Пустые калории. Почему мы едим то, что не является едой, и при этом не можем остановиться

Сэм подробно пересказал содержание десятков исследований, где рассматривались примерно 50 разных медицинских результатов. Даже с его скоростью это заняло почти два часа[27]. С величайшей тщательностью он объяснял, какие шаги предприняли авторы каждого из исследований, с целью гарантировать, чтобы данные об УПП не свелись к вреду от насыщенных жиров, соли, сахара или плохому рациону в целом.

А данные проверялись самыми разными способами. Большинство исследований, естественно, были посвящены ожирению, но есть и доказательства того, что повышенное употребление УПП сильно ассоциируется с повышенным риском:

• смерти – так называемой смертности по любой причине8–12

• сердечно-сосудистых заболеваний (инсультов и сердечных приступов)13–15

• рака (любых видов рака, а также конкретно рака молочной железы)16

• диабета 2-го типа17, 18

• гипертонии19–21

• стеатоза печени22

• воспалительных заболеваний кишечника (язвенного колита и болезни Крона)23, 24

• депрессии25

• плохого жирового профиля крови26

• немощи (измеряемой по силе хвата)27

• синдрома раздраженного кишечника и диспепсии (несварения желудка)28

• деменции29

Последний пункт может особенно встревожить тех, у кого есть родственники с деменцией. В исследовании, опубликованном в 2022 году в журнале Neurology, рассматривали данные о более чем 72 000 человек30. Повышение употребления УПП на 10 % ассоциировалось с 25-процентным ростом риска деменции и 14-процентным ростом риска болезни Альцгеймера.

Это влияние на самые разные медицинские результаты далеко не мало. В крупном итальянском исследовании даже после поправок на рацион питания обнаружилось, что у четверти участников, которые ели больше всего УПП, риск смерти на 26 % выше, чем у четверти, которые ели ее меньше всего31. Авторы американского исследования, где применялись примерно те же поправки, тоже сообщили о похожих результатах32. Исследование с участием 60 000 пациентов из Великобритании показало, что риск смертности по любой причине вырос на 22 %33. В испанском исследовании риск смертности по любой причине вырос на 62 %34. Эффекты примерно такого же порядка наблюдались практически во всех исследованиях.

Сэм указал и на еще одну важную вещь: поскольку переработка пищи никак не учитывается в наших национальных рекомендациях, кто-нибудь вполне может сидеть на «диете» с большим содержанием УПП, в которой при этом будет мало жиров, соли и сахара. Подобный рацион питания будет соответствовать всем «здоровым» рекомендациям, но, скорее всего, приведет к проблемам со здоровьем.

Возьмем для примера систему Nutri-Score, еще один «светофорный» ярлык, который широко используется в Европе. В этой системе продукты ранжируются по высокому или низкому питательному качеству, но целая четверть так называемых «высококачественных» продуктов является УПП35; они часто имеют растительное происхождение, а их рецептура изменена таким образом, чтобы они содержали мало жиров, сахара и соли. Так что вы вполне можете употреблять «здоровую» пищу, но при этом есть много УПП. Особенно это верно для многих людей, которые сидят на диетических коктейлях и напитках, которые якобы способствуют потере веса.

Вихрь исследований, представленных Сэмом, и клиническое исследование Холла убедили меня, что система NOVA объясняет влияние пищи на здоровье так, как этого не делает традиционная диетологическая классификации. Но стоит отметить, что система NOVA не является общепризнанной.

Есть и несколько критических статей. Одна, хорошо известная, вышла в 2017 году в American Journal of Clinical Nutrition под названием «Ультрапереработанная пища и здоровье человека: критическая оценка»36.

Главное возражение авторов состоит в том, что система NOVA грубая и простая. Да, это, пожалуй, верно, хотя я бы сказал, что нынешняя классификация пищи по содержанию трех макроэлементов и соли – это тоже довольно большое упрощение.

Статья начинается с утверждения: «Общественное здоровье и питание за последние полвека получили большую пользу благодаря идентификации потенциальных пищевых причин незаразных хронических заболеваний». Я не уверен, что это правда. Распространение ожирения и метаболических заболеваний продолжает расти, а стандартные диетологические подходы почти никак не облегчили ситуацию. Отказ от жира и сахара не решил проблему.

