скачать книгу бесплатно
Огромные глаза Дарьи наполнились слезами. Она схватила его за руку.
– Христом Богом вас прошу, помогите. Схороните нас или его куда заберите. Убьет он и меня, и дочку. Как вы еще не поняли, батюшка? Архип и есть Дьявол.
11.
Прошли два месяца. Мертвое поместье Сольских завалило снегом. Все стало белым как слепота. И только окна заброшенных изб зияли черными глазницами.
– Еще немного и конец.
Игнат набросил на плечи шерстяное одеяло и впервые за минувшие сутки встал с кровати. От холода стопы онемели и не чувствовали пола. В голове шумело. Изо рта шел пар.
В комнате было пустынно и грязно. Стол, шкаф и стулья сгорели в печи еще позавчера. А вчера настала очередь книг. Новый завет и Псалтырь. Наконец-то он почувствовал Божественное тепло, о котором так много говорил настоятель Соловецкого монастыря, а впоследствии духовный наставник Игната – отец Сергий.
У кровати стояло ведро и кружка. Воду приносила Матрена три дня назад. Больше он Матрену не видел.
Игнат ткнул пальцем в кружку, разбил тонкий лед и сделал два глотка. В голове немного прояснилось.
Четыре недели назад лютый голод, до этого кругами ходивший около своей добычи, набросился на людей.
Первых покойников хоронили как положено. Потом, когда всерьез похолодало, перестали отпевать, а потом и хоронить. Земля затвердела от мороза. Рыть могилы не было сил. Тела свозили в овраг на краю деревни.
– Похороним, как немного потеплеет, – утешал родственников Игнат.
Каждый день с утра сыпалась мелкая крупа, а к вечеру поднималась снежная буря.
Пятые сутки он ничего не ел. Надо найти хоть что-нибудь. Он надел пальто и открыл дверь. В лицо дунуло снежной пылью. Выл ветер. Скрипели сапоги. Все было завалено снегом. Где-то на краю деревни, в районе оврага, куда свозили мертвецов, лаяла собака. Те, что не издохли с голода и которых не успели съесть, в одну ночь сорвались с привязи и убежали в лес. Далеко от деревни они не уходили, боялись волков. Лаяла старая борзая Гертруда.
Застывшие сапоги не гнулись в голенищах, и он шел как на ходулях.
Отец Игнат посмотрел в ту сторону, откуда доносился лай и вспомнил про ружье.
Когда голодная зима только начинала показывать свои когти, и первые ее жертвы нашли свой последний приют под полутораметровым слоем промерзшей земли, он часто ходил на охоту. То зайчик, то тетерев. Получалось неплохо. Через месяц патроны закончились.
Деревня вымерла. Несмотря на двадцатиградусный мороз, дым шел только из трубы избы кузнеца. Неужели все ушли в город? «Отправились в город, – поправил он себя. – Пройти сорок верст пешком по глубокому снегу для замерзшего, обессилевшего голодного человека – серьезная задача. В большинстве случаев неразрешимая».
Поесть. Хоть что-нибудь. Хоть помоев или объедков, хоть шкуру от сала. Было бы лето, можно было бы поискать в лесу ежевику. Ничего. Даже вороны куда-то исчезли.
Священнику не пристало побираться. Но если он не поест, то умрет еще до захода солнца. Он понял это совершенно отчетливо.
Барский дом зиял разбитыми окнами. Его разграбили еще месяц назад, через неделю после исчезновения Макара. Главной находкой оказалась банка варенья и завалившееся за диван галетное печенье. То и другое досталось кучеру Еремею.
Прошел мимо пустой избы Макара. Стекла были покрыты толстым слоем изморози.
Отец Игнат собрал ладонью снег с забора и укусил снежок. Зубы свело от холода. Он вспомнил о простуде и бросил надкушенный снежок на землю. Себя не обманешь: сколько снегом не давись, а жрать хочется.
Первые две избы – Михайловых и Пушилиных – пустовали с начала осени. Хозяева уехали в город. Следующая была изба кухарки Лизы. Последний раз он видел Лизу на похоронах ее сына три недели назад. Бывшая еще летом справной баба превратилась в огородное пугало, на котором морозный ветер трепал одежду.
Он с трудом отворил примерзшую дверь и вошел внутрь. Занесенное снегом окно плохо пропускало свет. Морозно. В полумраке на скамье, завернувшись в тулуп, лежала хозяйка. Во рту она держала согнутый костлявый палец, будто хотела его отгрызть. Тело покрылось инеем. Игнат подумал, что, если столкнуть ее с лавки, она упадет наземь и разобьется, как стекло.
Отец Игнат выдвинул ящик стола, пересмотрел котелки и заглянул в печь. Ничего съедобного не было.
Он переходил от дома к дому, обнаруживая замерзшие трупы, оставляя за собой распахнутые двери и несбывшиеся надежды. Двенадцать мертвецов и ни крошки хлеба. Очень похоже, что сегодняшний день будет для него последним. Несмотря на перспективы очутиться в Царствие Господнем, умирать отец Игнат не хотел. Так он дошел до дома кузнеца. Из трубы шел дым.
