Полтергейст в Прошмыркине

Ирен, вернувшись в общежитие, не преминула возможностью воспользоваться любезностью японских коллег, и предала своей телекорпорации сразу оба материала – и про ночной полёт ведьмы, и о явлении колодезного беса. По завершении сеанса связи она горячо поблагодарила дальневосточных «альтруистов». А те, едва за ней закрылась дверь, перемигнувшись и, прокрутив тайком скопированную запись сообщения м-ль Дюбуа, быстро смонтировали его перевод в собственной интерпретации. Уже через несколько минут в Стране восходящего солнца о событиях в Прошмыркине знали не хуже, чем в странах солнечного заката. Впрочем, стоит ли корить джентльменов-самураев за этот плагиат? Они добросовестно выручили свою коллегу, предоставив ей спутниковое оборудование, и должны же были себя за это хоть как-то вознаградить?

Следовало бы добавить, что к удивлению руководства телекорпорации Ирен Дюбуа, ещё совсем недавно всеми силами души рвавшаяся из Прошмыркина домой, неожиданно сама попросила продлить её творческую командировку на неопределенный срок. Своё решение она мотивировала тем, что, очень вероятно, в ближайшее время в этой загадочной деревне могут произойти ещё более сенсационные события, связанные с обнаружением совершенно феноменальных представителей потустороннего мира.

* * *

Глава 6

в которой супермен Стронхолд становится жертвой чар прекрасной русалки и знакомится с её пра-пра-правнучкой

Майкл Стронхолд прибыл в Прошмыркино в дни, когда ещё не стих ажиотаж вокруг ведьмы, подстреленной над Дунькиной рощей, и улизнувшего в параллельные миры колодезного беса. Как и все приезжие, он обосновался в общежитии, где старая, ворчливая комендантша отвела ему койку в тесной комнатушке на троих. Неделей ранее здесь обитали молодые репортёрши из стран Скандинавии. Но об этом он догадался и сам вечерней порой, лишь его голова коснулась свежевыстиранной наволочки. Несмотря на едкий, щелочной запах хозяйственного мыла, который исходил от по-больничному белой ткани, его ноздри уловили нежный, будоражащий запах чьих-то духов. И он, засыпая, вспомнил о той единственной, той несравненной, оставшейся где-то очень-очень далеко.

В этой глухой русской деревне Майкл освоился достаточно быстро, поскольку давно привык к спартанскому быту и умел довольствоваться малым. Кочевая жизнь, которую он вёл с дней ранней юности, во подражание своему любимому литературному и киногерою Индиане Джонсу, его закалила, сделала сильным, стойким и несгибаемым при любых обстоятельствах. Он являл собой идеальный образец стопроцентного янки, покорителя прерий Дикого Запада.

Говоря о покорении им сторон света, стоило бы упомянуть, что популярность Майкла Стронхолда – путешественника и естествоиспытателя, искателя кладов и приключений, баловня судьбы и кумира мальчишек всего Нового Света, была вне конкуренции и на Юге, и на Севере, и на всём Западе, и даже на немалой части Востока. В своё время, он блестяще, экстерном закончил престижный университет, и всего в девятнадцать стал магистром философии. Но заведомо отвергнув скучную судьбу «книжного червя», ещё в детстве Майкл всё своё свободное время тратил на подготовку к будущим путешествиям.

Он изучал путевые дневники великих путешественников – Колумба, Магеллана, Скотта, известных археологов. И, в первую очередь, Шлимана. Он искал в старых книгах любые, даже мимолётные упоминания о пиратских кладах и сокровищах древних цивилизаций. Кроме того, его очень интересовали всевозможные природные аномалии, а также загадочные события и происшествия.

Будучи не стеснённым в средствах (как-никак – сын владельца крупной, преуспевающей фирмы!), Майкл с младых ногтей успел немало поколесить по свету. Он побывал на раскопках древних городов в Перу, Индии, Египте и юге Африки. Он поднимался на высокогорные плато и спускался в пучину морей. Стронхолд побывал в древних английских замках, переполненных привидениями (поговаривали, что с некоторыми из них он ухитрился даже познакомиться), несколько раз участвовал в экспедициях в район Бермудского треугольника.