Авторы вскоре переходят к непосредственной критике системы NOVA, заявляя, что «не было предложено никаких аргументов в пользу того, что переработка пищи несет какой-либо риск для здоровья потребителей из-за употребления вредных питательных веществ или каких-либо химических или микробиологических угроз». И это, как мне кажется, неправда. Я сумел заполнить несколько глав этой книги (см. ниже) доказательствами, как и почему переработка пищи пагубно влияет на здоровье. Кроме того, еще до 2017 года на эту тему вышли десятки статей, которые были сведены в обзорную статью 2021 года37.

Собственно говоря, критика системы NOVA вообще не принимает во внимание эпидемиологическую литературу. Это комментарий, а не формальный обзор научных данных вроде того, который написал Сэм. Впрочем, авторам все-таки удалось откопать одну статью, в которой не удалось обнаружить явной связи между УПП и ожирением.

Так зачем же я вообще упомянул этот комментарий? Из-за раздела «конфликт интересов» – в этом разделе авторы научных статей сообщают о своих связях, которые могут как-либо повлиять на объективность результатов. В этом разделе честно сообщается, что один из авторов, Майк Гибни, «работает в научных комитетах Nestlé и Cereal Partners Worldwide», но вот другие авторы заявили об отсутствии конфликта интересов. Что странно, потому что еще один автор, Киран Форд, ранее много лет работал в пищевой индустрии – в частности, пять лет он трудился старшим исследователем в Nestlé Research Centre. Некоторые из его статей о пищевом поведении детей частично финансировались Nestlé, а еще он входит в научно-консультационный совет Kerry Group plc, пищевой компании с выручкой почти 9 млрд евро, которая производит кучу самых разных УПП, например колбаски Wall’s и конфеты Yollies из сгущенного йогурта[28]. Примерно через четыре месяца после публикации статьи Форд прислал поправку, сообщив, что до 2014 года был «сотрудником Nestlé Research Centre» и «получал компенсацию за командировки от Kerry Taste and Nutrition, [а] некоторые его исследования пищевого поведения детей частично финансировались Nestlé Research Centre»38.

В какой-то степени это пустяки. Даже не слишком тщательный поиск покажет вам, что Форд работал на Nestlé. Но совершенно ясное и прозрачное декларирование всех интересов – это необходимый минимум для обеспечения доверия, а знать, влияет ли индустрия на результаты исследований, жизненно необходимо (спойлер: влияет).

Подобное влияние – распространенное явление. В другой статье39, которая выступает против самой идеи УПП, утверждается, что «NOVA не демонстрирует критериев, необходимых для диетических рекомендаций: легкости понимания, доступности, осуществимости и практичности». Официально автором статьи значится Джулия Миллер Джонс, но в самом конце припрятано заявление о том, как статья была написана на самом деле: «Концепция и бо́льшая часть подготовительной работы для нынешней статьи принадлежат Специальной совместной рабочей группе по пищевым и диетологическим научным решениям».

Оказывается, в состав этой «рабочей группы» входят Академия нутрициологии и диетологии (среди спонсоров которой – крупные пищевые компании вроде Abbott и BENEO, подразделения крупнейшего мирового производителя сахара), Американское общество питания («поддерживающими партнерами» которого значатся Abbott, Danone, Mars, Mondelēz, Nestlé, PepsiCo и General Mills) и многие другие учреждения, финансируемые компаниями, которые выпускают УПП.

Собственно говоря, даже если бы Джонс действительно была единственным автором, это не освободило бы ее от критики. Она научный консультант компаний вроде Quaker Oats и Campbell Soup Company и писала статьи и выступала с лекциями для CIMMYT (Международного центра улучшения кукурузы и пшеницы в Мексике) и Tate & Lyle, крупного производителя сахара.

