Мертвые хризантемы

– А она сама-то дома?

– Дома, домработница говорит – спит еще.

– Странно… А Анита Геннадьевна?

– Уехала уже вместе со своим помощником, Натаном Славцевым. Но, по словам домработницы Одинцовой, перед этим был скандал в столовой, Анита Геннадьевна ругалась с Диной Александровной, а та потом Славцеву лицо ногтями разодрала.

Полина, не имевшая понятия о том, каков помощник Аниты, зато отлично помнившая, как выглядит ее падчерица, очень живо представила себе эту картину…

– Интересно… а причина ссоры?

– Этого Одинцова не знает. – Кучеров метнул в сторону домработницы недобрый взгляд. – Но в дом меня пускать отказалась.

– Давайте еще раз попробуем войти. – Полина развернулась и направилась к застывшей в позе напряженного ожидания домработнице: – Если не ошибаюсь, Галина Васильевна? – Женщина кивнула. – Вот мое удостоверение. – Полина развернула красные корочки. – У нас есть ордер на обыск дома, нужны понятые. И разбудите, пожалуйста, Дину Александровну.

– Разбудить?! Я еще пожить хочу! – фыркнула Одинцова, глубже засовывая руки в карман белого фартука. – Дина Александровна сегодня совсем не в себе, вон и Натану Михайловичу лицо все расписала… а мне может и в голову чем-нибудь кинуть, терпеть меня не может.

– И что – есть причины?

Одинцова вскинула острый подбородок:

– Какая причина нужна сумасшедшей? Вбила себе в голову, будто я ее из дома хочу выжить, помогаю Аните Геннадьевне. А я не виновата, что она ключи свои где-то потеряла, я свою связку дать не могу, там все, от всех дверей, от каждого помещения!

– Погодите, Галина Васильевна… – остановила ее Полина. – Если не хотите будить вы, пойду я, только покажите, куда именно. И впустите, наконец, оперативников, нам обыск нужно начинать.

Одинцова пожала плечами и поднялась по ступенькам к двери:

– Проходите. Только подождите в холле, – это относилось к Кучерову, и тот, выглянув в ворота, позвал Речковского и тех двоих, что сидели с ним в машине. Ими оказались эксперт Индиков и молодой лейтенант с открытым детским лицом, мимоходом представившийся Полине как Сотников.

Они прошли в дом и замерли в холле, почти так же, как и Полина в субботу. Домработница же пригласила Каргополову в ту половину дома, что принадлежала Кику. Поднявшись по лестнице, она толкнула дверь, за которой оказался коридор, от пола до потолка затянутый тканевыми обоями, расписанными причудливыми змеями, журавлями и цветами хризантем. «Ну еще бы! – про себя отметила Полина, мысленно прикидывая, сколько же могло стоить это великолепие явно ручной работы. – Хризантемы…»

Одинцова остановилась, и шедшая за ней Полина непроизвольно наткнулась на нее:

– Извините, засмотрелась… тут такая красота…

– Красота! – фыркнула домработница. – Знали бы вы, каково эту красоту вручную чистить, чтобы пыль не забивалась в ткань! Ей-то, бездельнице, что – как будто сама это делает! А придирается так, словно… ах, да что там… – Галина Васильевна махнула рукой, давая понять, что у нее больше нет ни сил, ни желания развивать эту тему. – Вот ее спальня. – Она указала на раздвижные лакированные двери, имитирующие ширму. – Желаю удачи! – В голосе послышалась ирония, и домработница, чуть наклонив голову, быстро покинула помещение.

Полина занесла руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась, и за ней оказалась Кику, стоящая в солнечном луче, падающем из окна, как в свете софита на сцене. Без косметики ее лицо казалось совсем молодым и довольно невзрачным, такое в толпе внимания не привлечет. Одета Кику была в простое хлопковое кимоно, волосы собраны в хвост на затылке – словом, ничего от той женщины, с которой Каргополову познакомили в субботу, в ней не было.

– Здравствуйте, Полина Дмитриевна, – произнесла она будничным тоном. – Змея уползла?

– Змея? – не поняла Полина, и Кику, чуть отступив в сторону, пригласила:

– Входите. Галина Васильевна, вижу, удалилась, не рискнула войти. Наговорила вам уже, старая зараза?

– Мы могли бы поговорить? – Проигнорировав вопрос, Полина шагнула в комнату и замерла.