12.
Отец Игнат открыл дверь, и из избы дохнуло клубами пара. По хате плыл влажный запах вареного мяса. В животе заурчало, а рот наполнился слюной.
В сенях дочка кузнеца Таня играла с куклой. Он крестил ее семь лет назад.
– Отец дома?
Девочка не ответила, бросила куклу и убежала в комнату.
Игнат сбил снег с сапог и шагнул внутрь.
Окна были забиты досками. Сквозь щели пробивали тоненькие струйки белого света.
Архип сидел на скамейке с отрытым ртом и смотрел в потолок. В печи шумно горели дрова. Рядом стояла Таня и косо поглядывала на Игната.
На грубо сбитом деревянном столе стояли три тарелки и лежали три ложки. Дарьи дома не было.
Из кипевшего чугунка выбегала коричневая пена и тут же шипя прикипала к стенке. Из-под крышки торчала человеческая нога. Отец Игнат уставился на нее, пытаясь разглядеть в ноге кусок туши животного. Может, померещилось? Но человеческая нога оставалась тем, чем была.
– Тятя, к нам поп пришел, – девочка дернула отца за руку. Архип закрыл рот и перевел взгляд на Игната.
– Давно ждем. Заходи. Гостем будешь.
– Куда все подевались?
Чугунок с человеческой конечностью выглядел настолько буднично, что Игнат даже не нашелся, что сказать.
– Лежат в овраге за деревней. Передохли как мухи от обыкновенной простуды. Забавно, правда?
– Я тоже болел.
– Проваляться два дня в кровати и умереть – это не одно и то же. Поверь, я в этих вещах неплохо соображаю. Так что твое «тоже» здесь совершенно неуместно.
В углу стоял жестяной таз с водой. В тазу плавала опутанная густыми каштановыми волосами женская голова. Пустые мертвые глаза сквозь розоватую воду равнодушно смотрели на Игната.
«Страх твой от ничтожной веры твоей. Все беды – лишь испытания на пути к Райскому саду», – Игнат вспомнил, как во время последней встречи с Дарьей он таращился на ее высокую грудь. Господи, Боже мой. Как это вообще может происходить?! Нет. Это невозможно. Это не по-настоящему. Сейчас он лежит в своей кровати и бредит. Это все чертова, прости, Господи, простуда.
Архип встал с лавки, подошел к печи и деловито заглянул под крышку. Подул на пену и сыпанул горсть соли.
– Тятя, скоро уже? – девочка, заискивая, заглянула в глаза Архипу.
– Через час будет готова. Иди, поиграй пока. Нам с дядей попом поговорить надо.
– Что ты затеял? – Игнат кивнул в сторону печи.
– Да так. Ничего особенного. Просто пообедать. Варить чуть не сутки приходится. Боюсь заразиться.
– Ты… ты… – страх лишил его речи. И вместе с тем желание поесть не покидало ни на мгновение. Слюна продолжала наполнять рот.
События последних двух месяцев казались мрачным бредом, и эта сцена была его апофеозом. Это всего лишь сон. Хорошо бы было, если бы это был сон. Потому что он больше не может совладать с собой.
– А что ты так смотришь? Она умерла. Ей теперь все одно. А нам жрать хочется. Или подыхать прикажешь? Ладно. Давай не будем отвлекаться на всякую ерунду и перейдем к делу. Мне с дочкой надо выбираться отсюда, но возникли некоторые препятствия. Ты должен нам помочь. Помощь в обмен на жизнь. Это хорошее предложение. И постарайся не заострять внимание на содержимом котелка. Кажется, это мешает тебе сосредоточиться. Попробуй трезво оценить ситуацию. Ты только подумай. Жизнь в обмен на небольшую услугу, – Архип зачерпнул ложкой бульона и со свистом втянул в себя кипяток. Скривился. – Ох, и занудная баба была. Никогда она мне не нравилась. Ни живая, ни вареная. Одно слово, дрянь. Но куда деваться? Жрать-то хочется. В общем, ты, Игнат, давай быстрее решайся. Или иди домой помирать, или садись за стол. Обедать будем.
«Голод – отличное лекарство для души», – вспомнил отец Игнат слова архимандрита. Но, как сказал Парацельс, все дело в дозе. Он не мог больше бороться. Голод был больше и сильнее его. К тому же, если все это сон, а по-другому и быть не может, то нет смысла терзать себя глупыми сомнениями. Всего лишь сон. И ничего больше.
Отец Игнат сел за стол и взял ложку.
Часть вторая
Воскрешение
Bо сне ты бредила, жена,
И если сон твой впрямь был страшен,
То он был там, где, шпатом пашен
Стуча, шагает тишина.
То ты за тридцать царств отсель,
Где Дантов ад стал обитаем,
Где царство мертвых стало краем,
Стонала, раскидав постель.
Борис Пастернак. Голод
1.
