Легенда о

Ему было сложно понять, сколько так он провел времени, но гудение в голове, наконец, стало стихать и его слух смог различать звуки окружающего мира. Из соседней комнаты стало доноситься бормотание отца и шум телевизора. Паралич тела спадал, он уже стал шевелить руками и ногами, перевернулся, с усилием поднялся. Тело было словно деревянное, мышцы с неохотой сгибались. Приняв вертикально положение, сидя, он откопал джинсы, натянул их на почти не сгибающиеся ноги, следом пошли носки и футболка. Спина болела, и ее ломило, и это была не простуда. Тяжелее всего было в плечах. Он встал на ноги при помощи спинки кровати и компьютерного стола. Распрямился. Глубоко вдохнул и выдохнул, сделал пробный шаг вперед. Нога не подкосилась, и это уже было хорошо, удержал равновесие. Словно заново учился ходить. Сделал еще пару шагов в сторону двери. Появилась уверенность в своих силах. Однако было очень тяжело, и чувствовалась усталость в ногах. Собравшись с силами, он открыл дверь. Никогда она не была настолько тяжелой, он прямо почувствовал, как напряглось все тело, что бы сдвинуть ее с места. Вывалившись в большую комнату, он увидел отца, сидящего в трусах перед телевизором. По нему шли новости, значит сейчас больше полудня.

Увидев его, отец всплеснул руками и что-то стал говорить, однако из-за еще оставшегося гудения в голове сложно было осознать, что именно он ему говорил. Встряхнув головой и поморгав наш герой, едва устояв на ногах повернулся к нему:

– Повтори, не понял, еще не пришел в себя, – сказал он отцу хриплым голосом, потому что в горле все пересохло.

– Проснулся! А ты в курсе?! Представляешь, они войну начали, сегодня ночью напали, ты только подумай?! Что в мире творится! Рядом с нами! Вот так просто, взяли и стали бомбить ночью спящих жителей! Вот паскуды! – громко ругаясь, жестикулируя и ругаясь трехэтажным матом, сообщил он ему. Естественно мат опущен.

– Да, в курсе, это ужасно, – ответил он ему.

– Откуда?! Ты же только проснулся? Дрых, как суслик, когда я заходил, даже показалось, что не дышишь, – удивленно спросил отец у него, непонимающе смотря.

– Ты громко говоришь, я услышал из другой комнаты, – выкрутился наш герой, осознав свою ошибку, нельзя было говорить отцу, что он был там, это просто было бы невозможно объяснить.

Пока не последовали новые вопросы, он, шатаясь на деревянных ногах, прошел на кухню. Такими же негнущимися руками взял трехлитровую банку воды, что за меня на их столе кувшин. Припал к ней сухими губами и стал пить ее, словно губка, впитывая воду в себя. Он даже не переводил дыхания, осушил ее до дна, все три литра. Когда он пил ему казалось, что вода даже не достигает его желудка, а впитывается еще в горле. Закончив пить, поставил пустую банку на стол, прислушался к себе, жажда, конечно, пропала, но сухость во рту еще осталась. Кажется, до желудка почти ничего не добралось. Посмотрев на пустую банку, он взял с плиты чайник, перелил из него воду, набрал в чайник воды из-под крана и поставил на плиту. Перевел дыхание, эта процедура отняла много сил, словно горы пытался свернуть. Поджег газ в горелке под чайником. Отец всегда ругался, потому что вечно выпивали воду, а поставить чайник забывали. Что бы это снова не повторилось, наш герой и провел эти манипуляции.

Постояв какое-то время, глядя на голубой огонь, он вышел с кухни и направился в коридор, по пути сообщив отцу, что поставил кипятиться чайник и тот за ним приглядывал. Отец на его предложение недовольно пробурчал, что тот мог бы и сам это сделать. В коридоре он приземлился на коридорную тумбочку с сиденьем. Опять перевел дух. Из коридора было видно телевизор, по которому показывали отрывки из ночного нападения. Наш герой даже не удивился, что увидел уже знакомые места и кадры. Отыскал свои кроссовки, с усилием запихнул в них свои ноги и направился к выходу из квартиры. Закрыл за собой дверь, спустился вниз, в этот момент он поблагодарил судьбу за то, что живет не на последнем этаже. Выбрался на улицу, было тепло, слегка жаркий ветер колышет кроны зеленых деревьев, что отбрасывают леопардовую тень в лучах солнца. Это мирное лето и война.

