Восемнадцатый

Конкретно данный квадрат не только зарос невероятно густым лесом, но и был изрезан плоскими скалами, похожими на гребни стегозавров, что также затрудняло разведку. Поэтому, несмотря на близость к базе, сюда планетологи добрались только сегодня.

Вблизи точка выглядела еще менее перспективной, чем на фотографиях. “Хах, в этих дебрях мне точно ничего не светит, зря ты беспокоился, Якоб!”

Спускаясь к верхушкам деревьев, Ямакава заметил пролетающий над ним катер Рика, выходящего на суб-орбитальную траекторию, чтобы быстрее добраться до своего квадрата где-то в приполярье. “Вот кому может повезти!”

Флайер внезапно клюнул носом, чуть не вписавшись в одну из елок, а потом и в узкий скальный выступ, когда Ямакава попытался выровнять полет. Вейвер стиснул зубы, недовольный собой. Утреннее происшествие назойливо вгрызалось в мысли, мешая работать.

После трех часов безуспешных попыток просканировать, что находится под этой мешаниной скал и стволов, или хотя бы найти просвет, где можно было бы безопасно спуститься под деревья, флаер Ямакавы завис в полутора метрах над лесом. Ни мощности аппаратуры, ни летных характеристик машинки не хватало, чтобы осуществлять поиск на этой территории, и, честно говоря, вейвер сомневался, что от катера будет больше пользы. Вернон откинул спинку кресла и закрыл рукой глаза. “Странная локация. Надеюсь, остальным повезет больше, и местная капсула, даже если она сохранилась, нам не пригодится”.

Нажал кнопку связи. Здесь спутники добивали, хоть и с помехами.

– Герман, тут какой-то винегрет из камней и дебрей. Не думаю, что смогу здесь что-то найти.

– Ясно. Тогда можешь долететь до Леры? Он в шестистах километрах от тебя, на дальше на юго-запад, и говорит, что нашел что-то в озере.

– В озере?

– Он говорит, что, похоже, русло реки изменилось, и долину затопило. Божится, что не очень давно, ― в голосе Германа прорезалась усмешка. ― Считает, что надо нырять, чтобы зацепить и вытащить, но для этого кто-то должен остаться на катере.

– Понял.

Получив координаты, Вернон плавно набрал высоту и в последний раз окинул взглядом свой сегодняшний квадрат. Мешанина из пиков и пластин, густо заросшая растительностью, языком выпадала из высокого обрыва на юго-западе. Холм плавно спадал по обеим сторонам от “винегрета”, и за ним продолжался нормальный лес, типичный для этой широты Вудвейла. Ямакава перебрал у себя в голове известные формы рельефа, прикидывая, как такой ландшафт смог сформироваться, но сходу определить не удалось. “Ладно, потом как-нибудь у Джамиля спрошу”.

Внизу под кронами прошмыгнула спина гигантской серой твари, и вейвер поспешил набрать высоту.

* * *

Вудвейл, 2550-06-29 22:06

Вернон стоял в десяти метрах от входа в медпункт, собираясь с мыслями. День выдался хлопотным и длинным, и двойное солнце уже скрылось за горизонтом, на прощанье подсветив надвигавшиеся с запада грозовые тучи. “Похоже, завтра будут здесь”. С найденной капсулой провозились семь часов: до того как ее затопило, вокруг нее рос полноценный лес, в основном из потомков лиственниц. Река смыла толстый слой почвы, сделав капсулу доступной для радаров катера, но она же завалила желанный артефакт стволами, которые за годы, проведенные под водой, стали прочнее стальных балок.

Старица была не очень глубокой, метров пять до дна, а до завала и того меньше, поэтому планетологи решили растащить деревья катером. Поначалу эта тактика даже работала: Лера крепил тросы к стволам, а Ямакава аккуратно выдергивал их с помощью машины. Третий ствол, видимо, не был лиственницей: сломался по обмотанной веревке и рухнул назад. Четвертый вроде подался, но вся остальная груда начала сползать, грозя окончательно засыпать капсулу. В итоге, пока Вернон разогревал пайки, Валерий Эйзенхауэр, возглавлявший на Нью-Церере ремонтную бригаду, взялся за расчеты.

Потом они разгружали катер, переставляли энергоустановку с флаера и переделывали крепежную систему с одного длинного троса на несколько более коротких. В этот раз нырять пришлось Ямакаве, потому что Эйзенхауэру не хватало ловкости долезть сквозь стволы до видневшейся под ними находки. Когда капсулу дернули первый раз, один из тросов отцепился, и компьютер не справился со стабилизацией. Машина почти по крышу ушла в воду. К счастью, многофункциональные исследовательские катера могли использоваться и как подводные лодки.

