скачать книгу бесплатно
– Прошу извинить меня, Анна Егоровна, но у меня сегодня еще встреча в мэрии.
– В чем же цель вашего… неожиданного визита? – спросила Аня вежливо и холодно, хотя ей прекрасно была ясна эта самая цель. Как ненадолго он открылся… думала она мучительно… как мало я успела узнать.
– Собственно, все и так ясно, Анна Егоровна. Я пришел просить прощения за своё недостойное поведение и … оскорбление вашего достоинства.
Вышло как-то коряво и высокопарно, и вовсе плохо. А она смотрела на него ледяными глазами, которые еще минуту назад были такими тёплыми и весёлыми. Ему хотелось завыть от злости.
Она могла его здорово и с полным на то правом помучить сейчас, и он ждал этого с обречённостью и остервенением. Она могла посмеяться над ним, даже попытаться унизить. И неизвестно, сможет ли он это выдержать или захлопнет её дверь навсегда. Но она ему нужна, и он не мог просто так отказаться от неё. Это была суперсекретарша, и ради неё стоило побороться – такой мыслью он пытался развлекать себя всю дорогу до её дома, впрочем, не слишком успешно. Он ждал, ждал её слов, чтобы правильно выбрать тактику, чтобы выйти с минимальными потерями для своей обострённой гордости, но она молчала, и это было хуже всего. Она не нападала, оставляя его в бессмысленной и беззащитной ситуации, и ему пришлось продолжать:
– Вы – ценный сотрудник… Я нуждаюсь в вас.
– Вы нуждаетесь в моих драгоценных мозгах? – уточнила Аня спокойно.
Эта женщина когда-нибудь ответит за все свои колючки, подумал Филатов яростно. Когда-нибудь он сделает с ней что-нибудь… особенное.
– Я нуждаюсь в вас, – повторил он, почти потеряв самообладание. – В вас! В вашем профессионализме, в вашей личности, в вашей энергии. В вашем спокойствии и рассудительности… вашей искренности и прямоте. И в вашем уме, конечно. Я повышу вам зарплату, оплачу санаторий – любой выбирайте, оплачу лечение, – он помолчал и добавил тихо. – Простите меня.
Она смотрела, как он ломает свою гордость – ради неё. Неужели только из-за её профессионализма этот жуткий гордец терпит сейчас такие муки?
Она оценила сию титаническую борьбу.
– Я принимаю ваши извинения. Собственно, я думала, что не вернусь никогда. Но вы меня здорово удивили, Михаил Иванович, придя сюда. Мне очень приятно… – она вдруг охрипла и сильно закашлялась.
Его руки обхватили её за плечи, приподняли со стула, и он повёл её в комнату. Уложив её в кровать и накрыв одеялом, он присел рядышком.
– Я поеду сейчас, Анна Егоровна. Мне действительно пора, – он распечатал ей ещё одну таблетку. – Включите ваш телефон, я буду иногда звонить. Поспите пока. И выпейте, Нина же сказала.
Аня послушно проглотила таблетку и запила.
– Не надо повышать зарплату, и санатория тоже не надо, – прохрипела она, отдышавшись. – Я три дня дома полежу, и всё будет в порядке.
– Надо, – жёстко сказал Филатов. – Я снова ваш босс и нечего спорить.
– Не люблю я санаториев, – рассмеялась Аня, – Я дома быстрее оклемаюсь, правда. И можно мне материалы на дом присылать, у нас же там завал.
«У нас», – повторил про себя Филатов, и ему почему-то стало приятно.
– Глупости, – улыбнулся он. – Я сожалею, но мне нужно ехать.
Аня кивнула и беспомощно улыбнулась, бессознательно вспоминая живое тепло и силу обхвативших её рук.
– Конечно, босс. Дверь сама захлопнется. До свидания, Михаил Иванович.
– До звонка, Анна Егоровна. Поправляйтесь.
Ощущая себя полным идиотом, он рухнул за руль своей оливковой «Тойоты-Лэндкрузера». И что он, спрашивается, сейчас делал? И на кого он был сейчас похож? На главу преуспевающего инвестиционного холдинга «Транс-Инвест»? Ох, как бы не так! Хорошо, что водителя он сегодня отпустил, а то совсем бы оконфузился. Он никогда не смущался своих визитов к любовницам и частенько ездил туда с водителем, а сейчас он был счастлив, что о его визите никто ничего не знает.
В мэрию он безнадёжно опоздал. Надо было Ваську-зама посылать, для этого, в конце концов, он и нужен, а то сидит в своём шикарном кожаном кресле, важно надувает щёки, работая, по сути, с мелочёвкой. Дурацкая привычка всё хоть сколько-нибудь значимое делать самому, оставшаяся с прошлых времён, теперь превратилась почти в порок, мешающий жить. Да что там жить – дышать! Дышать уже было некогда!
