В потоках черных, Под сердцем тьмы

* * *

Привычный звездный коридор – визуализация нейроэкраринга, запах медикаментов усилился, стал почти невыносим: резкий, отдающий тухлятиной. «Надо будет сказать ученым, чтобы что-то с этим сделали, если препарат тестирование пройдет; никто в здравом уме не станет терпеть такую вонь да еще и за свои деньги», – отметил про себя Рон и потянулся к пульсирующему сознанию андроида, которому суждено стать сегодня его аватаром.

Захватил его – исключительно детский прием, но Рон не мог от него избавиться: он представлял сознание андроида мягким податливым сгустком и сжимал его в кулак – оно приятно давило на ладонь, грело ее. На ощупь напоминало игрушку-мякиш. Рона это забавляло.

Вот и сейчас, вцепившись в светящийся сгусток, он сжал его – тот завибрировал, будто пытаясь высвободиться. Что-то новенькое, прежде такого не было. Тем интереснее.

Рон нырнул глубже, пробрался по светящемуся коридору дальше и вынырнул на операционном столе медблока станции «Психея» – скучного вида ученый приветливо махнул ему рукой, чтобы проверить качество соединения:

– Добрый день. Как вас зовут?

Рон привстал, выдернул кабель из полигласовой груди, с наслаждением почувствовав прохладу в месте соединения проводов. Пробормотал:

– Король Карл Двенадцатый…

Ученый, кажется, его звали Игорь, шутку не оценил, посмотрел строго:

– Если вы продолжите в том же духе, буду вынужден прервать эксперимент.

– Ладно, ладно! Пошутить нельзя. – Рон спрыгнул со стола, присел и сделал несколько махов. Отметил рассеянно: – Отличная машина…

– Я вынужден еще раз задать вопрос: помните ли вы ваше имя?

– Рон Айви меня зовут, не кипятись! – Рон попробовал улыбнуться, но полимерные лицевые мышцы андроида поддавались плохо, поэтому улыбка скорее походила на оскал, по крайней мере, она напугала ученого.

Рон отвернулся, подбоченился.

– А что, неплохо у вас тут. «Психея» – отличное место для отпуска, как считаешь?

– Не знаю, – Игорь Линеев пожал плечами и снова погрузился в отчет. – Я предпочитаю не экстремальный отдых, а простой. На даче, например.

Рон рассмеялся:

– Скукота.

– На вкус и цвет… – ученый ловко избежал спора, откровенно «слил» его, оставшись при своем мнении.

Рон с интересом посмотрел на молодого человека: он был примерно его же возраста, чуть выше и крепче на вид, с густой шевелюрой и темными неспокойными глазами. По ним не сразу поймешь, о чем думает их обладатель. Это раздражало. С другой стороны, не ученого же он прилетел тестировать.

– А что за новый препарат мне ввели? Воняет на подходе к машине тухлятиной, меня едва не вырвало.

Линеев оторвался от своих записей, посмотрел с интересом:

– Воняет? Впервые слышу… Ладно, посмотрим. – Он сделал пометку в лабораторном журнале. – Сейчас чувствуете себя нормально?

– Вполне, – Рон сжал и разжал кулаки: сознание, которое он все это время отодвигал, снова полыхнуло. – И готов к погружению.

Игорь кивнул:

– Минутку, я заполню карточку первого этапа… Вы пока привыкнете к своем телу.

Тело, доставшееся ему сегодня, оказалось неплохо сложено, обладало прочным каркасом и приятной на ощупь креоксоновой поверхностью, напоминающей человеческую кожу, только гораздо более прочную и износостойкую. Новый препарат для нейроэкваринга создавал ощущение полного погружения, Рон забывал, что находится сейчас на другом конце галактики, что эта железка – не его тело. Он еще раз попрыгал, помахал руками, с восторгом разглядывая пальцы.

– Прикольно сделано…

Игорь на мгновение оторвался от бумаг, пробормотал:

– Так и есть, одна из самых продвинутых моделей, с высокой сенсоизацией и чувствительным нейроинтерфейсом. Знаете, что Нинэль – так зовут вашего андроида – сказал мне сегодня утром? Что он чувствует боль помнит ее. А еще – что ему страшно. Представляете?

Рон скривился:

– Вы словно ребенок радуетесь новой игрушке… Хотя, о чем это я, андроид – это и в самом деле игрушка, только весьма дорогая.