Нанырявшиеся в ледяной воде (благо хоть погода выдалась жаркая), разобравшие и собравшие назад флаер, и чуть не утопившие катер, вейверы были вознаграждены практически целой и сохранившей герметичность капсулой третьего слоя. На базу они добрались только поздним вечером. Завтра артефакт предстояло отвезти на орбиту, для вскрытия и расшифровки. На планете для этого не хватало ни рук, ни аппаратуры, ни вычислительных ресурсов.

Однако, вся эта чехарда не отменяла необходимости зайти в медпункт и обсудить ситуацию с Громовым. Вдох. Выдох. Отодвинуть створку.

В нос внезапно ударил яркий, насыщенный аромат, настолько неожиданный, что Вернон на секунду замер в дверях. Мята. Доктор Оливо обернулся к своему гостю от откидного столика с двумя парящими кружками, и молча сунул тому квадратик индикатора состояния в пленочном блистере. Ямакава безропотно приклеил это чудо медицинской техники на шею, подождал, когда он нагреется до температуры тела, и только тогда шагнул с порога внутрь. Некоторых своих пациентов Роб никогда не спрашивал о самочувствии, просто клеил датчик. Эмоциональное состояние Ямакавы Робин с первой же встречи полагал диагнозом, и играть в угадайку по внешним проявлениям в его намерения не входило. Вернон покорно принял это правило. Врач взял кружки, протянул одну из них лидеру планетологов.

– Что это? ― внутри – теплая, желто-зеленая прозрачная жидкость.

– Травяной чай. Укрепляет иммунитет, способствует защите от респираторных инфекций.

Ямакава посмотрел на Роба как на психа. Тот стойко выдержал взгляд, будто бы не он лично каждые полгода своими руками вкалывал каждому члену команды комплексную вакцину от двухсот возбудителей ОРЗ.

– Первый урожай. Вязиницына передала.

Вернон снова посмотрел на кружку. Этот запах… Такой вкусный, такой успокаивающий. Ямакаве показалось, что он кожей чувствует, как лимонно-желтый индикатор на его шее зеленеет от затапливающего мозг ощущения безопасности, словно нет где-то за тонкими стенками контейнера гребанного Ковчега, только новый, живой мир, полный чудес и будущих открытий. Тем не менее, где-то на задворках сознания с момента входа в лазарет тихо, но настойчиво звенел тревожный колокольчик: что-то не так.

Вернон отхлебнул теплую жидкость и…

“Не та! В нашей комплектации другая мята!” Внезапное озарение пришпорило мысли, и они понеслись бешенным галопом. “В терраформационной коллекции нет мят вообще!..”

Роб, разглядывающий какие-то графики на своем планшете, удовлетворенно кивнул, словно реакция подтверждала его предположения.

“Люди с Ковчега не только провели терраформирование, они начали колонизацию. Где-то на Вудвейле есть… или, скорее, было поселение людей!.. Стоп.” На это нет ни времени, ни ресурсов. Неимоверным усилием выпихивая из своей головы гудящий рой вопросов, Вернон заставил себя сосредоточиться на текущих проблемах.

– Что с Громовым? ― решение должно быть принято сегодня, но у Ямакавы не хватает данных.

Оливо сделал глоток из своей кружки.

– Ровазин не ведет напрямую к деградации ментальных функций, ― начал он. ― На первых стадиях этот препарат усиливает нейропластичность.

– Ты хочешь сказать, он ускоряет обучение? ― Вернон знал, что если Роб решил выдать блок теории, эта информация критически необходима для правильных выводов, и поэтому не торопил друга.

– Я бы не назвал это обучением, скорее тренировкой. Проходящий по нейронам сигнал фиксируется в связях значительно активнее, чем при нормальном функционировании нервной системы. Ускоряется выработка рефлексов…

– И усиливается зацикленность на назойливых мыслях, ― подхватил Ямакава.

Вейверы помолчали. С момента прибытия на Вудвейл Моррис ввел ненавязчивый еженедельный мониторинг уровня тревожности. И Роб, и Вер знали, что этот показатель для команды планетологов существенно ниже, чем в среднем по экспедиции. Более того, цифры были даже меньше, чем на Хилмиде, во время подготовки. Оливо полагал, что, как ни парадоксально, текущий уровень неопределенности оказался весьма комфортным для бывших разведчиков, ведь они привыкли к значительно более тяжелым стрессам. Объективно измерить навязчивые мысли практически нереально, но степень тревожности ― хороший предиктор. И он безбожно врал на вейверах.