Сначала он навалился на перила своего крыльца, можно сказать, повис на них, но оглядевшись, понял, что выглядит как бравый пьянчуга, наклюкавшийся еще до полудня. Местные бабушки, сидящие как раз на скамейке, напротив крыльца его дома, перестали разговаривать о своих проблемах, замолчали и во все четыре глаза, каждая стали наблюдать за новой сенсацией двора обещавшие им жаркие обсуждения о распущенности современной молодежи и преимуществ старого поколения, которые должны будут скрасить пару часов их жизни. Конечно, ему было жалко лишать их такой прекрасной возможности, но, все же увидев их пытливые глаза, он выпрямился, собрался, сдержано кивнул им и ровной походкой спустился с крыльца. Прошел так пару десятков метров, пока не скрылся из зоны их видимости.

Убедившись, что за ним не наблюдают, он согнулся, оперся ладонями в колени. Было тяжело, тело дрожало от напряжения, выступил пот. Отдышавшись, он проглотил комок вязкой слюны, выпрямился и пошел за соседний дом. Добрался да железных, невысоких перил за домом, где, по мнению неизвестного архитектора должна была раскинуться клумба, но вместо этого росла большая лиственница и простая трава. Сел на перила и вытянул гудящие от усталости ноги. Он уселся в аккурат под кроной листьев дерева в тени. Поднял голову вверх, ветки с зеленой листвой слегка раскачивались от теплого летнего ветра, в просветах между ними мелькало голубое небо и лучи солнца. Он выдохнул и закрыл на несколько секунд глаза. Почувствовал, как что-то побежало по левой щеке к уху. Рефлекторно он предплечьем правой руки попытался убрать это ползущие существо со своего лица. Открыл глаза и посмотрел на руку, волосы на руке слиплись от влаги. Он провел пальцами по щеке, она была влажной.

«Слеза. Хотя плакать совсем не хотелось, но стоило бы. Теперь можно спокойно подумать. Что же теперь делать дальше? Это был простой, очевидный и в тоже время ужасный ответ на мой вопрос. Жил как в сказке, видел, слышал столько боли и страданий в новостях, вроде бы сочувствовал, но потом спокойно о них забывал. Это было не со мной, где-то там далеко в месте, в котором я никогда не окажусь. Злился на несправедливость в жизни, кого-то в этом винил. Словно был какой-то злодей, который творил не хорошие вещи с людьми во всем мире и портил ее. Как все просто оказывается, нет никакого злодея, плохого волшебника, жуткого монстра. Всю ту боль и страдания, пролитую кровь творили не они, а сами люди. Какая забавная штука получается. Человек, которого другие люди поставили над собой, подчинились ему добровольно, целый народ, нация согласились слушаться его. Дали ему власть управлять ими. Что же сделал этот человек? Правильно, отдал приказ убивать соседей. Зачем? Какая причина? Что-то там с притязаниями на землю, какая-то граница не та или что-то в этом духе. Что сделала этот народ? Правильно, обрушил на мирно спящих людей бомбы, убивая таких же людей, как и они. Что будет дальше и так понятно. Подключится политика. Одни будут обвинять других, другие обвинят в ответ. Люди придут в себя и ответят им тем же. Еще жертвы, пролитая кровь. Потом кого-то обвинят и накажут. Еще жертвы, сломанные жизни. Кто-то от этого выиграет, укрепит свое политическое влияние, кто-то продемонстрирует свою военную силу, оппонентов ослабят. Все это сделают люди. Конечно, у них будут причины, для них они будут важны, настолько важны, что они будут отдавать приказ убивать, лишать жизни. Какого мать вашу черта? Все это стоит того, что чувствовали эти люди, умирая?! Каждый человек кого-то терял в своей жизни. У всех умирал кто-то из близких и дорогих людей. Как можно забыть эту боль и утрату? Как можно заставить других людей чувствовать это насильно?

