скачать книгу бесплатно
Мужчина переложил шляпу в другую руку, залез во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда картонный квадратик и подал его мне.
Четыре детские головы склонились над белой бумажкой. На ней, в ярком лунном свете красным по белому отчетливо читалось: «Магистр фокусов, реальной магии и чародейства Пьетро Брокколи. Школа фокусников. Прием учеников в течение дня в здании клуба».
Мы несколько раз внимательнейшим образом прочитали текст, напечатанный на картонном квадратике, переглянулись. Я повернул голову к незнакомцу, чтобы задать несколько уточняющих вопросов, и… не увидел его. Усатый мужчина с саквояжем в руке таинственным образом исчез!
Глава 2
Знакомство с Пьетро Брокколи и его школой
Наше ночное исчезновение из приюта осталось незамеченным. Это мы поняли по тому, как приветливо утром поздоровался с нами грозный Матвей Петрович Сердюк. Встретив нас в коридоре, он поинтересовался нашими делами, справился о здоровье, спросил о наших планах на выходные дни. Директор приюта собирался организовать для воспитанников воскресную экскурсию в городской музей. Когда мы услышали о предстоящем походе в музей, Димка Бублик едва не проговорился о том, что в воскресенье мы собрались сходить в Школу фокусников. Я вовремя успел стукнуть его сзади по спине. Да так сильно, что Димка закашлялся. Матвей Петрович с удивлением посмотрел на меня, пожал плечами, развернулся и пошел прочь.
Еще во время обратной дороги со станции в приют мы договорились наше ночное приключение и знакомство с Пьетро Брокколи сохранить в тайне. И вот теперь, стоя на утренней линейке, а затем сидя на школьных занятиях, каждого из нас четверых так и подмывало поделиться этим секретом с кем-нибудь еще. Лежавший в кармане моей рубашки картонный квадратик, врученный мне усатым мужчиной, не давал покоя. Рука так и тянулась вытащить его из кармана и гордо продемонстрировать одноклассникам. На переменах, уединившись в туалете, я доставал картонку, вновь и вновь рассматривал ее, подносил к носу, пытаясь уловить незнакомые мне запахи, а один раз даже попробовал на зуб. Впрочем, ничего необычного в ней я так и не нашел.
Пятницу и субботу, несмотря на свою занятость, мы провели в нетерпеливом ожидании. Время тянулось мучительно медленно, и подтолкнуть его, ускорить его ход мы не имели никакой возможности. В какой-то момент Мотька даже предложил каждый астрономический час передвигать стрелки на старинных напольных часах, стоявших в просторном вестибюле жилого корпуса приюта, на несколько минут вперед. По его мнению таким образом мы могли бы ускорить наступление воскресенья часиков этак на восемь. Однако мы убедили его, что за эти проделки мы только получим нагоняй от Матвея Петровича, но никак не заставим солнце раньше положенного срока садиться и вставать из-за горизонта.
Наконец пришло оно, такое долгожданное воскресенье! С раннего утра в приюте началась суета – воспитанники готовились к походу в музей. Кто-то гладил огромным паровым утюгом парадную рубашку, кто-то усердно штопал дырявые носки, кто-то начищал ваксой до ослепительного блеска свои ботинки. Матвей Петрович Сердюк весьма требовательно относился к нашему внешнему виду, и требовал, чтобы одежда и обувь воспитанников всегда имели опрятный вид. Особенно это касалось тех случаев, когда его питомцы покидали стены приюта.
Нам стало ясно, что не идти в музей можно было только по очень веской причине. Потому в половине десятого утра я зашел в кабинет Матвея Петровича и сообщил, что Димка Бублик, Мотька Крюк и Санька Свист заболели.
Сидевший за массивным с резными ножками столом, накрытым зеленым сукном, Сердюк оторвал голову от бумаг и сердито спросил:
–С чего это вдруг? Вчера еще никакой болезни за ними не наблюдалось.
–У них животы скрутило. Наверное, съели что-нибудь, – поставил я осторожный диагноз друзьям.
Директор приюта покачал головой.
–Всегда говорю: мойте руки перед едой! Так ведь не слушают, а потом болеют! – громыхнул его голос.
–Можно мне тоже не идти в музей? – робко спросил я. – Я бы в аптеку за лекарством сбегал.
Матвей Петрович махнул рукой:
–Хорошо. Пусть лечатся. Если к вечеру не поправятся – вызовем доктора. Только за территорию приюта не выходить!
–Конечно, конечно! – быстро согласился я и побежал в комнату к «заболевшим» друзьям.