Робин снова отпил ароматного чая. Сегодня он отпустил Громова за час до обеда, вколов ударную дозу успокоительного и снотворного, так что сейчас тот спал в своей комнате.

– Я пытался построить модель, чтобы предсказать, может ли это повториться с кем-то ещё, ― извиняющимся тоном сказал врач, ― но я медик, а не математик.

Пауза. Ровазин, прямо скажем, не самое исследованное вещество, и вряд ли у всей цивилизации было достаточно данных для такой модели.

– Изменения уже необратимы. Не думаю, что Якоб сохранит рассудок, даже если прекратит принимать препарат.

Вернон аккуратно поставил кружку на стол. Сел на кушетку. Обычно требуется около полугода профилактического применения ровазина, чтобы побочные эффекты стали необратимыми, но в крайне редких случаях процесс шел чрезвычайно быстро. Вероятность того, что в команде может оказаться хотя бы один такой человек, была ниже десятой доли процента. Маркеры выявления такой предрасположенности неизвестны по причине нехватки данных. Ямакава и Оливо знали об этом риске с самого начала. “Крайне редко. Один на двадцать тысяч. Вот так работают вероятности.”

Вернон думал.

Робин пил чай, положив перед собой планшет с показателями своего командира. Графики медленно ползли влево, не демонстрируя никаких изменений. Ямакава пришел подготовленным к любым исходным данным.

– У тебя есть рутинный тест на степень выраженности побочек?

– Да, но он требует полчаса времени пациента. Это примерно раз в четыре дня перед вылетом.

– И бери кровь на прямое действие ровазина.

Пауза.

– Громов пусть работает. Пока может.

Знание о том, что с ним произошло, вряд ли принесет парню пользу. Да и маловероятно, что он в это поверит.

Роб кивнул.

Ямакава залпом допил остывший чай, стараясь сосредоточиться на остром, словно обжигающем свежестью вкусе. Не думать о том, что из-за его решения человек, за которого он отвечает, сойдет с ума. Не думать о том, что тесты, возможно, обнаружат, что Якоб такой не один. Не думать, что у него, Ямакавы, нет достаточных доказательств необходимости ровазина. Что так или иначе этот препарат меняет каждого в его команде самым непредсказуемым образом. Что ровазин меняет прямо сейчас его самого… И что мята для этого чая посажена сотню лет назад выжившим экипажем Ковчега, который чертов Нарроу так и не нашел… А Вязиницына с Гейлом несанкционированно покидали базу!

Доктор Оливо задумчиво покивал своим мыслям, глядя на ушедшие в пике графики, и вынул из нагрудного кармана заранее заготовленную таблетку.

Глава 8

* * *

Вудвейл, 2550-06-30 07:57

На следующее утро Якоб ходил по базе с таким видом, словно он не только нашел, но и уже отключил Ковчег. То, что Вернон ничего не обнаружил на своем участке, Громов счел своим личным достижением, равно как и то, что его не отстранили от полетов по результатам обследования, а то, что угрюмый, невыспавшийся лидер планетологов сам повез добытую капсулу на орбиту ― трусостью. Его триумф несколько подпортил тот факт, что Ямакава объединил разведчиков в пары, чтобы было легче добывать артефакты, и по случайному жребию в напарники Громову достался Джамиль.

Обратно с орбиты Вернон привез ещё одну портативную энергоустановку, и собирался потратить остаток дня на ее монтаж, но на взлетно-посадочной площадке его встречала необычная пара: невозмутимый, как всегда, Робин, и кусающая губы Ани.

– Плохо спал? ― спросил Оливо, не успел Ямакава выйти из катера.

– Да. Что стряслось? ― максимально ровно выговорил лидер планетологов.

– А должен был хорошо после таблетки.

– В трёх вчерашних образцах взрывной рост мутагенеза, ― голос Ван Уик дрожал и срывался.

– Чьи?

– Рика, Леры и твоя. Марш в медпункт.

Вернон коротко кивнул.

* * *

Вудвейл, 2550-06-30 23:10

К вечеру на базу доставили ещё три капсулы: две из третьего этапа и одну из второго. Герман вызвался отвезти их на орбиту и вернуться утром, с результатами. Вылетать пришлось срочно, потому что поднявшийся западный ветер потащил грозовую ячейку с океана к базе, и погода могла стать нелетной в любую минуту.

