Ловушка

– Хорошо-хорошо, только успокойся. Я пошутил. – Александр понимал, как хочется Дине принять участие в их маленьком приключении и заранее пообещал себе, что этот поход будет только для нее.

Он знал, что там не опасно, так как сам осматривал все не по одному разу. И в любом случае не намеревался позволять ей углубляться далеко. Но совсем лишить ее этой радости он бы не посмел.

Не спеша они подошли к пещерам. Самые мелкие напоминали лисьи норы и уходили под землю совсем не глубоко, в чем Дина очень скоро убедилась. Она внимательно осмотрела каждую расщелину.

Для нее это был праздник, то, ради чего она не спала прошлой ночью, наблюдая за звездами, то, о чем мечтала уже долгие месяцы.

Все время что-то не складывалось – сначала было слишком холодно, потом Александр долго не решался отвести Дину в малоизученное место, и, в конце концов, мама вынесла свой вердикт – в пещерах может быть опасно для маленькой девочки. Она категорически запретила дочери ходить туда. Это привело девочку в отчаянье, но никто, даже дедушка не решался прекословить маме.

Наступил период затишья, наполненный томительным ожиданьем. В ход шли уговоры, обещания, ласки и даже тяжелая артиллерия в виде папы, который искренне не понимал, чем может навредить ребенку экскурсия к безобидным булыжникам, особенно в сопровождении взрослых. Мама оставалась непреклонной. И лишь когда городские власти объявили находку Александра абсолютно безопасной, разрешив общий доступ в район, она сменила гнев на милость, но только до определенных границ – дочери по-прежнему запрещалось спускаться под землю даже с сопровождением. Однако для начала было достаточно и этого – Дина получила необходимое ей согласие. Теперь оставалось все хорошенько продумать и выбрать время, чтобы осуществить свою задумку.

И вот, наконец, она у цели. Самая большая из пещер уже высится перед ней, притягивая словно магнит.

Путники остановились прямо перед входом, всматриваясь внутрь и непроизвольно робея перед мраком и неизвестностью. На них смотрела густая черная пустота, безмолвная, но не равнодушная.

ГЛАВА 20

Никому не запрещается надеяться

Яркое еще по-утреннему нежное солнышко золотило улицу. На автобусной остановке было пусто. Людской поток схлынул несколько часов назад. Только маленькие суетливые птички дрались за остатки хлебных крошек, скопившихся возле скамеек. Пожилая женщина вышла из автобуса и не спеша пошла вдоль дороги мимо них. Птицы, напуганные неожиданным вторжением чужака, резко вспорхнули на ветки близлежащих деревьев, подняв за собой столп пыли и перьев. Женщина бессознательно пригнулась, укрываясь от мелкого мусора, старательно поддерживая рукой поля маленькой старомодной шляпки. Лицо было непривычно напряженным, а в глазах застыло выражение острой тоски и неизбежности. За время долгого пути у нее не раз возникало желание выйти из автобуса, развернуться и поехать обратно, но она мужественно преодолела свои страхи. Поводов для беспокойства, казалось, не было, отчеты приходили регулярно и ни разу не сообщали о каких-либо изменениях. И все же, она волновалась. Впереди ее ожидала довольно болезненная встреча.

Белое прямоугольное здание центра неотвратимо приближалось. Подавив очередное желание сбежать, женщина вздернула подбородок и лишь быстрее зашагала вперед.

Как давно она была здесь в последний раз – десять, двенадцать лет назад? За это время ничего не изменилось, все оставалось по-прежнему, как снаружи, так и внутри.

В тихом и безлюдном холле ее встретила прохлада и ненавязчивый запах чистящих средств. Вокруг обтянутых голубой тканью аккуратных диванчиков стояли высокие конусообразные горшки с крупнолистными ухоженными растениями. На низких стеклянных столиках веерообразно были разложены различные журналы и рекламные брошюры. Высокий потолок и большие широкие окна, лишь наполовину прикрытые легкими занавесками, способствовали заполнению пространства солнечным светом и создавали успокаивающую почти дружелюбную атмосферу.

«Все будет хорошо. Ты справишься», – в который раз повторила она про себя.

