скачать книгу бесплатно
– Миша, иди ко мне, – тихо позвала мальчика Катя.
– Я здесь хочу, – простодушно ответил ребёнок, протягивая руку за пирогом, а затем, сжав его в ладошке, впился в мягкое тесто белыми мелкими зубками.
– Да пускай здесь сидит, не мешает, – произнёс парень и опять пытливо посмотрел девушке в глаза. И она опять быстро отвела взгляд, Матвей усмехнулся и обратился к Олегу, – Ну, рассказывай, брат, о своих планах. Здесь с молодой женой жить будешь или отделитесь?
– Я ещё не думал над этим, – ответил Олег, проигнорировав поданный матерью заварник и насыпав себе в кружку кофе из банки.
– Ты задаёшь бестактные вопросы, Матвей, – сухо заметила Татьяна Борисовна.
– Я задаю практичные вопросы, – ни капли не смущаясь замечания матери, продолжил Матвей, – Если здесь решите жить, значит, мне придётся сваливать и искать себе жилище, только и всего.
– Матвей, ты нам мешать не будешь, – снисходительно произнёс Олег.
– А вы мне, возможно, будете, – Матвей почесал затылок, снова взглянул на Катю, наклонившуюся над чашкой с чаем, – У вас же медовый месяц, страстные стоны твоей жены не дадут мне выспаться, а мне вставать рано, сейчас на ферме самая страда.
– А ну встал и пошёл отсюда! – не вытерпела Татьяна Борисовна, – Хам! Не умеешь себя вести, и за стол не садись с приличными людьми!
Матвей засмеялся, сгрёб в пригоршню пирогов, подмигнул Мише:
– Ты поел, Миха? Айда купаться! Кто быстрее добежит до ворот? Слабо меня обогнать?
Миша с восторгом принял вызов, соскочил со стула и побежал по узкой дорожке, выложенной красным кирпичом, к калитке. Матвей бросился за ним, но возле изгороди остановился, схватил полотенце, висящее на бельевой верёвке, и, толкаясь и смеясь, они выбежали за ограду.
– Катя, будет лучше, если ты сразу не станешь обращать внимания на выходки моего младшего сына, – с огорчением в голосе произнесла мать Олега, – Он всегда был такой необузданный. Не обращай внимания и не обижайся.
– Я не обижаюсь, Татьяна Борисовна, всё хорошо, – произнесла Катя, – Давайте я помогу вам убрать со стола.
– Да, убери, а мне уже на работу пора, и на обед что-нибудь приготовь из того, что найдёшь в холодильнике, – ответила Татьяна Борисовна, вставая из-за стола.
Матвей, размашисто гребя, плыл к берегу, вышел, отряхиваясь от воды, упал на тёплый песок.
– А меня научишь так плавать? – спросил Миша. Всё время пока Матвей плавал, мальчик с восхищением наблюдал за ним.
– Научу, – пообещал парень, – И недели не пройдёт, как ты будешь плавать лучше меня.
– Правда? – недоверчиво переспросил Миша.
– Правда, – серьёзно кивнул Матвей, – Ты чего худой-то такой, неужели мамка плохо тебя кормит?
– Катя? – улыбнулся мальчик, – Нет, Катя очень вкусно готовит, вот увидишь!
– Ну а чего тогда рёбра торчат? Ешь плохо?
– Это я такой есть.. – вдруг смутился Миша, – Я очень кашу манную люблю с вареньем, и Катя мне её часто варит.
– А чего ты мамку по имени называешь?
Миша вдруг подобрался, с опаской оглянулся и, удостоверившись, что никого рядом нет, обхватил ручонками шею Матвея и прошептал ему в самое ухо:
– Катя мне не мама, только никому-никому об этом не говори! Я только тебе сказал. У меня есть мама, другая… Но я Катю люблю и хочу быть только с Катей, вот!
– Ты, что, от родной мамки сбежал? – Матвей удивлённо посмотрел в детские чёрные глаза.
– Нет, – поспешно замотал головой мальчик, – За мной приехали, в детдом забрали, я так плакал… Но Катя меня забрала. Я вместе с Катей в общежитии жил, мне только с Катей хорошо! Я даже сам уроки делал, чтобы Катя не сердилась, вот!
– Понятно, – кивнул Матвей, внимательно взглянул на него, задержавшись взглядом на худых выпирающих позвонках и ключицах, затем потрепал мальчика за вихры, – Тебя подстричь надо. Пойдём-ка домой, у меня штука такая есть, называется машинка для стрижки. Я тебя сам ею подстригу, а то в жару с такой гривой нехорошо.