В нем совершенно непостижимым образом уживались сразу два человека. С одной стороны, в его душе властвовал неугомонный, неунывающий романтик и авантюрист, что, вероятнее всего, ему передалось от матери, одним из предков которой, согласно семейным преданиям, был знаменитый капитан Флинт. С другой же – он являл собой живой компьютер – сухого, чёрствого рационалиста, прагматика до мозга костей, что ему досталось по наследству от отца, прямого потомка казначея короля Ричарда Плантагенета.

В какой-то мере, Майкл Стронхолд являл собой подобие общеизвестного русского Иванушки-Дурачка, который, как известно, всю жизнь бегал туда, сам не зная куда, и искал то, совершенно не представляя, что именно ему нужно. Кстати сказать, по стечению некоторых обстоятельств, именно Россия для Стронхолда представляла собой огромнейшее «белое пятно». Впрочем, как и сам Стронхолд для русских.

Когда в Домодедово на таможенном контроле всемирно признанный любимец объявил: «Я – Майкл Стронхолд!», к его удивлению особого пиетета при этом никто и не подумал проявлять. Удивлённо-сдержанная реакция таможенников на это заявление его весьма оконфузила. Вместо того, чтобы с радостными криками ринуться к нему за автографом, те лишь недоумённо переглянулись и пожали плечами.

Известие о появлении в далёкой, совершенно неведомой ему России необычайного феномена, способного затмить славу и Бермуд, и Стоунхенджа вместе взятых, Майкла Стронхолда застало за работой над мемуарами о поисках Атлантиды. Подумав, он решил временно отложить эту тему и заняться более свежей, к тому же, как будто, на тот момент куда более актуальной. Хотя, разумеется, это не могло не вызвать недовольства издательства, которое с нетерпением ждало его рукопись.

Его предыдущая книга об исследованиях в амазонской сельве и африканских джунглях дельты Конго стала настоящим бестселлером. И, тем не менее, Майкл решил немедленно отправиться в Россию. Мысль о том, что пока он пишет, все самые важные открытия в русской деревне Прошмыркино сделают другие, напрочь лишила его покоя и сна. Стронхолд незамедлительно собрал свою дорожную сумку, и вновь отправился в путь.

Рослого, плечистого американца в Прошмыркине заметили сразу же после его появления. Особенно, местные девчата. Куда бы ни шёл, где бы ни появился Стронхолд, на его лице постоянно сияла оптимистичнейшая, голливудская улыбка, напоминающая, кому – Сталлоне, кому – Шварценеггера. К тому же, Майкл не хуже киношных суперменов владел английским боксом и восточными единоборствами. Будучи человеком одарённым, всего за полмесяца до приезда в Россию он вполне сносно научился изъясняться по-русски. А за первые же дни пребывания в Прошмыркине, овладел русским языком на уровне среднего переводчика.

Разумеется, как и все прочие Майкл посетил озеро Лешачье, и бросил в него пригоршню центов, прочитав всё ту же «мантру» Харпилия. Озеро ему понравилось, но ничего необычного в нём он не усмотрел. О-о-о! Он такие в своей жизни видел озёра, что только фантастические романы о них писать. Например, озеро Шара-Мури на африканском плато Хахату. В присутствии Стронхлда носильщик экспедиции их местных аборигенов зашёл в озеро по пояс, чтобы набрать воды для питья, и тут же исчез, кем-то неведомым утянутый куда-то на глубину. Бедолага даже вскрикнуть не успел…Поэтому, возвращаясь от Лешачьего в сторону села, Стронхолд категорично заключил:

– We've seen better things! (Видали мы кое-что и покруче!)

Ещё до прибытия в эти края, Майкла чрезвычайно заинтересовал описанный в газетах случай с Ирен Дюбуа, пережившей нападение загадочного мистического существа, по утверждению местных жителей, обитающего в водах реки. Но, к досаде Стронхолда, с самой Ирен ему удалось всего лишь раз или два перекинуться парой слов, да и то, на ходу. Во-первых, она куда-то постоянно спешила и ссылалась на крайнюю занятость. Во-вторых, её постоянно везде и всюду сопровождал местный денди, целыми днями не отходивший от неё ни на шаг. А с некоторых пор, как намекнули злые языки, он не покидал её и ночью.

…Возвращаясь к повествованию о приключениях м-ль Дюбуа, стоило бы отметить, что «злые языки» несколько поспешили с развитием предполагаемого ими романтического сюжета. Да, действительно, Ирен почти постоянно, везде и всюду появлялась в сопровождении Виктора Завадова. Действительно, многие, знавшие их обоих, с нетерпением ждали, когда же они, наконец-то, переведут свои отношения из чисто дружеских в любовно-романтические. Что, конечно же, непременно, закончится его чёрным костюмом, её белым платьем с фатой, и маршем Мендельсона на двоих. Но на самом деле, ничего этого не было даже близко.