Просторное помещение было превращено в декорацию к фильму о жизни японки – вместо кровати на полу был тонкий матрас, сейчас свернутый, рядом Полина заметила странную деревянную конструкцию, похожую на подставку для чего-то круглого. Эта часть комнаты, видимо, на ночь отгораживалась ширмой, которая сейчас была сложена и стояла в углу. Низкий столик, рядом – комод с выдвижными ящиками, на нем – большое овальное зеркало. На столике – поднос с плоским глиняным чайником на спиртовке и небольшая чашечка. На дальней стене – книжные полки и письменный стол, тоже низкий, на нем – какие-то бумаги, стопка книг, во многих торчат разноцветные кисточки закладок.

– Поговорить? – внимательно наблюдая за тем, как Полина рассматривает комнату, повторила Кику. – Конечно. Минутку… – Она скрылась где-то в глубине большого помещения и вернулась, волоча за собой кресло-мешок. – Вот… вы присаживайтесь. Другой мебели у меня не водится, как вы понимаете.

Полина неловко опустилась в кресло, в то время как хозяйка невыразимо изящным движением опустилась на циновку напротив, описав при этом телом замысловатую траекторию, и Каргополова снова поразилась ее гибкости.

– Так о чем же вы хотите говорить со мной?

– Скажите, Дина Александровна, где вы были вечером четырнадцатого июля?

Кику наморщила лоб:

– Четырнадцатого июля? Да это же почти два месяца назад…

– Так где же вы были?

Выражение лица Кику не изменилось, она напряженно думала, вспоминая:

– Нет… не могу… погодите… ах, да! Я была дома. А в чем дело?

– И кто может это подтвердить?

– Да кто угодно… матушка, домработница, садовник… кто угодно. А почему вы об этом спрашиваете? – Но в голосе не слышалось ни тени беспокойства, просто любопытство.

– Дина Александровна, для нанесения того макияжа, что был на вас в день нашего знакомства, вы используете какую-то специальную косметику?

– Разумеется, – кивнула Кику, встала, подошла к комоду и вынула из верхнего ящика круглую картонную коробку с нарисованной на крышке гейшей в синем кимоно. – Я заказываю вот такую пудру в Японии. Есть еще специальная помада, краска для бровей – здесь подобного не купишь.

– Позвольте… – Полина протянула руку, и Кику вложила туда коробку, которую Каргополова с трудом открыла. – Но эта упаковка новая.

– Разумеется, – чуть удивилась Кику, возвращаясь на циновку. – Все имеет свойство заканчиваться. А у меня большой запас.

– То есть старую коробку вы выбросили, а новую еще не использовали?

– Господи… что за странные вопросы… вон старая коробка, в мусорке, я вчера ее туда бросила.

– Я бы хотела ее забрать.

– Да зачем?!

– Дина Александровна… – начала Полина, и тут в дверь постучали.

– Полина Дмитриевна, на секунду, – раздался голос Кучерова.

Она встала и вышла в коридор:

– Что-то нашли?

Вячеслав молча показал ей пакет, в котором лежал испачканный землей сверток.

– Что это?

– Три мобильных телефона. Нашли в оранжерее. Кроме того, там в нескольких местах есть растения с оторванными цветами. Не срезанными, а именно оторванными, садовник подтвердил. Я показал ему фотографии, он с уверенностью говорит, что это цветы из их оранжереи.

– Понятно… Есть пакет?

– Есть. Зачем?

– Коробку от пудры изыму, пусть Виктор посмотрит состав и сравнит. Будем забирать Комарец.

– Улики-то пока так себе… – почесал в затылке Кучеров.

– Задержу на трое суток, посмотрим, как будет себя вести.

Новость о своем задержании Кику восприняла сперва как шутку, но потом пришла в ярость. Полина, повидавшая за время работы много людей и немало реакций на сообщение о задержании, слегка испугалась, что имеет дело с психически нездоровым человеком. Кику крушила все вокруг до тех пор, пока не подоспели оперативники и не скрутили ей руки, надев наручники.

– Надо будет психиатрическую экспертизу назначить, – сказала Полина Кучерову, когда Кику увели.

– Да нормальная она… просто экзальтированная и мастерски себя накручивает. Знаете же, как у истериков – они заводят сами себя криком, подстегивают. А Динка… если честно, я не очень верю в то, что это она мужиков этих убила, – признался Вячеслав.

Полина задумчиво смотрела в окно, выходившее на оранжерею. Там за стеклами суетился невысокий старичок с собранными в хвост седыми волосами. Он опрыскивал цветы из специального приспособления и то и дело качал головой, словно спорил сам с собой.