Миша с готовностью согласился. Хоть он и побаивался жужжащей машинки, но не говорить же Матвею об этом! Ради Матвея он и не только неприятное жужжание машинки готов вытерпеть. Они оделись, стряхнули песок с полотенца, и пошли по узкой тропинке.
– Олег к тебе как относится? – вдруг спросил Матвей, – Не обижает?
– Никак не относится, – простодушно ответил мальчик, – Не обижает. Когда он приезжал к Кате, она всегда отводила меня к тёте Гале, чтобы я не мешал. И я сидел и ждал, когда дядя Олег уедет. А когда он уезжал, я радовался. И Катя радовалась.
– Чему радовалась?
– Тому, что он уехал, – пояснил Миша, – Когда он приезжал, Катя сразу грустная становилась.
Больше Матвей ни о чём не расспрашивал ребёнка. И так всё понятно. К этой девушке, приехавшей вместе с Олегом, он с первого взгляда испытал неприязнь. Новая подстилка его брата, красивая, смазливая и, наверняка, глупая, но расчётливая. Младше его брата на десяток лет, если не больше. То, что она красивая, сильнее всего раздражало. И именно той красотой, которая так нравилась Матвею. Будучи рослым и крепким, его тянуло к девушкам невысоким и хрупким, ему нравилось защищать и опекать своих подружек. Да и подружек-то особо не было, так, Вика и перед ней пара девчонок в старших классах школы. Но Вика была особенной и последней его девушкой. К ней он до сих пор испытывал нежные чувства. Чтобы отвлечься от мыслей о Вике, Матвей начал вспоминать Катю. За столом во время милого семейного завтрака он пробыл не долго, но новоявленную невестку успел разглядеть внимательно, во всех подробностях. Да она и не мешала ему на неё пялиться, опустила глаза в пол и, кажется, даже выдохнуть боялась. Сначала он разглядел, естественно, её фигуру во всех подробностях. К тому же летнее платьишко из лёгкого ситца ему в этом не препятствовало. Из под него виднелись округлые красивые коленки, которые руки его брата по-хозяйски раздвигают каждую ночь. Бёдра округлые и грудь высокая, мягкая, немного большевата, но это делает её тоненькую изящную фигурку более пикантной. Интересно, соски на них розовые или коричневые? Матвей удивился откровенности своих мыслей. Но ещё больше удивился напряжению в паху. И сильному физическому желанию к этой незнакомой девушке. Вот же шельма. Он перевёл ход мыслей в другую сторону. Её лицо. Оно ему понравилось больше всего. Её глаза огромные, в обрамлении густых и длинных ресниц, скромно отводили от него взгляд. Но он успел разглядеть и какого они тёмного голубого цвета, как лесные колокольчики на летней полянке в начале июля. Интересно, когда брат её имеет, она так же стыдливо прячет глаза под ресницами? Если бы имел её он сам, то непременно заставил бы смотреть ему прямо в глаза. Изгиб её губ нежный, верхняя губа чуть тоньше нижней, и немного подрагивала, когда он нагло разглядывал её лицо. На шее, где начинались тонкие завитки локонов, виднелось коричневое родимое пятнышко в форме лепестка. А сами локоны насыщенного шоколадного цвета были безжалостно стянуты в строгий пучок на затылке. «Чёрт, не могу больше!» – выругался он про себя, в самый раз опять бежать к реке и охладиться. Так, с сильным раздражением на себя, он вернулся домой. Миша, как только вбежал во двор, громко позвал Катю. Девушка выглянула из открытого окна веранды.
– Мы вернулись, Катя! – сообщил мальчик и бросился в дом.
Матвей направился за ним. На веранде на столе сушилась уже вымытая посуда, аккуратно составленная на расправленное на столешнице полотенце, а Катя чистила картошку, стоя у плиты. Она надела старый кухонный фартук его матери, и теперь готовила обед.
– Быстро ты освоилась здесь, невестка, – усмехнулся он, устраиваясь на стуле в расслабленной вальяжной позе, скрестив руки на груди и вытянув ноги во всю длину так, что Кате пришлось обходить его, когда она захотела взять со стола тарелку.
Девушка ничего не ответила, склонившись над плитой.
– Налей мне чаю, если уж ты за хозяйку здесь, – приказал Матвей. Миша сел рядом, болтая ногами.
– Хорошо, сейчас, – быстро отозвалась Катя, – Вам с молоком?
– Нет, крепкий чай с сахаром, подогревать не нужно, выпью холодный, – он, слегка прищурясь, наблюдал, как девушка проворно и быстро достала кружку, приготовила ему чай, как он просил, и даже старательно размешала чай ложкой. Матвей обернулся к мальчику, – Слушай, парень, беги сейчас в огород, там увидишь на заборе пустые вёдра, волоки их сюда, сейчас пойдём за водой.