Еще одна статья, критикующая понятие УПП и определение NOVA (в ней говорится, что термины вроде УПП скорее вводят в заблуждение, чем что-то объясняют), была написана Герибертом Вацке, который создал отдел пищевого материаловедения Nestlé в Швейцарии40. Статья, в которой говорилось, что на диетах, в которых нет УПП, можно легко превысить рекомендуемый уровень калорий, написана Кристиной Садлер и коллегами41. Садлер и еще один из авторов – сотрудники Европейского совета по пищевой информации, который получает треть финансирования от индустрии еды и напитков. Исследования Садлер частично финансируются Mondelēz и McCain Foods.

То, что производители УПП пытаются поставить под сомнение ассоциацию между УПП и плохим здоровьем, не должно удивлять. Но есть множество данных о фармацевтической промышленности и других отраслях, которые показывают, что когда отрасль промышленности финансирует научные исследования, эти исследования дают результаты, выгодные для отрасли42–47.

Конечно, не во всех статьях, критикующих NOVA, можно найти явный конфликт интересов. Но все критические статьи ссылаются на данные, опубликованные авторами, которые имеют конфликты интересов, и ни в одной из этих статей нет объяснений, которые бы хоть сколько-нибудь ставили под сомнение доказательства ассоциации УПП с плохим здоровьем.

К моменту моего разговора с Рейчел и Сэмом я сидел на своей УПП-диете уже неделю, и мне уже было ясно, что это именно та категория пищи – давайте не будем сейчас о конкретных продуктах, я первым готов признать, что вокруг границы есть большая «серая зона», – которую связывают с плохим здоровьем три надежных источника доказательств.

Во-первых, есть фундаментальные биологические доказательства, которые придают этой связи правдоподобие. Накапливается все больший массив данных, который говорит, что определенные ингредиенты, постоянно использующиеся для приготовления УПП, могут быть вредны, а некоторые характерные особенности УПП (например, мягкость и удельная энергия) ассоциируются с лишним весом и плохим здоровьем. К этому мы вскоре подойдем.

Во-вторых – исследование Кевина Холла. Оно небольшое, но безупречно выполненное, причем проводил его скептик, известный своей дотошностью. И, наконец, у нас есть еще и эпидемиологические данные: десятки хорошо проведенных исследований, которые не финансировались пищевой промышленностью, показали убедительную связь между УПП и самыми различными проблемами со здоровьем, включая преждевременную смерть.

Теперь я понимал, почему УПП вредна, а после разговора с Полом Хартом еще и понял, почему она захватила нашу пищевую систему. Но рассказ Пола о производстве синтетического жира заставил меня уйти в сторону от основной темы – и я хочу провести по тому же пути и вас. Я искал и нашел, если угодно, образцовую УПП, вещество, которое помогло мне узнать кое-что совсем новое о той вселенной продуктов, которые стоят на наших полках. Я расскажу эту историю от конца к началу.

4. (Поверить не могу, что это не) угольное масло: самая «ультра» из всей ультрапереработанной пищи

Если бы вы купили газету New York Times за 21 февраля 1989 года, то вас там ждала бы, пожалуй, самая убойная вступительная фраза за всю историю бизнес-журналистики: «Компания из ФРГ, которую подозревали в том, что она сыграла ключевую роль в постройке фабрики нервно-паралитического газа в Ливии, сегодня подтвердила, что производила и поставляла в США нелегальный наркотик под названием «экстази»».

Немецкая компания называлась Imhausen-Chemie. Ее представитель подтвердил, что они действительно производили и поставляли наркотик, но не знали, что это вещество подпадало под антинаркотическое законодательство ФРГ.

Конечно же, химические компании производят самые разнообразные молекулы для других компаний, не всегда зная, для чего они будут использованы, а экстази начали считать опасным наркотиком лишь в середине девяностых, так что, может быть, здесь и можно было бы использовать принцип презумпции невиновности. Если бы не пугающее упоминание фабрики ядовитого газа.