Эх да, о чем я вообще распинаюсь перед самим собой. Теперь я вижу насколько страшно человечество. Если подумать, вся наша история построена на крови и насилии. Мы уничтожаем себя и все, что вокруг нас. Придумали систему оценки, создали экономику, поделили планету, на которой родились между собой, поставили границы и отгородились. Благодаря экономике, мы можем оценить многое, даже свою жизнь. Благодаря границам мы решили, что лишили других свободы, но забыли, что и сами перестали быть свободны. Люди настолько двуличны, что у них есть соглашения о том, что человеческая жизнь превыше всего и правило видения войны, где сказано, каким оружием можно убивать, а каким нет. Цивилизация? Бесспорно, мы научились и сделали выводы из нашей кровавой истории. Теперь война – это правильнее называть конфликт, лучше добавить локальный, так еще менее ужасней. Последствия, это оценка ущерба и статистика мертвых и пострадавших. Только вот причины убивать особо не поменялись за все время. Наверное, я это стал понимать, почувствовав боль этих людей, разделив ее с ними. Уверен, это была лишь маленькая капля того моря страданий, что пережили и переживают они сейчас. Все это ради власти и из-за власти. Что я могу знать об этой власти, когда сам никогда не обладал ей, может она стоит всего этого. Хотя, вспоминая все, что я почувствовал, если мне кто-то предложит получить власть этой ценой, я его пошлю туда, откуда он не вернется.

Не хочу спасать я такой мир. Сейчас я уверен, что, скорее всего, его уничтожит сам человек, это неизбежно. Даже если я предотвращу эту катастрофу, рано или поздно человек уничтожит себя и попутно этот мир, в котором живет. Раз за столько тысячелетий истории и науки одно из главных достижений человека, оружие, способное разнести на куски всю поверхность нашей планеты. Это не свидетельствует о том, что есть надежда на то, что человек направит свою жажду убивать в мирное русло. Тогда какой смысл давать отсрочку неизбежному, если все равно нет надежды, что это может измениться. Вот и все, нет желания и веры в людей. Разрушено простым ответом на вопрос.

Как это весьма по-человечески с моей стороны, если, это правда, от меня зависят жизни людей, я легким своим решением только что обрек их на смерть. Что ж, почему удивляюсь, ведь я-то, как раз человек, такой же, как и все остальные люди».

Он достал сигарету, закурил, посмотрел на свою правую руку, в ней была зажигалка, рука дрожала. Он сжал ее в кулак, закинул голову вверх к небу, затянулся, выдохнул горький дым и злобно ухмыльнулся небесам. «Нет, все же я не совсем такой. Это не мое желание – сдаться. Значит надо найти выход, способ, нужное желание, до того, как придет время. А пока придется вернуться к тому, что и раньше делал, жить двойной жизнью, с виду обычная жизнь простого человека, а внутри поиск ответов и способа предотвратить катастрофу, которая уничтожит мир. Надо пока это сохранять в тайне, объявить себя «поехавшим крышей» я всегда успею, а если это и делать, то с размахом».

Так он решил тогда для себя. Что ж задачку он выбрал для себя, мягко говоря, не легкую, да и найти простой выход в такой ситуации, наверное, мало кому удалось бы, окажись на его месте, хотя нет, простой выход очевиден, просто не обращать на это внимание, забыть, как страшный сон и продолжать жить дальше. Забавная ирония, ведь это и есть сон, события вот только реальны в этом сне. Сны забыть не сложно, а вот реальные события сложнее. Хотя, как показывает практика, многие люди это умудряются делать хорошо.

Он еще долго сидел, разглядывая голубое небо, мелькающие сквозь листья кроны дерева. Однажды спросили, почему он все время смотрит в небо, даже когда тучи и ничего не видно. «Куда же мне еще смотреть, как не на вселенную, которая раскинулась над моей головой, ведь я ее часть, а она часть меня», – ответил он и добавил: «Удивительно, но даже если звезда погаснет, мы еще долго будем видеть ее свет здесь, это значит, что кто-то увидит свет нашей звезды, когда нас уже не будет. Надеюсь, что свет нашей звезды будет греть им душу так же, как свет этих звезд согревает мою. Ведь неважно кто ты, звезды светят одинаково всем нам». Много ли среди нас тех, кто, поднимая глаза в небо каждый раз, осознает, что над его головой раскинулась безграничная вселенная, частью которой мы являемся? Надеюсь, что много.

