимся от дел бельгийским сыщиком Эркюлем Пуаро – по-прежнему вместе снимали квартиру.
Экспресс до Кале был совершенно пуст – кроме меня в купе находилась всего одна пассажирка. Гостиницу я покинул в некоторой спешке, и когда поезд тронулся, был поглощен пересчитыванием багажа и попытками убедить себя в том, что должным образом собрал все свои пожитки. И почти не обращал внимания на попутчицу до тех пор, пока она не напомнила о своем существовании весьма решительным способом. Вскочив с места, она рывком открыла окно, высунула голову наружу, а мгновение спустя втянула ее обратно, издав краткий и мощный вопль:
– Чёрт!
Да, я старомоден. Я считаю, что женщине надлежит вести себя женственно. И мне претит образ современной невротической девицы, которая с утра до ночи слушает джаз, дымит, как паровоз, и употребляет такие словеса, от коих торговка рыбой с рынка Биллингсгейт[1 - Биллингсгейт – столичный рыбный рынок вблизи Лондонского моста. Рынок существует с XVI века и примечателен виртуозной бранью, которую городской фольклор приписывает местным торговкам рыбой. (Здесь и далее – прим. перев.)] покраснела бы как рак!
И вот, я слегка нахмурил брови и воззрился на миловидное, дерзкое личико под лихо заломленной красной шляпкой. Густые черные кудри скрывали оба уха. На вид я дал бы ей не больше семнадцати, хотя физиономия девушки была чересчур густо напудрена, а губы алели просто-таки нестерпимо.
Она выдержала мой взгляд безо всякого смущения и скорчила в ответ весьма выразительную гримасу.
– Господи боже, я повергла в ужас добропорядочного джентльмена! – объявила она воображаемым зрителям. – Ах, прошу прощения за мой дерзкий язык! Недостойно леди и все такое прочее, но, ради всего святого, у меня есть веская причина волноваться! Представляете, моя единственная сестра пропала!
– Правда? – вежливо произнес я. – Какое несчастье.
– Они не одобряют! – заметила девушка. – Крайне не одобряют – и меня, и мою сестру, хотя даже в глаза ее, бедняжку, не видели. Какая несправедливость!
Я открыл было рот, но она меня опередила:
– Ни слова больше! Никто меня не любит! Пойду в вишневый садик, наемся червячков! Ыыыыы! Горе мне, горе!
Она уткнулась в широченный разворот французского юмористического листка. Минуту-другую спустя я заметил, что ее глаза украдкой следят за мной поверх газеты, и улыбнулся помимо воли, а еще через минуту она отшвырнула газету, рассмеявшись весело и звонко.
– Я знала, знала, что вы не такой остолоп, каким кажетесь! – крикнула она.
Хохотала она так заразительно, что я не смог удержаться и тоже рассмеялся, хотя слово «остолоп» мне совершенно не понравилось. Девица определенно была воплощением всего того, что я терпеть не мог, но это же действительно не повод вести себя как последний дурак. Я был готов смягчиться. Тем более, что девушка-то оказалась прехорошенькая…
– Ну вот, мы и подружились! – объявила кокетка. – Признайтесь, вы сожалеете, что моя сестра…
– Я безутешен!
– Вот и умница!
– Позвольте мне договорить. Я хотел сказать, что, хоть я и безутешен, но постараюсь как-нибудь смириться с ее отсутствием, – сказал я с легким поклоном.
Но в ответ эта самая непостижимая на свете девица нахмурилась и тряхнула головой.
– Да бросьте вы. Я предпочитаю открытое «благопристойное неодобрение». А лицо-то, лицо! На нем прямо так и написано: «Не нашего поля ягода». И тут вы правы – хотя, имейте в виду, в наши дни так сразу и не скажешь. Не всякий сумеет отличить кокетку от кокотки. Ну вот, даю голову на отрез, я снова вас ужаснула! Вас будто в лесной глухомани откопали, не иначе. Но я совсем не против. Побольше бы этому миру таких как вы. Вот что я по-настоящему ненавижу, так это когда парень начинает клеиться. Я просто впадаю в бешенство.
Она яростно тряхнула кудрями.
– А какая вы в бешенстве? – с улыбкой спросил я.
– Сущий черт в юбке! Что угодно могу наговорить или сделать! Одного нахала как-то раз чуть не прибила. Правда-правда! И поделом ему. Во мне ведь течет итальянская кровь. Подведет она меня однажды под монастырь, как пить дать.
– Умоляю вас, только не впадайте в бешенство в моем присутствии.
– Уговорили. Вы-то мне нравитесь – понравились с первого взгляда. Но у вас был такой чопорный вид поначалу – я и не думала, что мы поладим.
– Ну, раз уж мы поладили, расскажите немного о себе.