– Мне нужны распечатки ее переписок на сайте знакомств, – повернулась она к Вячеславу.

– В машине, в папке лежат.

– Прекрасно. Тогда я водителя сейчас отпущу и, пока едем, почитаю.

– Вы, Полина Дмитриевна, посмотрите на эту ситуацию с другой стороны. Динка, конечно, странная баба, но… – Кучеров пожал плечами. – Не складывается у меня. Пусть даже переписывалась она, свидания назначала – разве это преступление? Но чтобы заманить куда-то и хладнокровно убить… и потом – чем? Мы осмотрели коллекцию, там даже близко ничего похожего нет.

– Надо осмотреть еще и эту комнату. Зовите эксперта, пусть работает.

В какой-то момент Полине показалось, что по лицу Кучерова пробежала тень недовольства. «Очень странно, что он не верит в виновность Кику даже при наличии улик. Хотя… он знает ее лично, всегда сложно представить знакомого человека в роли преступника, а тем более – убийцы. Главное, чтобы работе это не помешало».

За осмотром комнаты Кику они провели довольно много времени – в просторном помещении оказалось множество ящиков, шкафов и каких-то сундуков из ротанга, в которых лежали аккуратно свернутые и упакованные в тончайшую бумагу кимоно. Кроме того, у Кику оказалась большая коллекция украшений для волос, и составление описи заняло почти час.

– Я такого даже в театре не видел, – буркнул Индиков, откладывая очередную заколку с длинными нитями речного жемчуга.

– Со вкусом вещи, – откликнулась Полина, – и наверняка подлинные, не ширпотреб.

– Погодите-ка… – Индиков спустил очки со лба на нос и осторожно взял в руки одну из заколок, еще не внесенных в опись. – Посмотрите сюда, – он подошел к Полине и показал пальцем на тонкий острый конец металлической заколки, больше похожей на миниатюрный кинжал, рукоять которого была украшена шелковым шнуром и небольшой шелковой хризантемой со свисающими нитями розового жемчуга. – Острие видите? А сечение? Это же ромб.

– То есть…

– Ну да! Я, конечно, сделаю все замеры в лаборатории, но на первый взгляд это очень похоже на форму ран, нанесенных убитым.

– Изымаем. Правда, если это орудие убийства, то очень странно, что оно до сих пор здесь, – заметила Полина, рассматривая заколку.

– Похоже, что вещь дорогая, может, даже на заказ делалась, и жемчужины натуральные. Возможно, просто жаль было избавляться…

– Глупо, но резонно… И мне кажется, я что-то подобное видела буквально на днях, но не могу вспомнить. – Полина нахмурила брови, пытаясь воскресить в памяти ситуацию, при которой ей попалась на глаза подобная заколка, но не смогла. – Нет, я видела это точно не на Кику, в субботу у нее в волосах была другая хризантема, без жемчужных подвесок, я это помню четко. Но где же тогда?

Индиков упаковал заколку в пакет и убрал в чемодан.

– Вам Вячеслав Кириллович сказал про цветы?

– Да. А садовник не может ошибиться?

– Он категорически заявляет, что этих хризантем в цветочных ларьках не купишь. Дина Александровна их выписывает откуда-то, и такие цветы в букетах не стоят. Правда, садовник утверждает, что цветы были сорваны, а не срезаны – ну это так и есть, я осмотрел кусты. Но вот что думаю – если их сорвала сама хозяйка, то, согласитесь, странно для человека увлеченного и даже фанатичного так испортить растение. По-моему, она бы их срезала, тем более таких ножниц в оранжерее целый набор, все висит в специальной полке.

«Мне кажется или Индиков тоже пытается отвести подозрение от Кику? – подумала вдруг Полина, глядя на эксперта, у которого от ее взгляда почему-то покраснели уши. – Сговорились они с Кучеровым, что ли? Но зачем?»

– Скажите, Виктор, а вы с Комарец знакомы?

– Да, – и эксперт покраснел еще сильнее. – Мы в одном классе учились.

– А расскажите, пожалуйста, подробнее, что она за человек? – попросила Полина, убирая лист с описью в папку.

Индиков пожал плечами:

– Она добрая. Всегда такая была.

– И все?

– А что еще?

– Как-то странно для характеристики человека, с которым вы проучились одиннадцать лет. Маловато, вам не кажется?

Индиков снял очки, вынул из кармана платок и принялся натирать стекла.