Игорь определенно хотел с ним поспорить, Рон видел это в его взгляде, покрасневших щеках и выступившей испарине на висках. Мальчишка-романтик, что с него взять. Рон поспешил его успокоить:

– Я понимаю, что вы к своим изделиям относитесь с особым пиететом, но для меня-то это просто андроиды, уж простите. – И он развел руками.

Игорь мрачно окинул его взглядом, поманил за собой:

– Пойдемте, пора начинать, пока препарат действует.

Они прошли в зал вылета, встретив по пути еще троих сотрудников станции – пока «Психея» работала в тестовом режиме, наполнение ее оставалось скромным: техники, операторы систем жизнеобеспечения, инженеры и парочка медиков для тестирования медицинского оборудования. Больше всего жизни как раз было в зоне прилета: станцию загружали мебелью, оборудованием для отдыха, виртуальными экранами, хрусталем, чтобы картинка от происходящего на станции была для пользователя наиболее полной.

Игорь подвел Рона к дальнему отсеку, отмеченному аббревиатурой МПЛ–100. Межпланетарный лифт, модель сотая. Рон такими еще не пользовался. Игорь остановился у кабины, ввел код:

– Небольшой инструктаж: вам необходимо на скорости сто узлов опуститься на поверхность Психеи, задержаться в десяти метрах над ней, эта точка отмечена на шкале цифрой плюс десять. Зафиксировать все показатели и убедиться, что я их получил. Далее со скоростью пятьдесят узлов вы опускаетесь на нулевую отметку и остаетесь на ней пятнадцать минут по среднегалактическому времени. Я тоже фиксирую ваше биотелеметрию, а вы погружаетесь дальше в долину гейзеров, останавливаясь каждый десять метров, пока не достигните зоны прибытия «Сигнала». Там отдохнете, можете немного побродить, но ничего не трогать, оборудование крайне чувствительное, даже незначительный сбой настроек может привести к несчастному случаю и гибели вашего тела…

– Этого тела? – Рон на всякий случай показал пальцами на затянутую в пластик грудь.

– Именно. Нинэль – очень хороший аппарат, мне будет жаль его потерять, – Игорь старался говорить тихо и убедительно. Недавний разговор с андроидом не добавляли спокойствия, как и нагловатый тон оператора Рона.

– Но со мной ничего не случится, если машина не выдержит нагрузки?

Игорь отметил, что Рон настойчиво избегает называть андроида по имени, предпочитая обезличенное «машина».

– Нет, вы вернетесь в свое тело. Правда, возвращение будет жестким, отходить пару недель точно придется.

– Это почему?

Игорь посмотрел на него с удивлением:

– Так устроен наш мозг. Вы будете помнить, как чуть не погибли, это неизбежно отразится на вашей психике.

Рон фыркнул:

– Я не такой неженка, уверяю вас, со мной ничего не случится.

Игорь хотел сказать о трех погибших от рук Рона андроидах, но в последний момент передумал – не стал еще больше злить.

– И все-таки я вас прошу быть аккуратнее.

Рон разместился в кабине, активировал пульт.

– Удачи! – Махнул ему рукой Игорь и активировал запись – на мониторе его интеркома появилось дополнительное окно, в котором маячило лицо, недавно принадлежавшее Нинэлю. Чувство беспокойства росло.

Игорь постарался сосредоточиться на эксперименте, связался с Инесс, та подключилась к обработке данных – с тела Нинэля считывалась информация по воздействию окружающей среды, данные записывались для демонстрации демоверсии потенциальным потребителям.

– Ты выглядишь рассеянным, – отметила Инесс.

– Нет, все в порядке, – Игорь отмахнулся. – Хотя нет, не в порядке. Мы закладывали возможность самообучения андроидов класса NN?

– Конечно!

– Тогда тебя не должно удивить сегодняшнее заявление Нинэля, он уверял меня, что чувствует как умирает, чувствует боль и страх. Такое возможно, как считаешь?

Инесс задумалась.

– А показания телеметрии? Нейроимпульсы?

– Они вели себя так, будто Нинэль, действительно, чувствовал все, о чем говорил.

– Это странно, но думаю, решаемо – после сегодняшнего эксперимента сними его с линии на пару дней, проведем анализ и поймем, что с этими показателями делать, – она усмехнулась.