Впрочем, если начистоту, то – да, Завадов, и в самом деле, сблизившись с Ирен, вначале подумывал – а не влюбиться ли ему в эту хорошенькую, обаятельную француженку? Но время их знакомства шло, а у него чего-то такого, что кружило бы голову, будоражило, прогоняло сон, никак не появлялось. В душе не появилось и намёка на увлечённость. Она ему нравилась, ему с ней было интересно, но… Этим всё и кончалось. Ну, не было между ними такого, что переживал он в те дни, когда встречался с Мариной. Даже не простив той предательства, в чём-то даже ненавидя её до сей поры, в глубине души он всё равно сознавал, что эту «занозу» из сердца вытащить ему так и не удалось. Да и удастся ли?

Впрочем…Иногда, случайно сталкиваясь с Катей, младшей сестрой Марины, Завадов как-то заметил, что в такие моменты он отчего-то вдруг начинает испытывать непонятное волнение, даже некоторую робость и растерянность. Из-за этого он даже в те дни, когда по каким-то причинам ощущал недомогание, обращаться в ФАП не спешил. И шёл за помощью к медицине только тогда, когда в медпункте принимал один лишь Ослонский. Катя и Марина, внешне очень похожие, по характеру были совершенно разными людьми. Марина была твёрдой и целеустремлённой, рвущейся к успеху. А вот Катя – Виктор это знал, внешне мягкая и уступчивая, по характеру была, что называется, кремень. Он знал и то, что Катя умрёт, но не предаст. С такой бы «замутить»! Вот, только… Говорили, что она, вроде бы, с кем-то уже переписывается, вроде бы, кого-то ждёт из армии. А жаль!..

У Ирен тоже, когда они только начали встречаться с Виктором, было много всяких и разных мыслей по этому поводу. В этом русском парне её привлекла, прежде всего, его открытость и душевность. Он не хитрил, не ловчил, не был корыстным, не был вульгарным пошляком, каковых Ирен встречалось предостаточно. Он не тащил её в постель, и даже не делал таких намёков. Он был настоящим другом, не требующим ничего взамен того, что старался сделать для неё. В известном смысле, он был настоящим подарком судьбы. Ирен знала, что многие местные девушки, которые, как это говорят русские, «сохнут» по Виктору, одновременно, питали неприязнь к ней, как к счастливой сопернице, сумевшей отнять его у них. Если бы только они знали, что между ними на самом деле!

Приехав в Прошмыркино, Ирен надеялась забыть всё то, что было в её жизни там, во Франции. Там был Франсуа, тот, которого она так любила, и с которым почему-то так легко рассталась. Что самое интересное, если Виктор Завадов был русским аналогом Алена Делона, в которого девчонки влюблялись через одну, то Франсуа, скорее, был аналогом Луи де Фюнеса. Такой же немного неуклюжий торопыга, никак мне баскетбольного роста, с рассеянно-чудаковатой улыбкой, тем не менее, Ирен он был бесконечно дорог.

И расстались-то они из-за чего? Из-за сущей ерунды! Как-то, будучи приглашёнными к знакомым на вечеринку, Ирен и Франсуа пришли туда как жених и невеста, а ушли порознь, как чужие друг другу люди. Всё началось с того, что Ирен, застала на балконе Франсуа с Жанеттой, их университетской сердцеедкой, разрушившей не одну влюблённую пару. И они не просто там стояли, они – целовались! Вспылив, Ирен тут же пошла танцевать с испанцем Хосе, их однокашником. Теперь уже Франсуа закатил скандал (Хосе в универе слыл бабником-налётчиком). И – всё! Лишь позже Ирен узнала, что всё это подстроила Жанетта. Но первой сделать шаг навстречу Франсуа она так и не решилась. А теперь она в России, от Франсуа очень и очень далеко. Увидятся ли они ещё хоть когда-нибудь?

…А Майкл Стронхолд, обуреваемый жаждой поисков всевозможных феноменов на совершенно новом, незнакомом для него поприще, начал самым основательным образом готовиться к исследованиям. Однако будучи «ходячим арифмометром», даже в своих романтичных порывах он никогда не впадал в крайности. Да, впервые столкнувшись с неизвестным явлением, он воспринимал его как обычный, любознательный мальчишка, которому в день рождения подарили микроскоп. Но затем он сразу же превращался в дотошного, придирчивого взрослого, который исследовал загадочный объект или явление скрупулёзно, не допуская ни тени самообмана или заведомой фальши.