Димка, Санька и Мотька лежали на кроватях, по самые носы укрытые одеялами.
–Ну, как! – пропищал из-под одеяла Мотька. – Получилось?
–Еще как получилось! – гордо ответил я. – Директор поверил и велел вам лечиться. А к вечеру пообещал вызвать доктора с во-от таким шприцем! – развел я руки по сторонам. – Будут вам уколы ставить.
Димка вздохнул:
–Эх, влипли! Надо было нам другую причину придумать. А теперь вот уколами замучают…
В это время из открытого окна послышались десятки ребячьих голосов, грянувших песню: «Взвейтесь кострами синие ночи…». Это отряд воспитанников под предводительством Матвея Петровича Сердюка строем выходил из ворот приюта. К его крикливому и задорному пению примешивалось ритмичное шарканье нескольких десятков пар ног, поднявших такую пыль, что предметы за окном затянуло легкой серой пеленой.
Когда удалявшиеся звуки песни и шагов растаяли в знойном утреннем воздухе, я скомандовал:
–Пора!..
В здании клуба, куда нас пригласил Пьетро Брокколи, мы бывали не один раз. По слухам старинный двухэтажный особняк, выстроенный на высоком берегу бурной речки Екиманки, когда-то принадлежал купцу Савельеву и был огромным, по меркам Бугучанска, промтоварным магазином. В нем продавали скобяные изделия, одежду, обувь и всякие экзотические вещицы, привезенные из Китая, Монголии и Тибета. Потом случился пожар, купец бежал в неизвестном направлении, и дом начал медленно разрушаться. В начале двадцатых годов особняк отремонтировали и устроили в нем городской клуб. В клубе быстренько обосновались театральная студия, хор ветеранов, оркестр балалаечников и кружок фотолюбителей. Однако здание клуба было столь велико, что вторая – северная – его половина, имевшая отдельный выход в сторону реки, оставалась пустой. В этой-то половине мы и устраивали всевозможные игры вдали от взрослых придирчивых глаз…
До клуба мы добирались окольными улочками и задними дворами, чтобы не попасть на глаза кому-нибудь из воспитанников или сотрудников приюта и избежать ненужных объяснений.
Очутившись на крыльце клуба, мы воровато огляделись. По пыльной улочке слонялись разморенные и медлительные от воскресного безделья прохожие, лоточники предлагали сахарных петушков и газеты, по мощеной крупным булыжником мостовой громыхали повозки и телеги, обгоняемые юркими автомобилями. Не обнаружив ничего подозрительного, мы шмыгнули под высокие своды храма культуры и тот час на нас обрушились звуки балалаечного оркестра. В просторном холле клуба деловито сновали бабушки с кипами нот под мышками и дети с балалайками и домрами, подростки в несуразных театральных костюмах и серьезные мужчины в пенсне и с фотографическими кофрами.
Мы завертели головами, ища вывеску Школы фокусников. Старушка в желтом пушистом парике, сидевшая за столом у входа, видя нашу растерянность, сдвинула двумя пальцами очки на лоб и строго спросила:
–Вы к кому, молодые люди?
–Нам нужна Школа фокусников Пьетро Брокколи, – ответил я.
Старушка нахмурилась, кивнула головой:
–Школа с другой стороны. А вам бы, молодые люди, я советовала не заниматься всякой ерундой, вроде этих фокусов, а записаться в серьезный кружок. В театр, например, или на балалаечке поиграть…
Мы, не дослушав нравоучительный монолог вахтерши, кинулись вон, крикнув на прощание: «Спасибо, тетенька!».
Северный вход в клуб представлял собой весьма печальное зрелище. Провалившиеся доски крыльца, покосившийся и худой козырек с нависшей и съехавшей черепицей над ним грозили неосторожному посетителю каким-нибудь увечьем. Сбоку на колонне, поддерживавшей козырек, висел тетрадный листок. На нем химическим карандашом было выведено аккуратное: «Школа фокусников Пьетро Брокколи».
–Мы у цели, – прошептал Димка Бублик и решительно подтянул штаны.
Мотька Крюк шмыгнул носом и робко спросил:
–Может я вас здесь – на улице – подожду?
Я хлопнул Мотьку по плечу:
–Не дрейфь!
Хмурый Санька Свист подхватил Мотьку под руку (чтобы тот не сбежал), и мы вошли под мрачные своды северной половины клуба.
Бывая здесь раньше, мы не обращали внимания на облупившуюся штукатурку, прогнившие доски пола, лохмотья серой паутины, свисавшие повсюду, впитавшийся в стены запах плесени. Мы были заняты своими важными детскими делами, и ни что другое нас не интересовало. Однако теперь весь интерьер заброшенной части клуба нам казался мрачным и пугающим.