Инженеры Арбогаста прекрасно справились со вскрытием вчерашней находки, сообщив, что данные её черного ящика действительно зафиксировали несколько несезонных катастрофических событий. Такими темпами они локализуют положение Ковчега к завтрашнему обеду.

Тем временем Оливо заставил всех на базе сдавать полный набор анализов на патогенные мутации и онкомаркеры. Алия, в свое время прошедшая полный курс среднего медперсонала, и Малиника вызвались помогать исследованиям. Водоросли Ван Уик оказались великолепным индикатором: со всей команды планетологов только у троих в крови обнаружились специфические метаболиты ровазина, говорящие, что препарат начал действовать по назначению. Сильнее всего досталось Ямакаве, но иммунитет Bear имел дополнительную защиту от повреждений ДНК. Повезло: будь на его месте кто-то другой ― не обошлось бы без последствий. Среди не-вейверов тревожных признаков обнаружить не удалось, но тут всё было не так просто, ведь ровазин они не принимали. Роб был настроен пессимистично и добавил к списку анализов ещё и несколько биопсий.

Сразу после медпункта Ямакава отправился в вычислительный центр проверять маршруты. Едва открыв вчерашние логи, он откинулся на спинку кресла, понимая, что нисколько не удивлен: все три трека пострадавших проходили над перепаханной скалами долиной, на попытки исследования которой он потратил предыдущее утро.

Открыл модель биологических градиентов. Не самый точный вышел метод: около ста пятидесяти точек-кандидатов на примерно триста тысяч капсул. К тому же, некоторые из локаций, судя по спутниковым снимкам окрестностей, были результатом особенностей рельефа и гидросферы, исказившими исходные пути распространения видов самым причудливым образом. Проверено шестьдесят две.

Вернон добавил на карту треки всех записанных маршрутов с момента первой высадки. Над подозрительным “винегретом”, расположенным сравнительно недалеко (“Скорее, чрезвычайно близко!”) от базы, летали практически все, причем по несколько раз. На первой же неделе тот квадрат пропылесосил катер с полным комплектом датчиков, и не нашел ни гравитационных, ни магнитных аномалий.

Но вчера… Вернон открыл логи со своего флаера, вспоминая внезапный нырок машины, который он списал на свою невнимательность. По показаниям приборов это действительно выглядело как ошибка пилота, только вот… Осененный догадкой, Ямакава открыл записи катеров Рика и Леры за тот же временной интервал. Удивленно и одновременно удовлетворенно выдохнул. Никто не смотрит на гравитометры при атмосферных полетах на обычной земле: понятно, что поле направлено вниз, к центру огромного шара, а мелкие колебания тяготения автоматически нивелируют антигравы катеров, которые создавались в расчете на космические путешествия в гораздо более сложных условиях, вроде пояса астероидов или двойных планет.

Заметно более глупый компьютер флаера не ожидал такой подставы, чуть не впилившись в елку, а пилоты маленьких звездолетов даже не заметили проблемы. Зато их приборы засекли очень четкий всплеск. Вернон запустил визуализацию, и несколько минут, как загипнотизированный, смотрел на витиеватый танец эквипотенциальных поверхностей, восстановленных по данным двух катеров. Информации не хватало, и картинка получилась угловатая, без подробных деталей, но было ясно одно: аномалия оказалась запредельно сложной и удивительно мелкомасштабной для гравитационного поля. “Арбогасту понравится”. И через секунду: “Похоже, мы нашли Ковчег!.. Хотя нет. Мы в него вляпались.”

Усилием воли заставив себя не зацикливаться на том, что до древнего корабля меньше тысячи километров, а вчера не-вейверы покидали базу в неизвестном направлении, Ямакава набросал оценки того, что должны были показать “черные ящики” капсул, чтобы подтвердить его гипотезу, и в каких случаях может понадобиться больше точек. Рисковать, тратя время на проверку остальных кандидатов, не хотелось.

Когда лидер планетологов выбрался из своего логова, база уже спала. Все окна жилого модуля были темными, словно слепыми в ярком свете взошедших лун. Даже не верилось, что они могут быть прозрачными. На улице было неспокойно: сильные порывы ветра словно хищники кидались на лагерь колонистов с разных сторон, поднимая пыль и пригибая к земле редкие травинки. По уже привычно светлому ночному небу, порождая мечущиеся тени, неслись грозовые облака. Крохотный поселок казался заброшенным и, возможно, захваченным потусторонними силами.