Осмотревшись вокруг, женщина немного расслабилась и решительно двинулась в нужном направлении. Главная медсестра, наполовину скрытая за невысокой деревянной конторкой, хотела было окликнуть ее, но, заметив, что посетительница точно знает куда идти, передумала и вернулась к своим делам. За долгие годы работы здесь она достаточно хорошо научилась распознавать людей и практически безошибочно определяла, кому может потребоваться помощь, а кто предпочитает справляться сам.

Перед лестницей женщина свернула направо, а затем, пройдя до конца длинного узкого коридора, остановилась перед деревянной дверью с начищенной золотой табличкой. Помедлив, она глубоко вздохнула и, громко постучав два раза, вошла, не ожидая разрешения. Окрестное пространство погрузилось в прежнюю сонную тишину.

Прошло довольно много времени, прежде чем посетительница вышла из кабинета. Она казалась очень взволнованной. Вслед за ней, плотно прикрыв за собой дверь, вышел высокий седой человек в кипенно-белом халате. Он выглядел спокойным и абсолютно уверенным в себе, как и полагается доктору с его опытом и знаниями. Вместе они прошли обратно по коридору и снова оказались в вестибюле.

Главная медсестра уже успела закончить все утренние свои обязанности и теперь, получив краткую передышку, с интересом изучала последний номер какого-то серьёзного медицинского журнала. Заметив доктора, она быстро убрала его под стойку и поспешила к нему.

– Вам потребуется моя помощь? – спросила она.

– Нет, спасибо. Я справлюсь сам. Мы хотели бы навестить нашего «Спящего». Эта дама приехала к нему.

Глаза главной медсестры удивленно расширились. Она сразу поняла, о ком говорит доктор. Но на ее памяти данного пациента никто никогда не навещал. Она точно знала это, так как работала здесь уже более десяти лет.

– Надо же! Вы его родственница? К нему никогда никто не приходит, – она неожиданно смутилась, поняв бестактность вопроса, но, тем не менее, продолжила. – Мы ухаживаем за ним очень тщательно. Вы ведь, наверное, знаете, что он дышит и даже глотает сам, но вот все остальное… Редчайший случай – просто феномен. Бывает же такое – столько времени пролежать в коме! Наш главный врач, – она вежливым кивком указала на стоящего рядом седого доктора, – даже защитил диссертацию на эту тему. Но вы, должно быть, в курсе.

Посетительница вздрогнула, но промолчала. Она отлично знала, что первые месяцы после несчастного случая больной не проявлял никаких признаков жизни, организм функционировал с помощью аппарата искусственного дыхания. Врачи настоятельно советовали отключить его, чтобы не продлевать мучений. Однако, спустя некоторое время ситуация неожиданно улучшилась: нормализовались давление крови и работа сердца, стали заметны положительные изменения в мозговой деятельности.

Затем на долгие годы все замерло в одной точке. Единственное, что самостоятельно мог делать больной – дышать и глотать. Причину подобного состояния врачи не смогли определить наверняка, так как показания свидетелей не слишком помогали пролить свет на происшествие. Они считали, что дело в травме головы, полученной при падении с высоты. Но объяснить болезнь только ею было бы слишком скоропалительно. За многие месяцы набралось бессчетное количество версий – от реакции на возможную длительную асфиксию до шока. Добиться единого мнения, чтобы выработать определенную стратегию лечения, никак не удавалось. Зато этот неординарный случай привел к целому всплеску научных исследований и статей. В то время они вызвали широкий общественный резонанс. Простые обыватели испытывали жалость к несчастному. Профессионалы интересовались им с научной точки зрения. В результате была разработана и проведена целая программа по восстановлению жизненно-важных функций организма и возвращению пациента к жизни. Но все предпринятые попытки не увенчались успехом.

Близких родственников у больного не оказалось, но нашлось несколько друзей и хороших знакомых, благодаря упорству и уверенности в лучшем исходе которых, его все-таки не стали отключать от аппаратов. Они добились от городских властей субсидии на содержание пациента в специализированной реабилитационной клинике при новом научно-исследовательском центре, взяв на себя обязательства по ежегодной оплате половины взносов. Под давлением общества власти тогда пошли навстречу. За больным был установлен постоянный уход и наблюдение. Специалисты клиники в рамках своей деятельности изучали изменения в состоянии пациента, составляли бесконечные графики и диаграммы, проводили различные лабораторные анализы. Позднее, право на подобные исследования было целиком передано возникшему на базе центра институту, интересовавшемуся полученными результатами. Но со временем, так как ситуация не развивалась, интерес к странному больному практически угас.