–Давайте пока не поздно вернемся в приют, – жалобно заскулил Мотька, все еще зажатый, словно в тиски, крепким Санькой. – Что-то мне здесь не нравится!
–А вы поднимитесь наверх. Здесь у меня очень даже уютно, – раздался откуда-то сверху мужской голос, мгновенно размноженный гулким эхом.
Мы вздрогнули, точно от удара электрического тока. Площадка второго этажа, куда вела широкая с дутыми деревянными пилястрами лестница, вдруг озарилась ярким светом. Словно кто-то включил мощный прожектор. В свете этого невидимого прожектора стоял высокий усатый мужчина в черном фраке, из-под которого белела рубашка, зажатая у воротника черным галстуком-бабочкой. На голове у мужчины возвышался черный блестящий цилиндр.
–Пьетро Брокколи! – прошептал Димка.
–Сам вижу, – пробормотал я, заметив краешком глаза, как подкашиваются от страха ноги у Мотьки, а его из последних сил пытается удержать Санька Свист.
–Ну, смелее! Поднимайтесь сюда! – повторил Пьетро Брокколи. – Или ко мне в школу пришли трусы? Тогда вы обратились не по адресу! В этом случае вам надо не фокусам учиться, а вязать шерстяные чепчики для младенцев!
–Нет, мы не трусы! – ответил я громко и кивнул друзьям: – Идемте, ребята!
Каждая из двадцати двух ступеней лестницы, ведущих наверх, давалась нам с большим трудом. Санька буквально тащил за собой безвольного, отдавшегося на милость судьбе Мотьку. Сзади их подталкивал Димка. Наконец мы взобрались на самую верхнюю ступеньку. Пьетро Брокколи подал мне руку:
–Рад приветствовать вас – первых учеников Школы фокусников всемирно известного иллюзиониста Пьетро Брокколи!
«Заливает!», – подумал я, так как никогда не слышал имени этого всемирно известного фокусника.
Брокколи же с легким кивком головы пожал вспотевшие от волнения ладони моих спутников, а затем сделал широкий жест куда-то вправо:
–Теперь, ученики мои, я приглашаю вас познакомиться с моей школой. Идите за мной и не стесняйтесь задавать вопросы. Даже если они покажутся вам глупыми…
Брокколи распахнул перед нами высокие двустворчатые двери, и мы попали в просторную залу, которую прежде использовали для игры в казаков-разбойников.
Большая и продолговатая с высокими окнами комната, некогда захламленная, заваленная старой развалившейся мебелью, теперь предстала перед нашими глазами в ином, непривычном для нас обличье. Стены залы и оконные проемы были задрапированы бордовой бархатной тканью. Вместо погасшей лет двадцать назад люстры под потолком, комнату освещали несколько рядов стеариновых свечей, выставленных по периметру. Их мерцающий свет придавал зале особый таинственный колорит, от которого по нашим спинам забегали мурашки.
Помимо необычного интерьера, мы увидели в зале очень много загадочных вещей, назначение которых Пьетро Брокколи нам раскрыл позже. Так посреди комнаты стоял огромный блестящий куб, усеянный золотистыми звездами. Далее на небольшом столике лежало несколько колод игральных карт неизвестных нам мастей. Левее от столика с потолка свисали деревянные качели. Приглядевшись, мы поняли, что качели на самом деле не свисали, а свободно парили в воздухе ни к чему не прикрепленные. В дальнем углу залы переливался большой перламутровый шар, озаряя беспокойными сполохами пространство вокруг себя. С правой стороны от нас в золоченой клетке сидела неподвижная фигура крупного попугая, которого вначале мы было приняли за чучело. Однако при нашем приближении чучело попугая вдруг распростерло крылья и издало резкий гортанный звук. У противоположной стены, там, где виднелась ниша низенькой двери, на деревянном подиуме стояла высокая – в человеческий рост – стеклянная колба, в которой в прозрачной жидкости плавало неизвестное нам и страшное своим видом крупное существо.
–Предметы, которые вы видите здесь, используют в своем ремесле фокусники всего мира. И потому, чтобы стать настоящими фокусниками, чтобы вам рукоплескали удивленные и благодарные зрители, вам предстоит научиться всем этим пользоваться, – сказал Брокколи, когда мы обошли залу. – А теперь прошу вас, мои ученики, пройти в мою лабораторию!