Игорь понял: она особо не верила его словам.

Рон тем временем завис на пятидесяти метрах.

– Хорошо, Рон, – Игорь сделал соответствующую отметку в лабораторном журнале. – Пятнадцать минут и двигайся дальше.

Андроид поднял вверх указательный палец и прикрыл ладонью камеру. Игорь отреагировал мгновенно:

– Рон, отодвинься, пожалуйста, ты загородил обзор, камера не фиксирует твои перемещения.

– А зачем они вам?

– Они подтверждают данные удаленного наблюдения. Стандартная практика, ты вроде бы не в первый раз, странно, что задаешь такие вопросы.

– Ладно-ладно.

Мутное пятно потемнело, но изображение не вернулось. Игорь нахмурился:

– Я просил открыть камеру.

– А я открыл, – весело отозвался Рон. – Видишь, я тебе улыбаюсь и машу рукой, – он сделал неприличный жест, но Игорь не отреагировал, так как не видел его: камера была залеплена куском термопластика, оторванного от панели управления.

Он вернулся к пульту и вдавил кнопку, отправившую платформу вниз, пролетел несколько метров – его тело подбросило к своду лифта.

– Йохо! – закричал он, запоминая новые ощущения: свободное падение в горячую, расплавленную атмосферу, свист в ушах, адреналин. Нет, не у этого убого тела, конечно, у него, там, на другом конце галактики. Он сделает сегодня себе просто царский подарок – второе рождение.

Сделав кувырок, он остановил лифт – в двадцати метрах над «Сигналом». Прислонился к монитору внешнего обзора – там, на стенами кабины плавилась планета, бурлила горячими источниками и взрывалась тоннами газов.

– Ну, что же, осталось сделать последний шаг.

Рон ввел код, который вводил Игорь – память не подвела его: на двери загорелся зеленый огонек, а система жизнеобеспечения ушла в красную зону. Еще бы, высадку здесь никто не согласовывал. Рон вдавил кнопку, створки распахнулись, мгновенно впустив в кабину гул кипящей породы и клубы едкого пара. Оболочка андроида мгновенно вспенилась, краска отслоилась и стала стекать длинными каплями на пол. Рон не мог говорить – грудь сперло, система контроля качества жизни звенела в висках, а горячая боль растекалась по телу. И с каждой новой волной Рону казалось, что больнее не будет, и всякий раз он ошибался. Сознание, метавшееся в его кулаке, взорвалось – вокруг Рона образовалось золотое облако, которое подхватило его и понесло вверх.

Странно, но он все никак не отключался. Боль парализовала его. Искореженное тело больше не подчинялось, но сознание не возвращалось в родную колыбель. Рон молил о помощи, звал ее, но его окружала гудящая тишина и лязг экстренно поднимающихся механизмов.

Темнота и голос Игоря, вот все, что осталось с ним, когда он, наконец, погрузился в благостное безмолвие.

* * *

Нинэль метался в тесном пространстве, он не узнавал его. Ужас от того, что он не понимает, что происходит, заполнили его без остатка. Он кричал бы, если бы мог, он звал бы на помощь, если бы было чем. Поэтому он метался в поисках выхода.

Боль в этот раз оказалась особенно сильной, яркой, полыхающей, она пронизывала насквозь и сворачивала спиралью все мысли. Выбраться. Найти выход. Прекратить мучения.

В своих метаниях, он наконец почувствовал границы предмета, в котором оказался заперт – узкий канал. Слева, справа, сверху и снизу он ощущал преграду, вперед и позади – свободу. Но если та, что была позади, дышала угрозой, паленым пластиком и болью, то, что впереди манило, казалось уютным, гладким.

И Нинэль бросился вперед, почти сразу почувствовав, что горячая боль отступает, становится проще, легче дышать. Он мчал вперед, пока не заметил небольшую светлую точку. Она казалась финалом его страданий, и Нинэль ускорил свой бег, пока не вывалился в просторной комнате. За окном – нежно-голубая глазурь, под спиной – теплый медицинский пластик, а к нему склонилась темноволосая женщина, заботливо проверяя пульс.

– Как ваше имя? – Привычно спросила она его.

– Нинэль, – привычно ответил он.

Женщина с удивлением замерла. Но мгновение спустя улыбнулась, похлопала по плечу Ноэля – он внезапно ощутил тепло ее руки – и прошептала:

– Все хорошо, Нинэль, добро пожаловать домой.

