скачать книгу бесплатно
– С сараем ты классно придумал, – сказал я, зарываясь с головой в сено. – Надо ещё сказать, чтобы не спускала собаку на ночь. При ней она даже не гавкнула.
– Как думаешь, она специально закрыла калитку и спустила с цепи собаку?
– Конечно… – пробормотал я, проваливаясь в сон.
4
Светка нас разбудила в полдень.
– А вы тут неплохо устроились, – сказала она, поднявшись по лестнице к нам на сеновал. – Я бы тоже не отказалась.
– Залезай, – сдвинул я с головы одеяло. – Здесь места хватит.
– В другой раз, – спустилась на одну ступеньку вниз староста. – Спать до обеда – это настоящее свинство! Мы ведь договаривались прямо с утра идти к деду.
– Пойдём, – донёсся из-под сена голос Валеры. – Позавтракаем и сразу отправимся. Который час?
– Уже двенадцать пробило!
– Если бы ты знала, где мы ночевали… – смахнул я с лица сенную труху.
– Здесь мы ночевали, здесь! – перебил меня Валера.
Он вылез из-под сена и сидел, выбирая из густых усов травинки. Их туда набилось немало.
Мы умылись из рукомойника, съели холодную яичницу, оставленную на столе, и вышли на улицу.
Девчата терпеливо дожидались нас на лавочке у ворот.
– Явились не запылились, – сказала Светка, внимательно оглядывая нас с головы до ног. – Почему хозяйка сказала, что вы пришли только под утро?
– Потому, – ответил Валера. – Где магнитофон?
– Вот, – показала глазами Ленка.
Магнитофон был громоздкий на вид. Девушки, видимо, немало попыхтели, притащив его сюда.
– Чудо отечественной радиотехники, – кивнул Валера, щёлкая тумблерами. – Плёнки достаточно?
Светка подала ему пакет с катушками.
– Ну, что, на кладбище? – подмигнул мне Валера.
– Какое кладбище? – навострила ушки Светлана.
– Знаем мы тут одно, – сказал Валера. – Ну, где этот ваш дед?
Девушки помчались впереди нас. От мелькания перед глазами голых ног у меня голова пошла кругом.
– Кого они здесь своими мини-юбками охмуряют? – спросил я Валеру. – Одни бабки кругом.
– Наверное, деда Ефима, – пропыхтел Валера.
Кроме магнитофона в руках у него на шее болтались два фотоаппарата, а на плече сумка с объективами, блендами и прочей дребеденью. У меня в руках был блокнот для записей и шариковая ручка.
– Зачем тебе столько фотоаппаратов? – поинтересовался я.
– Для съёмки.
– А съёмки зачем?
– Я этим с первого класса занимаюсь, – серьёзно сказал Валера. – Уже в двух международных конкурсах участвовал.
– Я тоже в школе марки собирал, – сказал я. – Была одна палестинская и несколько с портретами Гитлера. Но сейчас бросил.
– Я ещё и радиоприёмники собираю, – полушёпотом сказал Валера. – Вечером дам «Битлов» послушать.
– Кого?
– Ансамбль «Битлз», сейчас самый известный в мире. Тебе какая музыка больше нравится – быстрая или медленная?
Я вспомнил танцульки в нашем новогрудском парке. Там больше скакали под быструю музыку.
– Быстрая, – сказал я.
– А мне медленная. Пришли, кажется.
Девушки поджидали нас у старой хаты за полусгнившим плетнём.
– Здесь, – сказала Светка. – Ну, кто у нас самый смелый?
Я безропотно шагнул в дыру, зиявшую в плетне вместо калитки.
5
Дед Ефим сидел на табуретке за пустым столом. Чувствовалось, он уже был извещён о приходе студентов.
– Кто такие? – строго спросил он.
Девушки стали выталкивать друг дружку вперёд, и всё равно первым перед его глазами предстал я.
– Студенты, – доложил я.
Дед, прищурив один глаз, оглядел сначала меня, затем девушек, прыскающих от смеха. Валера наводил на него объектив фотоаппарата от порога.
– Садись, – похлопал он рукой по табуретке, стоящей рядом. – Чего надоть?
Перебивая друг друга, мы сумбурно изложили суть своих ожиданий от носителей народной мудрости. Внятно это не получилось ни у меня, ни у девушек. Валера, исполняющий обязанности техника, отмалчивался.
– Песни? – разгладил белые с жёлтой полосой под носом усы дед Ефим. – И частушки?
– Можно сказки, – кивнул я.
Усы деда, кстати, были одного фасона с усами Валеры.
«Он тоже из Закарпатья?» – подумал я.