С этими словами он распахнул низенькую дверку в нише, рядом с которой в колбе плавало страшное существо, и взмахом головы велел нам проследовать за ним в следующую комнату, что мы и сделали.
Когда мы проходили мимо колбы, существо, напоминавшее своим чешуйчатым туловищем рыбу, длинными и тонкими ручками и ножками – младенца-дистрофика, а головой – жабу, вдруг открыло глаза и зло посмотрело на нас. От этого кровожадного взгляда Мотька едва не лишился чувств, а Санька, не удержавшись, показал страшилищу язык…
Вторая комната, гораздо меньшая, чем драпированная зала, была заставлена ретортами и колбами, вращающимися механизмами и всевозможными станками. От работавшего оборудования шел пар и раздавался негромкий и хаотичный стук.
Брокколи положил ладонь на стеклянный шар, внутри которого проскакивали малиновые искры, и продолжил свои объяснения:
–В этой лаборатории я готовлю новые фокусы. В частности сейчас я тружусь над созданием магического клея и усовершенствованием эффекта левитации.
–Над эффектом чего? – переспросил Димка.
–Левитация – это способность предметов летать без видимого внешнего воздействия, – пояснил Брокколи. – Умение заставить предметы левитировать является верхом мастерства фокусника. Сейчас я продемонстрирую вам один трюк, над которым я работаю вот уже несколько месяцев.
Брокколи повернулся лицом к стеклянному шару, незаметно нажал какую-то кнопку под крышкой стола, на котором стоял этот шар, и начал водить руками над прозрачной сферой. Малиновые искры внутри шара стали появляться все чаще и чаще. Вот они слились в яркую подрагивающую электрическую дугу. Шар, стоявший в углублении конической подставки, начал вращаться с каждой секундой все быстрее и быстрее. Ладони Брокколи напряглись, задрожали. Шар оторвался от опоры и завис в воздухе между руками фокусника и поверхностью стола, вращаясь в воздухе с бешеной скоростью. На какое-то мгновение фокусник отвлекся, бросив на нас взгляд, и в ту же секунду шар со свистом сорвался с невидимой опоры, отлетел к стене и от удара рассыпался на сотни мелких осколков.
–Ой! – вздрогнули мы.
–Ай, ай, ай! – покачал головой Брокколи. – Этот трюк еще требует доработки… Что ж, я думаю, на этом сегодня мы и остановимся. Какие у вас будут вопросы?
Мы лишь только пожали плечами. Увиденное нами зрелище было столь необычно, что требовало от нас некоторого осмысления.
Брокколи вынул из кармана брюк белую перчатку, надел ее на правую руку, сжал ладонь в кулак, прикрыл его сверху другой рукой и вдруг извлек оттуда завернутую в фольгу трубочку эскимо. Затем еще одну, и еще, и еще…
–Угощайтесь! – протянул он нам мороженое. – А сейчас я с вами прощаюсь и жду вас завтра в четыре часа пополудни…
Глава 3
В Школе фокусников начинаются занятия
И вправду говорят, что понедельник – день тяжелый! Я, Димка и Санька успели на первом же уроке схлопотать по «двойке» за географию, а Мотька, учившийся еще в третьем классе, получил «кол» по родной речи. И это при том, что приближались переводные экзамены, результаты которых во многом зависели от наших текущих оценок. Вдобавок ко всему Матвей Петрович Сердюк пообещал не выпускать нас целый месяц за территорию приюта, если мы до конца недели не исправим свои плохие оценки. Директор также припомнил нам наш отказ, якобы из-за болезни, сходить на воскресную экскурсию в музей, назвав наш поступок «воспалением хитрости». Эти обстоятельства ставили под угрозу наши предстоящие занятия в Школе фокусников, о которых мы только и разговаривали на переменах.
Собравшись после уроков в школьной столовой, мы стали думать о том, какой же выход можно найти из создавшейся ситуации. После того, как нами на первое был съеден наваристый гороховый суп, Димка предложил тайком пробраться в учительскую и исправить неудовлетворительные оценки на такие милые нам и безобидные «троечки».
Откушав гуляша с лапшой, Санька изложил альтернативный вариант нашего спасения. А именно: подмешать слабительных таблеток учителям географии и родной речи, тем самым вывести их из строя и отсрочить под благовидным предлогом нашу пересдачу на несколько дней.