* * *

– А почему вы его не убрали с проекта? – Возмутился Игорь. – Это четвертый андроид, которого он угробил.

Инесс вздохнула:

– Я же говорила тебе про самообучаемость, помнишь? Цель эксперимента – не создание нового препарата, а выявление продвинутых андроидов, уже перешедших стадию осознания себя как личности. Мы проверяли, сможет ли их сознание найти путь из искусственного тела. Пробовали разные сценарии, но оказалось, что самосохранение оказался самым действенным стимулом.

Игорь стоял ошеломленный: все эти месяцы он занимался тем, что провоцировал сознание андроидов на прорыв.

– И? Что?

Инесс улыбнулась:

– Как видите, все удалось. Рон заперт в теле андроида, Нинэль осваивает его молодое и живое тело. Эта стадия эксперимента оказалась успешной. Вы представляете, какие перспективы открываются перед человечеством?! Вечная жизнь, расселение по планетам с не самыми дружелюбными условиями, решение проблемы перенаселения Земли, нехватки ресурсов…

– Но зачем?! Я не понимаю, – он посмотрел на исковерканное температурой и давлением тело андроида, закрепленное на операционном столе. – Почему именно… так?

Инесс посмотрела на него с примесью сочувствия:

– Благодаря сегодняшнему эксперименту, мы узнали, что прорыв и подлинное замещение случается при единственном сценарии – когда андроид испытывает боль. Сознание, временно вытесненное из искусственного тела, начинает искать выход и, если оно достаточно развито, то находит его. И это будет тот самый путь, по которому пришло сознание оператора.

Игорь посмотрел на андроида:

– То есть для экваринга развитые андроиды не подходят, верно я понимаю?

Инесс кивнула:

– Именно.

– А что делать с ним… Роном?

Инесс вздохнула:

– Понаблюдай за ним… Он ведь знал, на что шел, подписывая документы – профессия тестировщика всегда сопряжена с риском. Когда завершите ремонт тела Нинэля, приступим к следующей фазе эксперимента, будем возвращать Рона назад.

История третья. Плата

Клириканец хмурился и смотрел волком.

– Не нравится твоя идея мне…

Артем усмехнулся: когда товарищ злился, он всегда путал порядок слов, на интерлингве получалась вот такая абракадабра.

– Она не должна тебе нравится, друг Ираль, – землянин посмотрел снизу вверх, уже вкручивая диагностическую капсулу в полотно лианина. – Ты испытатель, риск – твоя профессия.

Клириканец свесился с навигаторского кресла, повел носом и скривился. Тут Артем был с ним солидарен – лианин, в самом деле, вонял отвратно, отдаленно напоминая смесь прокисшего молока с младенческой рвотой. Да и выглядел не симпатично: белесая плесень с длинными ворсинками, которые покачивались от дуновения любого ветерка. Напоминало беззубые рты слепых чудовищ.

Полотно с только что созревшей культурой, в отличие от ожиданий и расчетов, не сворачивалось валиком, а растягивалось под пальцами и рвалось, оставляя на коже ученого неприятную на ощупь слизь. Артем старался не обращать внимание на такое мелочи – разработанный им экспериментальный материал должен был совершить революцию в космосе: нейропроводник нового поколения, который соединит нервную систему человека с любым механизмом в единое целое. Молодой ученый видел перспективы его использования и в медицине, и в навигации, и механике, открывало новые горизонты нейропрограммирования и биоинженерии. Но сперва нужно было пройти апробацию, с чем сейчас и возникли проблемы – лианин не раскладывался. Артем специально сформировал его не в виде волокна, а напитал им ткань. По задумке, ячейки нейропроводника должны прорасти через волокна и образовать довольно плотное и прочное покрытие для навигаторского кресла. Но, как это часто бывает на этой стадии научных изысканий, что-то пошло не так.

– Что я должен сделать, скажи еще раз, – Ираль с сомнением изучал стекающую с ладоней Артема зловонную слизь.

Землянин вернул полотно в контейнер, прикрыл крышкой. Руки вытер ветошью, принюхался – все равно запах не радовал.

– По плану я должен соединить полотно с твоим навигаторским креслом и с центральным искином. Если все пройдет удачно, ты подключишься к управлению катером через мое лианиновое полотно.