Он машинально повернул ключ, и двигатель сыто и тихо заурчал. Сердце до сих пор стучало бешено и больно. Отъезжая от слегка обшарпанного двухэтажного дома, Михаил всё же не удержался и бросил взгляд на два окна, в которые продолжал стучаться мелкий дождик.
«Кто же ты, чёрт возьми, такая, Анна Егоровна, и что тебе от меня надо? И, самое главное, что мне-то от тебя надо?»
Подняв тучу брызг из-под холёного оливково-серебряного борта, джип мощно рванулся вперёд и растворился в промозглом владивостокском тумане, чуть подсвеченном начинавшими загораться уличными фонарями.
Глава 4
Филатов сидел в своём кабинете с самого утра, потому что сбежал от Милы, всё пытался засесть за работу и всё никак не мог. Он вскакивал, выглядывал в ещё тёмное окно, за которым мрачно чернело осеннее море, метался по кабинету, хватая в руки что ни попадя, словом, был зол, неустроен, и день не задался. От злого безделья он вышел в приёмную и зачем-то сел в секретарское кресло, вот уже почти неделю пустовавшее. Он сидел, мрачно уставившись в мёртвый чёрный монитор компьютера, и старался хоть как-то затянуть мерцавшую внутри себя пустоту. Эта пустота всегда появлялась там после посещения любовниц. Он ненавидел эту пустоту и боролся с ней, как только мог, но не помогало ничего: ни кофе, ни таблетки, ни алкоголь, ни самовнушение, ни работа. Примерно через полдня пустота потихоньку рассасывалась сама, но эти полдня всегда тянулись для него столь долго, что ему хотелось на полном серьёзе выйти на пирс и свалиться кулём в холодное грязное море, чтобы пустота соединилась с пустотой и всё кончилось.
Сегодня пустота мучила его особенно изощрённо. Почему нет никого рядом, кто мог бы сварить ему кофе? Горячий и крепкий как ад. Он уже хотел выбраться из кресла и пойти пошариться в кухонном отсеке, как дверь открылась, и вошла его секретарша и доверенный помощник. Или помощница?
Аня удивилась, застав шефа в своём кресле, но виду не подала.
Филатов внезапно так обрадовался, что с трудом справился с собой и ничем своей радости не выдал. А почему не выдал, он и сам не понял.
– Доброе утро, Михаил Иванович, – улыбнулась Аня, прошла мимо него к шкафу, сняла плащ и пристроила его на плечики.
– Я хочу кофе, – сварливо сказал Филатов и ужаснулся про себя своей грубости. – Наконец-то кто-то будет варить мне вовремя нормальный кофе.
Он боялся, что если перестанет грубить, то подойдёт к ней и обнимет, и всё рухнет. А что рухнет, он и сам не знал.
– Будет сейчас вам кофе, шеф, – усмехнулась Аня и начала возиться в кухонном закутке. Эта возня, такая привычная и обыденная, вдруг подействовала на него совершенно неожиданно. Он осторожно потянулся мыслью внутрь себя, боясь провалиться в пустоту… и не провалился. Не было пустоты! Не было жуткой, многотонной обречённости. И начинающейся тупой настырной головной боли тоже не было. Чудеса, да и только!
Анна Егоровна перестала шуршать и щёлкнула клавишей кофеварки. Потом подошла к окну, приоткрыла фрамугу и раскрыла жалюзи во весь просвет. Автоматически потрогала пальцем землю в горшке с фикусом и недовольно покачала головой. Михаил наблюдал за ней и не понимал, как он раньше умудрялся обходиться без неё.
Вся предыдущая плеяда его секретарш не держалась и по полгода. Впрочем, он сам был виноват: их всех можно было выстраивать в ряд и устраивать конкурс «Мисс Вселенная» с неясным исходом. И всё всегда заканчивалось одинаково и дорого. И, в принципе, он никогда не понимал, зачем ему секретарша. Это был статус, а не его желание. Он всегда и со всем справлялся сам. И начальника из себя корчить не любил. И всегда знал и помнил всё, что необходимо ему для дела. Память у него великолепная. Не нуждался он ни в каких помощниках и помощницах! И языками нужными в нужной степени владел. Но как же это: у его важных замов по важной холёной секретарше, а он – сам?.. Не бывает так! Не поймут. Засмеют. И он вынужденно подчинился. Он и так слишком много себе позволял, чего уж там, и постепенно приучил всех к своим причудам. Но без секретарши он был бы не настоящим боссом, так, подделкой какой-то… и он терпел. Терпел, скрипя зубами, заигрывания, путаницу в своих расписаниях, отлучки в кафешку в рабочее время, макияж в кухонном отсеке, невообразимо тонкие окурки в пепельнице, раздражающие и провоцирующие головную боль ароматы всяческих духов и пустые, безнадёжно пустые головы под роскошными шевелюрами. А стоило ему повернуться, и он почти слышал щёлканье алчных челюстей за спиной.