Там, где дело касалось точных научных данных, в нем мгновенно умолкал пылкий романтик, и право решающего голоса получал сухой, занудливый скептик. Его логика была жёсткой и прямолинейной. Скажем, есть неизвестное науке существо. Велл! Чтобы подтвердить этот факт, следует добыть его шкуру и скелет. Обнаружен новый минерал? О-кей! А где образец для детального лабораторного исследования? Его дОлжно предоставить! Найдено необычное растение? Прекрасно! Но его надо снять на фото, видео, и – в гербарий. Есть загадочное явление? Выясни приборами его природу, засними на фото и видео, найди хотя бы какие-то материальные предметы, которые бы, пусть и косвенно, но убедительно подтверждали факт реального существования аномалии. Точность и достоверность – это альфа и омега любой, уважающей себя науки, не имеющей ничего общего с замысловатым варварским шарлатанством. Всё же остальное – ересь, чушь и бред, недостойные внимания.

Умея плавать и нырять не хуже какого-нибудь профи из «морских котиков», Майкл раздобыл акваланг, и целую неделю, на радость пиявкам, обшаривал омуты и рукава Червонки, а также впадавшей в неё Карасихи. Само собой разумеется, никаких признаков существования водяного им обнаружено не было. В заключение этой эпопеи он обследовал и Лешачье озеро. Но и там ничего невероятного не нашлось. Озеро было, как озеро, ярдов сорока в диаметре, футов двадцати в самых глубоких местах. Ни тебе плезиозавров, ни тебе крокодилов… Скучища!

Столь пришедшиеся по вкусу немцам и англичанам, японцам, французам и многим другим, хулиганские выходки местных полтергейстов, видео ночного полёта ведьмы и сюжет с колодезным бесом, его никак не впечатлили. Поэтому, не имея на руках ни одного материального свидетельства, подтвердившего бы наличие в Прошмыркине и его округе каких-либо сверхъестественных существ, Майкл окончательно разочаровался, и начал готовиться к отъезду.

Решив напоследок прогуляться по окрестностям деревни (хоть уж более-менее внимательно, с близкого расстояния, взглянуть на эту местность, которую распиарили на весь мир!), Майкл побродил по молодому ельнику, где после вчерашнего дождя обильно высыпали крупные рыжики. Потом он прошёл по заросшим терновником овражкам, по осинникам и березнякам. Обогнув болото, он вышел на чуть приметную, поросшую травой тропинку, которая вела к Червонке. С обеих сторон её ограждали густые заросли ивняка, напомнившие Стронхолду непроходимую амазонскую сельву.

Выйдя на берег у какого-то омута, на котором он почему-то ни разу не побывал во время своих подводных исследований (интересно, как такое могло случиться?!), Майкл присел передохнуть на травянистый бугорок. Он смотрел на лениво бегущие волны и размышлял о том, что зря столько бесценного времени потратил на эту поездку. А ведь время-то – деньги!

Длительная ходьба приятно разогрела тренированные мышцы тела, и Стронхолд решил напоследок окунуться в прохладные струи речки, которая так обманула его ожидания. Но едва он собрался снять с себя рубашку и всё остальное, как его внимание привлёк непонятный плеск воды. Он поднял голову и невольно вздрогнул. В каких-то трёх-четырёх ярдах от берега, стоя по плечи в воде, на него пристально смотрела какая-то девушка. Большие зелёные глаза, казалось, вобравшие в себя нежную зелень камыша, твёрдость и глубину нефрита, пронзительное сияние изумруда, своим взглядом, буквально, пронизывали его насквозь.

Во взгляде незнакомки не было ни растерянности, ни испуга.

Впрочем, не было и каких-то иных чувств – любопытства или возмущения, недовольства или радости, грусти или горечи. Скорее всего, взгляд был изучающим, каким, вероятно, бывал и у самого Майкла, когда он рассматривал какую-нибудь занятную зверюшку. Длинные, необычного зелёного оттенка волосы загадочной дивы, переплетённые нитями водорослей, струились по белым, как мрамор, плечам, и уходили в воду. В какой-то миг до Майкла вдруг дошло, что незнакомка чертовски хороша собой. Просто, фантастически красива!