– Знаете, Полина Дмитриевна, о многих и этого не скажешь, – произнес он наконец. – А Динка… может, если бы ее отец на женился на Аните Геннадьевне, то у нее в жизни что-то бы сложилось иначе.

– У них плохие отношения?

– Не знаю, как сейчас, но в детстве… Динка никак не хотела принимать мачеху, считала, что мать с собой покончила из-за нее, из-за того, что Анита появилась.

– Виктор, а ведь вы знаете Дину лучше, чем хотите показать, правда? – тихо спросила Полина, глядя на Индикова в упор.

Тот смутился, завертел очки в руках, постарался спрятать глаза:

– Ну… почему? Как все…

– Виктор, мы ведь не под протокол разговариваем. Я хочу понять, почему при наличии очевидных данных, указывающих на причастность Дины Комарец к убийствам, вы – второй человек, который в этом сомневается. Должна же быть причина?

– Я… не хотел говорить. Не хотел. Потому что вы можете счесть, что я не объективен в своих отчетах. Или что захочу что-то скрыть, – пробормотал он, глядя под ноги.

– У меня пока нет причин сомневаться в результатах вашей работы. Надеюсь, и впредь не появится. Так в чем дело все-таки?

– Я… я за ней ухаживал, – признался Индиков и снова покраснел. – Вернее, как… сперва просто дружили, класса с пятого… а потом… но я ей не нравился, она меня воспринимала только как друга, которому можно в жилетку поплакать, когда дома совсем невыносимо. Такая, знаете, подружка, с которой никогда не придется, например, за мужское внимание конкурировать.

– А потом? Когда школу закончили?

– Динка поступила в университет в Москве, я уехал в Санкт-Петербург учиться. Когда вернулся – она уже в Японию улетела. А потом… сами ведь знаете, какая работа у эксперта, тут не до отношений, – пожал плечами Виктор. – Да и Динка изменилась, стала какая-то чужая. Я ее пару раз в кафе приглашал, в театр… но того ощущения близости, что было в школе, уже больше не возникло. Но я уверен – Динка никого не убивала, тут что-то не так. И я это докажу! – в голосе Индикова послышалась какая-то даже угроза, словно бы Полина уже подписала обвинительное заключение и передавала дело в суд.

– Если вы сможете это сделать, буду вам благодарна. Но пока… – Полина развела руками. – Вы ведь сами все видите, Виктор.

– Вижу, – кивнул он. – Но верить в это отказываюсь.

Внизу раздались шаги – решительные, уверенные, и Полина подумала, что это, скорее всего, вернулась Анита. Так и было – она вошла в комнату и сразу обратилась к Каргополовой:

– Где она?

– Если вы о Дине Александровне, то она задержана.

– Что?! – Лицо Аниты словно обвисло, как будто из него выдернули нити, державшие улыбку и щеки. – Это что же – Кику?! Кику убивала этих людей?! Наверняка тут замешаны мои конкуренты, она ведь намекала… – простонала Анита, закрывая лицо руками и прислоняясь к стене, чтобы не упасть.

– Кику говорила, что как-то связана с вашими конкурентами? – переспросила Полина.

– Что? – очнулась Анита. – Кику? Н-нет… это я так… – забормотала она. – В голове не укладывается… Но это точно Кику?

– В оранжерее найдены мобильные телефоны убитых. И вот это, – Полина вынула из чемодана Индикова упакованную заколку. – Мы считаем, что это орудие убийства.

В какой-то момент ей показалось, что при виде заколки Анита побледнела и даже пошатнулась, но быстро овладела собой:

– То есть она их… этой заколкой?

– По предварительной версии – да. Эксперт сопоставит края заколки и края ран, там будет видно.

Анита снова закрыла руками лицо и пробормотала:

– Это конец… это конец, мне не удастся это скрыть… какой ужас – моя падчерица убийца… и это накануне выборов… все, можно снимать свою кандидатуру…

– А вас только мэрское кресло беспокоит? – вдруг зло спросил Индиков, забирая у Полины пакет с вещдоком и захлопывая чемодан. – Только это? А то, что Кику могли использовать и подставить, а она теперь проведет в тюрьме лет двадцать – вас вообще не волнует?

– Да как ты смеешь, мальчишка?! – зашипела Анита, мгновенно перестав страдать и ринувшись в атаку. – Кто ты такой, чтобы судить о том, чего не понимаешь?!

