Шолох. Долина Колокольчиков

Размышлять не было времени. При приближении чудовища мой мозг просто свихнулся: мне хотелось отбросить меч, упасть на землю, заткнуть уши и орать до тех пор, пока всё это не прекратится, позволяя тропическим бабочкам безмятежно и тупо трепетать крылышками вокруг, а Быкоголовому – вскрыть меня, как креветку.

Я понимала, что не успеваю убежать. Монстр был уже здесь. Я ощущала его зловонное дыхание, видела глаза, не имеющие никакого отношения к нашему миру, слышала его безмолвную речь – низкий, давящий на уши изнутри, прибивающий к земле рык: «Hooro. Neverrara». Будто он произносил название салата, который собирается съесть.

Я попробовала рубануть чудовище мечом. Он остановил его чёрным когтем. Я попробовала ещё раз.

«Neverrara gushtro?» – Глумление монстра не было видно в животной морде, но слышалось в мысленной речи. Это низкое звериное рычание, раздающееся прямо внутри меня, вызывало тошноту и мельтешение чёрных мушек перед глазами.

Я не понимала, куда его бить. Где у этой твари уязвимое место?

Не обращая внимания на удары мечом, чудовище тянулось ко мне. Я отступала, изо всех сил стараясь не дать ему вспороть себе горло.

Дохлый номер, Тинави. Это дохлый номер – он рукой останавливает меч. Он просто забавляется, у тебя ноль шансов, как только ему надоест, он сломает лезвие пополам, смирись…

Нет. Я не хочу сдаваться!

Я бросилась на монстра ещё раз, подныривая под его руки и целясь мечом под рёбра, но… Расчёт оказался неверным. Старое лезвие просто надломилось, встретившись с толстой шкурой.

Чудовище ощерилось… С осколком меча я попробовала отступить – теперь остаётся только бежать! – но споткнулась об оживший корень, неожиданно вылезший посреди тропинки.

Монстр наклонился и двумя когтями подцепил меня за рубаху, потянул наверх. Я ещё могу ткнуть его пальцами в глаза, когда он окажется близко. Боги, это звучит просто ужасно, но мне надо… как-то… выжить…

Я услышала треск ткани и отчаянно дёрнулась, надеясь, что рубашка порвётся и я смогу вывернуться. Она не порвалась, однако я вдруг сильно ударилась обо что-то головой – пусть и висела в воздухе в хватке чудовища.

Звёзды запрыгали у меня перед глазами. От острого, но совершенно понятного, в отличие от кошмара, укола боли я вздрогнула и проснулась. Последним, что я услышала внутри сновидения, был удар выпавшего из моей руки меча о землю – и яростный рык монстра…

* * *

Печная труба. Вот что это было.

Макушку саднило: я приложилась к каменной кладке так сильно, что на пальцах после проверки осталась липкая кровь. Надеюсь, на самой печи нет следов: а то хозяина дома по возвращении ждёт неприятный сюрприз. Мм, кровавые гости в жуткой хижине с призраком в лесу!..

А ещё у меня была разодрана кожа под ключицами. Две длинные глубокие отметины – как раз там, где прошлись когти чудовища.

Итак, это всё-таки не был обычный кошмар.

– Ну приплыли! – беззвучно выдохнула я и, сев, обняла себя за колени.

Кто этот монстр? Почему он хочет меня убить, как мне его одолеть? И – что происходило во время сна с моим телом, раз я умудрилась получить раны и тут, и там? (Бинго, Тинави, два зайца одним выстрелом! Вот только какие-то паршивые зайцы, нет?)

Так, ладно. Не стоит психовать и привычно срываться в весёленький внутренний монолог. Вещей, которых я не знаю, полно, но есть и пара моментов, о которых я уже могу сделать выводы.

Во-первых, этот сон точно не связан с теми загадками, с которыми сейчас приходится разбираться наяву. У него совсем другой запах. Когда ты постоянно сталкиваешься с тайнами, у тебя развивается определённого рода нюх – и эти джунгли пахли не так, как хоть что-либо в нашем мире. Быкоголовый пришёл откуда-то издалека (и лучше бы там и оставался).

Во-вторых, кошмар с таким «запахом» впервые приснился мне в кэбе, в ту ночь, когда я оказалась в Седых горах. Там ещё не было джунглей, но уже было это явное ощущение неправильности. Возможно, в этом-то всё и дело. Местные искажения магического фона повлияли на меня таким странным образом, что… Мм… У меня в голове открылось окошко в вечность, я не знаю? (Оттого, как глупо звучала эта формулировка, я шлёпнула себя ладонью по лбу.)