Глава 13

Два фронта жизни. Сражаться с повседневными проблемами, а потом сражаться с человек в черной маске и искать ответы. Именно так. Ему снились еще сны, где гибли люди. В каждом сне появлялся человек в черной маске. Крушение поездов, падение самолетов, землетрясение и много чего еще. Он пытался спасти людей, но все было бесполезно, его не слышали, не видели, физически он не мог повлиять на мир. Раз за разом, а потом он все так же узнавал из новостей о катастрофах и происшествиях, войнах, где побывал. Все что смог понять наш герой, что события происходят либо в самом ближайшем будущем и это речь идет порой о нескольких часах с момента сна, либо непосредственно в сам момент, когда оно происходит. Были случаи, когда он, идя на учебу, по пути мог на ходу как бы уснуть, отключится, при том его тело продолжало идти, куда ему было нужно словно на автопилоте, а в это время, он, к примеру, стоял в салоне падающего самолета, который несся к земле. Когда он возвращался обратно, то не мог вспомнить, ни как преодолел расстояние, что видел, слышал или происходило с его телом, пока был в отключке. Думаю, внешне это выглядело, так, словно он очень сильно задумался над чем-то.

Единственный с кем он мог взаимодействовать во снах, и тот, кто его слышал, это был человек в черной маске. На его вопросы как спасти людей и просьбы остановить катастрофу, в ответ человек молча протягивал ему свою руку, как бы прося ему что-то отдать, что было у нашего героя. Он говорил ему, пускай забирает все что угодно у него, лишь бы тот это остановил. Однако человек в черной маске ничего не забирал, а что ему отдать, наш герой не знал.

Итогом этой странной ситуации стало то, что, раз за разом во снах, наш герой стал сражаться с человеком в черной маске, пока все вокруг них разрушалось. Хотя сражением это трудно назвать, он пытался до него достать, сорвать маску или ударить. Тот уклонялся от ударов, либо их отбивал, либо выстраивал незримую преграду, либо наносил удар в ответ, да с такой силой, что нашего героя швыряло так сильно, что будь это его настоящим телом, то такое не пережить, однако он поднимался и снова предпринимал попытки его достать. Он научился различать свои чувства и чужие, хоть и ощущал их, но они уже не сковывали его и не поглощали. Единственное, что пробирало его, это холодный, липкий страх перед смертью, который проникал под кожу, окутывая тело и сердце. К этому было не привыкнуть, но с этим чувством можно было сражаться, он стало для него как напоминание того, зачем он здесь. Так можно и отчаяться в бесплотных попытках победить того, кто по силе сравним с богом, а может он и есть бог? Однако наш герой забыл такое слово «отчаянье», ведь если он сдастся, тогда уже точно ни чего нельзя будет изменить и остановить это. Вечерами в одиночестве он стоял и курил у дома, глядя в небо, размышлял, как ему быть дальше, как победить человека в черном, защитить людей. В его голове было много вопросов и почти не было на них ответов.

Время шло, его призвали на службу в армию. Конечно, там сны приходили крайне редко. Наверно это связано с тем, что там гоняли, и он валился без задних ног. В службе не было ничего особенного, целыми днями работали, заступали в наряды и много физической подготовке. Однако там довелось увидеть тоже немало насилия и боли, конечно, это были не враги государства, а люди, которые были рядом. Его это удивило, жили, делали одно дело и все равно, люди стремились забить слабых и получить больше власти, помыкая ими. Люди, призванные защищать, стоять плечом к плечу, прикрывать спину друг друга, все равно издевались над своими же товарищами и причиняли им боль. Нельзя сказать, что было совсем плохо. Среди сотни людей, живущих под одной крышей, попадались плохие и хорошие. Всем было в той или иной мере страшно. От этого страха люди порой переставали быть людьми. Можно много об этом историй рассказать, но наша история не об этом.

Наша часть истории этой главы начинается с того, что он с ротой вернулся с вечерней пробежки в пять километров, был конец августа. Сходили в столовую, а после было свободное время. Копошился, что-то делал. После постоянных таких пробежек тело конечно привыкает, но все равно горит и гудит. За час до отбоя всех сгоняют в центр казармы, на «взлетку» смотреть новости. Так положено, хочешь, не хочешь, а бери свою табуретку и садись смотреть. Уставший, повинуясь приказу, он схватил свою дорогую табуретку, за которой смотреть надо не хуже, чем за оружием, забился в центр толпы вместе со своим взводом. За год службы его немало помотало по частям. С «учебки» в дивизию, с дивизии в лес, а там пока думали, куда пристроить парня с «учебки» так как места для него нет, то в одну роту отправят, то в другую. Друзьями, в общем, не особо при таких условиях обзаведёшься. В конце концов, плюнули и просто под конец службы запихнули в распоряжении группе охраны. Ну вот он и сел с взводом, которому его спихнули. Уже более-менее они его стали признавать, а он начал запоминать их имена. Это когда тебя одного представляют перед взводом, они твое имя быстро запоминают, а когда двадцать человек представляются перед одним, то попробуй сразу запомнить лицо и имя с первого раза, тем более что внешне их лица без волос и причесок вообще сливаются.