Он решил больше не попадаться на старую удочку и из трёх кандидаток, тогда, в августе, выбрал самую скромную и невзрачную.
И неожиданно попал в десятку.
Он понял, что такое секретарь и доверенное лицо. Он стал настолько больше успевать и избавился от такого количества неудобств, что впору было петь и плясать.
Когда случился весь этот психоз, и она заболела, ему почти неделю пришлось обходиться без неё. И он чуть не взвыл. Без неё было никак!
Он потянул носом, и запах свежего кофе наполнил всё его существо, возвращающееся к жизни.
– Как ваше здоровье, Анна Егоровна? – наконец, задал он вопрос, который больше всего хотел задать. – Я, признаюсь, не ждал вас уже сегодня.
– Я хорошо себя чувствую, спасибо. И по работе соскучилась.
Филатов недоверчиво фыркнул:
– Ну и ну, соскучилась она. Вы бледноваты, по-моему, и вам бы ещё лежать и лежать.
– Не хочу, – сказала Аня, подавая ему блюдце с чашкой кофе.
– Я разбил вашу тарелку, – вдруг вырвалось у него.
– Специально? – спокойно спросила Аня.
– Специально, – мрачно буркнул Филатов и отхлебнул кофе. Это был самый лучший кофе в его жизни, и варить его умела только она.
– Ну и зря, – заметила Аня всё так же спокойно. – Эту тарелку моя подруга расписывала сама и подарила мне на день рождения.
Она одёрнула свой скромный серебристо-серый жакет, надоевший ему хуже горькой редьки, и скромно поинтересовалась:
– Вам не кажется, что вы сидите на моём месте, Михаил Иванович?
– Тут всё моё, – сердито отозвался Михаил Иванович, прихлёбывая крепкий, сладкий, самый вкусный в мире кофе.
Аня громко рассмеялась, и он с трудом сдержался, чтобы не сорваться с места, не обнять её и не пуститься в пляс.
– У вас заметно испортился характер со времени нашей последней встречи, шеф. Наверное, без меня вам было скучно.
Филатов взглянул на неё остро, и она перестала улыбаться.
– В самую точку, Анна Егоровна, – ответил он и поднялся с чашкой в руке. – Садитесь, Анна Егоровна, на своё законное место, включайте компьютер, разберитесь для разогрева с тем, что притащил сюда на этом диске мой несравненный зам, Василий Андреевич, а потом посидим вместе, покумекаем над одной идеей.
Он уже взялся за ручку своей двери, как обернулся и заметил с улыбкой:
– Я не умею расписывать тарелки, но постараюсь что-нибудь организовать.
– Не надо, – быстро сказала Аня.
– Надо, – отрезал Филатов и захлопнул дверь.
Аня не могла видеть, как он с широкой улыбкой прислонился к косяку. Его настроение зашкаливало за отметку «отлично», а это случалось совсем нечасто.
Аня пришла на работу в понедельник, сегодня была пятница, и у Ани не осталось уже никаких сил. Всё-таки она ещё не восстановилась после болезни и уставала быстро. Она выкарабкалась из-за стола с облегчением думая, что вечером она будет у Ирки на поместье и наконец-то нормально отдохнет. А, может, вовсе не ехать, слишком много усилий, просто добраться до дома и завалиться спать на все выходные. Просыпаться только изредка, чтобы заложить в себя какой-нибудь бутерброд и запить его крепким сладким чаем… Аня сняла надоевшие ненужные очки и потёрла переносицу. Потом подошла к окну и выглянула на улицу. Стоит. Аня даже поморгала на всякий случай, но симпатичная машина со стоянки никуда не делась. Аня вздохнула, в очередной раз вспоминая вчерашние события.
Всю эту неделю её босс был необычайно мягок. Он перестал посылать её в магазины, водил по вечерам к Петру в ресторан, загружал работой едва ли в половину прежнего. Аня ворчала, а он только посмеивался. А вчера и вовсе отколол штуку такую, что Аня до сих пор не могла прийти в себя.
Они ездили на встречу с руководством небольшой мореходной компании, с которой Филатов собирался заключать контракт. По уже сложившейся традиции на пути обратно Аня излагала ему свои впечатления о сотрудниках. Филатов, как обычно, ловко рулил (он редко пользовался услугами водителя) и задумчиво кивал. Въехав на стоянку «Транс – Инвеста», он заглушил двигатель, но выходить не стал, а откинулся на сиденье и расслабился. Он часто позволял себе такие маленькие моменты отдыха, и это помогало ему поддерживать бешеный ритм его жизни. Аня последовала его примеру и с наслаждением прикрыла усталые глаза.