Всего за месяц до этого в той же газете вышла другая статья о той же компании под следующим заголовком: «Немцев обвиняют в том, что они помогали Ливии строить фабрику нервно-паралитического газа». Президент Imhausen-Chemie, Юрген Хиппенштиль-Имхаузен (известный друзьям и коллегам как «Хиппи») признал в интервью, посвященном этому событию, что компания действительно заключила контракт в Ливии на производство пластиковых пакетов, но отрицал всякую связь с так называемой ливийской фабрикой, которая якобы производит химическое оружие. (На деле это оказалась одна из крупнейших фабрик химического оружия в мире; по разным оценкам, там выпускалось от 10 до 38 тонн иприта и нервно-паралитического газа в день.)

Хиппи был не из тех, кто готов признать вину и отступить – и уж точно не облегчил работу своей группе пиарщиков. Он заявил, что именем компании злоупотребляют: «Все здесь основано на подозрении и слухах. У ливийцев нет денег, чтобы оплатить что-то подобное. Мы полностью отрицаем какое-либо свое участие. Ливийцы слишком глупы, чтобы управлять подобной фабрикой. Все арабы ленивы, они привозят рабов из-за рубежа, чтобы те на них работали»1. На следующий год его приговорили к пяти годам тюрьмы. Обвинение назвало Хиппи «великим торговцем смертью».

Но – вы не поверите – это стало не самым отвратительным эпизодом в истории компании. Даже близко. Для этого нам придется вернуться в 1912 год, когда дедушка жены Хиппи, Артур Имхаузен, купил компанию, производившую мыло, и стал делать химические вещества2, в том числе взрывчатку для Первой мировой войны. После войны новое мыло компании, получившее название «Варта» (оцените сходство со словом wart («бородавка»). – Прим. ред.), стало популярно в Германии.

Пока «Варта» разлеталась с полок, двое ученых из Института Кайзера Вильгельма, Франц Фишер и Ганс Тропш, работали над процессом, который должен был освободить Германию от зависимости от импортной нефти, которая требовалась для танков, самолетов и автомобилей3. Своей нефти у Германии не было, только огромные залежи низкокачественного угля – так называемого лигнита, только процентов на 30 состоявшего из углерода.

Идея Фишера и Тропша была простой: они обрабатывали уголь пáром и кислородом, превращая его в окись углерода и водород – базовые ингредиенты, из которых можно сделать практически неограниченную линейку полезных молекул. Затем газы реагировали с катализатором, который заставлял углерод, водород и кислород рекомбинировать в жидкое топливо. Постепенно они довели метод до совершенства[29], так что к началу 1940-х годов на девяти фабриках из угля производилось около 600 000 тонн топлива. От этого процесса оставался побочный продукт, так называемый гач, который известен нам ныне как парафин4.

Артур Имхаузен, который по-прежнему продавал «Варту» в больших количествах, прослышал о парафиновых отходах и решил, что сможет воспользоваться ими на благо национал-социалистической партии, в которой состоял. Его идея была следующей: Германии не хватало не только топлива, но и съедобных жиров. В 1930-х годах в стране потреблялось около 1,5 млн тонн жира в год, но лишь половина этого объема была местного производства. Германия зависела от импорта льняного семени из Южной Америки, соевых бобов из Восточной Азии и китового масла из Антарктики5, 6. Имхаузен работал над технологией переработки парафина в мыло и понял, что мыло химически похоже на жир – и если он может сделать одно, то сможет сделать и другое[30].

Он связался с политиком Вильгельмом Кепплером, игравшим ключевую роль в связывании компаний с нацистским режимом7. Кепплер занимался конкретными аспектами плана по обеспечению самодостаточности Германии: он должен был создать самодостаточное производство промышленных жиров и масел. Он с большим интересом выслушал предложение Имхаузена – производить съедобные жиры из парафиновых отходов, остающихся от переработки угля в жидкое топливо8.

Имхаузен вместе с Хуго Хенкелем, изобретателем «Персила», в 1937 году основали Deutsche Fettsäure Werke. Затем эта компания слилась с немецким химическим гигантом IG Farben, и в 1938 году они уже выпускали высококачественные жирные кислоты. Оставался последний простой шаг: добавить глицерин и получить «шпайзефетт» – съедобный жир.