Отсидев положенные полчаса, глядя в рот диктора с телевизора, поступила команда «разойтись!». Все так же шустро похватали свои табуреты и разбежались по кубрикам. На середине «взлетки» остался сидеть один лишь наш герой на табуретке. Этот непорядок, похоже, выбивался из общего созерцания совершенной картины дежурным офицером – старшим лейтенантом, о чем он решил незамедлительно сообщить окружающему миру и его зеленым жителям.

– Не понял! А тебя что, уже по сроку службы приказы командира не волнуют?! Рановато ты себя дембелем почувствовал! – возмущаясь на всю роту, кричал он, направляясь к нашему герою.

Из кубриков повысовывались лысые головы местных сурикатов и с любопытством стали наблюдать за происходящим. Старший лейтенант склонился над, сидящим без движения, нашим парнем, в его выражении лица читалась возмущённость и негодование от того, что его власть подставили под сомнение. Наш герой едва смог поднять голову, взглянуть ему лицо и спокойно ответил.

– Товарищ старший лейтенант, виноват, не могу пошевелиться, тело не слушается меня. Что-то не так со мной.

– В смысле?! Сломался что ли? А ну-ка медбрата ко мне! – крикнул он на всю казарму.

Как раз из медкабинета вернулся в роту медбрат из «срочников» который по счастливой случайности сегодня не находился на дежурстве. Парня выдернули из туалета, где он курил. Перепуганный он подошел к ним, к этому моменту их уже окружало кольцо из любопытных.

– Товарищ старший лейтенант, медбрат по вашему приказанию прибыл, -отрапортовал он по уставу.

– Отставить формальности, боец говорит, что он сломался, посмотри его, зеленкой помаж, где надо, таблетку дай какую-нибудь и пускай валит со «взлетки», – дал ему указание старший лейтенант.

– Есть! – ответил он старшему лейтенанту и склонился над, сидящим, нашим героем: где болит, на что жалуешься?

– Да в том то и проблема, ничего не болит, я просто пошевелиться не могу, не чувствую тела, – ответил он ему.

Медбрат положил руку ему на лоб, но сразу убрал, подержал на своем лбу, потом снова приложил к его лбу, но почти сразу убрал, взял за запястье, пощупал пульс, постоял задумчиво десять секунд, убрал руку и снова обратился к нашему парню.

– У тебя точно ничего не болит? Голова, например, тело не ломит?

– Нет, я ничего не чувствую, точнее сказать, я не чувствую всего тела.

– Товарищ старший лейтенант, его нужно срочно отвести в медкабинет к доктору на осмотр, у него очень высокая температура и слабый пульс, она как раз на дежурстве, – сказал медбрат офицеру.

– Вот черт, а до утра это не потерпит? – озадачено спросил офицер, посмотрев на медбрата.

– Лучше сейчас, его осмотрят, может ничего страшного, у меня просто тут нет градусника, возможно, дадут жаропонижающие и все, – ответил медбрат ему.

– Ладно, отведи его, только аккуратно через штаб, сегодня ответственный комбат, если на глаза ему попадетесь после отбоя, нам всем несдобровать, – сказал офицер обречённым голосом.

– Скажи, ты сможешь идти? – обратился медбрат к нашему герою.

– Хороший вопрос, попробуй меня поднять и поставить на ноги, если устаю на них, значит дойду, – ответил он ему.

Медбрат наклонился, перекинул его правую руку через свою шею и поднял его с табуретки. После чего медленно опустил ее, придерживая другой рукой его за торс. Наш герой стоял на ногах, хотя и не чувствовал это, однако ноги не сложились. Он попробовал мысленно дать команду своей правой ноге сделать шаг, с легкой задержкой, но правая нога выдвинулась вперед и ступила на пол. Аккуратно он перенес центр тяжести на нее, она под ним не согнулась.