Он не понравился ей с первого слова. Едва слышное, глухое «алло» звучало так, словно звонили с того света.
– Таисия? – под этим именем она размещала объявления на «Мистер Икс ком»: «Классический секс, БДСМ, госпожа-раба. Только в презервативе. Две тысячи рублей за час. Дополнительные услуги оплачиваются отдельно».
Через десять минут он стоял у открытой двери ее квартиры. Крупные солнцезащитные очки скрывали верхнюю половину лица. Губы и подбородок утонули в густой бороде. На руках были черные кожаные перчатки. Именно так выглядит классический извращенец. Он теребил пальцами край пиджака, часто оборачивался и запинался на каждом слове. Плетки, наручники, дыба – он сам толком не знал, что хотел.
С таким клиентом следовало бы тактично распрощаться. Она назвала тройную цену и потребовала деньги вперед. Обычно это срабатывало. Но только не в этот раз. Шесть пятитысячных купюр легли на тумбочку, и входная дверь вместо того, чтобы захлопнуться у него перед носом, захлопнулась за его спиной.
Десятью минутами позже она поняла, что он согласился бы и на пятьдесят, и на сто. Карманы у него были набиты деньгами. Позже он сказал ей, что утром продал гараж.
– Может, чаю? – предложила она.
– Лучше водки. Но это потом. Сначала по существу, – он погасил свет и взял ее за руку.
Его ладонь была широкой и грубой. Очки он так и не снял. Поцеловал ее в губы, вывалив ей в рот толстый слюнявый язык. Язык скользнул по зубам и полез дальше в горло. Влажный и невероятно длинный. Горло сжалось в рвотном рефлексе, и ее едва не вырвало прямо ему в рот.
Потом он развязал пояс халата. Долго выбирал плеть, а потом еще полчаса провозился с замком наручников. Каждое его движение было неумело и грубо. Кажется, озабоченный псих впервые давал волю своей больной фантазии.
– Эй, мы так не договаривались! – она дернулась всем телом, когда он больно укусил ее.
«Не договаривались» – желтый сигнал, после которого он должен был сбавить обороты. Но вместо этого он снова укусил ее и стал скрести ногтями спину.
– Стоп. Довольно. Прекрати, ты делаешь мне больно.
Последовали еще три укуса, прежде чем тот остановился. Тяжело дыша, он обнял ее и прижался небритой щекой к ее спине. Его тело вдруг стало болезненно горячим.
– У вас температура. Хотите, принесу аспирина? – спросила она через плечо. Повернуться к нему лицом ей мешали наручники.
– Меня уже тошнит от таблеток. За последний месяц я их съел не меньше вагона. Есть лед? – он освободил ее, и она принесла пачку апельсинового «Джей севен» в ведерке со льдом. Мужчина вынул сок из ведерка, зачерпнул пригоршню льда и высыпал ее в рот. Кубики замерзшей воды захрустели на зубах.
– Это намного лучше аспирина. Правда хватает ненадолго.
– Кажется, у вас проблемы?
– Ничего серьезного. Просто умираю.
От мысли о СПИДе ее передернуло. Да, она предприняла все меры предосторожности. Но что насчет слюнявого поцелуя, царапин и укусов?
– Шутите?
– Нет. Это все мистер Хайд. Не следовало мне трогать его камни. Он обещал меня сделать миллионером, а превратил в универсального солдата. Помнишь этот фильм? В главной роли Жан-Клод Ван Дам.
– Нет.
– Ну да, все верно. Тебя тогда еще не было на свете. Не важно. Мистер Хайд направил меня к тебе. Я думаю, таким образом он меняет напарников. Так что после моей смерти ты с ним познакомишься поближе.
2.
Анжела открыла глаза и не сразу поняла, где находится. На работе она старалась не ночевать, даже если заканчивала за полночь.
Часы показывали двадцать минут девятого.
Немедленно выбросить из головы вчерашнего клиента и вперед. Вставайте, граф, вас ждут великие дела. Кажется, как-то так. Сегодня ей предстояло создать бессмертное музыкальное произведение, навеки вписать свое имя в список величайших композиторов всех времен и народов и ухватить свой кусочек от сладкого пирога славы. Впрочем, с такими намерениями она вставала с кровати каждый день.
Рабочую квартиру у парка Победы они с Людой снимали на двоих (меж собой они называли ее «Страной грез»). Чередовались каждую неделю: первая смена – с одиннадцати утра до шести вечера, вторая – с шести вечера и до «ну его на фиг».
Голая, она поднялась с кровати и, осторожно обходя разбросанные по квартире наручники, плетки, затычки и прочую ерунду, прошла в ванную.
Отражение в зеркале напоминало лицо клоуна: всклокоченные рыжие волосы, размазанная губная помада и черные потеки туши на щеках. Несмотря на ранний час, клоун выглядел уставшим и злым.
Анжела повернулась спиной. От плеча к бедру шли четыре красных вздувшихся рубца от плети, а на боку синели четыре укуса.
На холодильнике в кухне тихо мурлыкал приемник.