«Шпайзефетт» был белым, безвкусным и похожим на воск и мало напоминал сливочное масло. Но для такого химика, как Имхаузена, это уже была тривиальная проблема. Вкус масла обеспечивается веществом под названием диацетил – его до сих пор используют как вкусовую добавку в попкорне для микроволновых печей[31]. Добавив к жиру диацетил, воду, соль и немного бета-каротина для цвета, Имхаузен закончил преображение немецкого угля в «угольное масло» – первый полностью синтетический пищевой продукт.

Кепплер был в восторге и хотел использовать это достижение для пропаганды. Но с этим было две проблемы. Во-первых, мать Имхаузена была еврейкой. В 1937 году, когда Deutsche Fettsäure Werke только открывалась, Кепплер написал одному из главных нацистов, Герману Герингу, и спросил, точно ли он хочет принять участие в церемонии открытия, учитывая, что Имхаузен «неарийского происхождения». Геринг спросил совета у Гитлера, и тот, как говорят, ответил: «Если он действительно создал все это, сделаем его арийцем!»10, 11.

Так что Геринг написал Имхаузену следующее письмо: «Ввиду ваших больших заслуг в деле производства синтетического мыла и синтетического кулинарного жира из угля, фюрер по моему совету одобрил ваше признание как полноценного арийца»12–15.

Итак, с первой проблемой справились. Второй проблемой была безопасность угольного масла: если им собираются кормить войска, оно не должно ухудшать их состояния здоровья.

В 1943 году Имхаузен написал статью для журнала Colloid and Polymer Science под названием «Синтез жирных кислот и его важность для обеспечения Германии жиром»16. В статье очень подробно описывался процесс производства синтетического жира и мельком упоминалась и проверка безопасности: «Тысячи тестов, проведенных директором, профессором д-ром Флёсснером, подтвердили большую ценность синтетического кулинарного жира и сделали его первым в мире синтетическим пищевым продуктом, одобренным для употребления людьми».

Отто Флёсснер был главой отдела физиологии в рабочей группе рейха по общественному питанию. Да, он действительно провел множество тестов синтетического жира, но в статье умолчали о том, как проходили эти тесты: эксперименты ставились на более чем 6000 узниках концлагерей17–19[32].

В конце концов режим одобрил употребление этого жира в пищу людям, но после Второй мировой войны британская разведка нашла данные, которые нацисты оставили неопубли кованными: например, некоторые исследования показали, что хроническое потребление синтетического жира вызывало тяжелые проблемы с почками и декальцификацию костей у животных. Этим жиром питались экипажи подводных лодок, ходивших в Северной Атлантике, а поскольку к концу войны продолжительность жизни среднестатистического члена экипажа подводной лодки составляла всего шестьдесят дней с того момента, когда он впервые поднимался на борт, долгосрочные данные, возможно, просто сочли нерелевантными.

Фабрику синтетического масла в Рурской долине, которой управлял Имхаузен, после войны нашли союзные войска. В репортаже Chicago Tribune22, 23 привели фотографии гигантских машин, остановленных прямо в процессе производства – из пасти экструзионной машины торчала колбаса жира в целый фут толщиной. В алюминиевой ванне лежали огромные цилиндры синтетического масла. Приводились слова британского чиновника: «Это отличное масло, и я сомневаюсь, что хоть кто-то смог бы догадаться, что оно синтетическое».

Переработка угля в масло раскрывает неизбежные проблемы, стоящие перед любой синтетической едой. Употребление сложных композиций из нестандартных молекул в качестве источника калорий изначально опасно – вещества, с которыми мы никогда не сталкивались, могут оказывать непредсказуемое воздействие на физиологию. Это значит, что они требуют обширного тестирования на людях и животных, а это – в условиях, когда еду можно производить и другими способами – в лучшем случае довольно сомнительно с этической точки зрения. А чтобы синтетическая еда показалась привлекательной широким слоям населения, требуются жульнические рекламные кампании – приходится врать или о происхождении изобретателя, или о пользе современных пищевых добавок для здоровья, или еще о чем-нибудь. Но прежде всего история угольного масла, как мне кажется, раскрывает важный аспект природы корпораций.