Женщина, как единственная из оставшихся в живых небезразличных к судьбе несчастного людей, вот уже много лет каждые полгода продолжала получать подробный отчет по его состоянию и оплачивать половинные счета из администрации.

Она так и не смогла заставить себя перестать надеяться. И эта надежда, вопреки всему еще не угасла.

Пропустив женщину вперед, доктор немного задержался, чтобы отдать необходимые распоряжения. После, четким выверенным движением выправив стопку бланков на стойке регистрации, он развернулся и твердым спокойным шагом направился вслед за посетительницей.

Они в согласном молчании шли вдоль длинных пустых коридоров. По пути им изредка попадались спешащие куда-то медсестры. Они с милой улыбкой кивали доктору и исчезали за дверью очередного кабинета. Дине, патологически не любившей больницы, было немного не по себе, но она всячески старалась скрыть свою реакцию на это место.

Преодолев еще несколько коридоров в полной тишине, доктор неожиданно остановился перед широко распахнутым окном, выходящим на уединенный садик, и внимательно посмотрел на спутницу.

– Дина, я должен предупредить вас, пока мы еще не вошли, – начал он низким, немного вибрирующим голосом. – Тот человек, который находится сейчас там, в дальней палате, совсем не похож на мужчину, виденного вами в последний раз. Вполне возможно, что вы даже не узнаете его. Он сильно изменился, постарел. Прошло слишком много времени, – доктор немного замялся, в глазах светилось понимание и доброта. – Нет никакой гарантии на выздоровление. Но даже если, благодаря какому-то чуду, он очнется, то все равно никогда не сможет восстановиться полностью. Организм уже слишком стар, чтобы бороться. Как я уже говорил ранее, мне кажется, что вам его пора отпустить.

Женщина не ответила, но на ее лице отразился страх, а затем уязвимость. Она никогда не задумывалась над этим, но сейчас перед мысленным взором появилось молодое приветливое лицо, которое, подпитываемое памятью, не претерпело никаких перемен за долгие годы. Конечно, он уже не такой как прежде. Но по силам ли ей это увидеть, если она и раньше так и не смогла заставить себя посмотреть на него.

Почему же теперь, что изменилось?

«Время пришло, – грустно подумала Дина. – Я обязана сделать это, чтобы сбросить бесконечно тяжелый груз вины и неопределенности, а еще, чтобы, наконец, проститься».

Дина кивнула и еле заметно улыбнулась доктору, давая понять, что услышала его и готова ко всему. Тогда он развернулся и указал ей на нужную дверь, предоставляя право проделать эти последние шаги в одиночестве.

– Спасибо, – прошептала Дина. Глубоко вздохнув, она осторожно, словно боясь кого-то побеспокоить, приоткрыла дверь в палату. Дина не успела сделать и шага, как, ее ног вдруг коснулось что-то мягкое и очень теплое. От неожиданности она испуганно вздрогнула и попятилась.

– Ветер, опять ты здесь! – строго воскликнул доктор. – Это уже никуда не годится. Я же просил, чтобы его сюда не пускали, – его возмущенные возгласы остались без ответа: коридор оказался пуст, а Дина, смущенно застывшая возле стены, никак не могла прокомментировать ситуацию.

Поначалу немного растерявшаяся, Дина быстро взяла себя в руки и теперь внимательным взглядом художника рассматривала пушистого серого кота, только что выскользнувшего из открытой двери палаты и в данный момент неподвижно сидевшего около нее. В огромных зеленых глазах читался дружелюбный интерес.

– Как он сюда попал? – спросила Дина, не отрывая взгляда от кота, однако, не решаясь нагнуться и дотронуться до него. – Я всегда думала, что в больницах не разрешается содержать животных.