Вейвер досадливо цыкнул, открыл планшет, перепроверил, что стационарные датчики работают исправно и ничего необычного не показывают, и только после этого направился к жилому корпусу.

У входа, под полуметровым козырьком, Ямакаву встретил ещё один полуночник, судя по нахохленности, простоявший на ветру в ожидании планетолога не менее часа. Гейл шагнул навстречу, стягивая капюшон, хоть немного защищавший его от пришедшей с моря непогоды. Всю взрослость и уверенность, накопленную им за эти недели работы на поверхности Вудвейла, смыло всепоглощающее чувство стыда и вины. Но сегодня Вернон был слишком уставшим и злым, чтобы беречь чужие чувства.

– Что надо? ― с холодным безразличием спросил он.

– М-м-м… Можно мне доступ к-к ровазину? ― заикаясь, выдавил из себя Кевин, стаскивая зачем-то с носа свои VR-очки и становясь ещё больше похожим на нашкодившего мальчишку.

Сначала на Ямакаву накатило глухое раздражение, но через пару ударов сердца усталые мозги выдали схему, как можно использовать эту странную встречу.

– Совесть проснулась?

Гейл молчал. Видимо, вся его решимость ушла в первый вопрос.

– Думаешь, овощеобразный идиот понравится Зухре больше, чем стерильный, мм?

Парень залился краской, как спелый помидор.

– Она ничего не знает, ― промямлил он, отводя взгляд.

– Чтобы любить, знать о взаимности не обязательно.

Пауза.

– Возомнил себя вейвером?

Кевин гневно вскинул голову, мол, а чем я хуже?

– Но ты же разрешил Громову продолжить работу!

– А ты сдал половые клетки перед миссией?

Замешательство. Такого поворота главный архитектор не ожидал.

– У Якоба перед Нью-Церерой было уже трое детей. Сейчас их пятеро. У некоторых ребят из моей команды детей больше, чем у всех твоих подчиненных в сумме. ― Пауза. ― Будет за всю их жизнь.

Ветер стих. По металлопластику козырька застучали первые капли. Двое молча стояли и смотрели друг на друга. Кевин держался молодцом, в неверных тенях было почти незаметно, как дрожит его подбородок. Лицо Вернона замерло, словно высеченное из камня. Он знал: что бы он сейчас не приказал, Гейл не сможет сопротивляться и выполнит в точности. Именно поэтому Ямакава молчал.

Кевин зло стиснул зубы, развернулся и направился к дверям.

* * *

Вудвейл, 2550-06-30 22:41

Ещё подходя к холлу Малиника поняла, что полноценно порисовать сегодня не получится: ветер нес по небу облака, перемешивая лунный свет с тенями как две краски в банке, ― но заметив стоящую за окном фигуру Кевина, Вязиницына решила не торопиться назад в комнату.

Набросок был почти завершен, когда появился Ямакава.

Биолог встревоженно встала с пола, подошла ближе к окну. О чем шла речь, она не слышала, но вошедший Гейл шарахнулся от нее, как загнанный зверь, и быстрыми шагами ушел вглубь жилого блока.

Сверкнула молния, на миг озарив холл и очертив резкими контурами оставшегося снаружи вейвера.

Хлынул ливень.

Ямакава сделал два шага назад и запрокинул голову.

Расправленные плечи. Расслабленные руки. Тугие струи хлещут по закрытым глазам. Будто бы дождь может смыть накопившееся напряжение, и тревоги Кевина, резонирующие, похоже, с эмоциями самого Вернона.

Лина подошла к панорамному окну, почти вплотную. Обеими руками прижала к груди планшет. Ночью, в этой свистопляске тьмы и света, вряд ли хоть что-то можно было увидеть внутри помещения, глядя с внешней стороны стекла, но отсюда, из холла, казалось, будто прозрачной преграды нет, и два человека могут коснуться друг друга, если только протянут руки.

* * *

Вудвейл, 2550-06-31 08:03

На следующий день планетологи никуда не полетели. Сразу после завтрака выперли всех из холла жилого корпуса, как самого большого пока что помещения на планете, и устроили там совещание. За входом бдительно следил Джамиль, так что все любопытствующие быстро рассосались.

Биологи и агротехники, помимо запланированных работ, проверили на предмет генетических повреждений всю биоту вокруг базы, в особенности ― на грядках, но ничего сколько-нибудь значимого не нашли.