В-третьих, оба раза сон про джунгли начинался одинаково. Мне уже известно, откуда появляется монстр, как ведут себя лианы, где раздобыть меч… Грубо говоря, я учусь во сне, а значит, с каждым разом у меня всё больше шансов выжить.

Ну и в-четвёртых, если меня что-то будит в реальности, кошмар прекращается. Значит, главное в случае очередного попадания в джунгли – вовремя проснуться. Вопрос в том, как это организовать…

Я покрутила головой, разминая шею, и задумчиво коснулась старого шрама на мочке левого уха. Он был со мной с тех пор, как два с половиной года назад я умудрилась устроить взрыв в алхимической лаборатории, после которого и лишилась способности к классической магии, и стала Ловчей, и обрела потрясающее хобби: минимум раз в год спасать мир от какой-нибудь пакости.

М-да. Вот только, кажется, я впервые оказалась в подобной ситуации – ни праха непонятно, чрезмерно опасно – вне Шолоха. Рядом никого из ребят, с которыми в таких случаях мы дружно бегаем и орём в стиле: опять невозможное на наши головы! Да как так-то, вселенная?!

И никого из тех, кто в своё время становился моим проводником в мир неизведанного… Ни Карла, который подарил мне теневые блики. Ни Лиссая, за руку приведшего меня в Святилище. Ни Полыни с его Умениями. Ни Рэндома, поставщика магической контрабанды. Ни Анте, по крупице выстраивающего вместе со мной новую магию.

Нет. Впервые я совсем одна. Получается, вот оно – какой-то новый этап, время для самостоятельного путешествия?

Признаться, это было очень странное чувство. С одной стороны – ужас и растерянность. С другой – волнение, даже гордость, не сочтите меня сумасшедшей. Видимо, я готова, разэто пришло, чем бы оно ни было?

Грудь саднило… Готова я или нет, но царапины лучше промыть: не хотелось бы подхватить иномирный столбняк.

Я тихонько отодвинула шторку, отделяющую мой печной закуток. После его кромешной темноты остальная хижина казалась ярко освещённой, хотя на самом деле в помещение проникал лишь один блёкло-жемчужный лунный луч, кое-как пробившийся между задёрнутыми занавесками.

Искристый Перепляс уже закончился. В доме стало по-летнему жарко. На улице – тихо.

Голден-Халла спал на полу на матрасе, обложившись подушками, как иджикаянский султан. Часть из них он уже сбросил, равно как и собственную шуфу, взятую вместо одеяла. Красно-рыжие волосы, распущенные на ночь, казались языками пламени на фоне белой рубахи, а на скулах Берти горел яркий румянец. Я невольно залюбовалась им.

Голден-Халла. Такой искренний и тёплый.

Хорошо, что мы познакомились. Я верю, что каждый встреченный нами человек чему-то нас учит. Всякий несет с собою урок: кто-то больший, кто-то меньший, но для мозаики твоей жизни потребуются все они. Причём правила у игры жёсткие: незаконченным этот узор не останется, а вот какой ценой и с какой попытки ты соберёшь все стёклышки – уже только твоё решение. И какими цветами ты их окрасишь – тоже твоё.

Так вот в случае Берти мне почему-то кажется, что наша встреча станет для меня до пепла важным опытом…

А ещё у меня есть странное чувство – тянущее, отдающееся в животе и макушке, – что мы с ним действительно похожи. Не внешностью, шуточками и поведением (это очевидно), а чем-то, что спрятано глубоко внутри. Что иначе как музыкой и стихами, магией, танцами и прикосновениями – не выразишь.

В голове мелькнула мысль: «Может, посоветоваться с Берти насчёт своих снов?» Но, подумав, я отмела её. Каким бы «своим» ни казался мне Голден-Халла, не стоит с ходу пугать хорошего человека своей запредельной чушью. Я и так уже потихоньку забиваю ему голову всевозможными странностями: нужно быть милосердной и дозировать информацию. Да и вообще: я же только что решила, что это моё, и только моё, дело! Инициация, которая давно уже назревала. Главное, конечно, случайно не умереть в процессе.

Я бесшумно спрыгнула с лежанки и, захватив со стола лампу, прокралась с ней в ванную комнату.