Они всего лишь несколько мгновений молча, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно состязаясь в том, кто кого пересмотрит. Внезапно Стронхолд почувствовал, как непонятно отчего в глубине души шевельнулась непонятная тревога, а в груди заходил ощутимый холодок. Дикость, заброшенность, пустынность этого места, более чем странные обстоятельства встречи, подействовали на него очень угнетающе. Хриплым, словно не своим голосом он, наконец-то решился нарушить затянувшееся молчание:

– Ты… Кто? Ты-ы-ы…

Но незнакомка, ничего не сказав в ответ, внезапно ушла под воду и исчезла. Лишь светлая тень мелькнула и растаяла в глубине. Это вывело Майкла из оцепенения. Он вскочил на ноги и стал озирать блестящую под лучами солнца рябь мелких волн. Однако никто не показался на поверхности ни рядом, ни вдали.

«Что за чертовщина? – растерянно размышлял Стронхолд. – Куда она могла деться? Акваланга у неё не было, а без него ей под водой больше пары минут не выдержать… Кстати! А ведь у неё не было не только акваланга, но, по-моему, и купальника…Стоп, стоп, стоп! Уж, не приснилось ли мне это всё?»

Рационально анализируя обстоятельства только что происшедшей встречи, Майкл пришёл к утешительному для себя выводу – ну, конечно же, это был всего лишь скоротечный сон! За минувшие дни он крайне вымотался, да ещё и постоянно недосыпал. Тут и на ходу-то уснуть немудрено. А уж на речном бережку, под монотонный плеск волн, шелест камыша, да под лёгким, ласковым ветерком – и гадать нечего! Ну а то, что ему привиделась юная, красивая женщина, к тому же, без купальника, объяснялось ещё проще: сколько он уже в разъездах, не имея возможности встретиться со своей давней возлюбленной?! Тут ещё и не то можно увидеть во сне!

Облегчённо вздохнув, Стронхолд решил обойтись без купания и направился восвояси, вскоре, как будто, даже начав забывать об увиденном в водах омута. Вскоре он вышел из лесной чащобы к видневшемуся за деревьями Прошмыркину. Прямо перед ним, по болотистому, покрытому высокими кочками лугу, лениво помахивая хвостами и фыркая, бродил табун разномастных лошадей. Под большой вербой, на толстой трухлявой колоде сидел старик, дымя «козьей ножкой» – большой самокруткой, свёрнутой из газеты и набитой мелко искрошенным самосадом. Это был, как уже успел узнать Майкл, местный всезнай, колхозный конюх дед Антип.

Старик тоже был наслышан о любознательном американце. В ответ на приветствие Стронхолда, он приподнял лакированный козырёк выгоревшей, традиционной восьмиугольной шофёрской фуражки и протянул ему кисет с табаком. Присев рядом с дедом Антипом, Майкл достал пачку сигарет и протянул старику. Уважительно достав сигарету, тот её понюхал и спрятал в нагрудный карман пиджака. Покуривая, они завели один из тех малозначащих разговоров, которые не требуют напряжения извилин, не имеют ни начала, ни конца и тянутся больше из вежливости, нежели какой-то необходимости. Но, обсуждая погоду, достоинства и недостатки местной породы лошадей, Майкл выжидал момент, чтобы задать тот главный вопрос, из-за которого, он, в общем-то, и подошёл сюда.

Когда разговор зашёл о местных достопримечательностях, Стронхолд как бы невзначай упомянул о таинственной незнакомке, привидевшейся ему в омуте. Старик в ответ пыхнул самокруткой и неопределённо пожал плечами. Он отметил лишь, что, конечно, это, вполне, мог быть и сон. Однако добавил, что к этому видению можно относиться по-разному.

– …Есть люди, которы толкуют, будто в то место от ближней трясины тянет болотным туманом. А он, когда – есть, когда – нет… Но, вроде бы, голову могёт сильно дурманить, и человеку из-за этого чёрт-те что там может привидеться, – дед Антип снова подымил своей «козьей ножкой». – Как-то приезжал к нам учёный, геологией который занимается. Так, вот, он-то это и сказал. А из чего тот туман образуется, что в нём такое – и сам учёный не мог понять. Ну, а есть и те, что уверяют, будто в речке и в самом деле живёт русалка, красы необыкновенной. И вот, вроде бы, если кто её увидит, то с тем человеком всяка чепуха приключается.