– И правильно думали, – несколько раздраженно ответил доктор. – Но этот кот не просто животное, а сущее наказание – гонишь его в дверь, лезет в окно, ругаешься – ложится на спину, катается и мурчит, вызывая всеобщее восхищение и сострадание у медсестер. Он слишком умен, чтобы от него можно было легко избавиться. Сначала я пытался, но потом опустил руки, – как бы оправдываясь, продолжил доктор. – Главная сестра упросила меня оставить его на время под ее ответственность. С тех пор прошло больше десяти лет, – доктор вдохнул. – Сказать по совести, особых хлопот он не доставляет, гуляет только по коридорам и не выше первого этажа, ловит мышей в подвале, иногда поднимает посетителям настроение, – мужчина неопределённо хмыкнул. – Медсестры особенно следят за его чистотой и здоровьем – боятся, что я его все-таки выгоню.

– Вы сказали, его зовут Ветер – какое странное имя.

– Да, это одна из наших сестер придумала. Когда он появился здесь впервые, откуда, не спрашивайте – я и сам не знаю, то был похож на серебристый комок пуха, с бешеной скоростью летающий по коридорам. Постоянно путался под ногами, грыз растения на подоконниках, спал на конторке для бумаг, в общем – баловался, хотя и без вредительства. За это медсестры прозвали его маленьким вихрем, а потом одна из них придумала кличку Ветер. Ему вроде понравилось, так и повелось. Иногда он даже будто бы откликается на это имя.

Дина заметила, что кот по-прежнему сидит возле нее.

– Ветер! – кот не шевельнулся, только немного сузил свои изумрудные глаза, словно в знак поощрения. – Он совсем не боится, знает, что его тут не обидят.

– Да, знает. Даже я привык к этому разбойнику. Но только требую, чтобы он как можно реже попадался мне на глаза, а еще – не заходил в палаты к больным. Категорически запрещаю! – низко нагнувшись и сердито посмотрев на кота, медленно, почти по слогам проговорил доктор, потом поднялся и вздохнул. – Это правило соблюдается неукоснительно, но только не в отношении данной палаты. Не знаю, по какой причине, но кот постоянно оказывается здесь. Мы прогоняем его, он все равно возвращается, закрываем дверь, он лезет через окно или просто ждет удобного момента и прокрадывается сюда вслед за медсестрой. У него странная привязанность к вашему подопечному. Я надеюсь, вы не против?

– Нет, – замявшись, ответила Дина, искоса наблюдая за этим странным животным и думая о том, что Александр, скорее всего не возражал бы против такого проявления дружеского участия, пусть и со стороны кота. – А что он там делает?

– Как правило, сидит на кровати в ногах и вылизывается или дремлет. Самого больного он не трогает, иногда просто смотрит на него, долго, оценивающе, словно караулит – странная картина, уверяю вас, – доктор потер подбородок и неодобрительно посмотрел вниз. – Некоторые медсестры считают, что это может быть полезно для выздоровления, но я в подобное не верю. По крайней мере, за десять лет, что Ветер живет здесь, дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.

При этих словах они оба, не сговариваясь, посмотрели на приоткрытую дверь в палату Александра. И каждый подумал о том, что рано или поздно в этой драме будет поставлена финальная точка. Это страшило и одновременно являлось долгожданным итогом, подводившим черту под невидимым балансом реальных сил и абстрактных возможностей. Вот только, желанная развязка им виделась все же по-разному.

Ветер сидел между Диной, доктором и заветной дверью, словно разрывая собой этот странный треугольник и создавая новую, более плавную фигуру. Но так продолжалось недолго.

Какое-то резкое движение в коридоре привлекло внимание кота, и он, вскинув уши торчком, вскочил и резвой рысцой поспешил на разведку, предоставляя людям разбираться со своими проблемами без его участия.

Дина посмотрела вслед уходящему Ветру и нехотя улыбнулась.

– Замечательные они все-таки создания, эти кошки.

Доктор промолчал. Он ждал, когда Дина снова повернется к нему.

– Мне пора идти, – он спешил оставить ее одну именно сейчас, пока она снова не начала погружаться в сомнения и грусть; пусть войдет туда с легкими отстраненными мыслями. – Вы справитесь?

– Да, спасибо. Со мной все будет в порядке, – Дина вымученно улыбнулась, развернулась и нерешительно шагнула через порог палаты.