Там в зеркале над раковиной стало видно, что царапины выглядят не так паршиво, как могли бы. Я старательно промыла их, едва не чихая от ядрёного запаха можжевелового мыла – единственного, что имелось в избушке. Потом ещё какое-то время размышляя бродила по крохотной ванной: два шага туда, два сюда, тени буквально расплёскиваются во все стороны. Мой взгляд расфокусированно скользил по сумрачной комнатке и вдруг будто споткнулся.

В дальнем углу лежал вязаный коврик. В нём не было ничего примечательного, за исключением того, что он слегка сбился под моими шагами – и под съехавшим краем стало видно широкую щель и начало каменного покрытия.

Моргнув, я присела на корточки и убрала половик.

Люк!.. Вот это да!.. Причём, в отличие от своего собрата в основном помещении, этот люк был внушительно каменным. Нестандартное зрелище в скромной лесной хижине.

– Эй, призрак, ты тут? – шёпотом спросила я и оглянулась на зеркало над умывальником. Мутная глубина отражения – лампа давала не слишком много света – оставалась безмятежной. Привидение не ответило.

Под сдвинутым вбок люком обнаружились древние каменные ступени. Они вели куда-то во тьму, и на каждой было написано по одной строчке из тех же витиеватых букв, которые мы уже видели на площадке для телепортации… Позабытое наречие Асулена.

Удивлённый вздох вырвался из моей груди.

Так. Нужно разбудить Голден-Халлу.

* * *

Я опустилась на колени рядом с сыщиком и шепнула:

– Берти, просыпайся.

– Не-а, – сквозь сон ответил он.

И ведь громко ответил, зараза. Не чета моему шёпоту – почти в полный голос.

– Берти, пожалуйста.

– Нет.

В этот раз в голосе спящего саусберийца появились упрямые и раздражённые нотки. Ну и что за дела, спрашивается? Такой милый человек днём и такой упёртый – ночью!

Я рассердилась и легонько ущипнула его. Он ущипнул меня в ответ – всё так же не просыпаясь, зато по-настоящему, больно.

– Слушай сюда, Голден-Халла! – быстро зашептала я ему в самое ухо. – Ты на днях хвастался, что от тебя никакие загадки не уходят. Так вот сейчас не только загадка, сейчас я уйду. Ночью. В полном облачении. И сундук с собой прихвачу, соня ты разнесчастный!

– Зачем сразу угрожать-то?! – обиделся Берти и резко распахнул глаза.

Сама невинность.

Я прижала палец к губам и взглядом указала на зеркало у двери.

– Пойдём со мной. Только тихо.

Его взгляд тотчас потерял всякую сонливость. Берти смахнул с лица свои неожиданно длинные волосы и плавным кошачьим движением поднялся с матраса. Друг за другом, на цыпочках, мы прошли в ванную. Где-то на полпути под моей ногой скрипнула половица, и несколько секунд мы стояли не дыша.

До середины лестницы мы спускались при свете всё той же лампы, лишь частично выхватывающем контуры того, что ждало нас впереди. А потом Берти щёлкнул пальцами и шепнул маг-формулу, зажигающую свечи.

Я думала, внизу найдётся парочка канделябров. Три. Ну четыре штуки. Представьте мой шок, когда от простого щелчка вспыхнули десятки. Голден-Халла невольно подался назад.

Освещённый пламенем свечей, таинственный подвал оказался куда больше, чем сама хижина, и находился гораздо глубже, чем погреб с едой. Весь каменный, со сводчатым потолком, с таинственными символами позабытого наречия на ступенях и поддерживающих свод колоннах. Настоящее древнее подземелье.

Везде стояли шкафы, под завязку набитые старинными фолиантами и свитками, помещёнными в стеклянные колбы, сохраняющие их от влаги. На круглом столе в центре помещения была разложена карта Седых гор, а на стенах висели изображения различной нежити: анфас и в профиль, как делают с преступниками перед торжественной отправкой в камеру. Под рисунками на специальных полочках лежали кости и черепа, явно принадлежащие изображённым. Ещё одна огромная –неразобранная – гора костей высилась в дальнем углу помещения.

– Итак, хозяин избушки – колдун, причём специализирующийся на нежити… – протянула я, ошеломлённая наполненностью подземелья. – С ума сойти, Берти! У нас в шолоховской Башне магов очень сильна кафедра Карателей – как раз таки охотников на нежить, – но даже у них я не видела такого разнообразия книг на эту тему… И такого количества, – я покосилась на ближайшую полочку, – демонстрационных материалов. Этот колдун смущает меня своим энтузиазмом. Ему это нравится? Он садист?