– Похоже идти смогу, однако я совершенно не чувствую ног, поэтому управлять ими тяжеловато будет, не рассчитывай, что я побегу в припрыжку, заметив комбата, -улыбнувшись ответил он медбрату.

– А мне этого и не надо, достаточно того, что идти можешь, я знаю потаенные тропинки до медпункта, чтобы штабным на глаза не попасть, не первый раз по ночам хожу, -ответил медбрат ему и пошел собираться.

Через полминуты он уже был одет и готов идти, а нашему герою в этом не было необходимости, он никогда до отбоя не раздевался. С «учебки» такая привычка выработалась, поскольку там было запрещено снимать обмундирование до отбоя. Да и он считал, что это удобно, а то часто бывало резко погонят куда-нибудь неожиданно, а ты готов. Остальные кто пренебрегал этим правилом, часто попадали в неловкие моменты. Покинув казарму, они направились в медпункт. Медбрат шел рядом на всякий случай, чтобы поддержать, а наш герой чувствовал себя Буратино, передвигая не сгибающиеся ноги, которых не чувствовал. Они пошли не привычным путем, каким ходили в медпункт. Завернули за столовую, через «чепок», пробрались через кусты, вышли на дорожку, ведущую до труб теплосети, прошли вдоль них, потом перепрыгнули их. Хотя прыжком это сложно назвать, медбрат, видать, забывшись, спокойно перепрыгнул в кромешной темноте большие трубы теплотрассы, поворачивающие к штабу, и пошел дальше, а наш герой с грацией мешка с картошкой просто хлопнулся на них, перекатился и опять грохнулся. Стоить отдать должное у полного отсутствия ощущения есть плюсы, он не почувствовал никакой физической боли от своих действий, только моральный стыд, но в условиях кромешной темноты, он надеялся, что его грациозного реверанса по преодолению препятствия ни кто не увидел, особенно из штаба.

– Блин! Прости, я забыл сказать про трубы, ты как? – сказал виноватым голосом, вернувшийся из темноты медбрат.

– Да нормально, я все равно боли не чувствую, ты не мог бы мне снова помочь встать, а то я как бревно, сам не могу, – ответил он ему.

– Конечно, давай, надо валить отсюда, мало того, что ты идешь как деревянный, ты и упал с таким же грохотом, как бы из штаба не заметили, вся конспирация к черту так пойдет, – помогая подняться, сказал медбрат.

– Спасибо за комплимент, я старался, – с иронией ответил он ему.

Подхватив его под руку, они как можно быстрее пошли дальше, стараясь миновать штаб до того, как их заметят. Медпункт располагался как раз за штабом чуть подальше, в одном из его окон горел свет, словно маяк. Они направились к нему. Добравшись до медпункта, они прошли по темному коридору как раз до кабинета врача, где горел свет. Так держа его под руку, они и ввалились вдвоем в кабинет врача. Доктором была девушка около тридцать лет, достаточно симпатичная. Она посмотрела на них недоуменным и испуганным взглядом, но после того как признала в одном из бойцов своего помощника успокоилась. Медбрат посадил нашего героя на кушетку, подошел к вешалке в кабинете, снял с него белый халат и надел его.

– Что с ним? – спокойно спросила доктор у медбрата.

– Не знаю, похоже высокая температура, тело говорит не чувствует, надо измерить.

– Понятно, – сказала она медбрату и обратилась к нашему герою: снимай китель.

Негнущимися пальцами он попытался расстегнуть пуговицы на кителе, но у него выходило очень плохо. Заметив это, доктор подошла, нагнулась над ним, и сама расстегнула пуговицы на кителе, при этом обнажив свое декольте в наполовину расстегнутом медицинском халате, от нее очень приятно пахло духами, теперь ему стало понятно, почему многие солдаты старались по каждому поводу бежать в медпункт. Впервые почти за год службы был настолько тесный контакт у нашего героя с особью женского пола, да вдобавок она была симпатичной, стройное тело с четко выделенной линией талии, подтянутая грудь, третьего размера, не меньше, черные длинные волосы, почти до середины спины и симпатичное лицо. Он хотел было смутиться, но не вышло, никаких ощущений.