– Я понимаю только одно – у вас появился шанс избавиться от Кику! Я уверен, что вы выкрутитесь в своей предвыборной гонке, но Кику засадите. Вы об этом с первого дня мечтали! Но имейте в виду – я не позволю ее обижать, я использую все, что знаю о вас, если вы не поможете ей! – Выпалив это, Индиков схватил свой чемодан и почти выбежал из комнаты.

Полина, наблюдавшая за происходящим с интересом, не могла не заметить, как снова побелело лицо мэра после слов Виктора о том, что он что-то знает о ней. «В этом доме тайн больше, чем в любом романе. Похоже, Индиков был с Кику намного ближе, чем сказал мне, раз она поделилась с ним каким-то компроматом на мачеху. Надо теперь как-то его раскрутить…»

Мэр

Полицейские уехали только к ночи, перевернув весь дом и двор. Галина Васильевна, охая и причитая, бродила по комнатам в половине Аниты и пыталась хоть как-то справиться с царившим в доме хаосом.

– Бросьте, Галина Васильевна! – махнула рукой Анита, пресекая эти бесплодные попытки. – Завтра позвоните в клининговую службу, они приедут и помогут вам, а сейчас идите спать.

– Да как же… а ужин?

– Какой тут ужин – кусок в рот не полезет… я поплаваю немного и тоже лягу, завтра совещание, а тут… Хоть бы в газеты пока не просочилось, надеюсь, Каргополова не побежит раздавать интервью…

Анита очень злилась на себя за то, что забыла попросить следователя о конфиденциальности на тот срок, который возможно будет соблюсти. Ей было необходимо время, чтобы мобилизоваться и понять, как вести себя, что говорить, а что – нет, как вообще строить теперь свою кампанию в условиях случившегося. Конечно, обвинений Кику пока не предъявили, но, судя по тому, что сказала Каргополова, за этим дело не станет.

«Вот же дрянь! Какая же дрянь твоя дочь, Саша! И ты еще убеждал меня, что я к ней сурова и несправедлива?! Да ее надо было пороть с первого дня! Не спускать ни единой грубости и дерзости! Но ты считал иначе… Тебе-то все равно теперь, а я… Я вынуждена разгребать это! Твоя дочь – убийца, Саша! Хладнокровная убийца! Боже мой, какой позор… какой позор, Саша…»

Выпалив в уме в адрес покойного супруга эту гневную тираду, Анита почувствовала себя немного лучше, но не настолько, чтобы совсем успокоиться. Она нашла купальник и спустилась в бассейн, включила подсветку и скользнула с бортика, вынырнув у противоположного края. Мокрые волосы налипли на лицо, Анита убрала их назад и вдруг замерла. Ей внезапно живо вспомнилась картина – вчерашний вечер, темнота во дворе, а в оранжерее мечется тусклый свет фонарика. Утром она спросила у Галины Васильевны, в чем дело, и та сказала, что выбило автоматы в щитке. Но как их могло выбить, если ни скачков напряжения, ни чего-то еще вчера вечером не было? В соседних домах свет был, а у них не освещался только двор – это могло быть только намеренное отключение. Кто-то вырубил автоматы в щитке. Кто-то, у кого есть доступ во двор. И это вполне могла быть Кику – почему нет? Странно только, что у нее не хватило ума не прятать улики в собственной оранжерее…

– Нет… что-то тут не так, – пробормотала Анита, снова погружаясь под воду и выныривая. – Кику, конечно, идиотка, но не дура, чтобы вот так глупо поступать. А с другой стороны – кто мог попасть во двор с кодовым замком на воротах? Нужен ключ, а их всего три. Ерунда какая-то…

И было еще кое-что, очень тревожившее Аниту, то, о чем она боялась даже подумать, а не то что произнести вслух. Эта мысль не давала ей покоя с той самой минуты, как следователь показала ей упакованную в целлофан заколку. И если пару дней назад Анита не придала бы этому значения, то сейчас все становилось совсем неприглядным, если не сказать – опасным. И еще этот эксперт… бывший одноклассник Кику, худосочный заморыш Витя Индиков. Анита хорошо помнила, как он отсвечивал сперва у подъезда хрущевки, где они жили первое время после свадьбы с Александром – дом достраивался, а потом и здесь, в коттеджном районе. Не ленился приехать на автобусе, стоял строго напротив ворот и ждал, когда появится Кику. Саша в шутку называл его Дон Кихотом Осинским, Кику очень злилась, но упорный парень так и ездил сюда каждое утро до самого выпускного. Аните всегда казалось, что Кику всего лишь снисходит до несуразного ухажера, а оказывается, между ними существовало что-то такое, что заставило падчерицу обсуждать с молодым человеком все происходившее в доме. Более того – она делала это и после того, как дороги их разошлись, раз Индиков так уверенно посмел шантажировать ее, Аниту. Неужели эта взбалмошная идиотка умудрилась рассказать ему то, что Анита скрывала от всех много лет так тщательно и успешно, что ни один журналист не смог ничего обнаружить – а ведь они старались… И вдруг появляется этот заморыш-криминалист и заявляет, что знаетвсе. И у Аниты нет оснований сомневаться в его словах – раз уж тут замешана Кику.