– Да уж. – Голден-Халла задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Зато стало понятнее, что имел в виду призрак, когда называл себя «напарником» хозяина.

Я кивнула. Это так. Как наши Каратели, так и охотники других стран иногда заключают сделки с призраками. Привидения лучше чувствуют нежить, и поэтому колдунам выгодно брать их с собой на дело. В ответ призраки могут просить разное: кто-то хочет тихое место обитания, кто-то – помощь в завершении не закоченных при жизни дел.

Мы с Берти склонились над каменным столом в центре помещения. Развёрнутая на нём карта Седых гор была по углам прижата книгами и свечами. На карте отсутствовали привычные обозначения поселений и погодных разломов, зато она была полна других отметок.

Берти вдруг ниже навис над ней, быстро стал водить по бумаге пальцами: от красных и белых иголок, в изобилии воткнутых в карту, к чёрным круглым камешкам, которые лежали всего в нескольких местах; от кривых карандашных заметок, сделанных совершенно нечитаемым почерком, к обозначенным пунктиром маршрутам по горам. Потом Голден-Халла выдохнул, отбежал от стола к единственной свободной от шкафов стене подземелья, нажал на какой-то камень, и…

Стена со скрипом уехала вниз, открыв перед нами длинный тёмный коридор.

– О! Получилось! – расплылся в счастливой улыбке Берти.

– Что это сейчас было вообще?! – ахнула я, потрясённая скоростью произошедшего.

Голден-Халла трусцой вернулся обратно к столу.

– Вот, – он начал тыкать пальцем в те и другие обозначения. – Я предположил, что карандашные пометки наш колдун делает там, где подозревает присутствие нежити. Вместо них он вставляет красные булавки, когда убеждается: нежить есть. Меняет красные на белые после того, как очищает эту зону. Вокруг чёрных камней всё белое – возле них он перебил чудовищ первым делом. Как так вышло, если эти камни раскиданы далеко друг от друга? Неудобно! Если только не предположить, что они обозначают площадки для телепортации, которыми наш колдун умеет пользоваться. Асуленская площадка. – Берти ткнул пальцем в камень, лежавший там, где на обычных картах обозначен мёртвый город. – Возможно, та, где мы находимся сейчас. – Пляски пальца в лесистой зоне на востоке. – Остальные. – Тычки тут, тут и там.

Голден-Халла продолжал тараторить как сумасшедший:

– Нам с тобой тогда и в голову не пришло, что кто-то использует этот телепорт, ведь лес вокруг был совершенно диким: ни одной тропинки, ни одного следа… Однако посмотри на это подземелье – оно стопроцентно асуленское: тексты на ступенях, символы на стенах, типичная форма свода с такими как будто бы рёберными костями… Теперь вспоминаем, что все древние народы были без ума от тайных ходов. Прикидываем, что мы с тобой находимся не так далеко от телепорта. (А если предположить, что, бегая от Искристого Перепляса, мы могли завернуть в обратную сторону, то, может, и вообще очень близко.) Подмечаем, что эта хижина стоит очень странно: тупо посреди леса. Не у реки, не у опушки – максимально нелогично. Зачем же ещё её здесь строить, если не ради шикарного подземелья и… личного коридора к телепорту? Подумав обо всём этом, я прикинул, где может находиться тайный ход, подбежал к единственной подходящей стене, увидел, что один камень аж лоснится от частых прикосновений – и та-да! Готово.

Берти торжественно вытянул обе руки в сторону тёмного зева. Казалось, у коридора отвисла челюсть. Как и у меня.

– Темп твоих мыслей меня даже немного пугает, – я моргнула. – Предупредил бы заранее, что ты гений, Голден-Халла, кто ж так делает-то?..

– Я тебя сейчас добью, хорошо? – подмигнул сыщик. – Последняя гипотеза. Что, если это не мы с тобой активировали телепорт в Асулене, а хозяин хижины перенёсся туда в тот момент, когда мы оказались на площадке – и нас с ним просто поменяло местами? И именно поэтому мы не смогли ничего сделать здесь, в лесу: мы не знаем, как активировать его заклинание.

– Идеально, – только и смогла выдохнуть я. А потом помрачнела. – Правда, это значит, что наш увлечённый охотник на нежить, вероятно, уже мёртв. Он же тогда выпал прямо к одиноким теням в объятия.

С сияющего, как монетка, лица Голден-Халлы мигом сошла вся лучезарность.

– Прах. Вот до этого я додуматься не успел.