– Я актриса. Нет – не из тех, о которых вы подумали. Те увешаны драгоценностями, ходят обедать в «Савой», во всех газетах их фотографии, и под каждым снимком сообщается, что они в восторге от мадам Такой-то и мадамтакойтиного крема для лица. А я на подмостках с шести лет – кувыркаюсь.
– Простите, не понял, – сказал я озадаченно.
– Вы что, детей-акробатов никогда не видели?
– А, теперь понятно.
– Я родилась в Америке, но большую часть жизни провела в Англии. А теперь мы подготовили новое представление…
– Мы?
– Мы с сестренкой. Песни там, танцы, репризы всякие, ну и старая добрая акробатика – куда же без нее. Совершенно оригинальная программа, публика всякий раз прямо на ушах. И сборы наверняка будут…
Моя новая знакомая подалась вперед и начала посвящать меня во все подробности, причем многие термины и понятия были мне в диковинку. Но неожиданно я почувствовал возрастающий интерес к этой девушке. В ней причудливо сочетались ребячливость и женственность. Она старалась казаться умудренной опытом, способной, по ее словам, «постоять за себя», и все же было что-то удивительно наивное в ее целеустремленном отношении к жизни и отчаянной решимости «преуспеть» во что бы то ни стало. Я будто бы одним глазком заглянул в совершенно неведомый мир, не лишенный, однако, своего очарования, и мне нравилось смотреть, как озарялось светом ее живое личико, пока она говорила.
Тем временем мы миновали Амьен[2 - Амьен – город на севере Франции на р. Сомма; во время Первой мировой войны в августе 1918 года англо-французские войска провели при Амьене широкомасштабную операцию, которая привела к поражению Германии и ее последующей капитуляции.], всколыхнувший во мне множество воспоминаний. Моя попутчица, похоже, интуитивно поняла, что творится у меня на душе.
– Вспоминаете о войне?
Я кивнул.
– Довелось понюхать пороху, а?
– Да уж, еще как. Сперва был ранен, а после Соммы меня вообще объявили негодным к службе. Какое-то время я занимал армейскую должность на полставки. А теперь – что-то вроде личного секретаря у одного члена парламента.
– Божечки! Это ж как надо мозгами шевелить!
– Вовсе нет. По правде сказать, делать практически нечего. Работа отнимает у меня от силы пару часов в день. И скучно к тому же. Просто не знаю, что бы я делал, если бы не нашел для себя по-настоящему увлекательное занятие.
– Только не говорите, что собираете коллекцию жуков и бабочек!
– Нет. Дело в том, что я снимаю квартиру вместе с одним очень интересным человеком. Раньше он служил сыщиком в бельгийской полиции. А теперь поселился в Лондоне и стал частным детективом – причем, непревзойденным. Он поистине великий человек, даром что ростом маловат. Раз за разом ему удается докопаться до правды там, где полиция совершенно бессильна.
Глаза у моей попутчицы стали как блюдца.
– Это ведь так интересно! Обожаю преступления. Не пропускаю ни одной детективной картины. А когда случается убийство, так я газеты прямо пожираю.
– Помните «Дело об отравлении в Стайлзе»? – спросил я.
– Погодите-ка, там еще старушку прикончили? Где-то в Эссексе, что ли?
Я кивнул.
– Это было первое крупное дело Пуаро. Если бы не он, убийце несомненно удалось бы выйти сухим из воды. Да уж, потрясающая была работа!
Усевшись на любимого конька, я проскакал по основным пунктам этого расследования до неожиданной и триумфальной развязки. Девушка слушала затаив дыхание. Вообще мы оба настолько увлеклись, что даже не заметили, как поезд подкатил к станции Кале.
– Матерь божья! – вскрикнула моя попутчица. – Где моя пуховка?
Она нанесла на щеки новый слой пудры, затем щедро намазала губы помадой и оценила результат, глядя в карманное зеркальце – причем без малейшего стеснения.
– Осмелюсь заметить, – начал я нерешительно, – это, конечно, нахальство с моей стороны, но к чему вам все это?
Девушка прервала свое занятие и уставилась на меня с нескрываемым удивлением.
– Такая красивая девушка вполне могла бы позволить себе обходиться без пудры и прочего, – запинаясь произнес я.
– Дружочек мой! Без этого никак. Все девушки обязаны следить за собой. Уж не думаете ли вы, что я хочу выглядеть отсталой деревенщиной? – Она в последний раз посмотрелась в зеркальце, одобрительно улыбнулась своему отражению и спрятала косметичку в сумку. – Так-то лучше. Согласна, следить за своей внешностью – довольно хлопотное дело, но если девушка себя уважает – нельзя распускаться!
Мне было нечего ответить на эту в высшей степени нравственную сентенцию. Как много порой зависит от точки зрения!
Я подозвал двоих носильщиков, и мы сошли на платформу. Попутчица протянула мне руку.