ГЛАВА 21

Старые дома ревностно охраняют свои ключи

Время тянулось невообразимо медленно. Майя по-прежнему сидела и сосредоточенно вспоминала произошедшие с ней события, пытаясь по кусочкам собрать пазлы последних дней в целую картину.

Она помнила, что позавчера они с Софией снова ходили к нотариусу, потом в местную газету – объявление о продаже дома было готово и нужно было утвердить его. А вчера, если временная шкала у нее в голове окончательно не сбилась, она посетила одно очень важное место – дом своего прадедушки. Он произвел на нее очень сильное впечатление.

Майя постаралась мысленно воспроизвести портрет прадедушки, который несколько дней назад увидела у Дины.

– Бабушка, скажи, кто это? – Майя указала на единственную картину в комнате Дины.

– Это мой дедушка.

– Ты написала его?

– Да. Правда, портрет сделан уже после его смерти, по памяти, – Дина грустно улыбнулась. – Я обожала дедушку. И мне хотелось оставить память о нем для нашей семьи. Он никогда не фотографировался, так что я решила написать его маслом. Папа всегда говорил, что получилось очень похоже.

– Расскажи мне о нем, – попросила Майя.

– Твой прадедушка был очень необыкновенным человеком, чудесным, добрым… я бы сказала, чистым. Да, это верное слово. Он был сказочником, любил и умел сочинять удивительные истории. Большинство из них написано для меня, – Дина гордо блеснула глазами. – Я всегда думала, что он волшебник. Благодаря ему маленькая девочка смогла стать достаточно известной художницей.

– Он тоже жил в этом доме?

– Да, но только очень давно, еще до моего рождения. А когда я была маленькой, дедушка с бабушкой уже жили в другом доме – на противоположном конце города, недалеко от парка. Замечательное место, я очень люблю гулять там. Хотя этот особняк – наше семейное гнездо – построили именно они. Сколько же воды утекло с тех пор! – Дина глубоко вздохнула и ненадолго замолчала, задумавшись о том, как быстро и неумолимо летит время, а потом продолжила. – Видишь ли, когда папа женился на маме, дедушка с бабушкой посовещались и решили подарить им свой дом. Очень щедрый подарок, а для молодой семьи – практически бесценный! По-моему, с их легкой руки у нас это стало семейной традицией. Они же приобрели себе небольшой коттедж и жили в нем до самого конца. Некоторое время там обитали и твои родители. Это было сразу после их свадьбы. Я тогда гостила здесь несколько недель и хорошо все помню. А когда они уехали, София закрыла дом. Она не захотела его продавать, решив сохранить на будущее. И оказалась права. С ее помощью я оборудовала там небольшую мастерскую несколько месяцев назад.

– Могу я сходить туда?

– Конечно, дорогая! В любое время.

Дом прадедушки оказался именно таким, как и представляла себе Майя – уютным, добрым, сказочным – жилище настоящего волшебника.

Яркая зеленая черепица на крыше плавно перетекала в воздушную листву мощных деревьев, выстроившихся настоящей охраной вокруг дома. Простые, выкрашенные белой краской, кирпичные стены приветливо сияли на солнышке, а празднично-желтые, хотя и поблекшие от времени, занавески на окнах словно бы завершали картину.

Майя нашла ключ под выцветшим придверным ковриком, там, где и указала Дина. Дверь немного просела, но все же открылась достаточно легко. Внутри было светло и неожиданно пусто – практически всю мебель давно вывезли. Пахло старым деревом и красками – чудесный дух художественной мастерской.

«Ах, – обрадовалась Майя, – наверное, Дина перевезла сюда большую часть своих картин».

И правда, вдоль стен гостиной были расставлены исписанные холсты, изображавшие все многообразие видов этого края – от бирюзового моря до холодных синих гор.

Некоторое время Майя потратила на них: разворачивала, изучала, все еще удивляясь этой фантастической бабушкиной способности – так метко ухватить самую суть.

Одна из картин сильнее всего поразила Майю. На ней был изображен одинокий мужчина, стоящий посреди больших плоских камней перед входом в широкую темную пещеру. Он стоял вполоборота и улыбался, всем своим видом показывая нетерпеливое желание поскорее войти внутрь.