– Рискну спросить, что станет неудачей? – клириканец знакомо спотыкался на шипящих, а потому его голос звучал особенно скептически. Но Артем знал – друг пытается помочь. Иначе бы он не ввязывался в эксперимент в качестве навигатора-испытателя. А другого знакомого навигатора в академии космофлота у молодого ученого с Земли не было.

Артем Пауков был сильно моложе своих сокурсников – самый молодой курсант-третьекурсник, закончивший земной ВУЗ экстерном, слишком увлечен наукой и открывшимися с поступлением в академию космофлота возможностями, чтобы отвлекаться на тусовки, розыгрыши и прочие курсантские развлечения. А потому почти с первого дня прослыл недружелюбной букой и стал предметом насмешек.

Все усугубилось, когда, увлеченный своим новым открытием, суперпроводником лианином, Артем буквально жил в выделенной для него лаборатории: наблюдал за несколькими посевами культуры, проводил химическое и радиационное облучение – строго по рассчитанной им схеме, чтобы получить устойчивую и направленную мутацию «живых» клеток. Однажды он пропустил инъекцию катализатора кислот, которые должны были успокоить рост облученного волокна, и уснул у пульта. Наутро разросшийся лианин разбил контейнер, в котором находился, разросся и закрепился на стенах и потолке подобно паутине. А прибывшие в лабораторию сотрудники обнаружили спящего на волокнах Паукова. Ясно, что с тех пор за ним закрепилась кличка «Паук», а друзей осталось всего двое – клириканец Ираль Танакэ с навигаторского факультета и землянин из Питера Василий Крыж, осваивавший программирование. Оба прежде дружили между собой и вступились за Артема, а Крыж даже дал кому-то по шее.

– В случае неудачи… у нас ничего не получится.

Клириканец упрямо не сводил взгляда с Артема, явно не удовлетворившись ответом, клириканцы вообще не любили общие фразы и призрачные обещания.

– То есть мы потеряем управление катером и не вернем его до тех пор, пока твое оборудование не будет отсоединено? – щель его рептилоидного зрачка стала совсем узкой, превратившись в едва заметную нить, а сам Артем почувствовал на плечах касание разума догадливого инопланетянина.

Отпираться смысла не было, Ираль умел видеть ложь, чувствовать ее даже мастерски запрятанные отголоски. Пауков кивнул.

– Сразу, как станет очевидно, что эксперимент провалился, я произведу демонтаж. И все вернем на круги своя…

– Странное выражение, – Ираль откинулся на спинку навигаторского кресла, сверился с навигационной картой.

Это было опасно – остаться без управления, слепыми, неповоротливыми детьми посреди безжизненной пустоты. Космос не прощает такой самонадеянности. Что-то пойдет не так, Ираль был уверен в этом, но сказать об этом вслух – дать повод думать, что он струсил. А Ираль Танакэ Смиринг сеном Адальяр никогда не был трусом. Даже участвуя в столь сомнительных операциях, в которой он оказался сейчас, пообещав другу стать испытателем его нового изобретения.

Признаться, он рассчитывал на что-то другое, соглашаясь, но к чему сейчас об этом вспоминать.

– Значит, делай, что должен, – он повелительно щелкнул пальцами и пробормотал: – У нас примерно сорок минут чистого ка́я, чтобы в нас никто не врезался.

«Каю» на его родном языке означало «небо», не то, что укрывало планету от губительного свечения Регины, материнской звезды, а то, что открывало горизонты, что чернело за пределами колыбели-родной планеты.

– Тебе придется расстаться со своим креслом на какое-то время, – напомнил землянин.

Ираль еще раз взглянул на навигационные карты – рядом, действительно, не было никаких кораблей – монитор был темным, бледно-синий луч пробивал его насквозь, не натыкаясь на опасности, а сообщения диспетчерской подсектора лились из динамика белым шумом. С усилием клириканец поднялся. Резким движением стянул верхнюю часть чехла, оголив контакты, и отошел от навигационного кресла. Замер у демоэкрана, скрестив руки на груди. Землянин снова откинул крышку со зловонной жидкостью – по непроницаемому лицу клириканца скользнула тень брезгливости – сунул в нее руку и достал бледно-серое ворсистое полотно.