– Тутошний я, – сказал дед. – Теребежовский. Который уж год один живу. Померла Мария.
Воцарилась пауза, которую не решались прерывать ни я, ни девушки.
Валера водрузил на стол магнитофон и включил его.
– Готово? – шёпотом спросил дед.
Валера кивнул.
Дед Ефим набрал в грудь воздуха, чуть откинулся назад и загорланил:
– Трам-та-ра-рам, Чапаев герой, за Родину, за Сталина, на бой, на бой, на бой!
«Трам-та-ра-рам» было самым известным на Руси ругательством, заканчивающимся словом «мать».
Светка с Ленкой подпрыгнули и выкатились за дверь. Ни одна из них не задела подругу рукой или ногой, а они у них были длинные.
Валера, в отличие от девушек, не суетился. Он щёлкнул тумблером магнитофона, накрыл его крышкой, аккуратно положил в сумку и направился к двери.
– Ждём тебя на улице, – сказал он, не повернув головы.
– Куды это они? – спросил дед Ефим.
– Туды, – хмыкнул я.
– Ну и правильно, – тоже хмыкнул дед.
Он наклонился и достал из-под стола большую бутыль, до половины наполненную мутной жидкостью. Я в домашних напитках разбирался слабо, но сразу понял, что это самогон.
– Принеси стаканы, – кивнул в сторону буфета, похожего на комод, дед. – И хлеб с огурцом прихвати.
Я повиновался. Отчего-то я понимал, что прохожу обряд некой инициации, проще говоря, посвящения в фольклористы.
– Пятьдесят пять градусов, – сказал дед, наливая в стаканы. – Лучше тут ни у кого нема.
Я промолчал. Обряды дают результат только в том случае, если их выполнять неукоснительно и с глубокой верой в душе.
– Кто такой Ленин, знаешь? – спросил дед, когда мы продышались.
Я в изумлении уставился на него. Ленина у нас знали даже грудные дети.
– Я его видел, как тебя, – сказал дед. – Слабо выступал.
– Где?! – чуть не подавился я хлебом.
– В Петрограде, – снова налил в стаканы дед Ефим. – Революция началась, а я матрос на линкоре. К нам и император приезжал, и великий князь. Но лучше всех выступал Керенский. От это оратор! Как выступит, матросы его качать рвутся! А Ленин картавый. Правильно говорил: долой войну, власть народу, земля крестьянам, экспроприация, шаг вперёд, два назад… А Керенский лучше. Если б не сбёг, у нас бы и земля, и заводы… Ну, давай!
Мы чокнулись.
Несколько раз за окном показывалась физиономия Валеры с вопросительно обвисшими усами. Я его не замечал.
– Чекають? – показал пальцем в окно дед.
Я пожал плечами.
– Ты заходи ко мне, – сказал дед Ефим. – Выпить уже нема с кем. Я тебе и про Ленина, и про Троцкого. Дзержинского бачив. Он из наших поляков, а они вредные…
– Песни надо записывать, – сказал я.
– Это вам бабы напоют, – махнул рукой дед. – Хоть бы ваша Вульяна, она богато песень знае.
– Какая Ульяна?
– Хозяйка ваша, – снова показал пальцем в окно дед. – Первая теребежовская певунья, хоть и молодая. Память добрая.
Он произнёс «памьять».
Я пожал негнущуюся руку деда Ефима и вышел из хаты.
6
День за днём мы стали обходить здешних баб и записывать песни: купальские, зажиночные, кустовые, волочёбные. Больше всего было свадебных песен, и знатоком их, как и говорил дед Ефим, была наша хозяйка.
– С детства пою, – объяснила она. – Взрослые сидят за столом, и я рядом, запоминаю. Баба Стэфа много песен знала и мама. Я уже вслед за ними. Моя Нинка не хочет запоминать.
– Кто? – спросил я.
– Дочка, пятый класс кончила. С батькой на Украину поехала, к его родне в гости. Уже третью неделю сижу одна, как кукушка…
Она быстро взглянула на Валеру и покраснела. Он этого взгляда не заметил.
Валеру вообще интересовала исключительно техника. Но это и хорошо. Без него мы бы вряд ли что-нибудь записали. У меня бы точно вся лента порвалась. У девиц и того хуже, они бы даже не смогли её в магнитофон заправить.
– Тебе кто больше нравится – Светка или Ленка? – спросил я, наблюдая, как Валера перематывает ленту.
Тот, как обычно, не торопился с ответом, обдумывал, видимо. А что тут думать?
– Наташка, – сказал он.
У меня отвисла челюсть.