– За водой? А куда? – поинтересовался Миша.
– В колодец, – ответил Матвей, прихлёбывая чай из кружки.
– Как? Настоящий колодец?! – удивился ребёнок.
– Да, настоящий. Сейчас сам увидишь, а теперь беги за вёдрами.
Миша сорвался с места, и через секунду его уже не было на веранде.
– Что-нибудь ещё? – спросила Катя, прекрасно помня, что за завтраком он ничего не успел поесть. Она уже повернулась к буфету за тарелкой с пирожками, как услышала эту фразу, сразу же ставшую бетонной стеной между ними.
– Что-то ещё, – произнёс Матвей с усмешкой, – Приподними чуть платье, хочу получше разглядеть твои ножки.
Протянутая рука так и застыла возле дверцы буфета. Катя сжалась и отступила назад, в её глазах заплескалась паника, а парень, заметив это, громко расхохотался.
– Чего замялась, голубоглазая? Не стесняйся, здесь все свои, родственники, – он встал, с шумом отодвинув стул, и уже возле двери снова обернулся, – Смотри, картошку не пересоли, когда варить будешь. А то, говорят, влюблённые всё пересаливают.
– Не бойся, не пересолю, – вдруг вырвалось у Кати. Раздражение и возмущение поднималось в ней горячей волной, начинало вскипать где-то в груди так, что даже дышать становилось трудно.
– Да, правда? – Матвей затормозил на пороге, – Юная прелестная жена вовсе не влюблена в своего престарелого мужа?
– Я не стану с тобой разговаривать в таком тоне! – взвилась Катя, – Ты… Ты такого права не имеешь…
Она хотела продолжить, но Матвей демонстративно поднял руки, перебив её гневную тираду насмешливым голосом:
– Всё, сдаюсь! Сдаюсь, сдаюсь! Только не гневайся!
Он с хохотом выскочил на крыльцо, а Катя метнула ему вслед горящий гневом взгляд.
Глава третья. Ты под моей защитой
«Что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой»
Джебран Халиль Джебран
Он её раздражал. Раздражал так, что хотелось чем-нибудь запустить в его самодовольную наглую физиономию. Одно её останавливало не связываться с ним – Миша к нему прилип так, что, казалось, о самой Кате забыл. К Олегу относился с опаской, даже сторонился, к Татьяне Борисовне – равнодушно, а вот от Матвея ни на секунду не отходил, когда тот возвращался домой после работы на ферме. Миша тащил ведро с водой, заранее нагретое за день на солнце, Матвей мылся этой водой в летнем душе, а потом они оба ужинали. И если Матвей задерживался, мальчик ни за что не садился есть без него.
Как-то Матвей взял его с собой на ферму, посадил за руль грузовика, показал хлебоуборочные комбайны, стоящие в огромном гараже, похожим на ангар для самолётов. Миша был в восторге, а вечером, когда они вернулись, Татьяна Борисовна с упрёком набросилась на Матвея:
– Куда же ты таскал весь день ребёнка? Катя волновалась. Нельзя же так, Матвей!
– Ей не о чем волноваться, – небрежно ответил Матвей, – Что, я за ребёнком не услежу? Мать, мы есть хотим.
– Ужин на плите, Катя не убирала, садитесь и ешьте, – ответила женщина.
– Я сейчас, только к маме сбегаю, – быстро проговорил Миша, выбежал во двор.
Из окна было видно, как мальчик подбежал к Кате, которая вешала на верёвки постиранное бельё, и начал что-то быстро рассказывать ей, размахивая руками от переизбытка эмоций пережитого дня. Катя слушала его внимательно с улыбкой, а потом присела на корточки и обняла его за плечи, прижала к себе. Матвей задумчиво наблюдал за ними, пока из раздумий его не вывел раздражённый голос матери:
– Такая молоденькая, а уже ребёнка успела нагулять. И за что только Олежке такие шалавы попадаются, одна другой краше?! Сначала Вика эта. Покрутила хвостом с тобой, потом с братом твоим, а сейчас спуталась с этим лейтенантом из полиции. Я знаю, мне всё передали. На почту, считай, много народа за день приходит, от каждого узнаю новости обо всех. Вот и о Вике вашей узнала.
Матвей почувствовал, как от слов матери внутри закипает злость и раздражение.
– Мать, при чём здесь Вика? У тебя законная невестка есть. Забудь уже о Вике.
– Да больше всего я боюсь, что ты опять спутаешься с этой вертихвосткой! – женщина присела за стол и вздохнула, снисходительно глядя на сына.