– Постойте, постойте, сэр Антип! – Стронхолд иронично усмехнулся. – Вы считаете, что русалки могут существовать в реальности?

– Миш, я не знаю… – назвав Майкла на русский лад, старик развёл руками. – Сам – врать не буду – не видывал её ни разу. И – слава Богу! А вот от других об этом слышал. Сказывали, что кое-кто, повидав её, даже умом трогался. Вот так-то!

– Ну а вы-то как можете объяснить подобные феномены? – испытующе прищурился Майкл.

– Да, как их объяснишь-то, такие вот хреновины? – загасив окурок о подошву кирзового сапога с вытертым голенищем, дед Антип вздохнул. – Ну, ладно! Ежели тебя так здорово это забрало, то расскажу, что люди про русалку ведают. Про это я ещё в детстве слыхивал…

По словам старика, истории появления русалки, как бы, не полтора-два столетия. Он указал на видневшийся вдали пригорок, поросший кустарником, и отметил, что на том месте когда-то высилась барская усадьба, построенная ещё во времена войны с Бонапартом. Домина был огромный, срубленный из дуба. Стоять бы ему ещё несколько веков, да в годы революции по недомыслию сожгли его дотла. Хозяином этих мест в далёкие времена императора Александра Первого был помещик по фамилии Костоломов – мужик саженного роста, и волосом огненно-рыжий («Хоть цигарку прикуривай!» – особо уточнил рассказчик).

Барыня была из купеческих, собою донельзя пригожая. И выросла у них красавица-дочь лицом в мать, волосом – в отца. Глаза – зеленее зелени. Был ещё в этой семье и сын, но не о нём речь. И вот дочка костоломовская, как вышла в невесты, для всех окрестных дворянских и купеческих сыновей стала безнадёжной присухой. Сын самого генерал-губернатора то и дело к ним в имение мотался. А всё впустую. Никто её сердца затронуть так и не сумел.

И вот, однажды к соседям Костоломовых на побывку приехал внук – поручик гусарского полка. По натуре – как и многие из гусар – ветрогон и гуляка. Раз всего они встретились на балу, и она словно голову потеряла. Стали они встречаться тайно, и никто об этом и близко не догадывался. Но однажды барину доложили-таки, что дочка его уже давно знается с гусаром. И дело зашло у них так далеко, что дальше уж и некуда. Разгневанный помещик посадил свою дочь под замок, а сам поехал к соседям с претензией. Но те – только руками развели. Как оказалось, именно в этот день у гусара закончилась побывка, и он уехал в свой полк.

Вернулся Костоломов домой, а там беда ещё большая. Неведомо как, дочь сумела бежать из-под замка, и не придумала ничего лучшего, как броситься в омут. При этих словах дед Антип указал рукой в ту сторону, откуда только что пришёл Стронхолд. Найти тело девушки и предать его земле так и не удалось.

– …Один только её башмачок в прибрежной тине отыскали, да шарф шёлковый за лилию зацепился… – старик сокрушённо покачал головой. – Мужики неводами всю Червонку прогребли, всяких знахарей созывали, чуть не месяц по берегам искали – не всплывёт ли? Только всё это было впустую. Осталась она не отпетой, так ведь ещё и по собственной воле утопшей. А таким один удел – стать русалкой. Вот она ею и стала.

– А этот гусар – что с ним потом было? – спросил Стронхолд, внезапно обнаружив, что, взяв в рот сигарету, пытается прикурить зажигалкой её фильтр.

– Да, бог его знает?! – старик отмахнулся. – Про то – никому не ведомо. Только я думаю так, что кончил он плохо. Ну а сама русалка в этих водах стала, если не считать водяного, всевластной хозяйкой. Ей и все другие русалки по другим речкам покорились. Говорят так, что людей она топила изрядно. Правда, баб с ребятишками не трогала. Этих – водяной к себе забирает, а вот она – мужиков. И, особливо тех, что шибко грешны по женской части.

– Но вы, я так понял, считаете, что с ней, в любом случае, встречаться опасно? – Майкл напомнил старику один из пассажей его повествования.

– Ну, говорят опасно… – набивая очередную козью ножку, кивнул дед Антип. – Вроде того, как посмотрит она на мужика – так и всё, пропал человек. Делается, как бы, с придурью. Про всё на свете забывает – про работу, про семью… Ничего такому не надо – мимо кучи злата пробежит, не остановится.