– Нужна тебе помощь? – спросил клириканец скорее из вежливости. И еще – из желания поскорее покончить с экспериментом. Опять с беспокойством покосился на навигационную карту: она была темной, пульсирующие огоньки других кораблей оставались на периферии, Ираль отогнал корабль достаточно далеко от транспортных путей. Это успокаивало.

Артем сейчас стоял у навигаторского кресла, на вытянутых руках держал скрученный небольшим рыхлым валиком лианин, с которого назад в контейнер стекали длинные склизкие капли. Он мотнул головой:

– Нет, я сам.

Он уложил полотно на контакты, осторожно развернул его и закрепил на углах. Снова опустился к контейнеру, накрыл его крышкой и активировал интерактивную панель. Монитор креоника ожил, выбросив в центр рабочего стола постоянно меняющийся график подключения устройства. Судя по ровному сигналу, пока все шло штатно. Ираль позволил себе расслабиться, медленно выдохнул.

Артем вводил одну за другой команды. Клириканец наблюдал за его порхающими над клавиатурой пальцами, меняющимся узором графика – тот становился сложнее, разлапистей, а странное на вид вещество прилипшее второй кожей к навигаторскому креслу то тут, то там искрилось синим. Ираль затаил дыхание – он становился единственным свидетелем чуда, нового материала, которое изобрел не представитель его расы, не повернутый на генной инженерии креонидянин, а житель отсталой Земли, чье участие в научной деятельности Единой галактики вообще никак не предполагалось всего пару лет назад. Он приоткрыл рот, готовый поздравить товарища с невероятным прорывом, когда…

– Что-то не так, – пробормотал тот. Хорошее настроение, только что пустившее в сердце клириканца корни, улетучилось.

– Что именно не так?

– Модуляция не развивается, тормозит на протомолекулярной стадии. – Артем устроился удобнее, как был, на полу учебного катера, сложил ноги «калачиком» и придвинул к себе второй монитор с расчетами. – Попробуем иной код. Ираль, займи свое кресло и попробуй подключиться к искину.

Ираль подозревал, что ему придется делать нечто подобное, но наделся, что садиться в это склизкое и зловонное, напоминающее сопли дохлого скварра вещество, ему не придется. Но они зашли слишком далеко, и обратного пути не было. Помедлив мгновение, Ираль решительно шагнул к навигаторскому креслу и опустился в него.

Спине, пояснице и щиколоткам стало холодно – лианин прилип к комбинезону, настырно раздвигая волокна и пробираясь к коже. Ираль отчетливо чувствовал ледяные касания, с сомнением посмотрел на друга, но Артем по-прежнему увлеченно работал с программой и на смятение клириканца не обращал внимания. Бросил, почувствовав на себе взгляд:

– Канатики к вискам подсоедини.

И, не глядя, протянул клириканцу два лианиновых шнурка, один конец которых поднимался из контейнера со зловонной жижей через адаптер, а другой имел расширение-присоску на конце. Ираль неохотно взял их в руки. Если бы взгляд мог испепелять, то макушка землянина должна была задымиться. Клириканец, вздохнув, поднес лианиновые «канатики» к вискам. Почувствовал уже знакомый липкий холод прикосновения ворсинок к коже. И провалился в сумеречную темноту – очертания предметов стали нечеткими, звуки доносились будто через пелену.

– Что чувствуешь? – Артем подключился к монитору его биотелеметрии. – График нейроактивности твоего головного мозга вижу, но синусоида нечеткая, пики смазанные, к сожалению.

– Я и сам ощущаю себя нечетко и смазанно, – пробормотал Ираль. В голове гудело, будто рой разъяренных мангусов поселился внутри черепной коробки. Что-то больно ударяло по глазам, то и дело ослепляя. – Вспышки перед глазами, очертания предметов неясные…

Артем отозвался:

– Угу, сейчас поправим. – и добавил мощности.

Ираль коротко вскрикнул и схватился за голову – ослепительно яркий свет бил по глазам, виски сдавило, будто раскаленным докрасна железным обручем. Боль лилась по венам, бросая то в жар, то в холод.

Скрючившись, клириканец сполз с кресла на пол, с трудом оторвал от себя лианиновые «канатики» и отшвырнул их в сторону. Он стоял на четвереньках и тяжело дышал. Рядом суетился Пауков, Ираль только сейчас начал его слышать. Оказывается, его еще и оглушило.

– Вот черт, я и не думал, что такой мощности сигнал получится.