Строители, казалось, продолжили работать в обычном режиме, но вечером Тадао Седзима, правая рука Гейла, за чаем сказал Вязиницыной, что они консервируют работы. Через два дня все члены инженерного отряда вернутся на орбиту.

Данные с капсул подтвердили предположения Ямакавы. Кроме координат Винегрета (идиотское название словно суперклеем приклеилось к злополучной долине), все устройства зафиксировали еще одно событие, случившееся на пятьдесят лет раньше. Расчетное место находилось почти в сорока градусах на восток от базы, в сотне километров от экватора. Алия и Рик, слетавшие туда на всякий случай, обнаружили относительно свежий ударный кратер семи километров в диаметре, без каких-либо признаков гравитационной аномалии. Сомнений, что Ковчег находится под необычным нагромождением скал, практически не осталось.

Текущий план был таков. Пока вейверы ищут, где конкретно находится движок, и как получить к нему доступ, остальные сворачивают работы на орбите и готовятся отойти от планеты на основном корабле. Агротехнологи до последнего занимаются фермой, задача: максимальное количество съедобной биомассы для звездолета и хотя бы базовое обеспечение продовольствием остающихся. Всё оборудование, которое могло пригодиться для возвращения в Метрополию, с планеты должно быть вывезено, вейверы отобрали только самое важное, и ровно столько, сколько можно запитать от одного генератора, в основном аппаратура радиосвязи и один универсальный принтер. Из транспортных средств оставались три катера: два с усиленными энергоустановками для ликвидации аномалии, и один обычный. Всё остальное, включая скутеры, решено было забрать: каждый квантовый энергогенератор повышал шанс на выживание и успешное возвращение на Хилмид.

На орбите оставался мощный спутник-ретранслятор. Команда Ямакавы должна была выходить на связь ежедневно, и на основе этих сообщений лидеры колонии будут принимать решение. Корабль каждый час будет отправлять свой маршрут и координаты, чтобы его можно было догнать на катере при проблемах со спутником. Если по какой-то причине связь оборвется, ни в коем случае не приближаться к планете, а сосредоточить все усилия на возвращении в Метрополию.

Вернон специально слетал на орбиту, чтобы лично донести этот план до Семенова и остальных, но уверенности, что он смог их убедить, всё равно не появилось. В мрачной атмосфере комнаты для совещаний Владимир внимательно слушал, кивком подтверждая каждый тезис. Грегор угрюмо молчал, выражая таким образом вынужденную поддержку принятых решений, как и Лидия. Айдын делал какие-то пометки и сухо выдавал информацию о ходе работ по гравитационному ретранслятору. Этьен тоскливо смотрел в пустоту, и, похоже, пропускал всё мимо ушей: его захватила идея о том, что обнаруженная аномалия, похоже, самая безопасная из всех, когда либо встреченных человечеством, и необходимость смириться с мыслью, что этот великолепный объект для исследований должен быть уничтожен или брошен, казалась математику непосильной. Арчи нервничал, кусал губы. Его глаза постоянно бегали по комнате. Возможно, сказывалось отсутствие Малиники, которая осталась на планете руководить сборами и консервацией базы. “Пожалуйста, пусть у вас хватит духу и здравого смысла не лезть нас спасать. Что бы ни говорил Сильвергейм, любая из ваших жизней дороже всех вейверов вместе взятых. Зачем нужен Вудвейл, если на нем не будет кого-то из вас?”

В жизни отряда планетологов тоже произошли изменения: закончилось время жребиев. Стандартный подход к сложным операциям в развед-экспедициях заключался в формировании двух групп: основной и поддержки, и здесь не было места рандому. Локализовывать и деактивировать Ковчег отправлялись, в первую очередь, те, у кого был опыт работы вблизи аномалий: сам Ямакава, Дебора, Алия и Рик, ― а далее те, кто имеет меньший номер в очереди: Джамиль, Гамилькар, Рене, Филип и Наум. Вторую половину команды возглавлял Герман Кристофоретти, четырнадцатый. Текущий лидер вейверов прямо и недвусмысленно назначил его преемником на случай гибели основного отряда. Вернон не предполагал, что Роб или Лера, чьи номера были выше, будут претендовать на лидерство, скорее хотел предотвратить возможные попытки повторить его же путь из середины очереди. Обычно была еще и третья группа ― резерв ― но здесь, на Вудвейле на нее просто не хватало людей.