Я подняла взгляд к выходу из подземелья.

– Что будем делать теперь?

– Хороший вопрос… Давай я принесу наши сумки, а то сама знаешь: в моей есть кое-что важное, – Берти понизил голос, намекая на сундук с колокольчиками, – и там решим.

Пока его не было, я снова склонилась над картой.

Помимо всего, уже проанализированного Голден-Халлой, на ней имелся ещё один камешек – на сей раз уютного зелёного цвета.

– Берти, а что обозначает он, как ты думаешь? – спросила я, почувствовав на лестнице шевеление.

Но… Вместо ответа раздался громкий скрежет: люк в подземелье резко задвинулся.

– Я не Берти, – сказали позади меня.

14. Нив

Его Высокопреосвященство Ноа де Винтервилль сегодня икал целый час между пятью и шестью вечера. Было очень сложно изображать, что я не замечаю этого, но я справился. Видимо, кто-то особенно усердно вспоминал нашего архиепископа. Интересно, кто?

Из записки священника Рюви, помощника Ноа де Винтервилля

Я резко обернулась.

У подножия лестницы стояла девушка в длинном свободном платье. Тени вокруг неё сгущались, а свет мерк. Весь её облик был расплывчатым, серым и мутным, как грязная вода, и я с трудом разбирала, где заканчивается девушка и начинается её тень. Не удавалось рассмотреть и черты лица: стоило сфокусироваться на глазах, как они таяли, превращаясь в чёрные провалы, перевести взгляд на губы – и они растворялись, заставляя смаргивать морок. Её руки и ноги были видны не до конца: часть стопы, острый локоть, теряющиеся в сумраке пальцы, медленно тянущиеся к ближайшей свече и гасящие её лёгким прикосновением…

Вот и наше привидение.

– Что ты сделала с моим спутником? – Я сжала кулаки.

Девушка наклонила голову и ответила вопросом на вопрос:

– Зачем вы спустились сюда? Невежливо вламываться туда, куда вас не приглашали.

Хотя её голос и был тихим, она не говорила шёпотом. Скорее, это напоминало звук, доносящийся издалека.

Призрачная гостья сделала несколько шагов ко мне. Я почувствовала, как руки покрываются гусиной кожей, а дыхание перехватывает. У привидения не было собственного тепла, и оно высасывало его из всего живого, до чего могло дотянуться. Чем ближе подступала девушка, тем яснее становились её контуры и тем холоднее делалось у меня внутри. Пламя свечей заплясало, как если бы в подземелье подул ветер. Глаза призрака стали бесконечно чёрными, на его скулах и руках проступили тёмные пятна – кажется, при жизни там были страшные раны…

– Я детектив, и любопытство – мой главный порок, – призналась я. – Хотя в некоторых ситуациях оно может сохранить жизнь.

– Или оборвать её, – эхом возразило привидение.

– Это угроза? – Я сделала шаг вбок, но мне не удалось отстраниться: девушка шагнула одновременно со мной, копируя мои движения и не сводя с меня глаз.

Стеклянные колбы в книжном шкафу мелко задрожали, одна из них выпала и разбилась.

– Нет. Но я не хочу, чтобы вы оклеветали моего напарника или причинили ему вред.

– И в мыслях не было. – Я покачала головой. Потом нахмурилась: – Ты… Ты слышала конец нашего диалога? Про телепорт и то, что если твой друг поменялся с нами местами, то он попал в беду?

Я, конечно, нехило рисковала, говоря это. Привидение и так было настроено недружелюбно – и опечалить его могло быть равно тому, что и взбесить. Но мне показалось честным сразу расставить все палочки над рунами.

– С ним всё в порядке, – без сомнений отозвалась призрачная девушка. А потом сделала шаг вперёд, отчего моё сердце стало биться гораздо медленнее, а кончики пальцев онемели.

В подземелье погасли все свечи, кроме той, что стояла у меня за спиной. Я потянулась рукой назад и, на ощупь выдернув из карты одну булавку, выставила её перед собой.

– Мне доступно только одно средство против привидений, – предупредила я. – И этот заговор, увы, не сковывает вас, а уничтожает остатки вашей искры. Я не хочу тебя развеивать, но мне придётся сделать это, если ты попробуешь причинить мне вред – и не ответишь наконец, где мой спутник.

Девушка наклонила голову набок, будто оценивая варианты. И в этот же момент раздался дикий грохот: каменный люк буквально отлетел в сторону, раздался быстрый топот, щелчок пальцев, свечи снова вспыхнули высоким шипящим пламенем – и вот внизу лестницы уже стоял Голден-Халла с неоформленным красным клубом магии в руках.