«И что мне делать теперь? – думала она, плавая туда-сюда вдоль бортика бассейна. – Нанимать ей адвоката? Это автоматически будет означать, что она виновна. Что сделают со мной журналисты, когда все это выяснится, даже думать не хочу – меня просто уничтожат. Не предпринимать никаких действий – и этот Индиков сдержит свое обещание и обнародует все, чем поделилась с ним Кику. Хрен редьки не слаще… Никакого более-менее приемлемого выхода нет. Надо что-то придумать, срочно что-то предпринять – а мне не с кем даже посоветоваться, потому что такие вещи никому не доверишь».

Анюта Горюнова закончила школу без троек. Она была способной девочкой, но прилагать усилия к достижению чего-либо не особенно хотела. Денег, чтобы поступить учиться, у них с бабушкой, разумеется, не имелось, но Аня твердо решила, что в поселке не останется. Последние два школьных года она провела в интернате соседнего небольшого городка, а когда после выпускного вернулась домой, обнаружила, что те из ее подруг, которые не вытянули учебу после восьмого класса, уже были кто замужем, а кто – в алкогольной зависимости. Так жить Аня не хотела, а потому, собрав нехитрые вещички и даже не простившись с бабушкой, сбежала в Южно-Сахалинск. Разумеется, там ее никто не ждал. Только что развалился Союз, растерявшийся народ кинулся кто в коммерцию, кто в частное производство, все старались выжить и хоть как-то поднять на ноги детей. Никому не было дела до семнадцатилетней девчонки, ночевавшей на вокзале. Деньги, прихваченные из дома, закончились быстро, взять их было негде – на работу ее, несовершеннолетнюю и без прописки, не брали. И Аня ожидаемо оказалась в конце концов там, где в то время оказывались такие, как она – на панели. «Мамка», смекнув, что у Ани нет никакого опыта, продала ее за весьма приличные деньги какому-то заезжему корейскому бизнесмену. Он не выпускал девушку из гостиничного номера целую неделю, до тех пор, пока ему не пришло время возвращаться домой. Аня старалась не думать о том, что с ней происходит, но умудрилась перед самым отъездом клиента вынуть у него из кошелька почти две тысячи долларов и убежать, пока он не хватился. Тысячу она отдала «мамочке» за молчание, а на остальные сняла комнату, оплатив ее на полгода вперед. Дом располагался на самой окраине, комната не выглядела апартаментами со всеми удобствами и нуждалась в ремонте, поэтому сдавалась дешево. Хозяин, запойный алкоголик, жил в другом месте с какой-то женщиной, потому к жиличке наведывался крайне редко – тем более что она в первый же неплановый визит просто спустила его с лестницы. «Мамочка» прониклась к новой сотруднице уважением за ее хватку и держала для особых клиентов – иностранцев и пары местных авторитетов. Аня научилась ловко выуживать у клиентов деньги, которые откладывала на учебу, – она решила, что образование необходимо, не век же развлекать в койках разных уродов той или иной степени противности.

Именно эту слезливую историю она и рассказала однажды, будучи пойманной практически за руку в тот момент, когда обшаривала бумажник клиента. Им оказался державший автомобильный рынок авторитет. Первым его порывом было, разумеется, как минимум искалечить воровку, чтобы было неповадно, но Аня, упав ему в ноги, расплакалась и рассказала историю о старенькой бабушке, погибших родителях и сиротстве в заброшенном рыбацком поселке, о желании получить образование и стать человеком, а не закончить жизнь подстилкой в каком-нибудь низкосортном притоне. Ей повезло – склонный, как все жестокие люди, к сантиментам авторитет увидел нечто схожее в их судьбах. Его родители тоже жили в таком поселке, так же беспробудно пили и закончили тем, что отец зарубил по пьяной лавочке мать, а потом повесился, когда протрезвел и обнаружил труп жены и топор в собственной руке.