– Вы правы насчёт Мещерякова, Анна Егоровна, – раздался в тишине салона его голос. – Мне он тоже сразу понравился. Только вот команда его гроша ломаного не стоит. А коли он один всё примется на себе тянуть – кабы хребет не лопнул.
Аня помолчала, а потом заметила осторожно:
– Вы тоже один.
Филатов медленно повернул голову, и Ане снова досталась порция холодного рентгена. Она не смотрела на него, но по спине поплыли ледяные мурашки. Она слушала, как он медленно и устало дышит.
– Да, я один, умная моя помощница. Думаю, кроме вас этого никто не понимает. Эта империя – моё детище. Но без меня она не развалится: каждый в ней на своём месте и выполняет в совершенстве свою маленькую роль.
– И гордится этим до безумия… Из вас получился бы неплохой жрец, – с иронией пробормотала Аня.
– Жрец? – его брови недоумённо поднялись.
Аня смутилась. Опять её занесло.
– Ну, знаете… В Древнем Египте номинально правили фараоны. Но любого фараона тайно контролировали верховные жрецы.
– Интересное сравнение. Но я и фараон, и жрец в одном лице.
– А вы сами гордитесь своей империей?
Он смотрел в её глаза так долго и так странно, что у неё онемела спина.
– Пойдёмте-ка со мной, Анна Егоровна. Я вам кое-что покажу.
Филатов не слишком грациозно выбрался из машины. Аня открыла дверь, осторожно слезла с высокого борта и тут же вспомнила, что этого делать не следовало.
– Сколько можно вас учить, а? Вы что, законченная феминистка? – проворчал её начальник, уже обойдя машину.
Филатов считал себя джентльменом, пусть и не холёным английским лордом, но открыть даме дверь машины и подать руку было для него нормой и доставляло ему своеобразное удовольствие. Вот мол, и мы не лыком шиты, и в Европах бывали и по Парижам-Лондонам хаживали и даже амуры крутили с известными красавицами. От мысли о парижских красавицах у Михаила сделался спазм желудка.
– Извините, Михаил Иванович, – пробормотала Аня, в Париже тоже в своё время побывавшая (автобусным туром), но этикету толком не обученная. В шоу-бизнесе, где вращалась мать, любое общение было пересыпано отборным матом, Анина школа и университет были обычными, а жизнь в поселении складывалась совсем по другим нормам.
– Да Бог с вами, безнадёжная, – махнул рукой Филатов. – Пойдёмте.
Он повёл её мимо хищно сверкающих автомобилей на самый край начальственной стоянки и остановился около ладной серебристой легковой «Тойоты». Аня недоумённо наблюдала, как он неторопливо шерудит рукой во внутреннем кармане элегантного кашемирового пальто, достаёт ключи с брелком и протягивает ей.
– Это ваша служебная машина, Анна Егоровна. Хватит, поди, по автобусам толкаться.
– Я не умею водить, – потрясённо прошептала Аня.
– Так я и знал, – буркнул Филатов и вытащил телефон. Аня стояла, превратившись в соляной столп, и боялась пошевелиться, чтобы не рассыпаться на миллионы сверкающих пылинок. А, может, лучше рассыпаться?
– Анатолий, здравствуй. Подойди на стоянку. К серой «Тойотке». Да.
Он сунул телефон в карман и взглянул на Аню довольно мрачно.
– Не надо, – она вдруг охрипла.
– Надо! – взорвался шеф. – Хватит из себя сироту казанскую строить!
– Московскую, – машинально поправила Аня, мечтая исчезнуть, провалиться, испариться, распылиться.
– Почему московскую? – Филатов так удивился, что даже остыл.
Аня моргнула, мгновенно осознав, что она только что сильно осложнила и без того сложную ситуацию.
– Да так, к слову, – неохотно ответила она. Выкручиваться и отшучиваться не было сил. Пусть копается в её личном деле, если захочет. Что ему до неё?
Ему было очень даже до неё. И как это он до сих пор не догадался заглянуть в личное дело этой прелюбопытнейшей дамы? Внутри него вдруг предупреждающе шевельнулся старый знакомый дракон. Не лезь, тихо шипела драконья пасть, не суй свой нос в чужой вопрос, хуже будет.
Появился запыхавшийся смуглый человечек с большими тёмными усами. Глаза у него были чёрные и маслянистые как чернослив, с весёлой искрой, а рот – хмурый и неулыбчивый.