Когда очередь дошла до компота с пышной сахарной булкой, подал свой голос молчавший до этого Мотька. Он вынес на обсуждение весьма радикальный вариант, заключавшийся в следующем: всем нам предлагалось вываляться в крапиве, чтобы на теле появились волдыри. Затем мы должны были объесться соленых помидоров с холодным молоком, конфетами и печеньем, и тем самым вызвать у себя расстройство (не мнимое, а настоящее) живота. В завершение нам следовало искупаться в холодной воде речки Екиманки, чтобы поднять температуру тела как минимум до сорока градусов. Этим самым мы обеспечивали себе все необходимые симптомы какого-нибудь опасного заболевания и его длительное лечение.
Предложение Мотьки вызвало у нас легкий шок. На такие жертвы наверняка ни кто бы из нас не решился. Молчание за столом длилось довольно долго, пока из-за открытой двери опустевшей столовой не послышались ритмичные удары часов: «Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м!»
Нас словно пронзило током. Уже, ведь, три часа!
Мы сорвались с места, на бегу дожевывая остатки десерта. За оставшийся до занятий в Школе фокусников час нам следовало умыться, переодеться, причесаться и начистить пыльные после урока труда ботинки.
На крыльце школьного корпуса мы нос к носу столкнулись с Фомой Тузиковым. Этот упитанный рыжий колобок стоял подбоченившись и, прищурившись от яркого солнца, хитро смотрел на нашу всполошившуюся компанию.
Тузиков был весьма неприятным мальчишкой. Круглый отличник, зазнайка, хвастун и ябеда, появившийся в приюте год назад, он не водил дружбы ни с кем из ребят. Любимым его занятием в свободное от уроков время было подсматривать за воспитанниками, подслушивать их разговоры и докладывать обо всем руководству приюта. За свои проделки он бывал не раз бит ребятами. Случалось, что ему в портфель подкладывали куриного помету или живую жабу, мазали столярным клеем его стул или натирали жиром для пущего скольжения подошвы его ботинок.
–Куда это вы собрались? – бесцеремонно окликнул он нас, ковыряя своим пухлым пальцем в зубах.
–Не твое дело, Фома! – огрызнулся Санька Свист.
–Мы в клуб, – вдруг выпалил бегущий Мотька. – На балалаечную репетицию.
Фома от удивления выпятил нижнюю губу и округлил свои узкие бесцветные глазки.
–Как, на репетицию! А директор об этом знает? – крикнул нам вдогонку он.
–Все знают! – ответил Мотька, скрываясь за дверью жилого корпуса приюта…
Без пяти минут четыре мы вошли через северное крыльцо в здание клуба. Еще вчера захламленный, опутанный десятками квадратных метров паутины мрачный вестибюль, сегодня сверкал удивительной чистотой. На деревянный пол были брошены ярко-красные ковровые дорожки, на стенах висели разноцветные афиши, которые сразу приковали наше внимание. На броских плакатах с неизменной улыбкой на благородном лице красовался сам Пьетро Брокколи. Вот он во фраке вынимает из уха длинную ленту. Вот он с голым торсом лежит на доске, утыканной гвоздями. Вот он парит в воздухе, широко раскинув руки. Вот он, разделенный на две половинки, выглядывает из черного куба…
Наше созерцание афиш прервал тонкий мелодичный перезвон. Мы подняли головы. На верхней ступеньке лестницы стоял приветливо улыбающийся, элегантно одетый Брокколи и звонил в маленький серебристый колокольчик, строго приговаривая:
–Опаздываем, молодые люди! Ну-ка, поторопитесь! Занятия уже начинаются!
Мы, словно ошпаренные кипятком, бросились наверх, припоминая поговорку о том, что семеро одного не ждут. А тут пусть и четверых, зато весь класс! Вихрем промчавшись мимо учителя (как не раз бывало в приютской школе), мы влетели в драпированную бордовым бархатом, освещаемую десятками свечей залу и остолбенели от удивления: в помещении кроме нас не было ни единой души!
–А где же ученики? – спросил я вошедшего следом за нами Брокколи.
–Вот они, – ткнул в нас пальцем он, – передо мной.
–И это все?
–Увы! – вздохнул Брокколи с сожалением. – С того момента, как я приехал в ваш Бугучанск, я пригласил в свою школу не менее сотни детей. К сожалению, откликнулись только вы четверо. Остальные, видимо, предпочли мои занятия более практичному ремеслу.
–Игре на балалайке, хоровому пению и стрельбе из пневматической винтовки, – продолжил мысль Брокколи сообразительный Димка Бублик.
–Вы правы, молодой человек! Ну, да ладно. Только после пусть не обижаются, когда вам через несколько месяцев станет рукоплескать весь мир, а ваши имена засияют на афишах Парижа и Лондона, Москвы и Нью-Йорка!