После войны оккупационные войска союзников разрешили Imhausen-Chemie продолжить работу, а Артура Имхаузена назначили президентом Ассоциации промышленных и коммерческих палат Германии24. Его сын Карл-Хайнц (тесть Хиппи) унаследовал химическую компанию, которая продолжает в различных формах существовать и поныне. Оригинальная компания, производившая мыло, несколько раз сменила владельцев и сейчас принадлежит Evonik Industries[33], одному из крупнейших в мире производителей специализированных химических веществ25.

Evonik – не единственный наследник компаний Имхаузена. Как вы помните, первым его партнером была IG Farben, пожалуй, самая печально знаменитая из всех немецких компаний. Во Вторую мировую войну она управляла фабрикой синтетического каучука в Освенциме, используя исключительно рабский труд. Газ «Циклон-Б», который использовался в том же самом концлагере, производило подразделение IG Farben под названием Degesch26–28[34]. Эта корпорация оказала наибольшую поддержку военных действий нацистов. Многие ее сотрудники получили должности в компаниях, на которые была разделена IG Farben после войны – их названия на слуху до сих пор: BASF, Bayer и Hoechst (ныне часть французской компании Sanofi)29–32.

После разделения IG Farben от нее осталась формально существующая открытая акционерная компания, против которой ее жертвы могли подавать иски о репарациях. В 1950-х годах компания выплатила примерно 17 миллионов долларов, после чего отказалась выплачивать какие-либо дальнейшие компенсации или даже присоединяться к национальному компенсационному фонду, организованному в 2001 году. Юристы компании обвиняли бывших рабов в том, что те мешали окончательно распустить компанию33, 34.

Акции компании торговались на Франкфуртской бирже с окончания войны и вплоть до 2011 года. Так что подобные компании сразу существуют и не существуют – в зависимости от того, хотите ли вы продать акции, чтобы заработать (тогда они существуют), или же получить компенсацию за принудительный рабский труд (тогда они не существуют). Но вот деньги, заработанные этими компаниями, существуют – и еще как существуют.

Хиппи – модно одевавшийся муж внучки Артура Имхаузена – вышел из тюрьмы «Брухзаль» в один солнечный понедельник весной 1993 года35–37. По подсчетам государственного прокурора, в 1980-х он заработал около 90 миллионов дойчмарок на сделке с Ливией. Он задолжал немецкой налоговой около 40 миллионов марок (25 миллионов долларов). Но Хиппи воспользовался своей кандидатской степенью по экономике и выиграл гонку вооружений с законом. Воспользовавшись тем, что прокуроры назвали «гигантской денежной каруселью», состоявшей из узловых счетов в швейцарских банках и пяти подставных компаний, зарегистрированных в Лихтенштейне, он увел все деньги в неизвестном направлении.

* * *

Именно когда я изучал всю эту историю, мне впервые пришло в голову, что корпорации – это организмы в экосистеме, работающей на деньгах. Вы можете сколько угодно ругать компании, являющиеся прямыми потомками режима: стыд и возмущение практически никак не влияют на выживаемость компаний, замешанных в преступлениях против человечества. А концепция экосистемы объясняет, почему: их поведение меняется тогда и только тогда, когда они лишаются притока энергии – денег. Стыд может прервать поток денег, но если он этого не делает, то никаким образом не сможет ограничить поведение корпораций.

Оказывается, что экономисты пользуются для описания выживания корпораций в экономической гонке вооружений таким же набором уравнений, как экологи – для описания выживания или вымирания видов в биологической гонке. Компании и группы живых организмов (виды, семейства и т. д.) подчиняются одним и тем же законам, вне зависимости от того, на чем работает их экосистема – на деньгах или на энергии38–42.

Мне кажется, что есть здесь еще какая-то ускользающая идея, связанная с производством еды из угля – или с любым другим процессом промышленного синтеза. Она уничтожает само понятие еды, сводя его к «веществу, которое поддерживает жизнь» (хотя бы временно – как угольное масло для экипажей немецких подлодок). Пища должна превратиться в техническое вещество, не имеющее культурного или исторического значения – вот он, нутриционизм в своей самой экстремальной форме.