– Привет! Я тут! – сказал он куда дружелюбнее, чем можно было ожидать при столь эффектном появлении. – Призрак, а давай попробуем познакомиться заново? Уверен, наши отношения могут сложиться гораздо лучше – стоит только дать им второй шанс. Исходные данные-то были шикарные: ты спасла нас от Перепляса, а мы перемыли всю посуду в доме. Похоже на начало хорошей дружбы, как по мне.

– Так и зачем нужно было всё портить? – глухо отозвалось привидение.

– Ну мы же люди. – Голден-Халла улыбнулся, гася боевое заклинание. – Ужасно несовершенные, если вдуматься, существа.

Я демонстративно опустила булавку на стол и подняла открытые ладони.

– Прости меня за то, что сунула нос не в своё дело. По несовершенности я, наверное, рекордсмен.

– Как ловко ты находишь нестандартные поводы для хвастовства! – неожиданно рассмеялся Берти, и я с улыбкой ему подмигнула.

Призрачная девушка перевела бездонный взгляд с Голден-Халлы на меня и обратно, явно удивлённая тем, как шустро мы расслабились. Ну, собственно, мои претензии к ней иссякли в тот же момент, как выяснилось, что она не навредила Берти. Наконец призрак отошёл от меня, и я с шумом вдохнула, почувствовав, как сердце вновь забилось в нормальном темпе.

– И ты прости, что я стала забирать твоё тепло, – шелестяще сказала девушка. – Без источника мне бы не хватило сил проявиться.

– Ничего. Я попробовала себя в новом амплуа – источник, говоришь?.. Значит, день уже прожит не зря, – отмахнулась я, потирая грудь. – А если ты расскажешь нам о своём напарнике – очень уж он интересная личность, судя по всему, – то будет совсем сказочно.

Привидение кивнуло.

* * *

В общем-то, поднявшись из подземелья, мы действительно попробовали начать всё сначала: и для этого дружно сели завтракать.

Ну и что, что на часах нет шести утра, за окном до сих пор темно, а мы с Голден-Халлой, судя по синякам под глазами, входим в большие долги перед собственными организмами? В любом случае под горячий хлеб с маслом и кофе, дополненный кружевами сливок, разговоры о магии идут куда лучше.

Изредка призрачная девушка уже санкционированно тянулась то к моей руке, то к руке Голден-Халлы – и хотя мы вздрагивали, чуть не расплёскивая напитки, это позволяло нашей собеседнице оставаться видимой. И да: это было её едой, раз уж кофе призрачному рту не даётся.

Как оказалось, привидение пользовалось зеркалом как средством связи именно потому, что его собственных сил не хватало на постоянное сохранение облика.

Подпитанная нашей энергией, девушка проявилась яснее: теперь за пятнами глубоких ран можно было различить миловидные черты лица с грустными карими глазами, рассмотреть русые волосы, заплетённые в две длинные косы, и вышитый узор на платье.

– Меня зовут Нив Кройшпаль, – рассказывала нам обитательница избушки. – Я из племени скальников. Мой отец был шаманом, и я тоже постигала науку общения с духами. Когда мне исполнилось двадцать шесть лет, я отправилась в столицу, чтобы дальше учиться колдовству там. Я ехала одна, мне хотелось добраться как можно скорее, и поэтому я пренебрегала отдыхом. Один раз я заснула на высокогорной дороге в зимней зоне. Был сильный снегопад, и моя лошадь оступилась. Мы упали со скалы и разбились. Мне было так горько из-за собственной несвоевременной смерти и из-за того, что моё тело не смогут найти, что мне удалось остаться в форме привидения. Но я была слаба и не могла далеко уйти от места собственной гибели. И вот однажды меня нашёл Голат.

– Так зовут хозяина избушки? – уточнила я.

– Да. Он уже был охотником на нежить к тому моменту, а ещё – помогал таким, как я. В Седых горах происходит много случайных смертей, больше, чем где бы то ни было в Лайонассе. Голат вернул моё тело домой. Я была благодарна ему – и за то, что мой народ узнал правду о моём исчезновении, и за то, что не переродилась в нежить, как здесь часто случается с ненайденными мертвецами… Я бы не хотела этого. Но и уходить мне не хотелось – ведь я прожила так мало. Поэтому я осталась с Голатом и помогаю ему всем, чем могу.