Картина была небольшая, но отлично выписанная. Густой лес, надежной, даже угрожающей охраной высившийся вокруг, резко контрастировал с нежным, спокойным небом, гладким и безоблачным, вселяющим надежду. Солнечные блики, отражаясь от влажных камней, играли на лице человека, словно подсвечивая его изнутри.

Что-то в этой картине – быть может, фигура мужчины, его взволнованное, открытое лицо, или бархатная темнота пещеры позади, словно бы живая и зовущая вслед за собой – притягивало взгляд Майи и никак не желало отпускать.

Картину, девушка отложила, решив позднее узнать у Дины, кем был тот человек и где находится это странное место.

Работы бабушки произвели на Майю сильное впечатление, настолько, что она даже забыла на какое-то время про сам дом. А он, безусловно, заслуживал отдельного внимания.

Коттедж был небольшой: две комнаты и кухня на первом этаже, и две комнаты с ванной на втором, а также обязательные для того времени подвал и камин. Здесь явно жили неприхотливые и очень неординарные люди. Майя легко могла бы представить в подобной обстановке своих родителей. Возможно, именно они привнесли в дом, как частичку себя, эту неуловимую игривую легкость, или она и раньше жила здесь, взращенная еще при первых владельцах.

Напоминанием о кратком, но счастливом пребывании здесь отца и матери служили несколько черно-белых фотографий, разложенных на каминной полке в гостиной.

«Как хорошо, что тетя София не убрала их, – с благодарностью подумала Майя. – Надо же, а папа, оказывается, тоже был не чужд моде – эти кудри… никогда бы не подумала».

У них дома было очень мало фотографий, особенно старых, в основном, строгие портреты с официальных мероприятий. Здесь же все было иначе и Майе это очень понравилось.

Она еще долго стояла над небольшими черно-белыми карточками – окошками в прошлое, – просто любуясь радостными молодыми лицами, впитывая тепло, во множестве излучаемое этими, казалось бы, простыми глянцевыми бумажками.

От прадедушки и прабабушки здесь на самом деле мало что осталось, хотя Майя могла бы поклясться, что сама атмосфера жилища за долгие годы не изменилась.

Майя осмотрела весь первый этаж, затем вышла во двор через незапертую заднюю дверь и, не обнаружив там ничего интересного, захотела уже вернуться в дом, чтобы приняться за второй. Но, сделав несколько шагов, она остановилась и, оглянувшись, снова посмотрела на сад.

Маленький палисадник позади особняка был основательно запущен, в течение многих лет за ним толком никто не ухаживал. Все здесь заросло высокой травой и выглядело несколько диким, но в то же время, необъяснимо уютным, даже родным: и старые скрюченные яблони, низко опустившие свои еще густые ветви почти до самой земли, и практически полностью укрытые пушистым зеленым мхом каменные дорожки, с пробивающимися сквозь трещины непобедимыми одуванчиками, и даже маленький покосившийся сарай, с давно облупившейся голубой краской – все это являло собой неожиданно успокаивающую домашнюю картину.

Майе казалось, что это место все еще наполненное счастьем и теплом живших здесь когда-то людей, и на нее отбрасывает свой чудный целительный свет даже спустя долгие годы.

Второй этаж оказался заметно старше первого. Видимо, родители Майи обитали внизу, а сюда перенесли все ненужные вещи, а София позже оставила все как есть. Однако, комнаты оставались очень светлыми и чистыми – она неотступно следила за порядком и здесь.

Одна из комнат явно принадлежала прабабушке – возле окна стояла старинная швейная машинка, накрытая чехлом, на комоде выстроились в ряд прелестные фарфоровые статуэтки, а перед овальным зеркалом в резной золоченой раме все еще лежали костяные щетки для волос и замысловатые стеклянные флакончики от духов, оставшиеся от бывшей владелицы.

Светлые тканевые обои в мелкий цветочек подчеркивали женскую сущность комнаты. Низкая софа, обтянутая выцветшим розовым шелком, была завалена альбомами и брошюрами по домоводству и садоводству. Наверное, их тоже принесли сюда с первого этажа родители, у которых и свои-то книги никогда не помещались на полках, они постоянно множились, грозя вытеснить собой все остальное, включая жильцов.