– Ну, до свиданьица, и впредь обещаю следить за речью.
– Но вы, конечно, позволите мне составить вам компанию на борту парохода?
– А до парохода дело может и не дойти. Я должна выяснить, не отчалила ли моя сестричка куда-то по суше. Но все равно, спасибо вам.
– Мы, конечно же, еще увидимся с вами, правда? Я… – Тут я запнулся. – Я хочу познакомиться с вашей сестрой.
Мы оба рассмеялись.
– Это и правда очень мило с вашей стороны. Я передам ей ваши слова. Но вряд ли мы свидимся снова. Вы были так добры ко мне всю поездку, особенно учитывая мои выходки. Но то, что было написано у вас на лице с самого начала – истинная правда. Не вашего я поля ягода. Чуть что – беды не оберешься, я это слишком хорошо знаю…
Лицо у нее вдруг изменилось. На миг легкомысленная веселость померкла. Оно показалось гневным – даже мстительным…
– Так что прощайте, – сказала моя попутчица, и голос ее снова звучал легко и непринужденно.
– И вы даже не скажете, как ваше имя? – крикнул я ей вслед.
Девушка обернулась, поглядела на меня через плечо. На щеках заиграли ямочки. Она будто сошла с очаровательной картины Грёза[3 - Жан-Батист Грёз (1725–1805) – французский живописец и рисовальщик. Ведущий жанрист и портретист позднего рококо.]
– Синдерелла, – сказала она и засмеялась.
Я не думал и не гадал, когда и при каких обстоятельствах встречу вновь свою Золушку из поезда.
Глава 2. Призыв о помощи
На следующее утро, когда я вышел к завтраку в нашу общую гостиную, на часах было пять минут десятого.
Мой друг Пуаро, как всегда пунктуальный до минуты, как раз принялся срезать верхушку со второго яйца.
Увидев меня, он лучезарно улыбнулся.
– Хорошо выспались, да? Оправились после ужасного морского вояжа? Это чудо чудное, нынче утром вы почти вовремя. Пардон, но ваш галстук несимметричен. С вашего позволения, я его поправлю.
Где-то я уже описывал внешность Эркюля Пуаро. Потрясающий человек потрясающе маленького роста – всего пять футов четыре дюйма! Голова яйцевидной формы и слегка клонится набок, в глазах в минуты возбуждения вспыхивает зеленая искорка, напомаженные усы закручены вверх на армейский манер, и безмерное, величавое достоинство во всем облике! Одет с иголочки, щеголеват и опрятен. Страстный аккуратист во всем без исключения. Вид криво пристегнутой брошки или булавки для галстука, или крохотная пылинка на чьем-нибудь костюме – невыносимая пытка для этого маленького педанта, если только у него нет возможности облегчить свои страдания, собственноручно все исправив. Его божества – Порядок и Метод. Он всегда испытывал некоторое презрение к вещественным доказательствам, таким как следы обуви или сигаретный пепел, утверждая, что сами по себе они никоим образом не помогут сыщику в расследовании. Бывало, постучит пальцем по яйцеобразной своей голове с каким-то нелепым самодовольством и скажет: «Истинная работа совершается вот здесь, внутри. Серые клеточки, мон ами – всегда помните о серых клеточках!»
Я проскользнул на свое место и, отвечая на приветствие Пуаро, заметил между прочим, что часовой переезд по морю между Кале и Дувром едва ли может удостоиться эпитета «ужасный».
Пуаро энергично возразил, потрясая ложечкой.
– Отнюдь! Если человек целый час испытывает ужасные чувства и эмоции, это равносильно нескольким часам ужаса! Не даром же один ваш английский поэт сказал, что время исчисляется не часами, а ударами сердца!
– Мне кажется, Браунинг имел в виду нечто более романтическое, нежели морская болезнь.
– Потому что он был англичанин, островитянин, для коего Ла-Манш – ничто. Ах, но вы ведь тоже англичанин! Мы – другие. Представьте себе, в начале войны одна моя знакомая бежала на побережье, в Остенде. И там у нее приключился кошмарный нервный припадок. Бежать дальше было невозможно, разве что пересечь море! А она испытывала ужас – панический! – перед морской стихией! Что ей было делать? Боши с каждым днем приближались. Только представьте весь ужас ее положения!
– И как же она поступила? – полюбопытствовал я.
– К счастью муж ее был, что называется, практи?к. И к тому же невозмутимый, нервные припадки его не трогали. Он просто на руках отнес ее на корабль. Естественно, по приезде в Англию она находилась в полной прострации, но все еще дышала.
Пуаро совершенно серьезно покачал головой. Я как мог старался сохранить невозмутимое выражение лица.
Внезапно мой друг напрягся и драматически указал пальцем на подставку с тостами.