– Не спутаюсь, – твёрдо и уверенно произнёс он, – А Катя, что, весь день стирала?
– Да. У меня спину-то прихватило, разогнуться не могла. Как вчера на почте с этими отчётами просидела, так и скрутило утром поясницу. Говорю – ищите нового начальника почты, мне давным-давно на пенсию пора, внуками заниматься.
Матвей приметил, что все пять верёвок, когда-то протянутые им во дворе, были завешаны бельём.
– Хорошо, что у тебя теперь есть невестка, – произнёс он.
– Да, хорошо, – согласилась мать, – Работящая, и ни в чём мне не перечит. Вот если бы ещё довеска у неё не было… Это ж надо! Только представь, ей, что двенадцать-тринадцать лет было, когда она нагуляла?
– Всякое бывает, мать, – ответил Матвей и уже с раздражением спросил, поворачиваясь к матери, – Не маловата ли она для моего старшего брата?
– Матвей, это его дело, не вмешивайся, – осекла его мать и встала из-за стола, – Когда поужинаете, скажешь Кате, она посуду помоет, а я спать пойду, поздно уже.
Матвей подошёл к открытому окну и громко свистнул.
– Миха! Иди сюда живо! – крикнул он, на что мальчик сразу же отозвался и прибежал, шлёпая босыми пятками по деревянному полу.
– Давай есть, Миха, – сказал Матвей, разливая суп с клёцками по тарелкам, – Попробуем, что твоя Катя приготовила.
А чёрт побери, и правда вкусно готовит, Миха не преувеличивал, когда её нахваливал. После ужина Матвей не стал звать Катю, сам помыл посуду и прибрал остатки ужина в холодильник, отправил Мишу спать.
Уже проходя мимо летнего душа, Матвей услышал, как льётся вода. Он приостановился. За клеёнчатой шторой мерцал свет тусклой лампы и проникал в щель между старых уже высохших досок. Парень подошёл, прислонился лбом к доскам, посмотрел в щель и увидел то, что и ожидал увидеть. Тонкий силуэт девичей фигуры, полностью обнажённой. Катя черпала ладошками воду и проводила ими по своему телу. Кожа девушки была влажной, нежной, а спутанные мокрые волосы тяжело ложились на спину. Он видел её в пол-оборота. Высокая грудь с твёрдыми светло-коричневыми сосками (всё-таки коричневыми!), по которой катились капельки воды, маленькая упругая попка, тонкие пальчики на ступнях. Девушка повернулась на шорох, и Матвей отпрянул, его сердце бешено заколотилось. «Вот ненормальный, – обругал он себя, – Как озабоченный подросток!»
– Невестка, тебе потереть спинку? – громко усмехнулся он.
– Уходи! – донеслось до него из-за шторы, – Немедленно уходи!
– Да что ж ты такая нервная-то, – произнёс парень, услышав в девичьем голосе нотки паники, – Утомилась за день, а я тебе помочь хочу.
За шторой Катя лихорадочно куталась в полотенце, а потом вдруг села на скамейку, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Катя… – опешил Матвей, – Ну, прости… Прости за эту глупую шутку!
Он метнулся к ней, откинул штору. Катя не пошевелилась, не отпрянула, с обречённым равнодушием посмотрела на него. Он снял с вешалки её халатик, накинул его ей на худые вздрагивающие плечи, а потом присел на корточки и серьёзно сказал, глядя в её влажные от слёз глаза:
– Запомни мои слова, невестка, ты теперь живёшь в моей семье, и это значит, ты под моей защитой. Не относись ко мне как к постороннему, который может тебя обидеть. Этого не будет никогда. А если я себе позволяю грубые шуточки, то уж прости, я такой есть, не смогу себя переделать.
Катя дотронулась ладонью до щеки, растирая слёзы на мокром лице, всхлипнула, а потом вдруг посмотрела на него прямо, без страха.
– Значит, ты меня не ненавидишь? – спросила она.
– А за что мне тебя ненавидеть, девочка?
– За то, что вышла замуж за твоего брата и приехала сюда.
Матвей рассмеялся.
– Разве за это можно ненавидеть? Ладно, вытирайся и одевайся, не буду мешать. Оставь мне своё полотенце, я тоже хочу помыться.
– Я могу принести другое, сухое, – тихо отозвалась Катя.
– Не надо бегать туда-сюда, иди отдыхай, набегалась поди за день-то.
И то, как он это сказал, дало трещину в плотной стене, вставшую между ними с первых же минут знакомства.
А когда Катя ушла, оставив ему своё влажное полотенце, он, помывшись, долго вытирался им, вдыхая нежный едва уловимый аромат, оставшийся от Кати.
